Лучше поздно, чем никогда

Они отправляются в путь еще до того, как встает солнце. Весь путь туда на мечах, А-Ю провел на руках Сычжуя спящим. Путешествие в Юньмэн проходит тихо. Их окружает своего рода «спокойствие раннего утра», о котором Цзинъи читал в стихах, безмятежных и мирных, и все становится еще более душераздирающим из-за того, что это последнее, чем он когда-либо поделится с Сычжуем как с мужем. Туман проносится мимо них вьющимися клочьями, и бодрящий, прохладный воздух, струящийся вокруг Цзинъи, — словно замена тому объятию, которое Цзинъи жаждет получить от Сычжуя. Он использует немного духовной энергии, чтобы согреть себя. Юноша многого достиг за эти три года. Они останавливаются всего раз, когда А-Ю, проснувшись и осознав, что он не у себя постели, почти вырывается из рук Сычжуя. «Папа?» — спрашивает А-Ю, сильно сжимая одежды Сычжуя в своих кулачках, когда они останавливаются. Цзинъи неосознанно приближается гораздо ближе к ним, чем на протяжении всего пути. «Мы собираемся собрать стебли и поесть семена лотоса», — мягко говорит Сычжуй их сыну. — «Твоя мама захотела, чтобы мы пошли всей семьей». «Мама, папа и А-Ю?» — говорит А-Ю с удивительным светом в глазах. — «Все вместе?». Сердце Цзинъи мучительно скручивает, когда Лань Юань разглаживает волосы A-Ю и сжимает его лицо в ладонях. «Да. Нас только трое.» Улыбка A-Ю становится еще больше. О, как же Цзинъи должен сделать 'это' после такого? Они уже были здесь однажды — до того, как поженились, когда Цзинъи было семнадцать, а Сычжуй и Цзинь Лин все еще танцевали вокруг друг друга. Цзинъи тогда сидел в задней части лодки и смотрел на озеро, покрытое цветками, заставляя себя сосредоточиться на чем угодно, кроме застенчиво разговаривающих и передающих друг другу свежесобранные семена лотоса Сычжуе и Цзинь Лине. Сейчас все тут так же прекрасно, как и тогда: цветы лотоса расцветают в мягких оттенках белого и розового, насколько он может видеть, стрекозы перелетают с одного цветка на другой, вода кристально-сине-зеленая, а небо, в основном, чистое, на нем только пара облаков. Когда он сидел в лодке среди цветов на воде в то время, он задавался вопросом, заметят ли Сычжуй и Цзинь Лин если он просто отправится обратно в Гу Су. Он полагал, что некоторым людям может показаться, что они бездельничают и отдыхают, плавая по озеру лотосов, но он сомневался, что эти люди чувствовали бы отдых и расслабление, если бы так же находились в одной лодке с двумя друзьями, потерянными в их собственном мире на двоих. Он время от времени срывал стебельки лотоса, чтобы отвлечься и задаться вопросом, не найдется ли когда-нибудь кто-нибудь и для него. Если бы он мог найти кого-то, кому можно было бы скормить семена лотоса. Если бы он мог прийти сюда когда-нибудь и прижаться губами к чьим-то пальцам, съев семена лотоса из его рук. Если бы он мог когда-нибудь отпустить Сычжуя, он наверняка смог бы найти все это вместе с кем-то другим. О, и также, это был день, когда Сычжуй планировал рассказать Цзинь Лину о своем родном клане. Накануне вечером Сычжуй доверительно сообщил Цзинъи, что он бросит Цзинь Лина, если Цзинь Лин не примет эту его часть. Цзинъи полагал, что это маловероятно, учитывая, что Цзинь Лин в последнее время ходил и был рядом ни с кем иным, как с самим Призрачным Генералом, но он не мог ответить несогласием, когда Сычжуй спросил, будет ли Цзинъи рядом на тот случай, если ему понадобится друг. Цзинъи думал, что Сычжуй тупил и не понимал глубину чувств Цзинь Лина к нему, но в то же время он презирал себя за то, что не мог полностью избавиться от надежды на свой шанс с Сычжуем. Даже если Сычжуй откажется от Цзинь Лина, это не