Рубин и Янтарь

НЕ БЕЧЕНО

Дождь снова прекратился, а поднявшийся ветер разогнал низкие тучи, ненадолго очистив постепенно светлеющее небо. Алые сполохи поднимающегося солнца окрасили горизонт, постепенно гася уже едва заметный диск луны. Где-то вдалеке резко вскрикнули просыпающиеся птицы, застрекотали разбуженные насекомые, но темноволосый мужчина в легком зеленом одеянии остался неподвижен. Замерев на каменной террасе, Равиндра долго всматривался в изгибы склонов, за которыми только что скрылась отбывающая процессия. Та самая, что все дальше и дальше уносила рубин его матери, обрекая на смерть и другой камень. Тот, что украшал массивное ожерелье, лежащее на плечах и груди Равиндры. Сперва его сияние потускнело, а затем задрожало, как робкий огонек свечи. Все бледнее и бледнее. А вскоре в камне угас и последний едва различимый свет. Тяжело вздохнув, мужчина прикоснулся шестипалой ладонью к отполированной до блеска прохладной поверхности рубина, хранящего внутри странный изъян, и еще долго стоял не двигаясь, ощущая внутри горечь невосполнимой утраты. Когда же первые еще робкие солнечные лучи коснулись края террасы, Равиндра резко отвернулся и сделал несколько шагов к выходу. - Прощай, мама, - едва слышно произнес он. *** Оставляя позади милю за милей, слоны размеренно шагали вперед, подгоняемые темнокожими погонщиками с длинными палками. Спуск, подъем и снова спуск по едва заметной тропе среди, казалось бы, непроходимого, утопающего в водяной пыли леса. Выслав вперед дозорных, чтобы случайно не столкнуться с людьми, драконы миновали границу и пересекли реку глубокой ночью, а после не задерживаясь, продолжили путь, остановившись на отдых лишь достаточно удалившись от ближайшей к границе деревни. Вокруг раскинулся уже виденный Сирилом пейзаж – лента реки, за которой возвышались горные склоны и темнел лес. Они проезжали здесь совсем недавно – не более трех месяцев назад, но сейчас юноше казалось будто с того момента прошла целая жизнь. Он вспомнил, как они спорили с Эвоном и Сераджем, как он писал то письмо, прося Равиндру о встрече. Как с замиранием сердца ожидал ответ. И как был переполнен надеждами на то, что получит рубин своего предка. Сейчас все было иначе. За последний месяц его ожоги почти полностью зарубцевались, и он снова смог ходить, не опираясь на слугу. На шее юноши висел объемный кожаный кошель с опустевшим камнем и ограненным куском горного хрусталя, отныне хранящим демона памяти мятежного грандмагистра. Его спутники были рядом, но Сирил чувствовал только постепенно растущую тревогу. Она же отражалась на лицах мага и индуса, но более всего на лице слуги. Осталось немного. Из-за дождей дороги развезло, и путь до храма удлинился, но все же не должен был занять более двух недель, а после… Юноше не хотелось об этом думать. *** Ливший весь вечер и ночь дождь к утру прекратился, и сквозь редкие просветы в низких облаках пробились первые лучи солнца, поднявшегося над долиной. Его золотой свет озарил площадь и заиграл всеми цветами радуги на синей чешуе собравшихся здесь крылатых ящеров. Впрочем, среди огромной толпы драконов в истинном обличии находились далеко не все. И оттого, застыв будто статуя подле стоящего на возвышении Равиндры, сегодня пребывающего в теле человека, юноша с волнением смотрел на удивительное зрелище, представшее его глазам. Весь последний месяц он мысленно рисовал себе эту церемонию, но она все равно поразила его воображение. Сотни крылатых ящеров в просторных туниках сидели рядом с темнокожими людьми в темно-синих, украшенных вышивкой и камнями легких одеяниях, хитро обмотанных вокруг тела. Старики и старухи. Мужчины и женщины, прижимающие к себе детей, часть из которых также выбрала