***
«Мне это не нравится». «Мне всё равно». «Так нельзя, Дин!». «Я не спрашивал твоего разрешения». Сэм был готов проклясть себя. Знал ведь, что идея отвратительная, что Дин не в себе, что стоило поискать другой выход. Но Дин, как всегда, решил всё сам, один, наплевав на мнение брата. И чем это обернулось? Штрига клюнула на крючок, приняв охотника за жертву. Дин был наживкой и должен был подпустить тварь как можно ближе, а потом добить. Сэм играл роль страховочного троса. Только всё пошло не по плану. Настолько не по плану, что Дин залил всю одежду кровью. Сэм был готов удариться в панику, но, наскоро осмотрев раны, смог выдохнуть. Безумный, неконтролируемый страх чуть ослабил хватку на горле, и Сэм снова смог соображать. Длинные, продольные полосы на груди сильно кровоточили, но были не так серьезны, как казалось. Скорее, даже относились к разряду «лёгких» травм. По крайней мере, так выразился Дин, едва стоявший на ногах, но такой же упрямый, как всегда. Сэму было почти физически больно смотреть на него. Когда они ввалились в номер мотеля, уставшие, грязные и насквозь мокрые из-за непрекращающегося дождя, Дин попытался отстраниться от Сэма, буквально волоком тащившего его на себе. — Я в норме, — пропыхтел брат, а сам запнулся ногой за ногу и плюхнулся прямо на кровать, морщась от боли. В груди Сэма испуганно забила крылами маленькая птица. — Сиди спокойно, а лучше ляг, — велел он и мысленно приказал себе собраться. Сначала — помочь Дину, потом можно будет причитать по поводу провалившегося плана и самоубийственной безрассудности брата. В голове словно кто-то отдавал приказы, звучавшие сухими, резкими щелчками. Сэм отточенным движением достал из-за пояса охотничий нож и разрезал на брате окровавленную футболку, от которой и так остались одни лоскуты. Кровь уже не идёт, значит, можно выдохнуть: Дин будет жить. И всё равно при виде его бледного лица что-то детское в Сэме, оставшееся от того маленького мальчика, боготворившего своего старшего брата и ходившего за ним хвостом, испуганно задрожало внутри. Сколько бы раз ему не приходилось латать Дину раны, каждый раз он не мог перестать беспокоиться, даже если ранения были несерьёзными. Только в заботе о нём Сэм мог найти успокоение и выход. Сейчас он был даже рад, что может чем-то себя занять и не грызть себя от чувства вины и беспокойства. — Я сам могу… — пробурчал Дин и попытался сесть, сморщившись от боли и враз побледнев. Сэму захотелось врезать этому придурку, вечно корчившему ему из себя героя. — Ляг и не дергайся! — велел он не терпящим возражений тоном. До смерти отца Дин лишь ухмыльнулся бы своей нахальной, самоуверенный улыбкой, и сморозил бы что-то язвительное. Сейчас он просто ещё больше нахмурился и смолчал. У Сэма ёкнуло сердце. Неужели всё настолько… Не думать. Не сейчас. Сначала — позаботиться о брате. Остальное неважно. Движения стали уверенными, отточенными. Всё внутри собралось в колючий ком сосредоточенности. Сэм швырнул на соседнюю кровать аптечку, раскрыл рывком. Руки грязные, пока нельзя ничего трогать. Достал слегка мятое, но чистое мотельное полотенце и положил Дину прямо на рану, чуть прижимая сверху всей ладонью. — Сможешь… подержать? — несмело спросил Сэм и по взгляду брата понял, что мог бы не спрашивать. Сможет. Только на секунду Сэм позволил себе остановиться, чтобы посмотреть Дину в лицо и убедиться, что тот не собирается умирать (снова). Пухлые губы плотно сжаты, лоб блестел от пота, брови нахмурены так, что образовали морщинку на переносице, взглядом можно убить. То есть, ничего необычного. Дин всегда так выглядел, будучи раненым. Это даже слегка успокоило Сэма. Загнав непрошеные мысли в угол, он продолжил заниматься делом. В ванную — помыть руки. Он намыливал, тер и скреб их, пока не покраснела кожа. Дальше — обратно в комнату. В свете ночника отстраненное лицо Дина казалось нездорово-желтоватым. Тревога снова начала подниматься изнутри волной желчи, но Сэм усилием воли загнал её