Ее волос манящий теплый шепот

      POV Даниил       Спустя время мы готовимся к Дню Рождения Хрустального. У нас нет возможности отказаться, а Этери просто бросается в работу с головой, чтобы ни о чем не думать. Она смотрит программы, что-то подсказывает, выдумывает последовательность номеров.       Этери занята делом, а я могу только быть рядом с ней и смотреть, чтобы она не надломилась.       Торжественная часть нагоняет на меня скуку. Мы сидим с Дудаковым подальше от начальства и шутим. Этери же рядом с Аксеновым, а от нас-- далеко. Эд наклоняется к ее уху и что-то шепчет, почти касаясь губами щеки. Этери поправляет волосы и смущается, закусывая губу.       Потом ей вручают цветы и грамоту и, когда она идет по ковру за ними, то кажется мне совсем невесомой. Издалека я вижу только ее глаза и скулы, потому что лицо слишком бледное. И я сжимаю кулаки, когда Этери садится на место, а Аксенов приобнимает ее за талию. Неужели они все не видят, что ей там некомфортно. Но Этери молчит, а я тоже не имею права говорить.       Когда заканчивается торжественная часть, Этери сбегает к нам за бортик и снова становится тренером. Дети стоят возле нее и получают необходимую поддержку. Она всегда знает, что им сказать. И когда начинает играть музыка, Этери сама оживает. Словно работа дает ей необходимые силы двигаться дальше. Выступление за выступлением. Ладони в ладонях. Этери зажигает в каждом из фигуристов бесстрашие и огонь, а я только стою немного позади и каждую минуту готовлюсь ловить, если она начнет падать.       Но Этери не падает, а работает. Мы купаемся в овациях, делаем фото и выглядим довольными, хотя только я вижу, каких нечеловеческих усилий это стоило Этери. Она выходит из зоны фотокамер и опирается спиной на стену. Я незаметно подхожу рядом и обхватываю ее за талию. Этери почти виснет на мне и говорит:       --Я хочу домой.       Тихо, спокойно, обреченно.       --Сейчас поедем,--просто отвечаю ей и прошу Дудакова найти Диану.       Мы же с Этери уходим в кабинет, где она почти падает на диван без сил. Я сажусь рядом на пол и глажу ее лицо.       --Ты сумасшедшая, Этери,--шепчу я.—Тебе нужно себя беречь.       А она смотрит на меня сквозь приопущенные ресницы и говорит:       --Ты же знаешь, что я не могу иначе.       И я, черт побери, знаю. Она не умеет себя беречь. Но, что с этим делать сейчас, я не понимаю.       Диана приходит с Сергеем бесшумно, но Этери улыбается им и искренне и немного виновато. Диша понимает все сразу и тоже начинает кусать губы. У них с Этери столько общего на самом деле.       --Я тоже хочу домой,--просто произносит Диана и мы выходит из кабинета.       Этери идет медленно, словно плывет по коридору, как всегда неестественно прямая, с осанкой королевы. И ни один человек не может понять, что она делает все из последних сил. Мы загружаемся в машину, Этери откидывается на кресло и закрывает глаза. Я пристегиваю ее ремнем безопасности и везу домой.       У подъезда помогаю выйти и провожаю до квартиры.       --Спасибо,--говорит Этери и целует меня в щеку.       Ее губы такие горячие, что я непроизвольно прижимаю свою ладонь к ее лбу. У Этери жар, но она упрямо сбрасывает мою руку и идет в дом.       --Я знаю, что делать,--тихо говорит Диша и закрывает дверь.—Спасибо за помощь.       Я стою, как дурак, в коридоре и понимаю, что сейчас ничего не могу сделать. Поэтому спускаюсь пешком по лестнице и от бессилия пинаю перила. Я чувствую себя бесполезным.       Доезжаю домой и в машине нахожу забытый Этери букет с награждения, поэтому просто пишу ей сообщение.       « У меня твои цветы».       Она на удивление перезванивает и сонным голосом говорит:       -- К черту эти розы. Можешь делать с ними, что угодно, только не привози обратно.       --Хорошо,-- с улыбкой отвечаю я.—А ты спи.       