драконье обличье и обнимала матерей еще небольшими кожистыми крыльями. Все они, вся эта многоголосая пестрая толпа, возбужденно перешептываясь, удивленно смотрели на юношу, и прежняя неприязнь в их взглядах сменилась настороженным ожиданием. «Теперь я действительно стал посланником их бога…» - лишний раз напомнил себе Сирил и плотнее сжав губы, с тоской посмотрел на своих спутников, застывших чуть поодаль, ближе к наиболее богато одетым, стоящим в первых рядах драконам. «Ни тени сожаления... Он сказал - ни тени сожаления...» - беззвучно повторил он, припомнив слова мага в ту ночь и, поглубже вдохнув, вновь взглянул на Равиндру. Его темное лицо, слегка подсвеченное снизу красными отблесками сияющего на груди камня, застыло под маской спокойствия. Медленно подняв руку, дракон призвал собравшихся к тишине и заговорил. Он говорил долго и много, и его слова, впереди стоящие передавали тем, кто стоял в задних рядах, разнося речь Равиндры по всей площади. В толпе постепенно поднимался взволнованный ропот, к Равиндре тянулись чешуйчатые шеи, крылья и руки, а Серадж, попытавшись было перевести обращенные к собравшимся витиеватые изобилующие непривычно резкими звуками фразы, вскоре смолк и лишь бессильно покачал головой. Наконец, ненадолго замолчав, дракон властно указал рукой на юношу и на сей раз медленно, позволяя индусу передать свои слова произнес: - Indr mandir mein patthar lautana chaahata hai. - Индра желает возвращения Четвертой царицы в людской храм, - торопливо озвучил Серадж и, подумав немного, продолжил: - Цена уплачена, и сегодня я отдаю Четвертую царицу Его посланнику. Завтра на рассвете камень покинет Четыре долины и вновь будет возложен на алтарь Владыки. Ропот в толпе стал громче, но в нем не было протеста, лишь бесконечное удивление. По знаку Равиндры к нему медленно приблизился ожидающий в стороне Сваран. Глубоко поклонившись, старик передал дракону массивную деревянную шкатулку, покрытую замысловатой резьбой. Склонив голову, Равиндра откинул крышку и, достав из шкатулки ограненный сияющий камень, вложил его в левую ладонь Сирила. - На все воля Владыки! – громогласно возвестил дракон и, обратившись к юноше, прибавил: - Покажи. Пусть видят. - На все воля Владыки, - с трудом разжав губы, чуть тише отозвался Сирил и на миг поднял руку с камнем над головой, неотрывно глядя на кроваво-красный сгусток света. Пустота внутри. Не осталось даже боли. Сияние камня сквозь множество отполированных граней слепило застывшие глаза. «Они смотрят на меня. Эвон, Гилберт, Серадж… Я должен… Все это не будет напрасным!» Усилием воли юноша опустил голову, почти ничего не видя и не слыша вокруг, и, обернувшись к своим спутникам, наконец, улыбнулся. *** Едва заметно пошевелившись, юноша сбросил оцепенение, овладевшее им, и отвернувшись от разведенного драконами костра, где слуги уже готовили еду, вновь взглянул на усевшегося в раскладное кресло Эвона. Его лицо, озаренное желтым светом, казалось почти умиротворенным, но от Сирила не скрылись чуть поджатые губы мага, резкие складки возле глаз, подчеркнутые тенями, и чуть нахмуренные брови. Весь последний месяц Эвон практически избегал его, ограничиваясь вежливыми фразами и недолгими совместными посиделками в гостиной. Но вчерашняя ночь была другой. Наполненной ласками и нежными прикосновениями истосковавшихся губ. «Я вернусь», - повторил было Сирил в порыве страсти, но Эвон лишь молча улыбнулся в ответ, осторожно обняв его так, чтобы ненароком не причинить боль все еще не до конца зажившей правой руке. Обещания были лишними, как и слова. Каждый из них знал, что эта ночь скорее всего станет последней и, не задумываясь, наслаждался ей. Чуть поодаль, ближе к костру в таком же раскладном