обратно. — Ты как? — на всякий случай позвал брата, раскладывая инструменты на чистом полотенце, но в ответ получил лишь невнятное мычание. Только сейчас Сэм вспомнил про обезболивающее. Чёрт, надо было дать его Дину раньше, так быстро не подействует. Почему он сам не попросил его? Чертыхаясь про себя, Сэм вытряхнул на ладонь две таблетки. — Прими это. Это поможет, — почему-то прошептал он, помогая брату приподнять голову. Прижал ладонь к его рту и помог принять таблетки, прекрасно зная, что Дин справится сам. Прикосновение его губ к ладони, пусть случайное и мимолетное, вызвало покалывание по коже. Словно впервые. Дин избегал физического контакта с Сэмом с самой смерти отца. А три дня назад сам накинулся на него, пьяный. Неужели… Нет, он не будет сейчас думать об этом. По-прежнему придерживая Дина за затылок, чувствуя под пальцами взмокшие от пота волосы, Сэм поднес к его губам стакан с водой. Брат сделал пару глотков и чуть отклонился назад. Поняв без слов, Сэм позволил ему лечь снова. — Вот так. Молодец, — так же тихо, будто успокаивая маленького ребёнка, сказал Сэм. Черт, придется снова мыть руки. Скребя кожу мочалкой, Сэм подумал о том, что они будто поменялись местами. Теперь он был старшим братом, заботливым, внимательным и предупредительным. Наверное, Дина это бесит, он ненавидит быть уязвимым, особенно перед Сэмом, но сейчас Дин был… слишком покорен. Молчал, даже позволил Сэму обращаться с собой, как с ребёнком. Почему ничего не сказал, даже не огрызнулся? Ему было настолько больно? Нет, ведь чем Дину хуже, тем активнее он доказывает, что это не так. И это напряжение во всём его теле, которая Сэм ощущал не хуже собственного… Почему? Всему виной рана? Не сейчас. Он и так провозился слишком долго. Насухо вытирая руки, Сэм вернулся в комнату. Дин лежал в той же позе, глядя куда-то в сторону. Сэм не видел его глаз, и от этого почему-то было сильно не по себе. Антисептик, щипцы, игла. На глаз отмерить зубную нить. Сунуть Дину в зубы кожаный ремень. — Готов? — бросил взгляд на брата. Тот лишь вяло повёл плечом. То ли хорохорится, то ли… Ему же не может быть настолько всё равно? Сэм подцепил кожу иглой, как крючком, затаив дыхание. Все мысли ушли на второй план, мир сузился до одной точки. Грудь Дина слегка вздрагивала, живот поджался, но с губ не сорвалось не звука. Если бы Сэм так не боялся причинить ему боль, то позволил бы рукам задрожать. Но сейчас, как и всегда, не было ничего важнее здоровья брата. Он негромко говорил что-то, методично зашивая рану. Он всегда так делал, ухаживая за Дином, позволяя голосу служить радиостанцией для брата, отвлекающей от боли. Одной рукой Сэм уверенным движением сводил вывернутую над тошнотворно-ярким, блестящим мясом кожу, другой крепче сжал плоскогубцы. Игла упорно не желала слушаться скользких от крови пальцев. Сэм предплечьем вытер со лба пот. — Уже почти всё, — успокаивающе сказал брату. В ответ ничего, кроме шумного дыхания. Это настораживало. Обычно Дин отвечал хоть как-то, чаще всего ругательствами. Это молчание почти пугало. — Вот и всё, — с облегчением выдохнул Сэм. — Приподнимись немного. Он принялся прилаживать к ранам салфетку и закреплять полосками пластыря, потом взял бинт. — Не надо, — сказал вдруг Дин, отводя его руку в сторону. На какое-то мгновение Сэм завис. — В смысле — не надо? — В прямом. И так нормально. Дин не смотрел на него. Потянулся куда-то под кровать и извлек оттуда пузырь с виски. Сэм не поверил глазам, когда брат на полном серьёзе принялся отвинчивать крышку, как ни в чём ни бывало. — С катушек слетел? — Он выдернул бутылку из его рук мокрыми от крови пальцами. — Пить собрался? Сейчас? — Не ной, дай снять стресс, — Дин потянулся за бутылкой. Сэм отвел руку назад. — Стресс! А ты не подумал о том, какой стресс пережил твой организм? Три дня назад, когда ты нажрался в дым, и сегодня на охоте! — повысил голос он. — Угробить себя хочешь? Глаза брата опасно полыхнули. — Я не нуждаюсь в твоих