Рубин и Янтарь

Мысленно повторяя слова мальчишки, Сирил вошел в спальню, ощущая одновременно сомнения, страх и азарт. И пусть ни он, ни его спутники пока не представляли, что делать дальше, предупреждение темнокожего слуги зажгло в нем надежду. Среди драконов у него был друг. Кто-то желал помочь ему и подсказал, чего будут ожидать Наследник и его гости. Был ли таинственный доброжелатель младшим сыном Наследника — Сирил не знал, да и устал гадать впустую то об одном, то о другом. Сейчас его волновали лишь предстоящий пир и дары, что следовало преподнести Равиндре. "Что убедит Наследника и его гостей, что я действительно послан их богом?" Улегшись на широкую низкую кровать из темного дерева, Сирил закрыл глаза, но так и не дождался сна. Монотонный звук дождя доносился из светового отверстия в центре каменного свода, но и дождь оказался не в силах усыпить юношу. Вздохнув, он встал, раздраженно сунул ноги в отсыревшие домашние туфли и стал мерить шагами незамысловато обставленную пещеру. Дождь проникал внутрь через то же отверстие, стекая по веревке, привязанной к каменному выступу. Прямо под ней полы имели едва заметный уклон, и вода скапливалась в небольшом углублении. "Если дождь усилится, комнату затопит? — отстраненно подумал юноша, ненадолго остановившись. — Вряд ли хозяевам нравится спускать ноги прямо в лужу. Может, эту дыру в потолке как-то прикрывают… Господи, да какая разница! — резко одернул он себя. — О чем я вообще думаю, когда единственное, что важно сейчас, это пир и расположение Наследника!" Вновь нетерпеливо выдохнув, юноша отодвинул полотно, служившее дверью, и не спеша побрел по каменной галерее, освещая путь шипящей масляной лампой. За пологом шум усилился, в проходе не висело водоотводов, и дождь свободно лил через три световых окна. Сирил заметил, что и здесь полы были с уклоном — вода стекала к одной стене и тонкой струей бежала в сторону купальни. Стараясь не замочить ноги, он последовал за ней и вышел к бассейну. В темноте казалось, что он заполнен не той прохладной горной водой, а чем-то черным и вязким. Сирилу даже почудилось, что под темной поверхностью что-то шевельнулось, переместившись к отражению огонька. Но секунду спустя он понял, что это были подводные струи, бившие из толщи горы и наполнявшие каменную чашу. Обойдя ее и убедившись, что в воде не притаилось никаких чудовищ, юноша решил пойти в гостиную и там попытаться подремать возле жаровни. Но, передумав в последний момент, он вернулся в галерею, ведущую к спальням. Заметив свет, он пошел к пологу, скрывающему комнату-пещеру Эвона. Шелест дождя заглушил и шипение фитиля, и его шаги, и, казалось, даже мысли. Сирил протянул свободную руку, но на несколько секунд им овладела странная нерешительность. Сам не зная почему, он не подал голоса, а вместо этого натянул цепь Грифона и взглянул вокруг уже его глазами. Очень близко перед собой он увидел темно-синий шерстяной полог — его рука держала лампу возле ткани, так что можно было рассмотреть отдельные нити в плетении. Юноша заставил Грифона оглядеться, и его взгляд переместился в другую масляную лампу, зажженную в спальне у мага. Тот сидел на кровати в ночной сорочке и что-то писал, щурясь от недостатка света. Спустя секунду фитиль затрещал, разбрызгивая масло, и Эвон протянул руку, чтобы поправить его. Сирил отшатнулся, испытывая недоумение и стыд: «Боже, что я творю! Я ведь обещал — больше никогда… Да что со мной такое?» — Ты не спишь? Можно войти? — тихо позвал он, чувствуя, как горят уши. Благо, при том скудном освещении это вряд ли можно было бы разглядеть. — Одну секунду, — раздался приглушенный голос мага, и вскоре он отодвинул полог, пропуская Сирила внутрь. — Мне казалось, кенары — дневные птицы. — Бессоннице все равно, дневные или ночные, — отозвался юноша. Когда он взглянул на Эвона через пламя лампы, он не заметил первые морщины на лбу и резкие складки у носа. Теперь же они бросались в глаза. Маг выглядел старше своих лет, а слабый желтый свет и вовсе придавал его лицу нездоровый оттенок. Впрочем, при виде юноши на губах Эвона заиграла улыбка. — Пишешь дяде? — спросил Сирил, не дождавшись ответной реплики и, спохватившись, бросил взгляд на сундук, где лежали письменные принадлежности и продолжал трещать фитиль. — Уже закругляюсь, — маг прикрыл чернильницу и, подняв верхний исписанный лист, помахал им в воздухе, — ужасно влажно, ничего не сохнет. По интонации юноша понял, что Эвон не питает иллюзий насчет своих писем — вряд ли их позволят отправить. Ощутив укол совести, Сирил нехотя кивнул. Поддавшись порыву, он перехватил руку мага и обнял его, коснувшись носом щеки, уже покрывшейся темной щетиной: — Прости, — с искренним раскаянием произнес он, в красках припоминая их невольное заточение в запечатанном Ордене. — Мы здесь застряли… снова в каменном подземелье. Я вовсе не хотел, чтобы все мы… особенно ты... оказался в такой ситуации. — Довольно, — Эвон, вздохнув, сам притянул Сирила ближе и тихо продолжил: — Я представлял себе риск. В общих чертах… Особенно учитывая твое упрямство. Особенно наслушавшись того, что напророчил Кроу. Если узнать, чего именно ждет Наследник, тогда, может, и получится его переиграть. Но в игре, что ты затеял, ты играешь вслепую. — А как же наш доброжелатель? С его подсказками у нас появился настоящий шанс. — Подсказок может быть недостаточно. Не возлагай все свои надежды на этого мальчишку. Тот, кто его послал, преследует свои цели, и раз этот кто-то нам помогает, это вовсе не значит, что его цели совпадают с нашими, — маг бросил лист на крышку сундука и свободной рукой подхватил косу юноши. — В нашу первую встречу она произвела на меня впечатление. Я думал: как, зачем, почему... Что за странный юнец, значит ли это хоть что-то... или он просто чудак. Теперь я знаю, зачем тебе коса, но это все равно всего лишь волосы, Сирил. Я могу сделать так, чтобы они стали частью зачарованного механизма, какие-то полураздетые торговцы в синих тряпках будут с благоговением просить о прикосновении к ним. Но твои волосы нас не спасут, если что-то пойдет не так. И поэтому мне не нужны извинения, мне нужно, чтобы ты подумал еще раз — стоит ли продолжать. Чем дольше ты будешь подыгрывать Наследнику, тем сложнее будет остановиться. Сирил сглотнул, уставившись на косу в руке мага, и снова перевел на него взгляд: — Я знаю, но уже поздно поворачивать назад. Мы у цели, осталось только руку протянуть… — И, возможно, тебе ее откусят, — без тени улыбки заявил маг и уселся на край кровати, кивком указав юноше на широкую скамью напротив. Сирил сглотнул еще раз и опустился вовсе не на скамью, а на расстеленную постель. Он ничего не ответил, не желая заострять внимание на словах, брошенных магом в неведении. Хотя в скором времени те могли сбыться, как и говорил Кроу. — Лучше завтра признаться, что ты никакой не посланник небес, Серадж поймет и поддержит это решение. — Возможно, ты и прав, — протянул Сирил, — но у нас еще есть время, а теперь есть и предупреждение. А раз так, нам следует подумать о дарах. Но и над твоими словами я подумаю, правда. — Рад это слышать, и, пожалуй, хватит об этом. Попади мы сюда при других обстоятельствах, я был бы безмерно благодарен тебе и Сераджу. — Но все наоборот… мы здесь благодаря тебе. Черный единорог отправится на юг… помнишь? — Да-да, помню, не начинай. Слышать ничего не хочу о единороге... Вы искали камень, и эти поиски привели нас к драконам. Любой дракон — диковинная редкость, а здесь их сотни. Наследник показался нам в истинном обличье. Должен признать, это было одно из красивейших зрелищ в моей жизни. Когда мы вернемся домой, я хотел бы сделать из электрума и эмали что-нибудь хотя бы отдаленно похожее на его изумрудно-сапфировую чешую… — Ожерелье! Из множества эмалированных пластин. Вот что ты мог бы сделать, — Сирил бросил взгляд на исписанный листок и пересел ближе, нетерпеливо проведя по его плечу: — Ты собирался закончить письмо… — Уже поздно, письмо подождет до завтра. — Это хорошо. Мы не были близки с тех пор, как уехали из Кумили. Полог, дождь и каменные стены скроют все звуки, — настойчиво прибавил он. Эвон промолчал, но в его желтых глазах Сирил увидел не только огонек, трепетавший на кончике фитиля, но и отражение желания, что разгоралось в нем самом. Наконец маг едва слышно ответил, но слов было не разобрать. Сирил улыбнулся, он и так понял то, что поглотил мерный шум дождя. — Только потом я уйду к себе. Иначе ты