Возвращение домой

      Дин слушал молча. К нему, после непродолжительной перепалки, пошла всё-таки Ева — хоть она сначала собиралась остаться у постели ангела. Саманта напомнила транслятору о том, что, если она оставит её с Кастиэлем одну, Дину это явно не понравится — и Еве просто пришлось согласиться. Томски была права — вряд ли Винчестера стоило сейчас злить.       Она пришла в библиотеку, тихонько присела рядом с охотником и дотронулась до его руки. Бадди что-то пытался найти в Интернете, а Дин крутил в руках телефон и устало скользил взглядом по одинаковым строчкам книг, написанных на непонятном транслятору языке. Ей безмолвно дали разрешение говорить.       — Я и сам уже о ней думал, — наконец, сказал Винчестер, не отрывая взгляда от страницы. — В преданиях ни хрена не написано. Всё, что нарыли — «либо проклято, либо отравлено» — и Ровена должна в этом разбираться… — охотник глубоко вздохнул, опуская веки. — Ладно, — согласился он. — Я позвоню. Иди к Касу, — и ни слова больше — ни единого крика, никаких обвинений. Еве понравилось. Назвать их с Дином друзьями, конечно, было ещё нельзя, но, по крайней мере, врагами они больше не были. Может, будь на её месте Саманта, Винчестер поблагодарил бы её за помощь, но пока и этого было достаточно. Транслятор почувствовала, что охотник не пытался от неё избавиться, а действительно хотел, чтобы она оставалась с Касом. Потому что была там нужна.       Ева вернулась в комнату к Кастиэлю. Томски пока что возилась где-то в углу с постельным бельём, которое умудрилась сменить почти полностью. Кас же смотрел куда-то в пустоту перед собой, изредка опуская веки на несколько секунд, будто давая глазам отдых. Когда транслятор осторожно притронулась к его плечу, ангел отреагировал, хоть и чуть заторможено — посмотрел на девочку, вяло улыбнулся. Ева отчётливо почувствовала его тщательно скрываемый страх. Она вспомнила, как держала над ним клинок — тогда ангел, всё отдавший за свою семью, ничего не боялся. Но теперь, мучительно размышляя о Сэме, о Дине, Кастиэль совершенно точно не хотел умирать.       — Ну хоть мне-то не ври, — сказала она, тяжело вздыхая и опускаясь рядом с ним. Пока Ева ходила к Дину, Саманта успела поменять подушку — прошлая была мокрой насквозь. Ангел теперь полусидел, горячая кожа контрастировала с прохладной, пока что, наволочкой. Касу было хоть немного легче. — Я ведь вижу, что тебе плохо, — без лишних слов Кастиэль обнял её своим крылом. Еве показалось, что он подталкивал её к себе, хотел живого тепла — несмотря на то, что его мучил внутренний болезненный жар. Она неуверенно погладила его по плечу.       — Как там Дин? — голос был хриплым, будто в горле у ангела пересохло. Транслятор вспомнила о кувшине воды, который им принёс ночью Бадди — она наполнила стакан и помогла ангелу напиться.       — Нормально, — сообщила Ева, придерживая голову Кастиэля и наблюдая за тем, как ангел медленно смакует прохладную жидкость. — Он пообещал позвонить Ровене. Если копьё проклято, наверное, она с этим разберётся, — она расслышала сдавленный стон, с которым Кас опустился обратно на подушку. Но молча убрала стакан, делая вид, будто ничего не было.       — Чем они… чем они занимаются?       — Ну, пытаются найти Сэма. И тебя спасти, — Ева убрала прилипшие волосы со лба ангела. Она видела, как это делала Саманта — оказалось, такое простое движение давало чувство собственной полезности, будто она действительно чем-то помогала. — Чем им ещё заниматься? — Кастиэль опять заставил себя улыбнуться. Ева крепко сжала его руку, уже полностью покрытую чёрными пятнами. — Не бойся. Всё будет хорошо, — сказала она. Кас попытался убрать руку, но транслятор не отпустила — она вовремя поняла, что ангел делает это не потому, что ему больно от прикосновений, а потому, что думает, что ей неприятно прикасаться к этим следам.       — Ева… не надо…       — Заткнись, самоед пернатый, — шепнула ему на ухо транслятор. Томски кашлянула, привлекая внимание — она закончила складывать бельё и собралась выйти из комнаты, чтобы унести его в стирку. Дверь за ней закрылась, и Ева заговорила громче: — Кас, ты думаешь, мы не понимаем, что это была за дрянь? Скажи честно, тебе эта гадость и мозг отравляет, что ли?       — Я просто…       — «Просто»! Ты нас спас. Может, Саманте и неприятно, но это не значит, что ради тебя наша принцесса не потерпит. Она же всё для тебя делает, всё, что может! Ты серьёзно думаешь, что её волнуют какие-то пятна? Или твои больные крылья? — ангел молчал. — Вот и всё. Заткнись и принимай то, что дают, — Ева решила, что разговор был исчерпан — так что, буквально заставив Каса прекратить сопротивляться, транслятор продолжила задумчиво поглаживать его руку. Но Кастиэль, как оказалось, просто раздумывал над очередным своим вопросом. И когда он наконец его сформулировал, Еве это уже не понравилось:       — Что ты имела в виду, — передышка, ангел не мог говорить длинными фразами, — когда говорила… что жила в море мерзости?.. — закончив предложение, он выглядел так, будто пробежал выматывающий многокилометровый марафон. Но в глазах был искренний интерес, в них было сочувствие — Кастиэль вряд ли понимал, куда лез, но действительно хотел знать правду.       — Я появилась не месяц назад, — как можно мягче ответила Ева. Наверное, так на неё подействовали Саманта и Барбара — ещё пару недель назад она бы послала каждого, кто задал бы такой вопрос. — Я была всегда. Помню детство Саманты, все её обиды, всю боль, что она переживала. Она заталкивала это как можно глубже, особенно после рождения брата. Я была в том месте — или тем местом, — куда она пыталась втолкать всё плохое, что с ней случалось. Там почти всегда было темно, по ощущениям — будто куча паутины и грязи, лужи чужой и нашей с ней крови, вонь, мёртвые люди и монстры, животные… — транслятор передёрнула плечами, хотя собиралась всего лишь ими пожать. — Я не знаю, почему силы Джейн перешли именно в мой уголок. Может, потому, что я и правда была не местом, а настоящей личностью, только зачаточной. Мне постоянно было больно, и я хотела справедливости. Хотела выбраться из этой помойной ямы, очиститься. И пока ещё существовало сознание Джейн, пока оно не растворилось в том потоке… — она сделала неопределённый жест рукой — мол, дальше ты сам знаешь. Кастиэль смотрел на неё так внимательно, как мог. И действительно слушал.       — Тебя… тебя всё ещё… мучают кошмары?.. — после короткой паузы спросил он. Ева удивлённо моргнула. Ангел сам слабо сжал её запястье, поддерживая.       — Почти нет, — соврала транслятор. Ужасов и правда стало меньше после того, как был уничтожен символический мишка, впитавший все те сущности, что дали ей собственную энергию. Но порой Ева просыпалась, дрожа, видя себя на месте извращенца или серийного убийцы. Помогло лишь разделить кошмары с Барбарой, которая успокаивала её и напоминала о том, что всё, на самом деле, можно контролировать. И если она хочет избавиться от боли, преследовавшей исчезнувших уже людей — она должна постараться.       Дверь открылась, отвлекая и Каса, и Еву от тихого разговора. На пороге возникла Саманта, а позади неё нарисовался старший Винчестер — не особо изменившийся, естественно, за те несколько минут, что Ева его не видела.       — Ровена пообещала приехать как можно скорее, — сообщил он, старательно избегая смотреть на Каса. Ангел же, увидев своего человека, наоборот — будто ожил, попытался приподняться, самостоятельно сесть, на губах появилась искренняя улыбка — не такая вымученная, какую он давил из себя при разговоре с девочками.       — Дин, — одно слово — а радости было столько, сколько Ева за свою короткую самостоятельную жизнь вряд ли успела ещё испытать. Винчестер, уже собирающийся уходить, вынужденно остановился. Буквально заставил себя посмотреть на Каса. Трещины опять вползали на шею, так что охотник наверняка их видел, но не стал обращать на них внимание.       — Как ты тут? — спросил он, задерживая взгляд на лице ангела. Тот глубоко вдохнул — собираясь, видимо, ответить в полный голос, но с дыханием не справился. Глухо закашлялся, закрывая глаза и откидывая голову назад, на подушку. Приступ быстро кончился, но вымотал Каса, и короткое «неплохо» просто утонуло где-то, потерялось среди чёрных трещин и падающих на пол перьев.       Дин стоял, прислонившись к дверному косяку, уткнув взгляд в пол. Боже, как же он ненавидел сейчас собственное бессилие. Нужно было послать сюда Бадди, чтобы не видеть этого, чтобы не ловить на себе такой искренне-радостный взгляд Каса, который задыхался от боли, но продолжал преданно смотреть на него. Винчестер не знал, как его спасти — он уже даже позвонил этой долбанной ведьме, которая обещала приехать через несколько часов. Но что-то подсказывало ему, что ангел эти часы может просто не пережить.       — Полечите его, — тихо сказал охотник, когда Кастиэль закрыл глаза, не в силах удерживать их открытыми и смотреть на него. Девочки взялись за руки, а Дин развернулся и вышел. Всё равно они пока бессильны. Может, стоит пойти поспать, набраться сил?..       Да, так он и сделает.       Ровена приехала где-то к вечеру. После того, как она осмотрела копьё, Винчестеру пришлось вновь пойти в ту проклятую комнату, снова он оказался возле Каса, который смотрел на него и пытался улыбаться. Или хотя бы не кривиться от боли. Пока ведьма осматривала его, пока разглядывала копьё и листала свою книжку, Дин не проронил ни слова — он старался избегать смотреть в глаза ангелу, встречаться с ним взглядом. С каждым движением рыжей ведьмы у него замирало сердце — вот сейчас она скажет, что есть лекарство. Вот сейчас. Пожалуйста, Господи, она же не может сейчас сказать, что способа спасти Каса нет! Не может! В его взгляде ведь столько преданности, это будет просто подло, если…       — Кое-что есть, — сообщила Ровена. Кас, едва удерживающий глаза открытыми, борющийся со сном, вздрогнул и посмотрел на неё. Ведьма быстро встала, закрывая книгу, и знаком пригласила Дина выйти вместе с ней. Охотник был настолько рад покинуть это помещение, что даже не стал пытаться что-то понять по её лицу. Кас устал, его лучше не тревожить, вот и всего-то — Дин был больше, чем уверен, что Ровена нашла что-то полезное.       Поэтому, когда они оказались в библиотеке и ведьма в ответ на его вопросительный взгляд лишь грустно покачала головой, Винчестеру показалось, что его облили ледяной водой.       — В смысле? — резко спросил он. Ровена поджала губы.       — Если это и проклятие, то очень древнее, — сказала она. — Ты сказал, что его ударили этим, — её тонкая рука коснулась древка копья. Дин на автомате кивнул — и вздрогнул, увидев, как на древке и металлической части древнего оружия от прикосновения ведьмы загораются какие-то руны. — Это древнейшая архангельская магия.       — И… и что? — заупрямился охотник. — Ведь Михаил создал его, чтобы одолеть Люцифера! Уже испорченного Меткой, и… — он запнулся. — Ты же смогла снять её, а она была гораздо древнее! — Ровена лишь печально посмотрела на Винчестера. — Нет. Нет, должно же быть лекарство! Должно!       — Если оно и есть, Дин, я не успею найти его, — сказала ведьма. — Твой ангел умирает слишком быстро. Мне жаль, — она опустила глаза. Винчестер рыкнул от боли, жмурясь, цепляясь за свою одежду. — Если бы вы позвали меня раньше… — начала было она, но охотник не слушал. Ровена поняла, что договаривать бесполезно. Она помолчала несколько минут, а потом, глубоко вздохнув, сказала: — Но я могу попытаться помочь вам выследить Центр. Может быть, если усыпить его и заморозить тело, у нас будет шанс успеть что-нибудь сделать. Но я ничего не обещаю. И в Книге Проклятых вряд ли такое есть.       Дин быстро дышал, мелко глотая воздух, стараясь выбросить из головы услышанное. Им нужен Центр. Усыпить Каса, а потом разбудить — на это способен только Центр. Точно. Он должен его найти.       — Ищи, — когда Ровена прикоснулась к его локтю, чтобы привлечь внимание, сказал Винчестер. Ведьма отстранилась, почувствовав его состояние, и села за стол. Позвала Бадди, что-то начала ему говорить, объяснять — парень кивал, внимательно слушая поручения рыжеволосой. Дин слышал только отчаянный стук сердца в собственных ушах.       Понадобилось немного: лишь несколько самых простых заклинаний, хитро сплетённых в их более мощную версию. Ровена старалась отследить остатки сознания Сэма, одновременно разыскивая его сосуд. И в то же время — пыталась найти огромный Центр антиматерии, кусочком которой когда-то являлся Бадди. Ровена старалась нащупать хоть что-то, и порой улавливала местонахождение какого-то одного элемента — но никак не могла вовремя понять, что это за место. Оно быстро менялось, казалось, Пустота телепортируется с места на место в поисках других крошечных Пустот, или собирает какие-то капли, которые были практически безопасны.       Она уже хотела отказаться от своей затеи, и даже открыла глаза — но тут вдруг Бадди как-то слишком крепко сжал её ладонь, и ведьма ощутила лёгкий толчок. Словно что-то тревожило её, кто-то звонил в маленький колокольчик у самого уха. Ровена знала это ощущение, так являлись видения из будущего — и ведьма не понимала, к чему вдруг они могли появиться. Но всё же решила уступить им, выслушать то, что хотела ей сказать История. И сделала это не зря.       Спустя пару минут Ровена медленно открыла глаза и встретилась взглядом с Дином. Тот смотрел на неё — так, будто от её слов зависла вся его жизнь. Ведьме на секунду даже стало жалко охотника — он мог потерять сейчас всё, ради чего вообще жил. Конечно, у него ещё оставались девочки-трансляторы, на которых Ровена с интересом косилась, пока осматривала Кастиэля, но вряд ли они значили для Винчестера так же много, как его брат. Или этот ангел.       — Ну? — вырвалось у охотника.       — Я знаю, где он будет завтра утром, — сказала ведьма. — Не могу найти его, он постоянно перемещается. Но если вы поторопитесь…       — Куда ехать? — перебил её Дин.       — Подожди, у нас ведь ещё не готовы наручники! — возразил Бадди. Ведьма склонила голову набок, прикрывая лицо волосами.       — Там будет Пустота, — сказала она. — Он собирается её поглотить.       — Значит, выпотрошим её, — немедленно отреагировал Винчестер.       — Если вы убьёте её прежде, чем он появится, он может не прийти, — напомнила Ровена. — Вам придётся рискнуть.       — Рискнём, — решительно ответил Дин. — Говори, куда ехать.       Той ночью, лёжа в полутёмной комнате и слушая разговоры девочек, Кастиэль понял — всё. До следующей ночи он уже не доживёт. Угаснет вместе с будущим днём, в лучшем случае — переживёт его, но не дождётся даже следующего рассвета. Впрочем, окон в бункере не было. Ангел не ощутит больше солнечных лучей на своей коже, не почувствует дуновения ветра. Не увидит Небеса, которые до сих пор любил.       