означает, что он посмотрит на Цзинъи и подумает: «Ох, возможно, я мог бы полюбить тебя вместо него». В конце концов не имело значения, что Сычжуй будет или не будет думать о Цзинъи, если он откажется от Цзинь Лина. В конце дня, когда они развернули лодку и направились обратно к берегу, Сычжуй рассказал Цзинь Лину о клане, в котором он родился, и Цзинь Лин не имел ничего против. Цзинъи толкнул бы его в озеро, если бы он это сделал; в конце концов, Сычжуй решил, что тот, кого он хочет — это Цзинь Лин, и, друзья или нет, если Цзинь Лин причинит Сычжую боль из-за чего-то неконтролируемого Сычжуем, Цзинъи, не колеблясь, покажет ему, сколько правил ордена Гу Су Лань он может нарушить. Вернувшись, он даже подошел к старейшине Лань Цижэню, чтобы получить наказание за эту мысль. Но до этого не дошло, чему Цзинъи был и рад, и из-за чего также испытывал разочарование, за что чувствовал вину. Сердце Сычжуя оставалось не сломленным, а сердце Цзинъи… даже не стоит упоминать. Такого не было с того дня, когда Цзинъи понял, что означали эти звезды в взгляде Сычжуя, когда он смотрел на Цзинь Лина. В его сердце не было места для него. Он принял это давным-давно, еще до того, как Сычжуй и Цзинь Лин поняли, что их поведение значит, еще до того, как они поняли, что они всегда гарцевали вокруг друг друга. Цзинъи натянул капюшон мантии на уши, когда стало очевидно, что Цзинь Лин не собирался говорить что-либо, что причинило бы вред Сычжую, потому что, конечно, он не стал бы делать этого. Цзинь Лин слишком сильно любил Сычжуя, чтобы сделать подобное с ним, независимо от того, что тот сказал бы. Но ткань капюшона была слишком тонкой. Цзинъи действительно не хотел слышать, что Сычжуй говорит Цзинь Лину этим мягким, нежным голосом, поэтому он буквально прыгнул так близко к краю задней части лодки, как осмелился, и решительно начал смотреть в озеро, собирая все те цветки лотосов, до которых мог дотянуться. К тому времени, когда они вернулись на берег, в куче стеблей и семян лотоса было тревожно большое количество цветов лотоса. Сычжуй и Цзинь Лин были слишком увлечены друг другом, чтобы набрать больше чем горстку, и в любом случае, то, что они уже набрали, они скормили друг другу. В итоге они равномерно разделили собранное Цзинъи между собой, хоть Цзинь Лин и действительно странно смотрел на связку лотосов, словно о чем-то догадываясь. После того, как они расстались с Цзинь Лином, которому пришлось вернуться в Ланьлин, Сычжуй спросил: «Цзинъи, сегодня ты был очень спокоен». «Просто восхищался видом», — сказал Цзинъи, вспоминая, как решительно он посмотрел на один из цветов, когда Цзинь Лин издал особенно приятный звук. К счастью, Сычжуй не подтолкнул его к продолжению. Если бы он это сделал, ногти Цзинъи могли бы просто врезаться прямо в кость: так сильно он уже сжимал кулак. Он знает, что Сычжуй и Цзинь Лин с тех пор много раз собирали стебли лотоса вместе, но он никогда не мог заставить себя присоединиться к ним снова, после того первого раза, и особенно, после того, как они наконец признались в своих взаимных чувствах. Не то, чтобы ему были рады в любом случае. Даже их совместная ночная охота заставляла Цзинъи чувствовать, что он во что-то вторгается. Цзинъи не уверен, что заставило Сычжуя привезти его и A-Ю сюда в первую годовщину. Хоть Цзинъи и сказал «Пойдем всей семьей», Сычжуй провел большую часть поездки, глядя на что угодно, кроме Цзинъи. И когда он смотрел на это «что-то», в его чертах всегда было что-то смутно напоминающее недовольство или расстроенность. Может быть, это было непреднамеренно, но отстраненность в глазах Сычжуя весь день заставляла Цзинъи чувствовать себя настолько