промаешься полночи, в то время как я буду спать сном праведника у тебя под боком… Вернувшись в свою спальню, Сирил удовлетворенно вздохнул, ощутив спокойствие впервые с того дня, как Сандип отнес шкатулку к пограничным камням. Дождь все шелестел над каменным сводом, воздух в пещере потяжелел от влаги, но по телу юноши разливалось тепло. Отголоски прикосновений и поцелуев, что он все еще ощущал на коже, вытеснили мысли о предстоящем пире. Раздевшись и улегшись в постель, Сирил натянул легкое одеяло и некоторое время прислушивался к едва уловимому шипению масла в лампе, стоящей у изголовья. Но сон опять не шел, он завозился, убирая со лба и щек завившиеся волосы. "Рей не знает, что именно было в пророчестве. Не знает, что если я смогу сделать правильный выбор, то получу этот проклятый камень. Он не знает, и потому мои уверенность и упрямство кажутся ему безрассудством и глупостью. Я играю не вслепую, нет, и это не просто волосы, Кроу неспроста предупредил о них. У меня всегда был этот козырь, с рождения, и я им воспользуюсь. Сходство с местным божеством мне на руку, и я вновь напомню о нем на пиру..." *** — Это может сработать! — убежденно повторил Сирил, пристально вглядываясь в лица компаньонов. — Наследник сказал, что на пиру соберется вся его родня — сестры, тетка и кузен! Он — второй в очереди на престол. Там будет вся местная знать, главы самых влиятельных семей. Если мы сделаем, как я предлагаю, да еще и преподнесем Равиндре дары, о которых мы ничего не могли знать — уверен, это произведет должное впечатление. Сейчас к нам относятся враждебно… — И ты думаешь, что после одного представления это тут же изменится, а Наследник проникнется к тебе уважением? Он? Тот, кто вломился в твой сон и запугивал тебя? — спросил маг, с трудом удерживаясь, чтобы не повысить голос. — И тем не менее он может быть прав, Рей. Здешние суеверия дают Сирилу шанс. Торговцы в Коччине всерьез говорили о праматери, что носила на себе их бога. Они в это верят, — Серадж скользнул взглядом по барельефу на стене гостиной, где в полете переплелись несколько крылатых драконьих фигур. Он дернул струну ситара, практически не покидавшего его рук в последнее время, и, словно ища у него защиты, бережно обнял инструмент, прикоснувшись щекой к длинному грифу. — Ты обещал подумать, — с нажимом процедил Эвон. — Я подумал! И предлагаю не поворачивать назад сейчас. Равиндра при всех объявил, что мы — его гости. Пока у нас будет его расположение, мы в безопасности. — Я бы с этим поспорил, но хорошо. Допустим, твоя затея увенчалась успехом, что дальше? Что еще мы знаем об Индре из их легенд кроме того, что он носит длинные золотые волосы и оборачивается ими, когда погода портится? Что, если его посланник должен обладать какими-то умениями? Если, поверив тебе хоть на мгновение, потребуют их применить?! — Ничего хорошего не будет, Рей, — нахмурившись ответил Серадж, — но мы также не знаем, что нас ждет, если Равиндра сочтет Сирила обычным человеком. Возможно, он отпустит нас, велит завязать глаза и вышвырнет из своих владений точно так же, как и велел нас привезти. А если нет? Если он поймет, что оказал незаслуженные почести трем чужестранцам, возомнившим, что у них есть какие-то права? Это может плохо для нас закончиться… — Серадж, вы мне вовсе не помогаете! — бросил Сирил, видя, как маг кивает на слова индуса. — Ну почему же. Мне не нравится то, что вы хотите на себя взять, — продолжил Серадж, вновь коснувшись струн металлическим когтем, — но у нас довольно скудный выбор: продолжать притворство или же выложить все карты, как есть, и признать поражение. — Проклятье! — маг хлопнул по лежащей рядом подушке и направился к занавесям, отгораживающим пещеру от промокшего сада. Скрестив руки на груди и развернувшись к спутникам, он произнес, более не повышая голос: — Ну и черт с вами. Не хотите меня слушать — хорошо. Не имею ни малейшего удовольствия повторять одно и то же. Излагай свой план. Что мы будем дарить? Сирил переглянулся с индусом и начал уверенным тоном: — Каждый из нас подарит что-то, связанное с его личностью. Ты, Рей, можешь поднести Равиндре последний стеклянный сосуд с водой. Ты — искусный мастер, а сосуд — воплощение твоего мастерства. Вы, Серадж... Вы ведь отличный стрелок. Быть может, вам следует попросить Сварана вернуть ваш лук, чтобы вы могли передать его Наследнику? — Нет, не думаю, что он будет хорошим выбором, — ответил индус, опустив взгляд на деку. — Даже если Сваран согласится, подобный дар могут истолковать неверно. Иногда оружие подносят, как символ вражды. К нам и так испытывают неприязнь и страх, лишняя вражда нам ни к чему. Да и стрельба осталась лишь забавой, пусть меня и обучали ей с детства. Лучше я подарю Наследнику ситар. — Но, Серадж, — удивился Сирил, — разве вам не жаль с ним расставаться? — Жаль, очень жаль, он сделан хорошим мастером, достойная дорогая вещь, которую не стыдно поднести правителю. Но еще это подарок дяди, память о тех временах, когда наша семья не была расколота борьбой за власть. Именно поэтому я отдам Наследнику его. От нас ждут не простого дара, не безделушки, которую не жаль потерять. На мгновение в гостиной повисло молчание, Серадж отложил инструмент и задумчиво улыбнулся. Спустя мгновение он подал голос, стаскивая с пальца серебряный плектр: — Что подарите вы, Сирил? — Я отрежу прядь волос. Вы сами сказали, что драконы суеверны. И я подарю их правителю… знак расположения их бога, благословение. Хотя для меня это прошлое семьи с его мертвецами, память моего рода. — Значит, решено. Осталось понять, в чем вам явиться, чтобы не вышло, как в прошлый раз, — ободряюще улыбнулся индус. — Мне нужно что-то синее, — ни секунды не сомневаясь, ответил Сирил, — но у меня нет ничего подходящего. — Я взял с собой некоторые реагенты, — пробормотал маг, нехотя возвращаясь к жаровне. — Кое-чего не хватает, древесный уголь… каменная соль, медная стружка и еще мел, но все это здесь наверняка отыщется. — Я что-то не понимаю… — протянул индус, заправляя за ухо отросший локон. — Синий дым! Рей говорит о нем! — Да. Я могу окрасить ткань… Нужно вынести жаровню к купели, подальше от жилых комнат. Мне понадобятся разные емкости, а также сундук. И скорее всего последний будет безвозвратно испорчен... *** Остаток дня и следующие три прошли в подготовке и напряженном ожидании. Когда слуги Сварана принесли необходимые ингредиенты, маг дождался темноты — чтобы дым, валивший из пещеры, не привлек внимания охраны — и окрасил один из костюмов юноши. Но в процессе, как и говорил, он загубил всю обивку большого дорожного сундука и свою рубашку. Самому ему также не повезло — левая бровь стала темно-синей, правая щека покрылась точно такой же щетиной, а шевелюра пошла синими пятнами. Маг ругался и объяснял что-то про влажность, тогда как Серадж еле сдерживался и весь следующий день сыпал подначками про половину Синей бороды, игнорируя красноречивые взгляды Сирила. Маг лишь ухмылялся и кривил свою синюю бровь, но под вечер велел слуге тащить жаровню и необходимую посуду обратно к купели… — Ну теперь-то ты доволен? — бросил он, когда дым от второго заклинания рассеялся, а купальня была прибрана. — Еще бы! — елейным голосом ответил Серадж, подкручивая колки. — Теперь все как положено. Целая Синяя борода! Следующие два дня Серадж не расставался с ситаром, будто решив наиграться на нем впрок. Эвон больше ни словом не обмолвился о пире, а Сирил стал задумчив и молчалив, раз за разом пытаясь представить, что их ждет дальше. Когда утром пятого дня в пещеру вновь спустился Сваран, индус спросил, нельзя ли отправить весточку Радживу. Дракон согласился, но их ликование было недолгим. Сераджу разрешили написать всего три короткие строки в присутствии самого Сварана. А после дракон прочел их сам и недоверчиво показал клочок бумаги одному из своих слуг. После подобного об отправке других писем не могло быть и речи. На закате Сирил облачился в окрашенный костюм, все еще издававший едва ощутимый горький запах реагентов, и позвал слугу, чтобы тот помог приготовить "дар". Юноша протянул О’Брайну бритву — подарок мага — и тот, вздыхая, отрезал широкую прядь у самого основания затылка. Демон памяти, никак себя не проявлявший с того дня, как Сирил надел защитный амулет, вздрогнул, словно мог почувствовать лезвие. Сирил переплел отрезанную прядь, получив длинную косицу толщиной с большой палец, и завязал начало и конец шнурком. Слуга поднес круглое медное