кресле устроился Серадж, старавшийся вести себя беззаботно, как и прежде, а спустя мгновение к юноше в ожидании распоряжений подошел и заметно осунувшийся за последние дни О’Брайн. Обведя спутников взглядом Сирил вздохнул и, отвернувшись, с тоской посмотрел на проступающие в сумерках горы, отделявшие Четыре долины, в этот миг ощутив то, о чем еще месяц назад сказал ему Серадж – жизнь каждого из них уже никогда не будет прежней… *** Площадь постепенно опустела, однако Равиндра не спешил отпускать Сирила, велев юноше и его спутникам следовать за собой. К ним вновь подошел Сваран в окружении гвардейцев, и небольшая процессия неторопливо направилась в сторону одной из возвышающихся скал, а после, войдя под необработанный свод, начала долгий подъем по широким каменным ступеням. Погруженный в свои мысли, Сирил, вскоре потерял им счет и едва не споткнулся, продолжая смотреть на сияющий красным светом камень, по-прежнему зажатый в руке. За подъемом последовал спуск и проход по еще одной галереи, а затем процессия миновала ряд узких червоточин, прорубленных в горе и, наконец, оказалась возле двух скал, служащих своеобразной аркой. Подле них Равиндра ненадолго остановился и продолжил путь, лишь низко склонив голову и на миг сложив руки перед собой. Повторив простой жест, Сирил, присмотревшись, вспомнил это место и с потаенным сожалением по-новому взглянул на представший его глазам сад и белоснежную статую плачущей женщины с кожистыми крыльями. Теперь, увидев Карунику во сне, юноша понял, насколько сильно ее изваяние отличалось от оригинала. Несмотря на бесспорное сходство черт, в камне застыла статная женщина, а настоящая Каруника была совсем юной девушкой, по человеческим меркам сильно младше его самого. Остановившись недалеко от статуи, Равиндра жестом отпустил стражу и велел Сварану оставить их одних. После дракон опустился на низкую скамью под ветвями раскидистого дерева и предложил Сирилу и его спутникам сесть на лежащую под другим деревом циновку. Некоторое время Равиндра молчал задумчиво и, как показалось Сирилу, печально глядя на статую Каруники, но вот он качнул головой и вновь посмотрел на юношу: - На прошлую луну ты сказал, что хочешь вернуть камень в храм людей. Мне понадобилось время чтобы понять, как поступить, - неуверенно перевел Серадж. – Теперь ты владеешь Четвертой царицей и вправе распорядится ей. Однако никто другой не должен более обладать ей и решать ее судьбу. Сирил внимательно присмотрелся к темному подсвеченному красными сполохами лицу дракона, не до конца понимая, о чем он говорит: - Повелитель, я… Подняв шестипалую ладонь, Равиндра прервал его и, вновь взглянув на крылатую женщину, произнес: - Однажды Четвертую царицу уже забрали из храма Владыки. Она сменила много владельцев и каждый из них жаждал получить ее, едва она только представала его глазам. Люди ничуть не изменились за прошедшие столетия. Как и прежде, вы алчете богатства и готовы проливать за него кровь. Как только молва о возвращении камня разойдется по людским землям, в храм снова придут воины и заберут Четвертую царицу силой. Возможно, это произойдет не сразу, но история повторится. А я не желаю этого и… не допущу. Замерев, юноша невольно опустил взгляд и несколько мгновений смотрел на сияющий в ладони камень, понимая, что дракон прав. Переведя взгляд на Сирила, Равиндра склонил голову и медленно продолжил: - Пуджари не смогут защитить Четвертую царицу, и потому я сам позабочусь о том, чтобы она навеки осталась на алтаре Владыки. Я позволю тебе ненадолго покинуть Четыре долины и отвезти ее камень в храм Индры, но ты поедешь не один. Кроме твоих спутников с тобой отправятся мои воины и мой младший сын Лалит. Он проследит, чтобы все