невидимым, что он испытывал желание просто взобраться на меч и улететь обратно с А-Ю, точно так же, как он испытывал соблазн оставить Сычжуя и Цзинь Лина наедине в лодке много лет тому назад. Цзинъи, возможно, и разлучил их из-за одной своей пьяной ошибки, но даже он не заслуживал того, чтобы смотреть, как его муж жаждет кого-то другого в их годовщину. Сегодня день для них троих — Цзинъи, Сычжуя и их сына, — единственной ошибкой которого было появление в Цзинъи. Если бы А-Ю был сыном Сычжуя и Цзинь Лина, это могло бы спасти их всех, даже А-Ю, от множества душевной боли. Но сейчас А-Ю не ребенок Цзинь Лина. Он — сын Цзинъи, и тот скорее оставит свое место в Зале предков ордена Лань, чем откажется от A-Ю. Они арендуют небольшую лодку в соседней деревне и, заплатив владельцу озера плату за сбор стеблей лотоса, отправляются в путь. Пока Сычжуй управляет лодкой сзади, Цзинъи сидит в передней части, удерживая А-Ю за край одежд, чтобы он не свалился, смотря на свое отражение в струящейся воде. Малыш хихикает, руки его вытягиваются, как будто касаясь отражения, и Цзинъи чувствует улыбку на своем лице, перемещается так, чтобы он и A-Ю лежали на животах и смотрели на воду через край лодки. Цзинъи опускает руку в воду, чтобы почувствовать, как она течет между его пальцами. Он стряхивает немного на А-Ю, который еще хихикает и пытается ещё сильнее дотронуться, чтобы почувствовать поверхность озера. Жалея его, Цзинъи хватает крошечное тело сына за талию и медленно опускает его, пока его пальцы не касаются воды. «Папа!» — внезапно кричит А-Ю. Цзиньи больше чувствует, чем слышит, что Сычжуй идет к ним: полый деревянный пол лодки вибрирует с каждым шагом. «А-Ю развлекается?» — спрашивает Сычжуй; его голос полон теплоты, которую Цзинъи хочет сохранить для себя. «Мама, вставай!» — говорит А-Ю и Цзинъи повинуется. Вернувшись на лодку, A-Ю карабкается к Сычжую и дергает его за край одежд, пока Сычжуй не окажется рядом с Цзинъи. «Папа, сядь. Мама, сядь», — приказывает А-Ю, и Цзинъи снова повинуется. Есть очень мало вещей, которых Цзинъи не сделал бы для A-Ю. Их сын подталкивает их обоих, пока Цзинъи и Сычжуй не садятся плечом к плечу, а затем, наконец довольный, A-Ю вскакивает в пространство между их ногами и требует: «Обнимите A-Ю». Сычжуй и Цзинъи делают это, но когда их руки скрещиваются перед их сыном, надежно удерживая его между ними, A-Ю обхватывает своими пухлыми ручками Сычжуя и Цзинъи, удерживая их вместе. Цзинъи не уверен, дышит ли он сейчас. Это самое близкое из всего того, что Цзинъи и Сычжуй делали с друг другом в течении длительного времени. Сычжуй — устойчивое тепло в правой руке Цзинъи, а A-Ю — возбужденный солнечный луч между ними. Если Цзинъи проигнорирует последние три года, он может притвориться, что так — каждый день; что они трое — маленькая, счастливая семья, которую Цзинъи так сильно хочет для себя. Цзинъи только успокоился, но в тот же момент он слышит, как A-Ю говорит: «Папа, обними маму?». «На этом все и закончится», — думает Цзинъи. Сычжуй может быть отцом A-Ю, но он не муж Цзинъи; не на самом деле. Цзинъи чувствует жар руки на своем бедре. Глаза Цзинъи устремляются к лицу Сычжуя, и хотя эта далекая вежливая улыбка все еще присутствует, она также несет намек на что-то, что выглядит почти задумчивостью. «Все в порядке?» — спрашивает Сычжуй достаточно тихо, чтобы А-Ю не слышал его. Цзинъи сглатывает. Он молча кивает; слова внезапно покинули его. «Мама, обними папу!» — продолжает А-Ю. Они и так близко к друг другу, но, похоже, А-Ю полон решимости сделать все возможное, чтобы приблизить их еще больше. Цзинъи не знает — смеяться или плакать. Он принял свое решение — пытается