Несколько причин почему.......

- С возвращением. Рад что ты ещё слушаешь. Интересно? Должно быть ты думаешь, кто следующий и почему. Ты ли это? Что ты сделал? Почему оказался на этих записях? Может ты поступил жестоко? Или просто наблюдал и бездействовал. А может даже не понял, что был жесток. Может, ты вообще ничего не сделал... хотя должен был. Слишком поздно. Думаю, ты отлично знаешь, что сделал, а после этих записей никогда не забудешь. Я точно не забуду. И, кстати, я по-прежнему мертв. *********************************************************************************   Одним рывком он ставит Петра на колени. В горле комом стали обида и злость. Хонда выпрямился, и лицо города оказалось на уровне ширинки японца. - Хонда, - Варшава до этого молча наблюдавший, подошёл к Пети сзади, - Ты уверен, что стоит прямо здесь? - Как никогда, - нетерпеливо отозвался японец, расстегивая ремень.       Столица до последнего не хотел думать о том, что за всем этим последует. Но понимал что бы они не сделали , столицы имеют на это право , ведь он проиграл а они выиграли .       Настоящий страх накатил на него, когда штаны японца спали, открывая взору Петра исподнее, под которым уже виднелась полувозбужденная плоть. Русский хотел было отпрянуть, но сильная ладонь властно легла ему на затылок, притягивая ближе. - Не упрямься, и больно не будет, - сказал Хонда, другой рукой освобождая набухающий член. – Тебе ведь не в первой? Йерк еще и не такие вещи с тобой вытворял, мы знаем.       Краска нахлынула на лицо, а гневные золотистые искорки загорелись в глазах. Тут же головка коснулась плотно сжатых в тонкую полосочку губ. - Открывай рот, - потребовал Токио.  А что если мы поменяем правила? – к ужасу города, он услышал, как на пол упал второй ремень. – Представь, что если ты сейчас не сделаешь то, чего мы хотим, за тебя всю работу придется выполнять тому прелестному рыжеволосому мальчугану… - Нет,.....прошу.. - выдавил Пётр, пытаясь увернуться от плоти японца. - Я… - Вот и умничка, - воспользовавшись моментом, Хонда грубо толкнулся в рот Петру, вводя член до самого основания.       Медленно, но довольно грубо он начал двигаться, прижимая лицо Петра все ближе, надавливая ладонью на затылок. Он едва сдерживал рвотные позывы, и как мог старался расслабить горло. Он начинал задыхаться, из глаз непроизвольно потекли слезы. Токио же, видимо, совершенно не волновали мучения русского, он только лишь тяжело дышал, изредка прикрывая глаза от накатывавшего удовольствия. - Хонда, ну не торопись ты так, - проворковал Габрис  .    Токио, издав недовольный стон, освободил рот русского. Габрис, опустившись на колени позади Петра, быстро стянул с него камзол и рубаху, а за тем одним ощутимым толчком в спину поставил на четвереньки. - Не… надо… только не это, - шептал Пётр, сжимая пальцы в кулак, и утыкаясь в них лицом. - Да тут есть на что посмотреть, - пошло усмехнулся поляк, стаскивая с Петербурга нижнюю часть его одежды. – Петь, должен признать, у тебя прекрасное тело… - Давай уже скорее начинать, - протянул японец. - Ты даже не дашь мне его подготовить? - Потерпит, - хмыкнул Хонда, наклоняясь к Петру и звонко ударяя рукой того по лицу. – Смотри на меня сучка! - Он-то потерпит, а я как же? – улыбнулся поляк, сжимая длинными пальцами бледные ягодицы.       Хонда также присел на колени перед Петром. - Продолжим, - русский снова не желал так просто отдавать свой рот на растерзание, однако не сдержал стона, когда первый, смоченный слюной, палец поляка вошел в него. Японец опять-таки просто воспользовался моментом, и уже снова вдалбливался в горло русского, совершенно не заботясь о причиняемых, мягко говоря, неудобствах.Пётр издал болезненный стон, когда Габрис добавил второй палец. - А ты податливый, - констатировал поляк, когда и третий палец без особого труда проник внутрь. – Видимо, тело еще помнит.       Тогда Варшава понял, что все эти церемонии уже не к чему. По телу русского пробежала волна мурашек, когда он почувствовал приставленный ко входу пульсирующий упругий член, и громко застонал, когда в него резко входят.       Варшава двигался сначала медленно, он предпочитал растягивать удовольствие, а потому, в отличие от Токио, не спешил истязать русского, а планировал наслаждаться этим как можно больше. От звонких шлепков на бледной коже остались красные следы, обещавшие потом превратиться в синяки. Громкие противные хлюпающие звуки предшествовали стекающей по длинным ногам крови. Простату поляк практически не задевал, и кроме боли, унизительной, страшной, Пётр больше ничего не чувствовал. Совсем скоро солоноватый, тошнотворный привкус спермы заполнил его рот, а теплая жидкость брызнула в горло, заставив закашляться. Хонда позволил Петру немного прийти в себя, а затем ткнул головкой со стекающей по ней спермой в губы русского, заставляя его слизать остатки языком. Перебарывая отвращения и старясь игнорировать, насколько это возможно, боль в заду, Пётр провел языком по влажной головке. - И не смей сплевывать, - усмехнулся японец, снова хватая русского за волосы. – А ты хорош, хотел бы я иметь дома такую игрушку.       Габрис тем временем ускорял темп, сильнее хватаясь пальцами за ягодицы русского и уже совершенно игнорируя все вокруг. Совсем скоро, издав тихий рык, он излился внутрь Петра. Тёмные волосы сбились, русский тяжело дышал, тело блестело от покрывших его капелек пота.       Этим все не ограничилось. На эту ночь он практически превратился в их личну шлюху.Горечь, обида и унижение каждый раз сжимали его грудь, когда Габрис изливался ему на лицо, или Токио кончал ему на спину. Когда одним грубым движением руки его рот снова насаживали на член. Сильный удар в живот сапогом стал логическим завершением этой ночи.