было сделано так, как нужно. После ты вернешься вместе с ним в Четыре долины и отдашь мне семьдесят и семь лун. «Мы расстанемся не завтра… У нас будет еще несколько дней… - с облегчением и одновременно тоской подумал юноша, признательно взглянув на дракона. – Может, это шанс… сбежать?» - Благодарю, Повелитель, - с глубоким поклоном произнес он. - Возможно, не желая платить, ты вместе со своими спутниками попытаешься скрыться, едва покинешь Четыре долины, - будто прочитав мысли юноши, продолжил Равиндра, чуть прищурив глаза. – Однако знай, что мой сын и мои воины будут внимательно наблюдать за каждым из вас. Если хоть кто-то из них заподозрит, что ты готовишь побег, ты будешь сразу доставлен назад, а они, – обвел дракон взглядом спутников юноши, - убиты. - Этого не будет… Повелитель, - со страхом ответил Сирил, переглянувшись с едва заметно побледневшим магом и напрягшимся Сераджем. – Я даю вам свое слово. - После того, что случилось с моей матерью, я не верю людям, - холодно отозвался дракон. – Боготворя ее, называя мать Каруникой, в час нужды вы убили ее за горсть меди и зерна. И я никогда не забуду об этом. Невольно поежившись, юноша опустил глаза, вновь уставившись на сияющий в ладони камень. Несколько мгновений Равиндра молчал, и Сирил кожей ощущал его тяжелый взгляд. Поднявшийся ветер сорвал несколько зеленых листов, упавших в ручей, текущий у ног каменной женщины. Робко взглянув на дракона, юноша понял, что тот по-прежнему смотрит на него. - Мать учила меня ценить людские жизни, - наконец, вновь заговорил Равиндра, только сейчас отведя взгляд. – И я всегда старался следовать ее заветам. Мне не нужно твое слово, но я запомню его. У тебя будет достаточно времени чтобы проявить себя и показать мне, чего ты стоишь. До сих пор никто из людей не убедил меня в том, что мать не ошибалась. Кто знает, может, это удастся именно тебе. - Да, Повелитель… *** Дорога вела их к цели, и каждый следующий день приближал момент расставания. Однако ни Сирил, ни его спутники ни словом ни обмолвились об этом на протяжении всего пути. Все было сказано и сделано ранее, в тот самый последний месяц, который они провели вместе в Четырех долинах. За это время Серадж, как смог обучил юношу простым словам и выражениям. Они отправили весточку Радживу, и он должен был встретить их вместе с повозками и быками подле храма. Сирил освободил О’Брайна от одержимости и, заручившись позволением Равиндры, условился поддерживать связь со слугой и со своими компаньонами, отправляя вместе с торговцами письма два раза в год. Теперь же вечера близ разведенного драконами костра проходили в незамысловатых беседах, в которых иногда принимал участие и младший принц, также, пока была такая возможность, пытавшийся вместе с Сераджем помочь Сирилу овладеть их языком. В первый же вечер, подойдя к ним, Лалит отозвал Сирила в сторону и через Сераджа выразил свои сожаления по поводу случившегося, а после признался, что до последнего всеми силами старался отговорить отца. Впрочем, юноша и сам не знал, как теперь относиться к повелителю Четырех долин. Вспоминая лицо Каруники, ее голос… Ее колыбельную и прикосновения в том сне, он даже после всего не мог ненавидеть дракона и, испытывая злость, где-то глубоко внутри прекрасно понимал его. Постепенно местность вокруг изменилась. Мутные, пузырящиеся под бесконечным дождем воды разлившейся Перияр скрылись за зелеными холмами и темными кронами леса. Процессия, покинув долину, отданную Каруникой людям, вступила на главную дорогу и, развернувшись к северу, продолжила путь в храм. Из-за дождливого сезона обычно оживленный торговый тракт пустовал, ноги слонов вязли в размокшей почве, а порой путешественникам приходилось надолго