ли А-Ю проверить его решимость сейчас? Но все же, Цзинъи не может отказать своему сыну, и поэтому он теряет решимость сказать о своем решении сегодня. Он обнимает Сычжуя за талию тоже. И только потому, что он чувствует себя смелым с А-Ю, явно пытающимся собрать свою семью в единое целое. Потому что он не знает, что это их последний день вместе. Последний день перед тем, как Цзинъи разрушит все надежды А-Ю, только потому, что это последняя возможность для Цзинъи. Цзинъи наклоняет голову и кладет ее на плечо Сычжуя. Только один раз. Только. Один. Раз. Он чувствует дыхание Сычжуя. Его можно особенно отчетливо слышать, когда голова Цзинъи на плече Сычжуя поднимается и опускается с каждым вздохом. «Пожалуйста, не отталкивай меня.» Кажется, время останавливается на мгновение. Когда оно начинает идти вновь, Сычжуй отвечает ему, прижавшись щекой к волосам Цзинъи. Почему все это происходит в их последний день? Почему это не могло случиться раньше? Лодка продолжает дрейфовать до тех пор, пока солнце не станет высоко (прим.переводчика: полдень), и тогда, когда они наконец прибывают к озеру с цветами лотоса. A-Ю смотрит на них с широко открытым ртом, как будто он никогда не видел их такими раньше. Ах, да, в последний раз, когда они были здесь вместе, A-Ю был, вероятно, слишком молод, чтобы запомнить. Рука их сына цепляется за стебель лотоса, и Цзинъи помогает ему вырвать его. Он показывает А-Ю, как сжать стебель, чтобы вырвать семена, и как избавиться от зеленой сердцевины, оставляя только сладкое белое семечко. Он кормит А-Ю и наслаждается тем, как тот без колебаний ест с его пальцев. Это не совсем то, что имел в виду Цзинъи, когда он задавался вопросом, найдет ли он кого-нибудь, кто съест семена лотоса из его рук, но он все равно любит это. «Разве это не мило?» — спрашивает Цзинъи, затем смеется, когда A-Ю энергично кивает головой и пытается вырвать семя из стручка. Он терпит неудачу, потому что его пальцы слишком неуклюжи, а руки слишком слабы. Это не будет проблемой, как только он начнет тренировать свою руку с остальными учениками в следующем году — на самом деле, если А-Ю получил от Цзинъи больше, чем от Сычжуя, он получит самые сильные руки во всем Гу Су (Прим.переводчика: имеется в виду, что Цзинъи много раз нарушал правила Гу Су и ему приходилось переписывать их множество раз, стоя на руках). Цзинъи борется со следующими семенами из стручка вместе с A-Ю, прежде чем оторвать себя от Сычжуя, чтобы переместить A-Ю ближе к центру лодки, чтобы A-Ю мог попытаться вытащить семена без риска опрокидывания в озеро. Он уже скучает по ощущению Сычжуя прямо рядом с ним. Но не похоже, что он снова испытает это, поэтому лучше, чтобы он отошел, прежде чем он станет слишком привязанным. Когда он поворачивается назад, Сычжуй протягивает руку через край лодки, чтобы сорвать стручок лотоса. Его рукав почти опускается на поверхность озера. Солнце красиво освещает его, ветер поднимает кончики его лобной ленты и идет дальше, лаская щеки Цзинъи. Лента на лбу, которая ни разу не была отданная Цзинъи. Три года брака, и они до сих пор не имеют — и никогда не будут иметь, — выполненной традиции обмена лентами, независимо от того, как отчаянно хотел бы это Цзинъи. Собрав несколько стручков с семенами лотоса, Сычжуй кладет их рядом с А-Ю. Его лицо сияет здоровым румянцем. Он думает о тех временах, когда он приходил сюда с Цзинь Лином? Несмотря на то, что Цзинъи следовало давно привыкнуть к мысли, что Сычжуй на самом деле видит не его, из-за этой мысли сердце все еще начинает немного болеть. Но все в порядке. С завтрашнего дня ему больше не нужно будет справляться с этим. Сегодня последний день. «А-Ю, дашь