Кас хотел уйти мужественно, храбро, держаться до конца. Всё вытерпеть. Он не имеет права сломаться, просто не может, он должен молчать, пока его жгут в чёрном пламени, пока крылья ломаются под собственным весом, а кровь, будто тоже прогнившая, разносит отраву по всему сосуду. Должен, теряя сознание от боли, приподнимать бессильные почти потерявшие оперение крылья. Должен…       Должен попрощаться с Дином.       Эта мысль пришла ему, когда волна мучительного жара слегка отхлынула, оставив ангела додумать последние мысли. Кас приоткрыл глаза, посмотрел в потолок.       — Как ты? — раздалось над ухом. Кас с трудом сфокусировал взгляд на девочке — Саманта поглаживала его по плечу, грустно улыбаясь — ей совсем не хотелось улыбаться, она просто пыталась поддержать ангела. Кастиэль попытался приподнять уголки губ, но кожу больно дёрнуло — пересохшие губы будто склеились запекшейся кровью. Томски смочила в кружке с водой, которая теперь постоянно стояла на прикроватном столике, чистую салфетку и осторожно провела по его потрескавшимся губам. Кастиэль только благодарно моргнул, проводя по ним языком, слизывая влагу. — Всё хорошо, — лгала Саманта. Так могли лгать только сильные люди. — Скажи, если чего-то хочешь. Мы постараемся, — о, ангелу много чего хотелось. Хотелось, чтобы его вынесли на улицу, посмотреть на солнце или звёзды. Хотелось чуда, попасть домой, а не во всепоглощающую пустоту. Ему хотелось исцелиться, в конце концов. Он просто хотел жить, вот прямо сейчас встать и продолжить сражаться — вдруг Дин найдёт чудесное средство и спасёт его?       Кас моргнул. Такого уже не будет. Вместо этого он должен сделать хотя бы одно…       — Дин, — хрипло сказал ангел. Саманта вздрогнула, увидев его слегка расфокусированный взгляд — ей на секунду подумалось, что Кас уже бредит. Но он сглотнул и снова с усилием выговорил: — Дин… позови Дина… Пожалуйста, — ангел посмотрел на девочку умоляюще, так, что та немедленно поняла, почему он так просит об этом. Ей страшно не хотелось отвечать ему, так что она просто взяла его за руку и сказала:       — Давай подлечимся.       — Дин…       — Дин уехал, Кастиэль. Они нашли Сэма.       Ангел опустил веки, не слушая дальше. Значит, он должен продержаться до возвращения охотника. Хотя бы так. Он не может уйти, не попрощавшись со своим человеком. Он будет терпеть. Должен терпеть. Может, Дин не оставит его и всё же вынесет из бункера — посмотреть на звёзды. Ангел не против умереть в машине охотника, глядя в окно и чувствуя тепло близких людей.

***

      Это просто был расчёт. Чем меньше Пустот, тем меньше вреда от них — и с каждым новым падающим на пол телом Центру было всё проще забывать о том, что он только что оборвал чью-то жизнь. Эта жизнь, как ни крути, уже была у кого-то украдена и давным-давно была оборвана. Человек был мёртв, даже хуже — разорван, поглощён, уничтожен. Его близкие потеряли члена семьи, друга, коллегу. Пустоты претендовали на то, чтобы быть наравне — уезжали, бросали чужую жизнь, начинали свою с чистого листа. Джек вырубал этот сорняк, вырывал его с корнем.       Он начал с крупных Пустот, чтобы повысить свою чувствительность. Потом смог освободить бедных животных, вытянуть с земли всё то, что ушло в неё, когда не нашло себе сосуда. Сейчас эта чувствительность уже мешала — он не мог понять, сколько точно Пустот осталось в мире. Он был слишком огромным, антиматерия переполняла, казалось — весь тот пласт, что был потерян, сейчас находился внутри этого сосуда. Чужое сознание Джек решил не трогать — честно говоря, сейчас, когда Пустота переполняла его, ему было уже плевать на Сэма. Он даже старался не думать о том, что сделал, когда забрал его тело. Даже если сознание охотника уцелело и пыталось вырваться, это Джеку никоим образом не мешало.       