останавливаться и делать привал, скрываясь от вездесущей влаги под темно-синими тентами. Однако, несмотря на это, в первых числах мая Сирил, внимательно глядя по сторонам, заметил вдалеке огоньки Калади и берег вновь подступившей к ним вздувшейся темной реки. Приказав разбить лагерь, Лалит дождался пока гвардейцы и слуги разведут огонь и приготовят ужин, а после вновь подошел к путешественникам. Качнув головой в знак приветствия, младший принц нашел глазами Сераджа и, указав на юношу, медленно заговорил: - Он хочет сообщить нам кое-что, Сирил, а точнее, именно вам, - подумав, перевел индус и, переспросив пару фраз у Лалита, прибавил: - Это касается Четвертой царицы и приказа его отца. «Он ведь не может снова отобрать у меня рубин? Не после всего… Нет…» - Хорошо, - как можно спокойнее отозвался юноша, постаравшись ничем не выдать невольно вспыхнувший страх. - Вам следует знать, что вместе со мной в этот путь отправились не только гвардейцы и слуги, - медленно продолжил Лалит. - С нами едут Живые огни – трое из тех, кто зажигал погребальный костер моего деда… «К закату Живые огни полностью обратят тело моего отца в прах... - будто наяву услышал Сирил слова Равиндры на последнем Белом пиру и, стараясь сдержать дрожь, на миг опустил взгляд, безуспешно прогоняя навязчивое видение – драконья морда с прищуренными от жара глазами и текущая из пасти горящая слюна… Медленно подняв голову, юноша по-новому взглянул на расположившихся неподалеку драконов, найдя среди них трех низкорослых мужчин средних лет, сидевших особняком. - Они и есть Живые огни? – едва слышно промямлил он. Присмотревшись к его изменившемуся лицу, Лалит вновь обратился к Сераджу: - Да. Я не хотел напоминать вам о пережитом… Мне жаль, - невольно понизил голос младший принц и, сделав небольшую паузу, продолжил. – Я видел все это… во снах. Но сейчас я должен сказать вам о другом. Завтра мы прибудем в храм Владыки Неба и встретимся с его общиной. Пусть потомок Вариштры, носящий его имя, передаст пуджари волю моего отца – когда после всех обрядов Четвертая царица будет возложена на алтарь Индры, Живые огни сделают так, что камень моей бабки никогда более не покинет его. «Но…» - изумленно взглянул на Лалита Сирил. «Неужели?» - с горечью осознал он, но, помолчав несколько мгновений, только мрачно переглянулся с таким же удивленным Сераджем и склонил голову в знак согласия: - Разумеется, мы передадим общине ваши слова. *** Серадж почти не спал и проснулся до рассвета, но еще долго лежал на простой циновке, служившей кроватью в крохотной затемненной кельи храма. Рядом, размеренно дыша, казалось безмятежно спал Сандип, но индус знал, что телохранитель мгновенно окажется на ногах стоит лишь только подняться и от того не торопился вставать. Видневшееся сквозь узкое окно темное небо едва заметно позеленело, но до первой утренней молитвы оставалось еще по меньшей мере пара часов. Вздохнув, Серадж несколько раз перевернулся, но так и не смог более заснуть и улегшись на спину задумчиво всмотрелся в теряющийся во тьме низкий потолок. Годами ожидая этого дня, теряя и возвращая надежду, погружаясь в бездну отчаяния, стремясь забыться в телесных наслаждениях, сейчас он не мог разобраться в собственных чувствах. Искренняя радость смешивалась с непередаваемой горечью. А от осознания, что это последний день, который Сирил проведет вместе с ними, внутри с новой силой разрасталось мучительное чувство вины. Весь месяц, как и после Белого пира, Серадж раз за разом спрашивал себя, сделал ли он в ту ночь, когда Сирил объявил о своем решении, все возможное чтобы отговорить его? Или желание спастись от проклятия оказалось сильнее? Быть может, именно оно и заставило где-то смолчать, отступить