блюдо, что служило зеркалом прежним хозяевам пещеры, и Сирил окинул себя взглядом. Там, в отражении, его лицо исказилось, словно от жара, кожа казалось тускло-красной, волосы — рыжими, как у маленького лорда, которого он спас от немоты. Все это не придало ему уверенности, но время вышло, и он направился в гостиную, где уже ждали взволнованные компаньоны, и куда вскоре спустился Сваран и четверо вооруженных драконов. Поймав изумленный взгляд старого дракона, юноша едва заметно улыбнулся и, выступив вперед, возглавил своих спутников. Пока они шли, слуги и стража шептались между собой. Сирил чувствовал на себе десяток взглядов, но, не желая выдать свой страх, смотрел перед собой и старался идти ровно, не спотыкаясь на щербатых каменных ступенях. Сопроводив путешественников к уже знакомому, вырубленному в скале входу, Сваран обратился к Сераджу, и индус торопливо пояснил: — Он говорит, что мы должны соблюдать те же правила. Наследник даст вам слово. А дальше действуйте... Мысленно собравшись, Сирил кивнул и, пытаясь унять стучащее сердце, на миг прикоснулся к волосам. "Сработает. Должно сработать. Сваран отметил, отметит и Наследник…" — лихорадочно размышлял он, невольно считая ступени. Пройдя мимо стражи, вооруженной изогнутыми клинками, он нырнул в знакомую темную червоточину, и на секунду ослеп, выйдя в залитую огнем пещеру. — Чужеземец, отмеченный Владыкой, — зашептал Серадж, прислушавшись к сенешалю. — Идите, Сирил. Мы с Реем и слугами войдем за вами. Юноша медленно двинулся вперед — не потому, что собирался гордо вышагивать перед темнолицей толпой, его ноги попросту с трудом сгибались в коленях. Уже десятки взглядов пронзали его насквозь. Шепот пробежал по залу, отразившись от необработанных стен и угаснув где-то под закопченным сводом. Задрожало пламя светильников, плавающих на поверхности бассейна, взметнулись тени гостей, обернувшихся к нему. Юноша смотрел лишь на Равиндру, на чьем лице не дрогнул ни один мускул. Наследник не сводил глаз со светлых волос, разметавшихся наподобие золотого плаща. Замерев на почтительном расстоянии, Сирил низко поклонился. Волосы бесшумно упали на каменные плиты по обеим сторонам от его склоненной головы. Распрямившись, он поймал взгляд младшего сына Равиндры. Тот стоял на прежнем месте, рядом со своим более рослым братом, и, несмотря на тревожный взгляд, на его губах блуждала едва заметная улыбка. Помимо детей и жен Наследника, возле Равиндры находился сгорбленный старец в богатых одеждах. Он был единственным, не считая самого Наследника и двух его женщин, кто сидел во всей пещере. Именно он нарушил повисшее молчание: — Indra pratinidhi! — проскрежетал он с явным усилием. Наследник поднялся и обратился к путешественникам. Серадж нервно оправил шейный платок и принялся переводить: — Приветствую, чужеземец, отмеченный Владыкой. Желаешь сказать слово, прежде чем начнется пир? Сирилу на мгновение показалось, что время остановилось, а все звуки исчезли. В оглушающей тишине он отчетливо слышал лишь одно — стук собственного сердца. Волосы непривычно щекотали шею, внутри росло смущение от собственного неопрятного, в некотором роде интимного вида. По сравнению с ним мужчины и женщины, толпившиеся в пещере, были почти раздеты, но это он был тем, кто чувствовал себя абсолютно голым, выставленным напоказ. Наваждение схлынуло, и он бегло осмотрелся — в пещере собралось гораздо больше гостей и прислуги. Глубоко вдохнув, Сирил перевел взгляд на Равиндру. Дракон хранил молчание и не шевелясь стоял возле скамьи, служившей троном его отцу. Юноша медлил с ответом, но чувствовал спиной, как в толпе поднимается нетерпение. Глаза старшей жены источали презрение, и, если бы это было возможно, оно стекало бы по ее щекам вместо слез. Но взгляд еще одной женщины, совсем седой старухи, был куда тяжелее. Ее иссохшая шея и руки походили на темные ветви, криво торчащие из-под ткани, богато украшенной вышивкой и каменьями. Старуха стояла немного особняком, две совсем юные девочки поддерживали ее под локти, а рядом с ними замер мужчина, казавшийся ровесником Сераджа. Взгляд старой ведьмы буквально обжег юношу. Он видел ее впервые, но понял, что именно она во всей долине ненавидит его искренне и так глубоко, как только можно… — Благодарю за приглашение на этот пир, Ваарис, — наконец произнес Сирил, собравшись и отвесив новый глубокий поклон. — Благодарю за поистине царскую щедрость и гостеприимство. В знак признательности я и мои спутники приготовили скромные дары. Едва Серадж закончил с переводом, как по залу вновь прокатился ропот. Старуха продолжала испепелять юношу взглядом, а стоящий рядом мужчина выглядел пораженным и с недоверием таращился на белокожих пришельцев. Равиндра кивнул и с нескрываемым торжеством объявил: — Сегодня каждый принес мне дар. Владыка направил твои помыслы. С благословения Знающего я приму и ваши дары. Еще один поклон, снова его светлые волосы разметались по полу. Сколько еще раз он должен будет поклониться за этот вечер? «Да сколько угодно. Я получу камень грандмагистра во что бы то ни стало… Получу!» От волнения Сирил не сразу заметил слугу, подошедшего забрать прядь волос из его протянутых рук. Еще двое приняли ситар и стеклянный цилиндр из рук его компаньонов. Их подношения отнесли на низкий круглый стол — огромное металлическое блюдо, установленное на треножнике у основания ступеней. На нем уже теснилось множество предметов: серебряные чаши, морские раковины, россыпь тонких золотых браслетов, ожерелье из опалов, лоскуты ткани, покрытые цветными рисунками и оскалившийся череп обезьяны, с клыками из лазурита. Но более всех выделялись два дара: головной обруч из тусклых золотых пластин, украшенный сверкающим красным камнем, и небольшой, будто игрушечный меч с изогнутым лезвием и таким же красным камнем на рукояти. Бросив взгляд вниз, на дары, Наследник обратился к богато одетому старцу. Он огладил длинную бороду и вновь кивнул. — Чужеземец, отмеченный Владыкой, — напряженно вслушиваясь в речь Равиндры, взволнованно продолжил Серадж, — займи место рядом со мной. Подари нам благословение Индры. Наследник спустился к ближайшему столу и уселся на скрещенные ноги. Следом за ним за стол перешла его семья и старец, названный Знающим. Сирил застыл в нерешительности, но Серадж подтолкнул его, прошептав: — Идите, Наследник пригласил вас, не медлите. Чуть сильнее сжав губы, юноша преодолел разделяющее их расстояние и, поджав ноги, бессильно опустился на скамью, окончательно теряя чувство реальности. Его волосы разметались по иссиня-черным жестким подушкам, пахшим влажной шерстью. От этого запаха и сладковатого смрада горящего повсюду масла у него запершило в горле, но он не подал виду. Позади вновь раздался возмущенный шепот и чьи-то голоса. Вроде бы что-то гневно бросил тот самый мужчина, стоявший возле иссохшей старухи. Однако Сирил больше не смотрел по сторонам, пристальные взгляды Знающего и Равиндры пришпилили его к месту, словно одного из тех мотыльков, прилетавших на свет их шатра. Наконец все находящиеся в пещере гости заняли оставшиеся столы. Повинуясь неслышному приказу, многочисленная прислуга начала разливать напитки и разносить угощение. Сирил не видел, куда усадили его компаньонов, но подозревал, что они оказались за одним из дальних столов. А раз так, ему не придется более ничего говорить, он мысленно велел себе успокоиться: "Все идет хорошо. Наследник отметил. Гости тоже. Мне нужно лишь продолжать играть свою роль". Юноша напряженно улыбнулся и с опаской взглянул на блюдо, оказавшееся перед ним. На этот раз ему не подали жареных рук... *** — Могло быть и хуже, — начал Серадж, едва путешественники остались одни в пещере-гостиной. — Похоже, вы не убедили всех гостей, но Наследник и старик-советник остались довольны. — Мне тоже так показалось, — Сирил с облегчением высвободился из камзола, в котором чуть не сварился заживо. — Когда мы покидали зал, вы сказали, что услышали что-то важное, — он собрал потяжелевшие от влаги волосы и начал торопливо заплетать косу, отмахнувшись от слуги. — Недалеко от вас сидел кузен Наследника вместе со своей матерью… — Та разодетая страшная старуха, что чуть не прожгла во мне дыру взглядом? Это она — тетка Наследника? — Похоже. Кузена зовут Рамеш, но не уверен, что это именно имя. Судя по разговорам, многие выражали ему почтение… — А перед его матерью благоговели, как будто она святая. Сирил, она весь пир не сводила с тебя глаз, как и ее