папе один?» — спрашивает Сычжуй, указывая на одно из грязно очищенных семян, разбросанных вокруг А-Ю. Малыш послушно поднимает его и кормит Сычжуя. Пока Сычжуй жует, A-Ю переводит взгляд на Цзинъи: «Мама тоже хочет?». Цзинъи треплет волосы А-Ю: «А-Ю тоже будет кормить маму?». А-Ю берет другое очищенное семечко, но вместо того, чтобы протянуть его Цзинъи, он кладет его в руку Сычжуя. Он смотрит на Цзинъи и очень серьезно говорит: «Нет. Папа». Где его сын научился делать такие вещи? Чему Цзинь Лин учил А-Ю в тех редких случаях, когда они встречались? Конечно, эта требовательная часть его личности не была ни его, ни Сычжуя! «Но А-Ю, мама хочет, чтобы А-Ю его покормил», — почти скулит Цзинъи. «Нет. Папа.» — строго говорит А-Ю. Цзинъи поднимает взгляд, когда слышит смех Сычжуя, понимая, однако, что это не счастливый звук. «Цзинъи, ты действительно любишь своего сына намного больше, чем своего мужа?». «Конечно! Я носил его девять месяцев!» — говорит Цзинъи, хотя правда намного сложнее, и отсутствие любви к своему мужу не является причиной, почему он не хочет есть семена лотоса из рук Сычжуя. Юноша уже сделал вместе с ним так много всего, что должно было быть сделано только с тем, кого он любит в ответ — разве он не может сохранить одну вещь для настоящего возлюбленного? «Если твоя мама не хочет съесть семена с моих рук, почему бы тебе не дать ему это самому, А-Ю?», — говорит Сычжуй с чем-то неразборчивым и нечетким в голосе. «Н-но, почему?» — Глаза А-Ю начинают намокать, что предвещает ужасную неспособность Цзинъи отказать ему. «Не плачь, А-Ю! Мама съест это, хорошо? Смотри!» — говорит Цзинъи в легкой панике, жестом показывая Сычжую протянуть ему семя. Он берет его зубами, стараясь не прикасаться к пальцам Сычжуя. — «Видишь? Как и хотел А-Ю!». У него уже есть сын с Сычжуем и он, в любом случае, разрушен для кого-либо еще. Кого он дурачит, когда говорит себе, что может встретить кого-то еще? «Тебе нравится?» — спрашивает Сычжуй. Это трудный вопрос. Цзинъи любит семена лотоса. Ему также нравится, что это Сычжуй дал ему их. Что ему не нравится, так это то, как Сычжуй не сделал этого, потому что хотел. Но все же он говорит «да», отказываясь смотреть Сычжую в глаза. А-Ю, очевидно удовлетворенный, продолжал вносить беспорядок в семена лотоса, которые Цзинъи очистил для него ранее. Цзинъи направляется к передней части лодки, чтобы взять еще несколько стеблей лотоса и остыть. Его лицо кажется горячим. Это не та вещь, которую Сычжуй хотел бы увидеть. Во всяком случае, не на Цзинъи. *** Они возвращают лодку в полдень, в каждой руке Сычжуя лежат стручки лотосов. «Куда ты хочешь пойти дальше?» — спрашивает Сычжуй. «Илин», — говорит Цзинъи, подумав. — «Близко, и Старейшина Вэй однажды сказал мне, что он привез тебя в эту деревню, чтобы купить еду. Я хочу, чтобы А-Ю кое-что вспомнил сегодня». «Хорошо», — говорит СыЧжуй, и Цзинъи, должно быть, был ослеплен солнцем, потому что улыбка Сычжуя выглядит почти снисходительной, такой же, как улыбка Хань Гуан Цзюня, когда он смотрит на Старейшину Вэя. *** Путешествие в Илин на мечах очень коротко. A-Ю едва успевает расслабиться, прежде чем они снова вернулись на твердую почву. Рынок здесь немного более шумный и менее красочный, чем в городе ЦайИ, но все же это рынок. Некоторые из продавцов зовут Сычжуя в знак признания, когда они проходят мимо, приветствуя его по имени при рождении, как старые друзья. «А-Юань! Я дам тебе скидку на этот картофель, если ты пообещаешь заходить чаще!» «Зачем ему твоя паршивая картошка? А-Юань, иди посмотри на эту морковь!» «Какая морковь и картошка! Как он может прикончить все это сам? А-Юань, ах, не слушай