в сторону, позабыть особо важные слова? Так просто принять предложенную жертву и жить. Но заслужил ли он этой жизни такой ценой? Серадж не знал ответа на этот вопрос и лишь горько улыбнулся, представив себе лицо юноши. Сирил. Юнец, которого при первой встрече он даже не воспринял всерьез. Очередное увлечение Рея… Просто увлечение. Мальчишка, которого он пытался отбить, лишь бы вновь доказать лучшему другу, что превосходит его во всем. Но ведь… не получилось. Мальчишка оказался на редкость крепким орешком, а в его глазах отражалось искреннее сильное чувство. Огонь. Он помнил, как постепенно менялся Рей и как он сам проникался все большим уважением и симпатией к Сирилу, к его внутренней силе и настойчивости, к его вере в собственную мечту. Когда Сирил успел стать его другом? Это случилось незаметно… Может, еще тогда, в Лондоне, когда, рассказав правду о себе, он безвозмездно предложил отдать камень. Отдать несмотря ни на что… А, может позже, когда юноша раз за разом приезжал к нему в поисках совета, а затем они вместе поехали за Реем в Хеджерли… Или даже в те пару дней, когда они с Реем приехали в дом его родителей и он познакомил Сирила со своими сестрами, а после предложил научить стрелять. Именно в эту поездку Рей твердо дал понять, что не потерпит, если он еще хотя бы раз попытается встрять между ними и увлечь Сирила. И он не пытался, но… «И все-таки ты снова сделал это, Серадж… Забрал его у меня! - в сердцах кинул ему Рей месяц назад. – Забрал…» Шумно втянув воздух, индус закрыл глаза, отгоняя навязчивые образы ожогов юноши, его шрамов и наполненных болью и решительностью глаз, когда он сказал, что останется в царстве Равиндры. «О, Боги… Сумею ли я хоть когда-то расплатиться за этот дар? Искупить вину за то, что ничего не предпринял, даже зная пророчество Кроу…» «Кроу… - вновь тоскливо улыбнулся он, вспомнив незамысловатый фокус с монетой на прощальной вечеринке и слова провидца: - Порой за наши желания расплачиваются другие - Вот о чем он говорил в тот день…» Небольшой прямоугольник неба в окошке посветлел, и где-то вдали раздался звук гонга. «Пора», - мысленно решил он и, помедлив еще немного, наконец, поднялся. Весть о том, что накануне в храм Владыки прибыли драконы и потомок царевича Вариштры, чтобы вернуть похищенную столетия назад реликвию мгновенно разнеслась среди паломников и жителей Калади, и от того, несмотря на возобновившийся несильный дождь, на берегу реки собралось множество людей, желавших стать свидетелями свершившегося чуда. Бедняки, кто-то из более зажиточных крестьян вместе с женами, белобородые иссохшие старики и взирающие на все с восторгом чумазые дети. Закончив все необходимые молитвы, Серадж босиком, облаченный в одно лишь легкое дхоти вместе со своими спутниками торопливо шел к реке, ощущая нарастающее волнение. У самого берега их уже ждал седовласый глава общины, Чаран и большая группа пуджари, стоявших чуть в стороне. Здесь же особняком расположился Лалит в окружении остальных, выделяющихся своими синими одеяниями драконов. Немного не дойдя до цели, идущий справа от индуса юноша остановился и протянул Сераджу огромный кроваво-красный рубин, что бережно хранил до этой минуты. - Теперь он ваш, - тихо произнес он, и индус принял сверкающий камень, показавшийся ему очень тяжелым. Несколько мгновений он, не в силах поднять голову и взглянуть в лицо Сирила, молчал, позабыв обо всех собравшихся вокруг, но вот он все же встретился с юношей взглядом и горько усмехнулся: - Простите, Сирил, но, как и сказал Кроу, боюсь, я никогда не смогу вернуть вам тот одолженный шиллинг… Удивленно посмотрев на него, юноша замер, но вот пришло понимание, и спустя миг он тепло улыбнулся в ответ: - Сможете, если