нравоучениях, — отчеканил Дин. Сэм был готов задохнуться от возмущения: — Это слишком безрассудно даже для тебя! Ты ранен! Какого чёрта ты не сопротивлялся этой твари? У тебя был пистолет! — Ты прекрасно знаешь правила, — судя по всему, Дин тоже начал заводиться. — Штрига уязвима, когда ест. Нужно было подпустить её поближе. — Да, ты подпустил, и вот чем это кончилось! — Сэм раздражённо отшвырнул бутылку на кровать и кивнул на раны брата. — Почему ты не сопротивлялся? Почему не выстрелил, когда она была рядом? Почему ты не сделал хоть что-нибудь? — Я… я не смог, — процедил Дин, отвернувшись. — Она начала пить из меня силы. Я ослабел. Сэм умолк. Он понимал, в какую непростую ситуацию попал брат. Он сам когда-то в детстве чуть не стал жертвой штриги и остался жив только благодаря тому, что его спас Джон (2). Однажды Дин уже победил штригу, так почему не справился сейчас? «Штриги охотятся преимущественно на детей и стариков. На тех, кто слаб телом и духом». Слова из отцовского дневника огненными строчками встали перед глазами. Неужели Дин… Да нет, не может быть. — Ты мог погибнуть, — почти прошептал Сэм. Голос вдруг изменил ему. Он надеялся, что брат поймёт, что стояло за этой фразой. «Ты не в порядке. Я боюсь за тебя. Боюсь потерять». — Охота — не детский сад, Сэм. — Спасибо, а то я не знал! Молчание. Стараясь успокоиться, Сэм отрешённо наблюдал, как Дин полез в сумку с вещами и вытащил оттуда мятую футболку. Значит, собрался в душ. Сэм только открыл рот, собираясь сказать, что рану нельзя мочить, как что-то привлекло его внимание. Футболка в руках Дина… Тёмно-серая, почему-то на несколько размеров больше, чем нужно. Он не видел у него такой, и все же вещь почему-то казалась смутно знакомой. И тут его осенило. — Это… футболка отца? Дин замер. Так замирает олень в свете фар за секунду до гибели. Сэм внимательно следил за тем, как брат посмотрел на футболку так, будто понятия не имел, как она оказалась у него в руках. Стало так тихо, что Сэм услышал, как капает вода из протекающего крана в ванной. — Его, — наконец уронил Дин и принялся запихивать футболку обратно. Голос его прозвучал как шорох мертвых листьев на асфальте. Сэм посмотрел брату в лицо, пытаясь поймать его взгляд, но безуспешно. Снова то же пустое, отрешенное выражение, от которого Сэму становилось по-настоящему не по себе. Из пронзительно-зелёных глаз ушло тепло, с которым Дин обычно смотрел на него. Теперь они были больше похожи на стеклянные шарики. Красивые, но неживые. Он должен был попытаться ещё раз. — Ты… носишь его вещи? Сэм попытался сделать тон как можно более мягким и деликатным, ожидая, что Дин моментально вскинется, как обычно. Но нет. Брат снова предпочёл играть в молчанку. Забросил на шею чистое полотенце и повернулся к Сэму спиной, явно намереваясь спасаться бегством в душ. — Подожди. — Сэм схватил Дина за запястье и тут же получил недовольный взгляд. В глазах брата отчётливо читалось «Не влезай, убьёт», но он не мог оставить всё, как есть. — Давай я помогу тебе помыться, — неожиданно для самого себя выпалил Сэм и почувствовал, как запылали уши. Дин заморгал, как спросонья. — Чего? — Я имел в виду… — Сэм прочистил горло, надеясь выиграть пару секунд, чтобы собраться с мыслями. — Я имел в виду, дай мне помочь тебе. Ты же ранен. Я просто хочу… тебе помочь. С чем угодно. Ты только расскажи мне. Ещё не договорив, он почувствовал: мимо. — Ну началось. — Дин закатил глаза и выдернул руку. — Давай уясним кое-что, Сэм. Я в норме, ясно? Да, отец умер, но мы нет. Мы должны делать то, что должны. Найти эту мразь и отомстить за то, что разрушил нашу семью. Это единственное, что имеет значение. Усёк? Слова осколками стекла ранили кожу. Они словно были маленькими пулями, жалящими и превратившими душу в решето. Как и ничего не выражающий взгляд брата. Если в глазах действительно можно увидеть душу человека, то Дин собственноручно захлопнул двери в неё прямо перед носом Сэма. Сейчас он увидел это невероятно