их. Тебе раньше нравились бабочки, верно? У меня есть новые дизайны!» Лицо Сычжуя меняет цвет на цвет спелых яблок после последней фразы по неясной причине. Тем не менее, он направляется вместе с Цзинъи и A-Ю к этому киоску и поднимает сына, чтобы он мог лучше взглянуть на игрушки для продажи. «Выберите все, что тебе понравится. Папа купит это для тебя», — говорит Сычжуй своему сыну. «Ты отец? Почему ты не сказал нам?» — спрашивает продавец. Цзинъи знает, что он не должен удивляться тому, что Сычжуй точно не хотел говорить об их браке, но, конечно, он должен был по крайней мере предупредить? Сычжуй сознательно избегал упоминания чего-нибудь о Цзинъи? «Разве я не могу оставить свою семью только себе? Сокровище является в самом безопасном месте, когда его держат в секрете», — отвечает Сычжуй, как будто это действительно так. Что ж, возможно, это так, когда дело доходит до А-Ю, но Цзинъи сильно сомневается в том, что определение «сокровища» у Сычжуя распространяется и на него. Продавец неодобрительно покачал головой: «Вы, совершенствующиеся, живете слишком опасно. Семьей должны хвастаться! А это кто, твой друг?» «Мой муж», — говорит Сычжуй, не пропуская ни буквы. Он указывает головой на А-Ю и добавляет: «Наш сын». Он говорит это настолько естественно, что Цзинъи почти верит, что Сычжуй считает их семьей. Продавец смотрит, затем качает головой: «Ты действительно похож на своих отцов. Итак, что я могу предложить юному господину?» Сычжуй подталкивает ребёнка: «Ну, А-Ю, что ты хочешь?» «Ту», — говорит А-Ю, указывая на ярко окрашенную бабочку. «Пожалуйста», — умоляюще добавляет он. Продавец разражается смехом: «Ты похож на своих отцов, а твой сын похож на тебя! Хорошо, заплати, А-Юань. Теперь вы достаточно богаты, чтобы позволить себе дешевую бабочку». Когда деньги и бабочка обмениваются владельцами, продавец говорит: «Вы уверены, что не хотите, чтобы другая ушла с этой? Ради старика?» На этот раз щеки Сычжуя углубляются до цвета перезрелых помидоров. Он быстро смотрит на Цзинъи, который все время молча наблюдает за ними, и говорит: «Может быть, еще один». «А-Ю выглядит довольным и одним», — говорит Цзинъи. «Это не для него», — говорит Сычжуй, и затем начинает вплетать бабочку в прядь за ухом Цзинъи. Это настолько неожиданно, что Цзинъи не смог среагировать, пока Сычжуй не закрепил бабочку, чтобы она удерживала прядь волос, которая обычно падает на лицо Цзинъи. Цзинъи не знает, какое выражение лица у него, но он уверен, что оно выглядит достаточно недостойно. Его рот, вероятно, открыт. «С годовщиной. Спасибо, что позволил нам провести сегодня всей семьей». Как Цзинъи собирается объяснить Сычжую, что это не то, что должно было быть сегодня? Как Цзинъи собирается объяснить своему мужу, что сегодня должно быть прощание, а не праздник? Несмотря на то, что в конце все это приведет к лучшим временам. Как Цзинъи собирается объяснить своей семье, что сегодня он исполнял только одну свою последнюю эгоистичную мечту, прежде чем он разлучит их всех навсегда? Вот для чего и тот подарок A-Ю: извинение и момент, который ему нужно запомнить, как то, что могло бы случиться, если бы сердце Сычжуя не принадлежало Цзинь Лину. Цзинъи не осознавал, что у него все еще есть что-то, что можно разбить, но оказалось, что было. Когда он думает о том, сколько усилий Сычжуй прилагает к тому, чтобы сохранить этот брак, то все разбивается вдребезги. Все, что хочет сделать Цзинъи, — разрушить все это, прежде чем он нанесет им всем еще больший вред своим заявлением о разводе. Он должен сказать это Сычжую до того, как он позволит соблазнить себя еще большей пародией на семью, которую они, похоже, создают сегодня.