будете жить. От этих простых слов и улыбки в груди индуса разлилось тепло и он, бросив последний взгляд на юношу и мага, отошедших к собравшимся, решительно приблизился к ожидающему его главе общины. По знаку, начавших нараспев читать молитвы пуджари, Серадж медленно вступил в воду стремительно бегущей вдаль реки. - Камень был подарен нам рекой, - зазвучали где-то совсем рядом слова одного из священнослужителей, но индус почти не вслушивался в них, сейчас ощущая нечто большее, нечто, что нельзя было передать словами. – … Пусть воды Перияр очистят рубин и смоют проклятие с этого человека… - продолжал хор голосов, пока индус все дальше и дальше заходил в прохладную вспененную дождем темную воду. Икры, бедра, пояс, грудь. Не разжимая пальцев, он на миг опустил руку с камнем в реку, позволяя ей омыть каждую его грань, а после, задержав дыхание, погрузился в воду целиком. - … На все воля Владыки! Воля Владыки! Владыки! – оглушил его гомон голосов, едва он, вынырнув, высоко поднял над головой руку с камнем и словно опьяненный широко раскрыл глаза и попытался отдышаться. Он был свободен. Он будет жить. Сможет просыпаться без страха, что этот день будет последним. Сможет увидеть счастливые улыбки своих родителей, сестер и будущих детей. «Все благодаря ему…» - Серадж нашел глазами Сирила, что стоя вдалеке подле мага, украдкой глядел на Эвона. Горькая радость переполнила его, заставив покрепче сжать в ладони прохладный камень: «Я буду жить. Обещаю…» За обрядами и песнопениями, продолжившимися в храме, Серадж практически потерял счет времени, но вот глава общины возложил возвращенный рубин на алтарь Индры, и в задних рядах набившихся в храм паломников и зевак началось какое-то волнение. В ужасе вскрикнули женщины, а затем раздался ропот мужчин, и, обернувшись, Серадж увидел, как толпа расступилась, подавшись в стороны, будто две волны. Сквозь образовавшийся живой проход вслед за невысокой фигурой Лалита, с двух сторон от которого шагали гвардейцы, в зал вползли три дракона, принявших истинный облик. Огромные сложенные крылья ящеров когтями скрежетали по полу, их чешуя, не скрытая в этот раз одеждой, в царившем полумраке казалась металлической, а в зобе через кожу проступало темно-багровое свечение. На миг замолчали испуганные певцы, но по знаку главы общины пуджари продолжили прерванные молитвы, с волнением глядя на драконов, что медленно приблизились к возвышающейся в центре статуе Владыки Неба. Постепенно в зале восстановился порядок. Толпа, вновь сомкнувшись, теперь с ужасом и одновременно восхищением взирала на синих ящеров и громадный рубин, лежащий на массивном отполированном алтаре, но Серадж, отведя глаза, больше не видел ни камня, ни драконов, ни даже священнослужителей. Он смотрел только на юношу, что подарил ему жизнь и на бледного осунувшегося мага. Они стояли рядом, в первом ряду, едва заметно касаясь друг друга кончиками пальцев. Это легкое, прощальное прикосновение заставило Сераджа вздрогнуть, вновь ощутив укол вины. В который раз вздохнув, он немного повернулся и искоса почти с ненавистью взглянул на кроваво-красный камень. Взволнованные пуджари, перешёптываясь, освободили площадку вокруг алтаря и отошли назад, драконы же, полукругом встав подле статуи Индры, вытянули шеи, и в воздухе раздался жуткий всасывающий звук. Краем глаза заметив какое-то движение, Серадж вновь перевел взгляд на юношу. Лицо Сирила исказил страх, он резко отвернулся и, словно ища защиты, подался к Эвону, что тут же обнял его одной рукой, мягко притянув к себе. Неприятный пугающий гул повторился, а вслед за ним из пасти ящеров вырвалось казавшееся жидким желто-рыжее пламя, залившее собой алтарь. Первая волна, схлынув, ушла, оставив