сын, — озабоченно прибавил Эвон, пытаясь вытащить руку, застрявшую в рукаве, — эти взгляды не сулят нам ничего хорошего. У Наследника есть соперник, и, похоже, скоро развернется нешуточная борьба за ту деревянную лавку, что здесь считают троном. — Если Рамеш собирается заявить свои права, то знаки божественной благосклонности, что вы якобы принесли с собой, встанут ему поперек горла... Представив смуглого темноволосого мужчину с холодным взглядом, Сирил мысленно поежился, но взял себя в руки. Они свою сторону уже выбрали, появление второго наследника ничего не меняло. — Этот самый Рамеш, а заодно и его мать, — мрачно произнес Эвон, усаживаясь возле остывающей жаровни, — сделают все, чтобы доказать, что ты — самозванец. Их наши дары уж точно нисколько не убедили. Они их только разозлили. Рамеш может обвинить тебя в сговоре с его кузеном. А что ждет нас в этом случае, известно одному Триединому. Это уже не шутки, Сирил, — нахмурившись еще больше, закончил он и перевел тревожный взгляд на пепельно-розовые угли. "Потеряете жизнь..." — так некстати прошелестел печальный голос провидца. Стремясь заглушить его, Сирил шумно втянул воздух и опустил взгляд. — Что ж, — попытался разрядить обстановку Серадж, — нам остается надеяться на милость Наследника. Он защитит нас. Мы же его гости… как вы сами заметили. Получив необходимые знаки и укрепив свое право на престол, он отпустит нас. Мы не будем ему более полезны. А этот пир… он не последний, и нам не мешало бы подумать о ближайшем будущем. В конце Равиндра объявил: следующий пир, что он назвал пиром Примирения, состоится еще через пять дней. У нас снова есть немного времени на подготовку, вот только стоит ли нам еще что-то предпринимать? Или лучшим решением будет просто ждать? Слова индуса отрезвили юношу, и он, помрачнев, задумчиво качнул головой. Мальчик-слуга подсказал им, чего ждать от пира Соединения, но не сказал ни слова о пире Примирения и последнем, Белом пире. Стоило ли надеяться на новые подсказки? Сирил с досадой нахмурился и небрежно перекинул косу через плечо. Только что он чувствовал себя вареной треской, рубашка липла к телу, а ноги в башмаках молили о свободе, но он вдруг ощутил легкий озноб, а потому велел О’Брайну заняться жаровней: — Полагаю, нам не стоит повторяться. На меня уже обратили внимание, но нужно что-то большее... Что может поразить драконов? Молния, упавшая с неба? — Сирил окинул пещеру взглядом, убедившись, что слуга мага вышел за водой к купальне. — Но мой Грифон слишком слаб для подобного... Точнее, это я сам слишком слаб. Мария… средняя дочь лорда Блэквуда, и то не справилась, хотя в ее распоряжении был сильнейший Огонь небес отца… Для меня это не кончится ничем хорошим. А проще говоря, подобный трюк наверняка меня прикончит. Маг и индус недоуменно переглянулись, но не успели обронить ни слова — Сирил обхватил себя руками и принялся кружить вокруг жаровни: — Тем не менее, я могу заставить вздрогнуть огонь во всей пиршественной пещере. Все светильники до единого. Или даже погасить бОльшую их часть... Быть может, именно так и стоит поступить? — он по очереди взглянул на своих компаньонов и протянул обе руки в опасной близости над вновь раздутыми углями жаровни. — А вы действительно можете подобное?! — спросил Серадж, от удивления напутав с ударениями. — Да уж, мне тоже будет интересно это узнать, — с расстановкой сказал Эвон, — но я заранее согласен с тобой в одном — это не кончится ничем хорошим. Даже если среди драконов нет того, кто бы мог почувствовать подобные… чары, они могут испугаться. Или наоборот, обвинить тебя в каком-то запретном колдовстве. Тогда охрана расправится с тобой прямо на месте. Со всеми нами… А даже если и не на месте. Нет, — вновь решительно повторил он. — Этого точно не стоит делать! — Согласен. Погасший огонь можно истолковать, как дурной знак. Нельзя так рисковать, вся эта затея и так опасна. Мы ничего не знаем о здешних колдунах и можем очень сильно, как это у вас говорят — обжечься. Изловить бы того мальчишку, если он снова явится, и расспросить как следует. Без новой подсказки все ваши старания пойдут прахом, — индус сосредоточенно стащил одну за другой свои загнутые туфли, невозмутимо закинул босые ноги на плоскую подушку и уселся по местному обычаю. Было видно, что ему так гораздо привычнее. "Если Равиндра не унаследует власть отца, нам точно не видать рубин... — со злостью стиснул зубы Сирил. — Однако, я не могу вести себя опрометчиво, когда на кону не только моя жизнь..." — Пожалуй, вы оба правы. Обойдемся без «фокусов», — Сирил вздохнул и отвел руки от жаровни, которая мгновенно потухла, вся до последнего уголька. *** Следующий день прошел в напряженном ожидании — не заглянет ли к ним мальчишка, давший подсказку? То и дело кто-то один пытался завязать разговор, но, если бы у Сирила спросили, о чем же были эти разговоры, он ответил бы с трудом. Когда не остается тем для беседы, обычно говорят о погоде. Но затянувшийся монотонный дождь был сомнительным поводом для обсуждения. Земля в саду издавала непередаваемую смесь запахов и парила, словно под каждым деревом кипел котел. Огромные валуны, раскиданные вдоль тропок, блестели серо-желтыми боками. В жилых пещерах было ужасно влажно, а на неровных сводах появились водяные потеки и солевые разводы. Драконы-слуги, как и прежде, приносили еду, порой весьма необычную. Сирил скривился от брезгливости, увидев на очередном круглом блюде целую гору жареных насекомых, напоминающих саранчу. К этой отвратительной куче подали несколько тарелок, наполненных прозрачным медом. И хотя Серадж настаивал на том, что это весьма вкусное и дорогое угощение, от которого нельзя отказываться, ни юноша, ни маг, ни их слуги так и не прикоснулись к саранче. Пришлось индусу разделить трапезу с Сандипом, а остальные в тот вечер отправились спать, довольствуясь рисом и пресным лепешками. На второй день немного распогодилось, и, когда сквозь плотную пелену облаков, выглянуло вечернее солнце, в пещеру явился Сваран. Дракон объявил, что Наследник желает новой беседы. Он велел быть готовыми к рассветному часу и, не произнеся более ни слова, оставил их, а с его уходом с неба вновь заморосило. Поднявшись еще затемно, Сирил никак не мог дождаться рассвета и прислушивался к шелесту капель у себя над головой. Он нетерпеливо мерил шагами пещеру, пока не явился О’Брайн, неся чистую воду в глиняном кувшине. — Бриться? — спросил слуга, снимая полотенце с крышки распахнутого сундука. — Да, как обычно, умываться, бриться, одеваться. Я надену зеленый костюм, с лососевой подкладкой, в прошлый раз Наследник увидел в этом знак... С приходом дождей жара немного спала, но, закончив туалет, Сирил ощутил, как рубашка прилипла к бокам, а шея взмокла под туго завязанным платком. Чертыхнувшись, он обошел уже приличных размеров лужу и направился в гостиную. Там его ждали Эвон и Серадж, сидящие на одной из каменных скамей. С вечера еще оставалось немного рассыпчатого риса, лепешек и сладких клубней, запеченных в глине. Сандип разжег жаровню, а Джек накрывал к завтраку, хмурясь и переставляя скудную посуду. Но никому кусок не лез в горло, и эту затею отложили до возвращения. Дождь, ливший всю ночь, к утру стал тише, но, когда Сваран вывел их из пещеры, снаружи, помимо вооруженной четверки и слуг, ждали еще четверо. Они держали жерди с растянутым темно-синим тентом. Драконий город, прятавшийся в толще скал, утопал в водяной дымке и тишине, и небольшая процессия во главе с молчаливым Свараном прошла по нему незамеченной. Стук капель нагонял на Сирила тревогу, сумбурные мысли проносились в голове, сменяясь различными предположениями. Время застывало, когда они ныряли в узкие подземные переходы, где слуги сворачивали намокший тент. Эти червоточины походили одна на другую. Проходя их, юноша чувствовал, какая толща камня была со обеих сторон, и как ей ничего не стоило сдвинуться на пару футов и раздавить его, как комара. Руки стали липкими, и Сирил отчетливо понимал, что на сей раз это не из-за влаги, пропитавшей, казалось, даже камень у него под ногами. Они прошли еще один коридор, на этот раз более просторный, и Сваран ненадолго остановился перед двумя острыми скальными выступами, застывшими в своеобразной нерукотворной арке. Соединив ладони перед лицом, он поклонился и прошел вперед. За аркой обнаружилась длинная скользкая лестница, грубо вырубленная в скале, в сорока футах ниже нее зеленела пышная роща. Из-за дождя