Каждый раз, когда ему казалось, что работа закончена, он чувствовал новый импульс. Совсем слабый, идущий откуда-то из определённого места, но настолько смутный и «размазанный», что Джеку пришлось сбросить темп. Он пожалел, что начал с больших Пустот, ведь теперь он был вынужден буквально выслеживать каждую небольшую свою частицу и искать место, чтобы поглотить её. Он делал это ради людей, конечно, но ему не нужно было излишнего внимания.       Наконец, наступил момент, когда Центр был вынужден остановиться посреди очередного города и растерянно оглядеться по сторонам. Он потерялся, он чувствовал маленький кусочек где-то рядом с собой, но не мог понять, где именно. Но тут Джек вспомнил о телефоне, который когда-то носил. Благо, он забрал его с той базы, которую посетил в первую очередь после того, как ушёл от Винчестеров.       Искать пришлось недолго. Когда-то он пытался вести учёт Пустот, и сейчас постепенно вычёркивал их из списка, который ему любезно предоставил мобильник. В конце концов он нашёл подходящую — ту, что могла находиться в том же городе, что и он. Джек позвонил ей. Даже представился. Странно, но было похоже, что Пустота ни о чём не знает — она согласилась встретиться с ним, и говорила вполне спокойно.       Пока время встречи не наступило, Центр начал обзванивать остальные номера. Ни один из них не был доступен — похоже, он действительно должен был встретиться с последним кусочком антиматерии. Хотя кто его знает — ведь Джек даже не всматривался в имена тех, кому пытался звонить.       Поэтому, когда процесс поглощения совсем молодой девчонки вдруг прервала другая Пустота — он очень удивился.       Джек чувствовал себя неповоротливым, огромным. С каждым разом поглощение происходило всё дольше, несмотря на то, что он поглощал всё меньшие и меньшие частицы. Как будто ему уже некуда было вталкивать эту антиматерию — но это было не так, он знал. Антиматерия — вообще вещество условное. Оно как бы есть, и его как бы нет — место в сосуде не может просто «закончиться».       — Ты? — прищурившись, он разглядел человеческое лицо Пустоты. Мальчишка, которого когда-то, ещё будучи глупым и полным надежд, Джек создал заново. — Ты должен был быть на базе, — догадался он. Рука его замерла, по ней медленно вползали наверх струйки антиматерии. Девушка, чьё тело занимала Пустота, медленно оседала на пол.       Бадди отчаянно бросился на него с обычным клинком. Оцарапал плечо, но это Джека практически никак не взволновало — он лишь усмехнулся. Неторопливо поднял собственный Клинок, которым недавно вскрыл горло падающему на пол сосуду. У парня не было против него шансов, и Джек это знал.       Притупившиеся чувства подвели его. Он вдруг ощутил, как слабеет, словно оказывается заперт в собственном теле — не своём, конечно, а младшего Винчестера. Он непонимающе поднял голову — и запоздало почувствовал на своей руке холод металла. Его схватили за другое запястье, заставили свести руки вместе — и силы были заперты.       Центр моргнул, проглатывая последние капли Пустоты. Перед ним стояли старший Винчестер и Бадди. На руки они ему нацепили обычные енохианские наручники — да как это? Не может такого быть… Не может это так работать!       