отчётливо. И это было больно. — Может, для тебя это единственное, что имеет значение, — тихо сказал он. — Но для меня самое важное — ты. Пауза. Тот, кто не знал Дина, подумал бы, что его выражение лица ничуть не изменилось, оставшись таким же каменным: сжатые челюсти, сведенные брови, в глазах — непробиваемая кирпичная стена, прятавшая истинные чувства. Только Сэм мог уловить колебания его настроения в том, как плотнее сжались губы, в том, как на дне зрачков тиной всколыхнулись чувства. Всё в Сэме откликнулось этой призрачной перемене, потянулось за ней. В груди защемило. Он решил рискнуть. Не в силах противостоять этому желанию, он медленно, очень осторожно поднял руку, протянул к Дину. То, как брат слегка напрягся, Сэм уловил чисто интуитивно, слушая подсказку каких-то неведомых, неосязаемых, но очень прочных нитей, связывавщих его с братом. Он чувствовал себя человеком, пытавшимся погладить дикого зверя, зная, что на него в любую секунду могут броситься и перегрызть горло. Глаза в глаза. Напряжение дрожало в воздухе, как пламя свечи. Ладонь Сэма очень мягко опустилась на щеку Дина. Тот еле заметно дернулся, но не отстранился. Впервые за время после смерти отца Сэм видел в его глазах отблеск чего-то живого, тёплого. Как их сонные объятия по ночам. Трехдневная щетина чуточку колола пальцы. В груди Сэма забила крыльями маленькая птица. Его голос был чуть громче дуновения воздуха. — Ты не один. Я с тобой. Веки Дина медленно опустились. Словно от боли. Сэм ощутил укол куда-то в ребро. Он не мог больше этого выносить. Ради благополучия брата он бы сто раз засунул все чувства себе в задницу, но незнание осложняло всё. По крайней мере, так он говорил себе, почти презирая себя за это. Он не сможет помочь Дину, не зная, как смерть отца повлияла на их отношения. Не просто же так он… — Скажи, что тебе неприятно. Скажи, что не хочешь, и я перестану, — прошептал Сэм, сокращая расстояние между ними и гладя кожу брата подушечкой пальца. Сердце предательски съежилось в груди от страха. Дин по-прежнему не открывал глаз и молчал. Не сказал ни слова. Сэм видел, как под кожей заходили желваки, напряглись плечи. — Не отталкивай меня, — почти взмолился он. — Я хочу делить с тобой всё. В болезни и здравии. Почти как клятва. «Назови меня Сэмми. Пожалуйста, назови меня Сэмми». Он не слишком любил это детское прозвище, прилепившееся к нему, как банный лист. Но сейчас больше всего на свете хотел услышать именно его. — Сэмми, — выдохнул Дин. Одно-единственное слово, прозвучавшее как самая горячая благодарность, как стон боли и кайфа одновременно, как молитва. Как мольба о помощи. Сэм видел, как стена, которую Дин воздвиг между ними, крошится, идёт трещинами. Он просто не мог остаться в стороне. — Я здесь, Дин. Я здесь. Какая-то неведомая сила толкнула их в объятия друг друга. Руки Сэма надёжной поддержкой обвились вокруг пояса Дина, крепко, но бережно, ведь брат был ранен. Тот, напротив, с силой вжался в тело Сэма. Ключицы, плечи, грудь, живот — уже трудно было различить, где чьё. Грязная от крови одежда, в волосах сплелись запахи дождя, ветра, бензина и пороха, на лицах свежие ссадины пополам со старыми, оставшимися после аварии. Воздуха между ними вдруг стало катастрофически мало. Сэм осторожно сжал талию Дина. Его тело было таким горячим, будто его лихорадило. Пару раз брат еле заметно вздрогнул, будто пытаясь сдержать что-то, пробивавшее себе дорогу из его грудной клетки наружу. — Не надо, Дин. Отпусти это. Тебе станет лучше. Сэм произнёс это очень тихо, боясь спугнуть брата, напряжённого, как туго натянутая струна. Одно неверное движение, и лопнет. Тени от ночника дрожали на ресницах Дина, прятались в уголках губ. Сэм чувствовал, как сердце отбивает стаккато (3), и был готов поспорить, что сердце Дина колотилось так же. Едва ощутимо, на пределе чувствительности коснулся губами переносицы брата, обласкал дыханием. Он будто держал в руках коробку с часовой бомбой. Или бурей, готовой