и раннего часа под кронами лежала зеленовато-синяя мгла, а по единственной тропе, уходящей вглубь, беззвучно ползли языки тумана. Все здесь утопало, казалось, в особенной тишине, и только шелест дождя и едва различимое журчание воды нарушали ее. Сваран шел уверенно, и вскоре тропа, петляя, привела их на открытое место, вымощенное плитами темного камня. В центре, на необработанном плоском валуне стояла полуобнаженная женщина с огромными крыльями летучей мыши. Статуя была вырезана из светлого камня и словно тускло светилась в рассветных сумерках. В руках женщина держала плоскую чашу, куда стекала мутновато-белая вода, сочившаяся из ее глаз и грудей. Чаша была переполнена, и тонкая струя падала на землю между каменных стоп. Оттуда небольшой ручей убегал под кроны и нырял в переплетенные корни. При одном взгляде на каменное изваяние Сирил понял, что умиротворенное лицо кажется ему знакомым — круглое, с мягкими чертами и припухшими, будто со сна веками. Нарочито большие глаза и стилизованные локоны сложной прически не могли сбить с толку — сходство узнавалось сразу, и он не сомневался, что юноша, стоявший возле отца на пиру, мог бы стать моделью для скульптора, создавшего плачущую статую. "Лалит, мой младший сын унаследовал дар моей матери..." — Сирил по-новому взглянул на женщину, которую когда-то давным-давно, сотни лет назад, называли Каруникой. Сваран что-то прошептал, а секунду спустя внимание юноши привлекло красное свечение, появившееся откуда-то сбоку. Алые блики легли на изящные руки, державшие чашу, и отразились в каждой капле и каждой лужице, скопившейся между темных плит. Сирил повернул голову и увидел Наследника. Он понял, что дракон был здесь с самого начала, сидел в своем человеческом обличье на низкой каменной скамье под ветвями старого раскидистого дерева. Несколько слоев зеленой ткани оборачивали его ноги и торс, а через грудь и правое плечо был переброшен свободный конец полотна. Сдвинутая драпировка обнажила часть массивного ожерелья и огромный светящийся камень. Все двенадцать пальцев Наследника были унизаны перстнями, запястья и лодыжки босых, покрытых влажной землей ног охватывали широкие золотые браслеты. Дракон молча ждал. Подойдя и поклонившись вслед за Свараном, Сирил украдкой пересчитал пальцы на ногах Наследника и убедился, что их также было двенадцать. Свет огромного кабошона вблизи почти слепил глаза, сейчас он горел ярче, чем прежде. Знаком отпустив Сварана и охрану, Равиндра бросил долгий взгляд на каменное изваяние. Казалось, он спросил что-то у крылатой женщины и, получив одному ему слышный ответ, наконец-то обратил внимание на застывших людей. Дракон указал на тонкую циновку, лежащую на сухом пятачке под деревом, возле которого сидел. Наконец, он заговорил, а Серадж стал переводить: — Владыка направил твои помыслы, ты принес дары. Знающий говорит — в твоих руках золотой дар Владыки Неба. Я сам не так мудр, как мой наставник, — Серадж замешкался и признался: — Дальше не до конца понимаю. Он говорит, что пока все еще не знает, являетесь ли вы, Сирил, посланником Индры, но тут же вновь называет вас таковым, а после говорит: "Еще два пира впереди. Владыка Неба разгонит тучи". Равиндра продолжил, говоря коротко и делая паузы: — Ты хотел узнать о моей матери и камне, — перевел Серадж, напряженно вслушиваясь в непривычную, изобилующую гортанными звуками речь. — Я расскажу. Ты проделал долгий путь, ты вправе знать. Так решил Владыка. В год, когда отец привез мою мать из-за моря, величайший самоцвет был найден под горой… с двумя… головами, — дракон почувствовал замешательство Сераджа, поднял руку и указал на восток, где в дымке проступал лиловый силуэт раздвоенной приплюснутой вершины. — Огромный рубин с изъяном в сердце спал под ней с начала мира. Он украсил сокровищницу моего отца и получил имя Раджа Ратна. Царь самоцветов, — почти прошептал индус. — Ни один мастер не брался его обработать. Камень ждал. Его время пришло, когда на свет появился я. Желая одарить меня и мою мать, отец приказал изготовить два украшения, связанных между собой... — Полагаю, дальше речь идет о каких-то чарах, я не могу перевести, — снова замешкался индус, но быстро поймал ускользнувшую было нить повествования: — Так Раджа Ратна был разрезан пополам и стал Катуртха Рани — Четвертой царицей и Путра Раджа — Сыном царя. Я говорил — моя мать отличалась. Ее крылья были больше. Она летала, как птица, и имела две руки, — Серадж недоуменно взглянул на компаньонов, и Равиндра снизошел до объяснения: — Оба ее тела имели две руки. Отец хотел отметить это, и Четвертую царицу вставили в перстень для ее зеленого тела. Сын царя светит в ожерелье, что сейчас на мне. Сирил напрягся и замер, неотрывно глядя на сияющий камень. Он как наяву увидел скелет, выбеленный на солнце и занесенный илом. На длинной зеленоватой фаланге блестел золотой ободок с пустым гнездом. — Отец наполнил камни смыслом. Он сделал так, чтобы половины камня нельзя было повредить и связал их вместе. Когда они рядом — камень моей матери источает тепло. Мой камень — источает свет. Тем ярче, чем ближе. Чары внутри Сына царя еще живы, чары Четвертой царицы — мертвы, как и она сама. Наследник слегка прикрыл темные, как две бездны, глаза, в остальном же он был недвижим. Его ноздри не раздувались, а грудь не вздымалась, словно он и вовсе не дышал. "Выходит, рубин грандмагистра где-то совсем близко... Быть может, внутри скалы, по которой мы спустились в рощу! Или даже в ней самой!" — Сирил вновь уставился на самоцвет с какой-то болезненной жадностью. Тот по-прежнему заливал грудь дракона красным сиянием, а внутри темнело пятно павлиньего глазка. Прошло несколько долгих секунд, и Сирил наконец произнес: — Мне жаль, что ваша мать навсегда покинула этот мир, — юноша невольно понизил голос и постарался придать лицу соответствующее выражение, но себя самого не обманешь — его истинные мысли были далеки от искренних соболезнований. Ничего не ответив, Равиндра бросил новый взгляд на статую и продолжил свой рассказ: — Мое ожерелье было на мне, а я был с отцом, когда он заключил мир с народом по ту сторону гор. Они увидели мой камень. И желая угодить матери, стали делать новые изваяния. На них был я и подарок отца на моей груди. Четвертая царица осталась скрытой от глаз людей. Люди... — дракон протянул это слово, вновь прикрыв глаза, а в его голосе прозвучала сложная смесь эмоций. — Мать благоволила им, северяне поклонялись ей, как живой богине. Но это не помешало одному из них… — Наследник встрепенулся, наклонился вперед и проскрежетал что-то сквозь зубы. Серадж покорно перевел: — … не помешало одному из вас убить ее ради пригоршни меди. "Из-за денег?!" — Сирил удивленно переглянулся с магом, но не решился спросить что-либо без позволения. Он постарался умерить свое нетерпение и с почтением посмотрел на дракона. Но Равиндра снова замер, искривленные губы растянулись в подобии улыбки, а глаза опустели, словно сам он оказался где-то очень далеко... *** Этот день принадлежал ему. Он словно чувствовал расположение самого ветра. Теплый поток поднимался от земли, и он раз за разом пролетал все дальше на своих необычайно широких крыльях. Лишняя перепонка позволяла отталкиваться сильнее, а тонкие пальцы, натягивавшие ее, были длиннее, чем у старших сестер. Таких крыльев не было ни у кого из его родичей. Но они не шли ни в какое сравнение с величественными крыльями матери — зелеными парусами, переливающимися в солнечных лучах. Но мать была довольна им. Она с легкостью рассекала воздух прямо над его головой, выгибая шею, чтобы ни на миг не упустить его из виду. Она то поднималась, то спускалась совсем близко, чтобы невзначай, прямо в полете, ласково коснуться рукой. Когда же он миновал последний, особенно длинный пролет между скалами и торжественно опустился на оборудованный тентами уступ, в ее ласковых темных глазах плескалась гордость. Путь до летнего дворца был долог, но приятен. Пролегая в тени старых деревьев и невысоких скал, он позволял хотя бы на время забыть об иссушающей жаре, терзавшей долины седьмую луну. А вот и место отдыха — грот чуть выше уступа, и в его глубине прохладный источник, сочащийся из трещины в стене. Равиндра оттолкнулся от площадки и оказался возле входа первым, обогнав гвардейцев и служанок. Мать же, паря и явно наслаждаясь полетом, не торопилась опускаться вниз, будто бы не желая расставаться с лазурным, лишенным облаков небом. Наконец, оказавшись