Слышу, как Этери копошится в кровати и вдруг произносит:       --Хочу сказку на ночь…       А я сижу, смотрю на осенний дождь за окном и рассказываю ей историю про старого доброго поэта, которому в непогоду постучался в дверь мальчик, который в самом деле был прехорошенький. Глаза у него сияли, как две яркие звезды, а мокрые золотистые волосы вились кудрями — ну, совсем ангелочек! — хоть он весь и посинел от холода и дрожал как осиновый лист. В руках у него был чудесный лук; беда только — он весь испортился от дождя, краска на длинных стрелах слиняла…»       Но спустя пару минут я уже просто слышу, как Этери мирно дышит у себя в кровати. Я кладу трубку, выдыхаю и утыкаюсь лбом в руль.       Мне не хочется идти домой, поэтому я сижу в машине пока дождь не становится тише, а мое сердце—холоднее.       ***       А потом мы едем на финал Гран-При в Канаду. С нами, как обычно, увязывается Аксенов. Он летит в самолете рядом с Этери и о чем-то с ней беседует. Мы с Сергеем следим за детьми. Усталость Этери перестает быть критичной и она даже немного улыбается по-настоящему. Когда рядом с ней Эдуард, мне кажется, я превращаюсь в глупого мальчишку, который не может связать пары умных слов. С высоты своего возраста и статуса Эд смотрит на меня несколько пренебрежительно, а я просто хочу, чтобы он оставался в Москве.       В кои-то веки Этери выбрала себе номер с одной глухой стеной, а в соседний поселила меня и потом Сергея. Аксенову достался номер совсем дальше по коридору. Как не крути, он ехал на финал не работать, а больше отдыхать. Особенно по вечерам. У нас же, как всегда, почти нет свободного времени.       Девочки выступают одна за одной, но итог совсем не тот, о котором мы мечтали. Аня оказывается за пределами призовых мест, Алена первая, Саша—вторая.       Алина тоже вторая и уступает Рике. Хотя, если честно, пьедестал волнует меня сейчас гораздо меньше, чем Этери. Она выглядит счастливой и довольной, а я все пытаюсь понять, где она берет силы.       Мы сидим все вместе в баре. Сергей и я за стульями, а Этери с Эдом на диване. Она опирается о его плечо и я вижу, как Аксенов перебирает пальцами по этериному колену, прижимая ее второй рукой себе, словно всем своим видом показывает, что они вместе. Я пью второй бокал пива и понимаю, что это меня злит. Эд на столько меня бесит, что я просто закипаю изнутри, когда он аккуратно стирает с кончика губ Этери соус. Она облизывает губы рефлекторно, а Аксенов пожирает ее глазами, не обращая внимания на всех нас.       --Пожалуй, нам пора спать,--спустя пару минут говорит Эд и встает с дивана.       Я вижу, насколько сильно он сейчас хочет Этери, и ждет, когда они останутся одни. Но она не спешит, а рассматривает свой пустой бокал:       --Может, нам заказать что-нибудь еще, пока не слишком поздно… Эд дергается, как от удара, но холодным голосом произносит:       -- Уже поздно, на самом деле,—а потом чуть слышно добавляет.—Этери…       Она откликается и смотрит ему в глаза. А внутри меня словно срабатывает какой-то триггер… Этери… От этого нежно-домашнего «Этери» во мне что-то взрывается.       --Мне кажется, Эд прав, и тебе нужно пойти с ним.       Этери поджимает губы и хватает за руку Аксенова, который почти выдергивает ее с дивана. Мы желаем друг другу спокойной ночи, а я залпом допиваю остатки пива из бокала, смотря, как Этери уходит с Эдуардом в номер.       Дудаков ждет несколько секунд,а когда они скрываются из вида, произносит:       --Глейхенгауз, ну, ты и идиот.       Я не хочу с ним спорить. Потому что я действительно полный дурак, который не понимает, зачем он сам сегодня подтолкнул Этери в постель к Аксенову.       --Мне нужно еще выпить,--просто говорю я.       Сергей заказывает нам пиво. Он понимает, что я не могу сейчас идти в номер. И поэтому мы пьем еще несколько бокалов, пока Дудаков не сдается и не предлагает мне ночевать на его гостевом диване. И я соглашаюсь.       Иду в свой номер, собирая необходимые вещи и слушая музыку в наушниках. Ни один посторонний звук не проникает ко мне извне. И только это меня спасает.       На диванчике Дудакова я практически сразу отрубаюсь. Только в голове успевает снова пронестись Этерин взгляд и прямая спина, уходящая из ресторана. И такое неестественное личное Этери…и рука Аксенова на ее худом колене. Этери…что же ты , черт возьми, делаешь со мной?       Что же, блять, я сам делаю с нами?       