вырваться из стакана. Дин наконец посмотрел на него, и Сэм понял, что не ошибся. В его глазах бушевала буря чувств, настоящая буря с громом и молнией, сметающая все на своем пути. «Riders on the Storm». Теперь Сэм понимал. И хуже всего было то, что он не знал, как остановить эту бурю. Их губы были слишком близко, чтобы не соединиться. Воздух завибрировал от их близости. Это было сродни разряду молнии, прошившей тело насквозь. На губах заплясали искры. Целуя Дина, Сэм был готов отпрянуть в любую секунду, если тот выкажет малейший признак недовольства. И одновременно хотелось целовать его ещё и ещё, стереть ласками всю его внутреннюю боль, скорбь, вину… И даже больше. Он не просто хотел этого, это было почти жизненной необходимостью. Не только брату нужно было освободиться от чувств. Они камнем висели на шее Сэма, тянули на дно, как утопленника. Ему отчаянно хотелось утонуть, захлебнуться в Дине, как в штормовом море. Но он не мог позволить себе такую роскошь. Он должен был стать маяком для него, тихой гаванью, вывести из этого состояния, когда внутри под воздействием бури рушатся города и падают самолёты. Те самые, которые Дин так ненавидит. Но как? Чёрт возьми, как? Сэму не оставалось ничего другого, кроме как действовать наугад. Он взял Дина за руки и осторожно потянул к кровати. Думал, что ему станет легче, если они сядут и спокойно поговорят. Он не собирался больше давить на брата. Сэм был готов молча сидеть рядом и слушать, просто слушать столько, сколько потребуется. Но Дин, видимо, неверно истолковал его намерения. Он плюхнулся на кровать, поморщившись от боли, и притянул брата к себе для поцелуя. У Сэма перехватило дыхание. Дин снова… реагировал. Проявлял интерес. Не только к нему — хоть к чему-то. Птица внутри встрепенулась. Если не помог алкоголь, может, помогут адреналин и секс? «Пусть так. Лишь бы он снова ожил». Сэм думал это, автоматически закрывая глаза и распахивая губы, впуская в себя язык брата. Навалился сверху, заставив его лечь, и уперся руками в подушку по обе стороны головы Дина. Тот потянул рубашку Сэма вверх, горячими, чуть дрожащими ладонями провёл по бокам, вырывая мурашки из тела. Теперь инициативу перехватил Сэм. Он почти давился чувствами, они обжигали нутро и требовали воздуха, Дина, его губ, его тепла, касаний, поцелуев, чего угодно, лишь бы это помогло и вырвало брата из пустоты и холода собственной души на свет. Сэм боялся крепко обнимать и прижиматься, вдруг Дину станет больно? Он и так перенёс слишком много. Поцелуи были легче и нежнее перышка. В каждый из них Сэм вкладывал маленький кусочек себя и своей неправильной любви, обводил губами веснушки на скулах старшего брата, старался разгладить морщинки в уголках губ и на переносице. Спустился губами на шею, пощекотал дыханием ямку между ключицами. Господи, как он любил каждую клеточку этого тела. Он прикрыл глаза и легко обвёл губами линии вокруг ран, желая, чтобы они затянулись как можно скорее. Но почему, чем нежнее становился Сэм, тем больше Дин замыкался в себе? — Расслабься, — пробормотал Сэм, целуя брата в пупок. Скользнул ладонью по ширинке, ощутив знакомую твердость, и принялся расстегивать ремень. От нетерпения дышалось с трудом. Они далеко не раз занимались любовью после охоты. Это помогало ощутить, что они всё ещё живы, всё ещё вместе. Адреналин бросал их в объятия друг друга с какой-то почти животной страстью. Но сейчас голос Дина был холоднее ледяного дождя, преследовавшего их последние две недели. — Не надо, Сэм. Сэм окаменел. Перемена в голосе брата было такой внезапной, что он почувствовал себя брошенным псом. Даже заскулить захотелось. Сэм опасливо поднял на Дина глаза, не желая верить. — Мы вымотаны. Нам обоим лучше будет лечь спать. Сэм хотел что-то сказать, но не смог — в горле распух комок ваты. То, что он чувствовал, было больше похоже на горечь, чем на разочарование. И он не знал, от чего больше: то ли из-за того, что он отверг его, то ли от того, что