на земле подле сына, она тепло взглянула на него: — Ты долетел до грота от самой Белой скалы. Сотня взмахов без отдыха на деревьях. Это больше, чем могут пролететь лучшие из наших воинов. И всего лишь на два взмаха меньше, чем может пролететь твой отец. Пройдут еще одни дожди, и ты будешь летать дальше всех в Четырех долинах, дальше самого Ранакха. Мальчишка-дракон издал ликующий крик и в то же мгновение оказался в объятьях матери: — Раз я летаю почти так же хорошо, отец возьмет меня с собой, когда вновь отправится в южную долину? Я смогу сопровождать его? — Конечно, — мягко улыбнулась она, потершись головой о его тонкую ребяческую шею. — Госпожа! — окликнул ее один из гвардейцев. — От реки донесло голоса. Мы проверили — у нашего берега снова люди. Пастухи. Что прикажете делать? — Разве засуха отступила? — спросила она, горделиво подняв изящную голову. — Приказ Ранакха в силе, никого не трогать. Мои служанки устали. Мы отдохнем здесь, пока пастухи не уйдут, а после продолжим путь. — Но, госпожа, — молодой дракон оправил синий лоскут, наспех обернутый вокруг бедер. — Они вряд ли уйдут в ближайшее время. Несколько их буйволов намертво увязли в иле, и они безуспешно пытаются вытащить их веревками. Драконица слегка изогнула шею, отчего золотые кольца, украшающие ее рогатую голову, мелодично зазвенели: — Тогда летите и помогите им. С нами останутся мои служанки и пара гвардейцев. Остальные пусть вытаскивают буйволов, — она поманила одну из девушек, уже успевшую сменить тело, и более не глядя на слугу, стала выбирать себе платье для отдыха. — Госпожа, — умоляюще сказал молодой дракон, — мы не первый раз летаем этой дорогой… и Повелитель всегда отдает один и тот же приказ — не покидать вас ни при каких обстоятельствах и не приближаться к границе. Вам и Наследнику следует отдохнуть и продолжить путь во дворец. Северяне уйдут так или иначе. Им следует быть благодарными за то, что мы еще не расстреляли их неповоротливых быков и их самих… — Я велела помочь, — она с досадой кивнула служанке, и та отошла, зашелестев ворохом бирюзовой ткани. Если вы не можете покинуть меня, я спущусь к реке сама! — Госпожа, это опасно! — взмолился гвардеец. — Так летите со мной. Охраняйте меня, — с легкой усмешкой бросила драконица, распахивая крылья. — Так вам приказал ваш господин и мой муж. Равиндра, — ласково прибавила она, уже поднимаясь в воздух. — Оставайся со слугами и не подлетай к воде. Недалеко от отмели была сухая кайга с одной ветвью, помнишь? Уверена, ты сможешь добраться до нее. Подожди меня там. Взмыв в небо, юная драконица устремилась к истончившейся ленте реки, сверкающей вдали. Равиндра промедлил лишь секунду и поднялся в воздух вслед за матерью, обеспокоенные слуги и гвардейцы, все, кто еще не сменил тело, бросились за ним. Все существо мальчишки наполнилось предвкушением. Мать много рассказывала о людях, населявших далекий край, откуда она была родом. Про их огненные праздники на берегу моря, про целые плавучие деревни из лодок, соединенных между собой, про их короткую загадочную жизнь. Там люди и ее народ жили в мире, и покинув свой дом, мать стремилась воссоздать его на своей новой родине. Сам Равиндра находил людей скорее забавными, чем загадочными. Он слушал рассказы о том, как жители пограничья пугались пролетающих вдали теней и уводили свой скот. А то и сами спешно собирали пожитки и бросали дома, возвращаясь лишь спустя несколько лун. Только один раз он видел их совсем близко — в день, когда отец привез огромную глиняную печать со знаком мира к воротам Лавартана. "Сегодняшний день станет вторым!" — подумал он, отталкиваясь от очередного уступа и стремясь догнать летящую впереди мать. Белый как кость ствол, одиноко торчащий посреди зеленой речной поймы, стремительно приближался. — Мама, смотри! — закричал мальчишка, с потаенной завистью наблюдая за ее свободным ровным полетом. — Я долетел до кайги! Мама! — вновь закричал он, усевшись на сук и вцепившись в него изогнутыми большими пальцами крыльев. Теперь он мог разглядеть горстку людей, бросивших быков и разбегающихся в стороны. Мимо пронеслись гвардейцы, отчаянно крича матери, чтобы та развернулась, но она уже плавно спускалась к реке. — Мама! Да они тебя боятся! Ты всех распугала! — весело крикнул он, подвинувшись, чтобы освободить место догнавшим служанкам. В следующий миг он услышал едва различимый звук — шелест разрезал дрожащий воздух, скованный жарой. За ним от реки прилетел всплеск. Упало что-то очень большое. — Мама?! — крикнул Равиндра, ничего не понимая и не находя ее зеленый силуэт над блестящей рекой. — Мама?! Мама! Мама!!! — выкрикивал он снова и снова, пока служанки пытались отцепить его от дерева. *** — Моя мать была очень молода. Ей не было и пятидесяти дождей, когда отец привез ее оттуда, где солнце поднимается из земли. Молодость наивна, даже глупа, молодость живет идеалами, — Наследник остановился и подождал, пока индус справится с переводом. — Ее не любили здесь. Многие не хотели терпеть людей у северной границы. Наши города росли, а на севере было много хорошей земли, чтобы растить еду, и воды, чтобы ловить рыбу и пасти скот у заболоченных берегов. Моей матери улыбались в лицо, а за спиной называли зеленой ведьмой, проклятьем, привезенным из-за моря. Одни говорили, что мать околдовала отца, сделала слабым и безвольным, другие — что его подменили на ее родине, а назад вернулся оборотень, созданный из морской воды. Старшие жены не смогли подарить отцу наследника, и когда у матери родился я, они возненавидели ее еще больше, — глаза дракона стали холодны, на переносице образовалась глубокая складка. — Когда мне исполнилось тридцать дождей, случилась сильная засуха. Она пришла из-за гор и сожгла пятую долину, что отец подарил северянам. У нас было много запасов, а на юге оставались зеленые луга и древний лес, у которого нет края. Мы спокойно ждали прихода долгих дождей, но у людей начался голод. Они стали нарушать границу, охотники били нашу дичь, пастухи перегоняли стада на наш берег. Мать пожелала, чтобы их не трогали, и отец исполнил ее желание. Но тем усилил недовольство многих семей. На окраине соседней долины есть глубокие пещеры. Там мы пережидаем сильную сушь. К ним ведут две дороги. Первая — через перевал, по ней пройдут только горные слоны. Вторая дорога короче, но тяжелее — по воздуху. Мать выбрала вторую дорогу. Она много времени проводила в зеленом теле, полет не утомлял ее. Мы не ждали беды. Путь проходил по берегу реки, старой, как небо, но переменчивой, как ветер. Она любит менять русло, разливается там, где ее переходил ребенок, и высыхает там, где с одного берега не увидеть другой. В воде много желтой глины, и потому мы зовем реку Ванади, — «желтая вода» — пояснил индус. — Люди зовут ее иначе. Мать велела помочь пастухам. Но слуги не исполнили приказ, и ей пришлось самой спуститься к воде, чтобы заставить лететь следом. Она хотела вытащить несколько тощих коров из ила, а ее подстрелили из лука, как стреляют речную птицу. "Значит, уцелевшие в Малом Коччине свитки правдивы... Ее убили из... лука. О Триединый, а я еще предлагал Сераджу подарить его!" - невольно вздрогнул Сирил, ощущая как ледяные иглы страха на миг впились в кожу. Дракон говорил ровно, но, когда Серадж умолк, Наследник вскинул голову и продолжил, едва скрывая гнев. На них обрушился непрерывный поток резких слов, и индус тревожно переглянулся с компаньонами. Дракон не собирался останавливаться, и Сераджу оставалось лишь молча ждать и прислушиваться. Наконец, он смог заговорить: — Пастухов схватили и доставили к его отцу. Среди них был охотник с луком, из которого бьют крупного зверя. Дальше несчастных приволокли к Ранакху, и тот разорвал их на части. Всех, кроме стрелявшего. Его пытали, а после отвезли к радже Лавартана — в нынешний Малый Коччин, полагаю. Сам я раньше не слышал этого названия… Дальше… С ним привезли единственное требование — все жители речных и приграничных деревень должны искать тело, иначе возле границы не останется деревень, а река будет запружена. Ранакх объявил подданным, что для этого не пожалеет одну из четырех долин и затопит ее. Северяне… те из них, кому посчастливится пережить засуху и огонь, больше не увидят реки, если не выполнят его требований. Правитель Лавартана не желал повторения кровопролития, которое помнили его отец, дед и прадеды, и поиски начались. Охотника возвратили на земли клана. Ранакх… откусил ему голову, а тело бросил