Джек рванулся. Дин, сначала напряжённо всматривающийся в его лицо, будто бы расслабился и хмыкнул. До Центра медленно дошло — он вспомнил, как кто-то оказался слева от него, пока он отвлекался на Пустоту. Он вспомнил, как на секунду прервался поток поглощаемой антиматерии. Винчестер умудрился сделать наручники, способные сдержать Пустоту. И напитал их антиматерией в последний момент, подставив прямо под потоки, льющиеся с тела юной девушки, что сейчас лежала, всеми забытая, на холодной бетонном полу заброшенного здания.       Джека куда-то потащили. Центр лишь ухмылялся — дело всё равно было закончено. Остался только он и этот мальчишка. Если теперь его навеки запрут, он даже не против — две Пустоты на всю планету тоже было неплохим исходом.       — Я могу пойти с вами добровольно, — сообщил он, когда Дин втолкнул его в машину. Винчестер буркнул что-то неразборчивое, захлопывая дверцу. Джек улыбнулся. Работа была завершена.       Кастиэль держался из последних сил. Становилось больно дышать, за каждый вздох ему будто вонзали в лёгкие иглы, он стал делать это реже, но мир угрожающе потемнел — и ангел в отчаянии судорожно вздохнул, задышал, как испуганный зверь. Девочки теперь молчали, понимая, что беседовать с ним уже бесполезно. За последние несколько часов они пытались исцелить его несколько раз, но это уже почти не помогало. И сейчас Кас метался по постели, дрожа от сменяющих друг друга жара и холода.       Неожиданная резкая боль после неловкого движения пронзила его спину. Постель и одежда немедленно обагрились кровью — и отмершее изломанное крыло осталось на полу, темнея ранами и истончившимися перьями. У Кастиэля потемнело в глазах — хоть он его уже почти не чувствовал, и двигал им скорее инстинктивно, используя больше оставшиеся силы благодати, чем физические, это было жутко больно. И сил враз стало меньше.       В порыве надежды ангел вознёс молитву к небу, обращая взгляд в потолок, пытаясь смотреть сквозь него.       — Отец… отец, за что же так… чем я заслужил… отец… — различали девочки в его хриплом сбивчивом шёпоте. — Пощади, отец, помоги мне… — он молился так отчаянно, что было физически больно от этого страха, который испытывал бывший житель Небес.       Ева куда-то отошла. Кастиэль рванулся, пытаясь вернуть некоторое чувство защищённости, и вдруг ощутил присутствие Дина. Наконец-то. Он справился. Он дотянул. Вся его сущность потянулась к охотнику, Касу хотелось раствориться в своём человеке, отдать ему всё, что осталось. А осталось так мало, что каждая минута казалась подарком. Отдать, отдать всё, что есть, отдать больше, чем есть, чтобы остаться с ними в виде этого тепла, чтобы помнили, чтобы…       Смутная мысль изворотливо скользнула в помутневшее сознание. Кас вспомнил свои же слова — что, если благодать сгорит раньше, чем он сам? Что, если ему стать человеком? Извлекать её они не рискнули, но ему так хочется жить, боже, кто бы знал, как ему хочется жить! Человеком, даже инвалидом — хоть как, неважно, лишь бы не в вечную Пустоту. Не исчезать. Не оставлять Дина с копией копии. Он живой, он не кукла, которую можно «скопировать-вставить». Он хочет выжить. Просто хочет выжить. И если ради этого нужно сделать такое…       Ангел потянулся ко второму крылу. Не смог даже достаточно согнуть руку, чтобы схватить его — что уж тут говорить о том, чтобы самостоятельно вырвать его со своей спины. Рука осталась безвольно лежать у бедра, лишь иногда судорожно сминая простынь. Кас с тоской посмотрел в сторону приоткрытой двери, откуда едва слышно было голоса Евы и Дина. Он увидел охотника — тот качал головой, упрямился, не желая заходить в комнату. Если бы он только помог избавиться от крыльев — кто знает, может, Кастиэль бы остался жить? Ему почти стало лучше, когда он избавился от одного сгнившего крыла…       — Нет! — почти что рявкнул Дин, делая шаг от