глаза брата снова заволокло пустотой. Сэму захотелось закричать. Но он не сказал ничего, только слез с Дина и повернулся спиной, убирая инструменты. Колкая, неудобная тишина висела между ними дамокловым мечом. Услышал, как брат завозился на кровати, но не стал смотреть, что он там делает. Почему-то вдруг стало пусто и холодно. Забрав перемазанные в крови инструменты, Сэм достал чистую одежду и ушёл в душ. Так, как три дня назад это сделал Дин. Он не был настолько эгоистом, чтобы обидеться и зациклиться на мысли о том, что брат его больше не хочет. Каменный стояк, выпиравший через джинсы, был непрошибаемым аргументом. Но столь внезапная перемена настроения и холод во взгляде, в словах… Сэм закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущении теплых струек на коже. Свежие, едва затянувшееся корочкой ссадины ныли, как и сердце. Он понимал, что Дин не в себе, что винит себя в смерти отца, и эту мысль никак не вытравить из его головы. Сейчас Сэму не хватало Джона как никогда, такого уверенного, несгибаемого и жесткого. Они на многое в жизни смотрели по-разному, но сейчас, без него Сэм чувствовал себя потерянным маленьким мальчиком. Будто он остался совершенно один в этом мире. «Папа, что мне делать? Что делать с Дином?» Он не ждал ответа. И не знал, откуда он пришёл — изнутри или извне. «Возьми себя в руки». Сэм невесело усмехнулся. Одна из любимых фраз отца, на которую Дин всегда реагировал фанатичным «Да, сэр». Он покачал головой, и мокрая чёлка упала на глаза. Когда Сэм вышел из душа, Дина в номере не было. Бутылки виски — тоже. Сэм не стал звонить ему. Знал, что это бесполезно, хотя тревога мелкими зубами грызла печень. Не выключая ночника, он забрался в постель и стал ждать, слушая шум дождя за окном. Хотелось спать, но он знал, что не позволит себе уснуть, пока Дин не вернётся. Тот объявился около трех часов. Сэм притворился спящим. Судя по звуку шагов, брат был достаточно трезв, только шумно дышал. Сэм слышал, как он сбросил ботинки и, не раздеваясь, забрался в кровать. Щелкнул выключатель, и комната погрузилась в темноту. Сэм знал, что не будет спать всю ночь. Дин, судя по звуку дыхания, тоже.***
Виски не принесло желанного облегчения. Он даже почти не надеялся на это, но всё равно выжрал около половины бутылки прямо из горла, а потом с размаху швырнул на мокрый асфальт. Стекло весело зазвенело. Вот теперь стало легче. Всё равно под ледяным дождем опьянеть не получится. Дождь, проклятый дождь, ливший целых две недели. В любом штате, куда бы они не поехали. Какого чёрта, сейчас начало августа… Дин закрыл глаза и подставил лицо холодным каплям. Грудь болела при каждом вдохе. Вот и хорошо. Он это заслужил. Какая-то часть него заходилась злорадным, лающим смехом. Мол, так тебе и надо. Дин был полностью согласен. Он не имел права взваливать своё бремя на Сэма. Не имел права на ласку. «Не отталкивай меня, — сказал он. Щенячий взгляд, полный нерастраченной нежности, и смешная, нелепая чёлка. — Я хочу делить с тобой всё». «Ты не можешь, Сэмми. Это ты делить со мной не должен», — мысленно ответил Дин, думая о последних словах отца. Но он не выдержал, дал слабину. Что на охоте, что тогда. «Я здесь, Дин, я здесь», — шептал Сэм, обнимая его, и Дин позволил себе поддаться. Брат был живым и таким тёплым. А отец — нет. Из-за него. После этой мысли Дин отстранился. Он не имел права. Сэм сбежал в душ. Дин не мог винить его за это, ведь сам поступил точно так же — ушёл в ночь, куда глаза глядят. Думал, виски поможет, но спустя несколько глотков стало противно. Вернуться в мотель он не мог. Не мог смотреть в жалостливые, влажные глаза Сэма. Промокший и замерзший, Дин пошёл на стоянку и еще некоторое время сидел в «Импале», глядя на стекающие по стеклу капли и слушая, как Джим Моррисон с отцовской кассеты поёт ему одну и ту же колыбельную — раз за разом.«Riders on the storm… Riders on the Storm… Into this house we're born Into this world we're thrown Like a dog without a bone, And an actor out on loan Riders on the storm…»