гнить на солнце, — Серадж замолк и облизнул губы. Сирил уже не чувствовал ног, затекших от неудобной позы, но даже не шелохнулся. Он видел Наследника в истинном обличье и без труда представил, как его челюсти перекусывают шею одному из них. — Пока гвардейцы ловили пастухов, стрелку почти удалось скрыться в прибрежном тростнике. Если бы его упустили, все списали бы на засуху. Из-за нее люди перешли границу и попались на глаза драконам. Испугавшись, что у них отнимут быков — последнее, чем кормилась деревня — они попытались защитить стадо и отпугнуть летящую драконицу. Однако стрелок быстро сознался, что ему заплатили медью и зерном. В тот день он умышленно привел односельчан к опасной илистой отмели, где было много зелени для животных, и этим надеялся привлечь внимание драконов. Он знал, что они окажутся поблизости. Серадж умолк, но Наследник не торопился продолжать. Он смотрел на каменное изваяние, будто позабыв, зачем вообще позвал их. Широкие ладони с шестью пальцами расслабленно лежали поверх бедер, едва приминая ткань. Но это спокойствие было обманчивым. Сирил почувствовал его едва сдерживаемый гнев и невольно втянул голову в плечи. "Убийство организовал кто-то из семьи, наверняка одна из старших жен... Или все вместе. Господи, царицу подстрелили, как утку. Что за нелепая, чудовищно нелепая смерть!" — он и сам рано лишился матери, но воспоминания о тех днях, когда она еще была жива, всегда могли утешить его. Сирил не смог сказать, каким бы он вырос человеком, если бы его последнее воспоминание о матери было таким же, как у Наследника. — Отец раскрыл неумелый заговор — первая жена подговорила вторую, та — свою дочь и слуг. Один такой слуга отправился в Лавартан, сопровождая торговцев. К тому времени в городе и его округе за козу и пару мешков риса давали столько, сколько стоила буйволица. Слуга отыскал сговорчивого человека, а тот привел ему охотника из пограничной деревни. — Медь и зерно. Его детям нечего было есть… — прошептал Сирил, еще сильнее опустив голову. Но, едва он успел понять это, как Серадж передал его слова дракону, а тот ответил, эхом повторив: — Его детям нечего было есть. Но, убив мою мать, он не накормил своих детей. Он накормил рыбу и речных черепах. Дракон умолк и повернул голову. На его левом плече, ярко выделяясь на темной коже, сидела ящерица, взявшаяся неизвестно откуда. Между ее крохотных лап золотисто-алым переливалась широкая перепонка, отражая свет горящего камня. Сирил уставился на это нелепое создание, пытаясь сообразить, откуда оно взялось и что он должен был ответить Наследнику на его последние слова. Да и должен ли был? Что он мог сказать тому, чья мать три с лишним века назад нашла свое последнее пристанище в речном иле, где ее кости обглодали рыбы? И пока он мучительно размышлял об этом, ящерица спрыгнула на циновку, пролетев до самого ее края, а после бросилась бежать к ближайшей трещине, где и исчезла. Равиндра проводил ее взглядом и невозмутимо повернулся обратно: — Первым желанием отца было сжечь молодые деревни и выгнать уцелевших северян из подаренной долины. В память о матери он сумел погасить гнев и наказал лишь виновных. Мы не убиваем себе подобных, но отец казнил первую жену. Он сам застрелил ее из того же лука, а тело отдал морю. Остальные были сосланы. Для них вырубили пещеры в скалах над самой удаленной нашей долиной, там они остаются по сей день. Мир с северянами был сохранен. Нашедшему тело матери или ее перстень отец сулил золото, жемчуг, быков и даже новые земли. Любой босяк мог в одночасье сделаться богаче раджи. Но поиски оказались напрасными. Река мельчала севернее, из-за засухи, запруд и оросительных каналов. Там, где упала мать, вода была еще глубока. "Скелет, лежащий на отмели… Тот сон — его сокровенное желание. Он хотел бы проститься с матерью, но не смог", — Сирил перевел взгляд на мага, вспомнив, как Черный единорог унес его прочь с песчаного берега и как Наследник в ярости кричал им вслед. Казалось, это было в другой жизни. — Река сама вернула Четвертую царицу, но прошло больше сотни дождей. В Лавартан пришли завоеватели с востока, построили новые деревни и дороги, срубили леса в пятой долине, дали городу другое имя, а главное, все позабыли. Земледельцы принесли Четвертую царицу в храм Владыки, а после ее увез на север человек по имени Вариштра, твой предок, — дракон бросил на индуса столь красноречивый взгляд, как будто не его далекий прадед, а он сам приказал отрезать голову каменного идола и везти ее в Коччин. Серадж молча выдержал этот взгляд, и Наследник продолжил: — Так Четвертая царица попала в далекий город на побережье — город кораблей и торговцев. Когда слух о прекрасном рубине дошел до наших земель, отец приказал возобновить поиски. Он бредил ее возвращением, но не желал, чтобы люди вспомнили, что за сокровище оказалась в их руках и кто была его владелица. Время было упущено, в город кораблей пришел с войной его северный сосед, и Четвертая царица снова исчезла. «Да… К тому времени Стаффорд увез ее в Англию…» — Осталось рассказать только одно. Как я отыскал камень. Вижу, ты не удивлен. Ты знаешь, что это был я… — дракон усмехнулся первый раз за их долгий разговор. — Ваарис.. Наследник едва шевельнул шестипалой кистью, не желая ничего слушать: — Я смог вернуть камень благодаря дару Лалита. Когда он вырос, к нему стали приходить живые сны — наследство от бабки. В них он видел землю, лежащую за океаном, и Четвертую царицу, что ждала там. Мой отец уже состарился и начал погружаться в забвение. Все его мысли были о ней. Он взял с меня клятву, что я верну Четвертую царицу домой. И когда Лалит разглядел во снах, как называется то место, я взял двух слуг и отправился на север, в Коччин. Богатые торговцы редко сами выходят в море на своих кораблях. А мне нужен был именно такой корабль. И Владыка послал его через четыре долгих дождя. В залив пришло большое судно, похожее на раненую птицу. Его владельца, как и сотни других до него, манили богатства здешних берегов. Слоновая кость, ткани, дерево, ковры… Три его корабля должны были увезти полные трюмы специй, — Равиндра поднял взгляд и, усмехнувшись второй раз, оглядел плотную зеленую крону у себя над головой, — на его родине за корзину щепок со ствола карувы можно купить слугу. Но воды западного океана жестоко посмеялись над ним и забрали два корабля, а последний почти лишился команды и едва держался на плаву. Я заключил с человеком сделку и купил ему новый корабль и новых людей. За это он отвез меня на запад, а после на север, к берегу из белых скал. Он продал то, что смог привезти благодаря моей щедрости, и после семь долгих холодных дождей расплачивался за нее. Он провел их в дороге, объезжая города и деревни, и его сопровождали слуги, трое из которых были темнокожи и молчаливы. За розовое серебро из долин моего отца можно купить и рвение, и немоту. Мой сын сказал: «Ты найдешь Четвертую царицу, когда сможешь спросить к ней дорогу». Те слова казались бессмыслицей, но они сбылись. За семь дождей я начал понимать твой язык. Однажды я осознал, что могу составлять фразы из простых слов. В тот же вечер внутри моего камня зажегся слабый огонь. Прошло еще много дней и ночей. При свете солнца мы двигались по дорогам и сворачивали повсюду, где было жилье. Когда наступала темнота, я поднимался вверх, над пастбищами, лесом и пустошами. Снова и снова, в холод, туман и дождь, пока мой камень не засиял. Место, на которое он указал, было склоном низкой горы. Там, ближе к вершине, в земле, среди старых костей я нашел Четвертую царицу. Она была изранена и хранила чужие чары, но ошибки быть не могло, это была она. Забрав ее, я смог вернуться домой. «Выходит, слуге леди Осхиль рассказали правду, какой-то забулдыга видел, как над склоном Хейвелина пролетал дракон! Подумать только, он видел Равиндру! Без сомнения, он видел именно его! Среди всех своих сородичей он один летает так, как летала его мать! А могилы... Да на его месте я бы тоже разрыл могилы. Да я перевернул бы все до последнего камня на том склоне! Что ж, Леди Осхиль должна узнать… Наследник не думал осквернять чью-либо память, когда разорял могилу Марии. Впрочем, это слабое утешение. Он ведь мог проявить хотя бы малейшее уважение к чужой смерти. Мог вновь присыпать кости землей, но вместо этого бросил как есть, рассыпаться под солнцем и дождями. И все же я могу его понять», — Сирил посмотрел на темное фигурное пятно в центре горящего рубина и его чуть