рубин невредимым, но за ней пришла вторая, а затем и третья. В воздухе нарастал жар, и вскоре индус, обливаясь потом, был вынужден отойти назад вместе с пятившейся к стенам толпой. Стало трудно дышать, и Серадж, не раздумывая, последовал примеру Эвона, прикрывшего рукавом свободной руки нос и рот. Алтарь, камень, да и сама статуя Владыки Неба постепенно раскалились, и в полумраке зала жутковато заалели красным огнем. Чудовищно разогретый воздух дрожал и напуганные люди, вскрикивая от страха, жались к друг другу, завороженно глядя на выдыхающих, казалось бы, бесконечное пламя драконов. Уже почти ничего не видя вокруг из-за колеблющейся практически осязаемой дымки, Серадж сквозь непрестанно текущие слезы неотрывно смотрел лишь на пульсирующий сгусток света, когда-то бывший драгоценным камнем. Еще миг и раскаленный рубин с громким треском раскололся на пару крупных сияющих кусков, что, расколовшись затем вновь и вновь, постепенно стали сливаться с такой же раскаленной оплавившейся поверхностью алтарного камня. Когда же в оплывшей светящейся плите алтаря перестали угадываться даже частицы переставшего существовать рубина, драконы подняли покрытые роговыми наростами головы и по знаку стоящего среди паломников в окружении гвардейцев Лалита, также медленно отползли от алтаря. «Все кончено…» - мысленно произнес Серадж и, взглянув, на только сейчас решившегося обернуться Сирила, почувствовал внутри невероятное облегчение. *** Постепенно дождь прекратился, и сквозь низко висящую дымку облаков проступили первые закатные краски. Небо порозовело, а местами приобрело золотистый оттенок, на фоне которого едва взошедшая луна казалась лишь призрачной тенью. После обряда пуджари предлагали путешественникам задержаться до утра, но драконы не желали более оставаться в людских землях, и в глубине души Сирил был рад этому. Каждый следующий день проведенный рядом с Эвоном, Гилбертом и Сераджем делал все более невыносимым предстоящую разлуку и от того было легче резко оборвать, уйти, не изводя себя более несбыточными надеждами. Лалит дал им время попрощаться, но стоя на дороге посреди просеки, окружавшей храм, юноша никак не мог заставить себя взглянуть на своих спутников и смотрел лишь на ожидающих неподалеку драконов и уже навьюченных, готовых отправиться в обратный путь слонов. Наконец, он все же поднял глаза, попытавшись навсегда запечатлеть в памяти этот миг и три лица, что также молчаливо, с тоской смотрели на него. - Я вернусь… - едва слышно в который раз проговорил Сирил и натянуто улыбнулся. - Береги себя, - отозвался Эвон и, подавшись вперед, крепко прижал к себе юношу, что, ответив на объятие, еще долго не разнимал рук, не желая отпускать мага. Когда же Сирил с трудом отстранился, Эвон замер и, не отводя взгляд, продолжил молчаливо смотреть на него. Затем Сирила на миг обнял О’Брайн, а после Серадж, и их взволнованные голоса, зазвучав, будто эхом, дополнили друг друга: - Пусть Триединый… Пусть Боги… хранят вас… Склонив голову, юноша с тяжелым сердцем отвернулся и быстрым шагом пошел прочь, более ни разу не оглянувшись. *** Войдя вслед за темнокожими слугами в незнакомую просторную пещеру, что открылась его глазам за тяжелым синим полотном, Сирил лишь вскользь взглянул на украшающую стены замысловатую резьбу, каменные скамьи, сплошь покрытые мягкими подушками и видневшийся в проеме напротив сад. Один из драконов что-то повторил ему, а после указал на себя, а затем и на низкий стол, где уже стояли приготовленные угощения, но юноша только отрешенно покачал головой. Слуги оставили его, и Сирил, сделав несколько шагов, наконец, обессиленно упал на одну из скамей, а после обхватил себя руками. - Ну вот я и дома… - горько улыбнулся он.