Наутро мне болит все тело и голова. Я выхожу из номера Дудакова и сталкиваюсь с Этери и Эдом на коридоре. Она выглядит расслабленной и отдохнувшей, а мне хочется сдохнуть.       --Я не знал, что у вас с Сергеем Викторовичем такие близкие отношения, что вы проводите вместе ночь,--шутит Эдуард.       А мне хочется просто сказать ему «Да пошел ты нахер», я открываю рот, но Этери успевает быстрее:       --Это несмешно.—холодным голосом произносит она.       И я замолкаю. Аксенов пожимает плечами:       --Ну, извините…       Хотя ему совсем не жаль, я вижу. Этери же молча идет по коридору, словно рассекая пространство перед собой, а я чувствую безграничную благодарность к ней и бездонное презрение к самому себе.       ***       Мы едем на Чемпионат России на поезде. Аня, Алена, Алина и Саша—в одном купе, Этери и Диша—во втором, я с Дудаковым—в третьем, а Аксенов с остальными—в четвертом. Я дико ненавижу поезда, потому что слишком привык к самолетам. Поэтому молча иду в свое купе, открываю с Сергеем бутылку коньяка и мы пьем. Я слышу, как слева смеется Аксенов, и что-то рассказывает всем. Он очень громкий и шумный, а потом к их голосам присоединяется и такой знакомый женский. Этери вместе с ними. Я так и вижу, как она сидит рядом с Эдом, закинув длинные ноги на соседнюю полку.       Дудаков протягивает мне лимон и качает головой. Спустя какое-то время мне становится все равно.       В Саранске жутко холодно, а мы заселяемся в номера по привычной схеме. Этери снова берет себе комнату с глухой стеной, а я живу рядом с ней. Интересно, она делает это все специально? Или мне доверяют настолько, что совсем не боятся смутить ничем.       А потом нас захватывает работа. Чемпионат России очень важен, потому что именно на нем идет отбор на Чемпионат Европы, а потом и Мира. Алина должна оказаться в тройке хотя бы среди взрослых.       Она в такой форме, что у нас всех есть сомнения. Мы не знаем, какой сюрприз может подстроить нам Женя, но юниорское трио тоже нельзя скидывать со счетов. Мы просто работаем, потому что все ждут, какие же результаты теперь покажут все наши спортсменки.       Этери вовлекается в процесс так, что я просто поражаюсь, насколько она работоспособна. Я могу только носить кофе и надеяться, что она сдержит себя.       Результаты ошеломляют всех. Все три места заняты воспитанницами одного тренера. Этери. Но все они юниорки. Аня, Саша и Алена. Алина еле проходит на Чемпионат Европы. Женя даже туда не попадает.       Все в шоке, а Этери переваривает случившееся. Весь день она нервничает и практически ничего не ест. На завтрак она не приходит, потому что не успевает. На обед тоже не попадает, а вместо ужина идет спать.       Я лениво ковыряю вилкой еду, а потом собираю в тарелку хоть что-то для Этери, надеясь, что она еще не успела заснуть. В довесок кидаю в карман парочку мандаринов. Они пахнут праздником и счастьем.       Уже в коридоре замечаю Аксенова, который входит в соседний номер. Я не успел. Зло хлопаю дверью и почти швыряю тарелку с едой на стол. Я—дурак. Мандарины катятся по кровати, но мне уже плевать. Тянусь за пультом от телевизора и понимаю, что дверь этериного номера снова открывается, а потом проворачивается ключ. Это значит лишь то, что Эд не остался.       Я выжидаю пару минут, подхватываю в руки еду и выхожу. Аккуратно стучусь в дверь и жду.       Этери выглядит разъяренной, а потом меняется в лице.       --Дань? Что случилось?—она сразу думает, что нужна ее помощь.       --Ничего,--стараюсь улыбнуться.—Я еду принес. Ты целый день голодная.       И тут Этери становится совсем домашней и вовсе не злой. Она пропускает меня вперед и захлопывает дверь.       Расслабленно ложится на кровать, ставит перед собой тарелку и медленно начинает есть бутерброды с рыбой, оливки, сыр, которые я успел украсть. А еще мы говорим. Слова словно прорываются сквозь молчание сегодняшнего дня:       --Блять, Даня…что делать с Алиной,--ругается в сердцах Этери.—Еще чуть-чуть и мы упустили бы Европу.       Я пожимаю плечами и не знаю ответов. Вчера я говорил с Алиной долго, но так и не смог убрать все проблемы из ее головы и придумать, что делать с ее меняющимся телом.       --Я думаю, что все образуется, Этери,--просто отвечаю я.