Только спустя час или два он набрался смелости, чтобы вернуться в номер. Торчать в машине было глупо. Грудь нещадно болела при каждом движении, пока Дин как мог тихо сбрасывал ботинки и куртку. Он всё ещё был покрыт кровью и грязью с головы до ног. Плевать. Улегшись в постель, покосился в сторону кровати брата. Тот лежал к нему спиной. Дин не был уверен, спит Сэм или нет, но неглубокое, еле слышное дыхание подтвердило опасения. Теперь Дин отчетливо ощущал на плечах весь вес невысказанных ими слов и твёрдость стены, которую сам возвел между ними. Разбираться с этим не было ни сил, ни желания. Сэм полагал, что ему станет легче, если они поговорят. Но вернуть отца и кольт это не поможет. «Почему ты не сопротивлялся? Почему не выстрелил, когда она была рядом? Почему ты не сделал хоть что-нибудь?» Он не мог сказать Сэму, почему рука его не смогла нажать на спусковой крючок верной «беретты». Штрига надвигалась на него, готовая сожрать, а внутренний голос сказал: «Отец спас тебя, но ты не заслужил быть спасенным». Дину отчаянно хотелось возразить. Но он не смог. Просто стоял и смотрел на собственную приближавшуюся смерть, принявшую обличье штриги. Его спас Сэм. Снова. Но он не заслужил спасения. За окном сверкнула молния, заворчал гром. Звук был такой, будто это случилось прямо над крышей их мотеля. Дин лежал на спине, прислушиваясь к шуму дождя и боли в груди. Он так и не перебинтовался, хотя знал, что швы легко могут разойтись. Пальцы коснулись ран, слегка надавили. Грудная клетка тут же отозвалась болью, такой, что аж дыхание перехватило. Сэм ухаживал за ним. Зашивал рану, приговаривал что-то, пытаясь успокоить, касался кожи невероятно нежно. Всё внутри Дина отзывалось на эту ласку, тянулось к ней, как цветы тянутся к солнцу. Но перед глазами вновь и вновь вставала фигура отца. Он закрыл глаза и плотно сжал челюсти. Пальцы резко надавили на рану. Больно стало так, что пришлось закусить уголок подушки. «Остановись! Прекрати это! — кричало тело. — Больно!». Он снова надавил на рану. И ещё. И ещё.***
На стол перед Сэмом с шуршанием упала полусырая от дождя газета. — Я нашёл нам дело. Сэм перестал жевать омлет и медленно поднял на Дина взгляд. Глаза брата — пустые стеклянные шарики, холодные и ничего не выражающие. Под ними синяки. Сэм почувствовал, как внутри гневно заворочался голодный дракон. — Ты спятил? — очень тихо спросил он, даже не посмотрев в газету. — Я почти уверен, что это вервольф, — заявил Дин, словно не слыша. — У всех жертв вырваны сердца, да и лунная фаза подходящая. Нужно проехать через два штата, пока она не закончилась, иначе придется ждать целый месяц. С этими словами Дим пинком извлек из-под кровати свою старую спортивную сумку и принялся как попало запихивать туда вещи. На Сэма он не смотрел. Тот молча сидел за столом перед тарелкой хлопьев и кружкой кофе и следил за каждым движением брата, отмечая, как он порой дёргается и морщится. Сэм специально глубоко дышал, пытаясь держать себя в руках. Дин же, кажется, ничего не замечал. С тех пор, как умер отец, он не обращал внимания вообще ни на что. — Доедай быстрее, и поедем, — не взглянув на брата, бросил Дин. — А ты? Ты ничего не съел, — как бы между делом отметил Сэм. Снова. Брат лишь мотнул головой, мол, не голоден. «Кому ты врёшь! — хотелось закричать Сэму. — Отец не вернётся оттого, что ты себя истязаешь!». Рука крепче сжала ложку. Дин продолжал собираться, как ни в чем не бывало. Как будто только вчера он не был между жизнью и смертью. При одном воспоминании о том, как штрига бросилась на брата и одним ударом распорола ему грудь и сбила с ног, Сэма замутило. Омлет чуть не запросился обратно. Он на долю секунды прикрыл глаза и досчитал до десяти. Только почувствовав, что владеет собой, Сэм встал из-за стола и с опаской, осторожно приблизился к Дину. Уперся пятками в пол, расставил ноги на ширину плеч, будто в ожидании извержения вулкана или