не передернуло. Все это случилось из-за него, из-за проклятого куска камня, найденного не так уж и далеко от того места, где он сидел. Сирил прикрыл глаза, всего на секунду, и подумал, как хорошо, что тот цельный камень разделили только на две половины. Внутри него как будто спало нечто очень злое, что разбудили и подняли из горных недр. В скольких судьбах оно оставило бы свой кровавый след, если бы рубин разрезали на пять, десять, двадцать частей? Юноша прищурился и отвел взгляд, от яркого сияния глаза почти слезились. Он сморгнул и попытался незаметно размять покалывающие бедра, пока индус потел над переводом: —Ты сказал, Владыка Неба привел тебя сюда и наставлял все это время. Если он желает вернуть камень на тот же алтарь, то будет наставлять и дальше. Я испытаю тебя вновь на следующем пире — пире Примирения. Благодаря снам Лалита, день смерти отца известен. Семья проведет прощание без спешки, у нас есть достаточно времени для скорби и решения споров. Мой кузен принес мне два дара: меч и погнутый венец, - Серадж умолк и некоторое время размышлял над продолжением: — Похоже, тем самым Рамеш бросил ему вызов. Он прилюдно объявил себя вторым наследником. Равиндра скрестил руки на груди: — У Рамеша чистая синяя кровь, а во мне слишком много зеленой крови моей матери. Но судьбу Четвертой царицы будет решать не тот, кто сядет на место отца. Ее будет решать Владыка Неба. Ты получил все ответы, чужеземец. Теперь иди. Мы встретимся вновь через два дня. Сирил, поднялся, чуть покачнувшись на совсем ватных ногах. Он и не заметил, что вокруг уже давно рассвело. *** Возвращаясь, юноша запинался о ступени, задевал шершавые стены плечом, словом, шел почти вслепую. Он сотню раз представлял, как наконец-то узнает историю рубина, и вот этот час настал. Мозаика была собрана. Все куски на своих местах. В этих мечтах он видел, как будет ликовать. Вместо этого он еле переставлял ноги, скользившие по влажному камню, и едва сдерживался от того, чтобы закричать. «Это не просто камень его матери... Это священная память. Это символ. Не-е-ет, Символ. Знак благородного происхождения. Право наследовать отцу! О, Триединый, я такой дурак, что развесил уши и слушал Кроу! А ведь Рей твердил об этом с самого начала! Как, Господи, как я вообще мог так слепо верить в то, что дракон отдаст этот камень мне? Мне! Дурак...» Сжав губы так, что они превратились в тонкую полосу, юноша обернулся на своих спутников. Индус растерянно хмурился, то и дело отбрасывая волосы с лица. Маг шел бледный и настороженный, разглядывая ножны на поясе у ближайшего дракона. От подобной картины впору было погрузиться в еще большее отчаяние. Когда они, наконец, вернулись в пещеру, Эвон опустился на каменную скамью, переплел пальцы и заговорил таким тоном, будто читал надписи на этикетках реагентов у себя в мастерской: — Ты добился своего. И теперь мы увязли по уши, или даже глубже. Ты слышал его слова: тебя будут испытывать. — Рей, погоди, не дело обсуждать все это на голодный желудок… Но маг не обратил на индуса внимания: — А если ты провалишь испытание? Вернее, что он сделает с нами, Кенар, когда ты провалишь испытание? Или, полагаешь, Владыка Неба отложит свои небесные дела и поможет тебе? Или же тот несуразный идол со слоновьей головой наконец вспомнит, что должен… что он там должен? — Устранять препятствия, — подсказал Серадж. — Вот-вот. Устранять препятствия. Очень было бы кстати. Может, вместо Триединого тебе уже давно пора начать молиться кому-то из них? А то и обоим разом? Вдруг снова пошлют того мальчишку? Сирил не нашел, что ответить на подобное богохульство, и принялся нервно дергать узел на душившем его платке. — Мы уже обсуждали это, Рей. Давайте все же позавтракаем и придем в себя. Не будем суетиться. — Значит, я суечусь? — Ты засыпаешь его вопросами, на которые у него нет ответов. Сейчас любые необдуманные слова и решения могут навлечь беду. Про испытание мы ничего не знаем, поэтому действовать придется по обстоятельствам. Наследник предупредил, чтобы мы не помышляли о побеге, но я думаю, что придется рассмотреть и этот вариант… Сваран обещал, что мою записку передадут, так что Раджив будет и дальше ждать нас. В сумерках Сандип заберется по одной из веревок и разузнает, нельзя ли выбраться этим путем. И еще, надо тщательнее осмотреть сад, поискать ход, которым воспользовался слуга нашего тайного доброжелателя. — Почему вы решили, что есть какой-то ход? — спросил юноша, сев напротив и с облегчением стянув платок со взмокшей шеи. — Потому что мальчишка не мог перелезть через стену. Снаружи идет узкая каменная тропа, а по другую ее сторону — довольно крутой склон. Сандип говорит, что в начале и конце тропы стоит по паре стражников. Думаю, на самом деле их больше. Очевидно, что наше присутствие вызывает сильное негодование… Наследник ведь дал понять, что нас скорее не стерегут, а охраняют от его же подданных. Как бы там ни было, нельзя попасть на тропу, не пройдя мимо стражи. — Мальчик мог быть в сговоре с одним из охранников… — Мальчик прилетел, — Сирил и Серадж одновременно уставились на мага, сосредоточенно теревшего какое-то несуществующее пятно на брючине. На секунду повисла тишина, а потом индус захохотал, что-то быстро причитая на родном языке. Сирил попытался возразить: — Да, но... Леди Осхиль рассказывала… Это невозможно, нельзя сменить тело вместе с одеждой. Он же был одет… — Одет, — фыркнул маг. — Прямо-таки явился при полном параде! Кенар, на нем была одна единственна тряпка, и та едва прикрывала тощий зад. Уж тряпку-то он мог захватить с собой, а после завернуться в нее в саду… Сирил умолк, уязвленный тоном мага, а Серадж наконец утер выступившие слезы и велел подавать дважды разогретую еду. До позднего вечера юноша сознательно избегал общества компаньонов. С одной стороны, он все еще немного злился на мага за его насмешку. С другой, ему было невыносимо смотреть, как оба они маялись, не в силах найти себе занятие и разогнать тревогу. Когда дождь усиливался, он прятался в своей пещере. А когда небо ненадолго светлело, блуждал среди южных деревьев, с чьих ветвей, как в дурном сне, гроздьями свисали красноватые воздушные корни. Они напоминали ему цепи, которыми демонологи пленяли демонов. А от подобных мыслей было недалеко и до воспоминаний о цепи, что он набросил магу на шею… Недолгое торжество сменилось навязчивым страхом. Кроу был прав: в своем стремлении завладеть рубином лорда Блэквуда он завел своих спутников в ловушку. Провидец говорил об испытании, о потере волос и руки. И вот настал черед испытания, а за ним придет очередь и оставшихся двух пророчеств. Сирил не находил себе места. Он не знал, что бездействие может быть таким мучительным. "Может, Эвон прав, — подумал он вот уже в десятый раз и медленно побрел на свет, пробивающийся сквозь синие занавеси. В саду стремительно темнело, а ноги скользили по мокрому камню. — Еще не поздно признаться Наследнику и прекратить этот спектакль…» Он отвел полотно в сторону и чуть не столкнулся с телохранителем индуса, стремительно шагнувшим в сад мимо него. По лицам компаньонов, вскочивших со своих мест, было ясно, что что-то случилось: — В чем дело?! — Сирил зашел внутрь и поймал озабоченный взгляд О’Брайна. — Слоновья голова услышала твои молитвы, — бросил Эвон, скрестив руки на груди и усаживаясь обратно. — А я-то думал, она годится лишь на то, чтобы пылиться на каминной полке. — Ты о чем? — Вновь явился твой мальчишка, вот я о чем. Бросил пару слов и был таков. Он же выскочил прямо на тебя, неужели… — Что он сказал?! — закричал Сирил, не в силах сдержаться. — Может, вы видели хотя бы какую-то тень?... — начал было Серадж. — Да что он сказал, черт вас подери?!!! Индус замолк на полуслове и тоже уселся на шерстяную подушку, подобрав под себя ноги: — Он сказал, что через два дня Наследник будет сам одаривать гостей. И предложит вам самостоятельно выбрать что-то в дар. Вы должны указать на золотого дракона. — И все?! Это и есть испытание?! — все еще не веря, что они получили новую подсказку, ошарашенно спросил Сирил. — Не думаю, что это все. Мальчишка сказал, что его хозяин не оставит вас без помощи. А раз так, значит есть что-то, в чем она понадобится… — индус умолк, взглянув на вернувшегося слугу. Тот бросил одну короткую фразу и отряхнулся от воды, как намокший пес. — Ни следа, ни звука, как сквозь землю провалился, — пояснил Серадж, — похоже, Рей прав, а вот мы с вами, Сирил, — парочка болванов.