—Мы справимся.       Она откидывается на подушки и тянется пальцами к мандарину. Я успеваю быстрее и привычным движением чищу его, протягивая дольки на ладони. Как всегда, сижу на полу перед кроватью, чувствуя, как Этери дышит мне в затылок. Мы так близко, что я вдыхаю запах ее духов, даже не смотря в глаза. От Этери теперь пахнет мандаринами и морозным утром. Я поворачиваю голову и встречаюсь с ней глазами. А потом замечаю, что ее лицо сейчас рядом и я… безвозвратно тону.       Сам не осознавая зачем, приподнимаюсь немного, наклоняюсь еще ближе и целую Этери по-настоящему.       Вкус мандаринов проникает в меня с ее дыханием, а тело отзывается дрожью.       Черт возьми, что я делаю?       Испуганно отстраняюсь, как от удара, и не знаю, что сказать. Этери тоже молчит, кусая губы.       --Извини,--только и могу произнести я.       И тут Этери наконец начинает говорить:       --Ты жалеешь?       Я слышу, как стучит мое сердце, понимая, что сейчас этот ответ нереально важен.       --Нет…       --Тогда зачем извиняешься?—шепчет Этери и возвращает мне поцелуй.       Ее губы горячие и сладкие, а я медленно становлюсь на колени и нежно запускаю пальцы в ее волосы, невесомо прикасаясь к шее.       Этери закрывает глаза и тянется ко мне всем телом пока у нас не заканчивается воздух. Очерчиваю кончиками пальцев ее скулы, и целую снова, ловя губами неясный стон. Я безумно ее хочу, но боюсь сделать что-то не так, пока Этери сама не затягивает меня на кровать.       Она резким движением выключает ночник, погружая нас в полумрак. Но даже теперь я вижу, как в свете уличных огней ее волосы на белой подушке кажутся золотыми.       Чувствую этерины холодные пальцы у себя на спине и остаюсь без рубашки. Мы не разговариваем, а просто делам наконец то, о чем я мечтал так давно . Мне хочется спросить, не пожалеет ли она, но я боюсь. И поэтому продолжаю целовать Этери, пока она полностью не расслабляется.       Замираю на секунду прежде чем снять с нее майку и еле сдерживаю стон. Этери прекрасна. И это первое, что я произношу после долгих минут молчания. А потом начинаю покрывать поцелуями ее ключицы и грудь. Когда я в первый раз касаюсь ее губами, Этери стонет и рефлекторно выгибается мне навстречу. Я же продолжаю поцелуй и спускаюсь ниже к животу, стараясь не думать, какая же прозрачная и хрупкая под моими ладонями кожа.       Осторожно приспуская Этерины брюки, провожу пальцами по кружеву белья, а потом плавно стягиваю всю одежду, чувствуя, как Этери приподнимает бедра и помогает мне.       Теперь она лежит передо мной полностью обнаженная и беззащитная. Такая нежная, с трогательными выпирающими косточками и невероятно красивая. Такая, какой я даже не мог себе ее представить.       Резко расстегиваю ремень на джинсах и скидываю их с кровати, а потом нависаю над Этери и продолжаю целовать, аккуратно раздвигая ее бедра руками. Она расслабляется и немного приподнимается, помогая мне проникнуть в нее.       Делаю резкое движение и не могу сдержать стон, слыша, как Этери вскрикивает и обхватывает меня ногами. Она замирает, а я смотрю, не мигая ей прямо в глаза, пытаясь понять, что сейчас происходит.       --Дань…--хриплый шепот.       И я схожу с ума. Начинаю двигаться в ней, чувствуя, как Этери царапает мне спину и стонет. Я тоже не могу молчать, прижимаясь к ней с каждый движением все сильнее, а потом снова отстраняюсь. А еще постоянно целую, покусываю мочку уха и шепчу такие нежности, которые никогда в себе не замечал. Этери закусывает губы, но я вижу, что она тоже себя не контролирует. С последним резким движением она вдруг замирает и вскрикивает, словно сама чего-то боится, а я от ее голоса тоже взрываюсь. При этом рефлекторно прижимаю к себе ее невесомое тело, пересчитывая каждый позвонок пальцами, и баюкаю в своих руках, пока дрожь от удовольствия не затихает в ней окончательно.       Этери успокаивает дыхание через пару минут и прячет свое лицо в волосах, пытаясь отвернуться. Но я не пускаю ее, а крепче обнимаю, сцепляя руки замком на спине. В конце концов Этери сдается, утыкается носом мне в ключицу, поджимая ноги, а я чувствую под моими ладонями ее тепло.