начала бури. Буря предпочла сделать вид, что ничего не происходит. Дин подчёркнуто, почти демонстративно внимательно проверял молнию на сумке. — Дин. Так больше не может продолжаться. Линия плеч и напряжённой спины Дина — сплошной росчерк отрицания. Сэм прекрасно видел это, но всё равно продолжал: — Включи голову, — почти взмолился он. — Какой, к черту, вервольф? Ты ранен. Тебе нужно отдохнуть. — Отдохну за рулём. Дин даже не посмотрел на него. Как будто слова Сэма ничего не значили. Как будто он был пустым местом. Страх, обида, непонимание. Всё это бешеным варевом закипало внутри. Ещё чуть-чуть, и крышка кастрюли начнёт подпрыгивать, и прольётся через край. Сэм старался сосредоточиться на собственном дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох. Кулаки сжимались и разжимались. Он будто пытался пробить головой бетонную стену. А стене хоть бы что. Взывать к замутненному разуму Дина было бесполезно, но что ещё он мог? Что ещё, черт возьми, ему оставалось делать?! — Дин, подожди, — он взял брата за запястье, посмотрел в глаза, ожидая взрыва. — Ты ведь не просто так рвешься на охоту, я понимаю. Но это не способ… Это не поможет. — Сэм, твою мать, — Дин попытался заговорить, выдернуть руку, но Сэм ему не позволил. Голос становился всё выше и звонче. — Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю, как ты тоскуешь по нему. Мне тоже его не хватает. Но даже если его больше нет, даже если тебе плохо и больно, ты не должен нести это один! Я твой брат, мы в одной лодке! Поговори со мной! — Сэм, хватит. Я в порядке. Тот же механический голос, тот же пустой взгляд. И одни и те же слова, как на автомате: я в порядке. Я в порядке. Сэма едва не трясло. — Дин, я прошу тебя, — повысил голос он. — Мы должны обсудить это. Ты застрял в этом заколдованном круге, и если мы не поговорим, ты просто сгоришь! Сэм выкрикнул это Дину в лицо, до спазма в горле, держа его за плечи, как безвольную куклу. Это сработало. Лёд в глазах брата пошёл трещинами и тронулся с места, обнажив бесконечный океан тоски, такой же чёрный, как его зрачки. Сэм заглянул в этот океан, и ему стало страшно. По-настоящему страшно. На секунду ему показалось, что это был уже не его старший брат, не его самый дорогой на свете человек. А то, что от него осталось. «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». (4) — Это я должен гореть. Молчание. Звенящее, кричащее молчание. Звон тишины в ушах. Слишком громко. Оглушительно. Язык Сэма словно заледенел. Во взгляде Дина не было ничего. — Это я должен гореть, а не он. Я должен был умереть ещё тогда, от инфаркта. (5) Моё существование — ошибка. Чудовищная ошибка. Меня давно не должно быть здесь. И ничто не может это исправить. Ничто, Сэм. Ты говоришь, что мне полегчает, если мы поговорим. А теперь ответь мне: какой смысл в этих разговорах? За окном загрохотал гром. Боль. Ничем не замутненная, неприкрытая боль в голосе Дина запечатала Сэму рот, зашила толстыми нитками. Его хрупкие, эфемерные надежды разлетелись карточным домиком. Дин задал ему вопрос. Но у него не было ответа. Рука ослабела, и Сэм отпустил брата. Тот постоял пару секунд и вернулся к сборам. Сэм так и стоял соляным столбом, пока Дин не покинул номер, хлопнув дверью. Этот резкий звук заставил Сэма вздрогнуть и как-то выйти из оцепенения. Прислушиваясь к пустоте внутри, он на чистом автопилоте принялся собирать вещи. Он не знал, что ещё делать. Когда Сэм вышел из номера с рюкзаком и сумкой, Дин уже ждал в машине. Они не сказали друг другу ни слова. Ни в тот момент, ни на протяжении всей дороги, слившейся в один сплошной шум дождя, низкий гул мотора и бесконечную ленту шоссе. Дин сидел за рулём, Сэм, как всегда, рядом. Негромко бормотало радио. Сэм не обращал на него внимания, пока не заиграла та самая песня. «Riders on the Storm». Оседлавшие шторм, оседлавшие бурю. Что-то подсказывало Сэму, что всё это было лишь затишьем перед настоящей бурей. И он понятия не имел, как её остановить.