двери. Кастиэль издал умоляющий хрип, на глаза навернулись слёзы. Отрава побеждала. Осознание того, что он корчился в постели и молил о помощи на глазах у Саманты, добивало. Томски крепко сжала его руку, удерживая рядом с собой. Дверь приоткрылась. Лёгкие шаги. Рядом тепло одного человека, другого — но это не Дин, это девочки. Их он тоже любит, но… Но как же так, почему так, Кас сейчас почти человек, и он так эгоистично хочет, чтобы с ним были рядом, чтобы его хотя бы проводили, если о спасении не может идти речи, он хочет чувствовать своих людей, он… Почему его бросили? За что? Он ведь боролся! Он так хотел дожить до этого момента!       — Дин, — взмолился ангел, тратя последние удары сердца, последние вздохи, — Дин, пожалуйста… — удушье жестко скрутило горло болезненной петлёй. — П-по…жалуйста… умоляю… Дин… — но никто не пришёл.       Нечто тёмное, отвратительное поднялось с глубин его существа, помешало дышать, пошло наружу через горло. Кас мёртвой хваткой вцепился в жизнь — его глаза пару раз вспыхнули остатками света, слёзы красиво его преломили. Ангел содрогнулся, захлёбываясь, по сути, самим собой — сгнившим заживо изнутри. Ещё раз, другой, в слизи потонул мучительный крик. Крыло, почти отделившееся от тела во время конвульсий, пронзило болью — но не той, на которую Кас втайне надеялся. Оно сгорало. И сгорело, отпечатавшись на полу и руках девочек.       Кастиэль уже не услышал их тихих вздохов. И не понял, что его взгляд остановился на бесшумно вошедшем в комнату Дине.       — Всё, — сказала Ева, стискивая руку мёртвого ангела. Дин молча смотрел в синие глаза, смотрящие сквозь него. Они были пустыми, только было видно отголоски боли, страха и странной надежды, словно ангел до последнего ждал чудесного спасения. Но глаза были неживыми.       — Кас…       — Нет твоего Каса, — грубо сказала Ева, поднимаясь с постели. Она была в чём-то перепачкана, словно чистила печную трубу — до Дина дошло, это крыло ангела отпечаталось на ней. — Его больше нет. Ты его бросил. Он звал тебя, а ты бросил его подыхать. Ты его бросил. Подыхать.       — Я… — и Дин замолчал на полуслове. Последней мыслью ангела, который до конца пытался ему помогать, было осознание того, что Винчестер предал его, оставив умирать. Он не попрощался с ним и не дал ему попрощаться с собой — а ради Дина Кас многим в этой жизни пожертвовал. Вероятно, он мог значить для ангела гораздо больше, чем представлял себе.       Малыш Кас, а не бессмертный бесстрашный воин, умирал с мыслью о том, что он не был Дину нужен. Он попал в вечное забвение, думая, чем заслужил такое равнодушие со стороны Винчестера, мучительно размышляя, что сделал не так. Милый наивный малыш Кас получил от охотника последний подлый удар: Дин заставил его верить в то, что забыл о нём. Что он не был ему важен. Каково же ангелу было умирать, осознавая это? Думать, что его бросили?       Винчестер опустился на колени рядом с кроватью. Ева хотела что-то сказать — может, даже ударить его. И она была бы права, Дин бы ничего не сказал ей — ни сейчас, ни после. Но Саманта, крепко сжав руки транслятора, увела её. Охотник остался наедине с ангелом. Отчего-то он знал, что Кас не успел его увидеть. Отчего-то был уверен в том, что Кастиэль умер раньше, чем Дин открыл дверь. Может, он просто не успел сфокусировать взгляд и увидеть его? Может, слышал скрип двери? Он ведь мог понять, что это Дин, больше было просто некому, он мог… Чёрт, зачем зря надеяться? Он не мог даже дышать.       Нужно просто признать свою беспомощность и трусость. Нужно принять тот факт, что он предал своего ангела. И что тот мёртв — он уже не сумеет его простить.       Как бы Дин ни молился.