***
Хавьер забыл о том, что он и Юзуру натворили, пока были в душе (несмотря на заверения младшего в том, что он сильнее искушения), пока не начал переодеваться в форму и не услышал смех Майло. — Иисусе, Фернандес! Ты никогда не говорил, что у девушки, которую ты пытаешься заполучить, настоящие когти! Хавьер нахмурился, пытаясь заглянуть за плечо, из-за чего теперь уже вся раздевалка рассмеялась. Он повернулся к зеркалу и покраснел, заметив царапины, которые оставил Юзуру, когда испанец трахал его, держа за бедра навесу, этим утром, прижав к стенке душевой. — Черт, я даже не почувствовал этого. — Практически уверен, часть из них кровили, — сказал Джон, подходя и смотря в отражение. — Черт, Хави. Теперь мы знаем, почему ты так популярен среди девушек! Хавьер усмехнулся, подыгрывая. — Если всё делать правильно, она исцарапает до крови, — сказал он, подмигивая. — У неё ведь даже не длинные ногти! — добавил испанец, что было правдой. Юзуру просто сильно впивался ногтям, когда был близок к разрядке. — Ты заставляешь её кричать, она клеймит тебя даже короткими ногтями. — Ну, теперь мы знаем, почему Хави не пошёл в бар прошлой ночью, — кто-то кинул, и Хавьер закатил глаза, надевая защиту и форму. — Тебе стоит рассказать нам об этой мистической девушке, Хави. Ты спишь с ней недели, и все ещё не сказал нам имя. Фернандес быстренько прикинул и сказал первое пришедшее в голову имя, которое было созвучно с Юзуру. — Сьюзи. Её зовут Сьюзи. — Сьюзи, мм? Она такая особенная, что ты не хочешь представить её нам? — спросил Скотт, закрывая свой шкафчик рядом. Хавьер засомневался на мгновение, но Скотт был частью команды так же долго, как и он сам. Состав постоянно менялся, но некоторые из них, в особенности Скотт и Майло, были правда близки с ним так, как никто никогда не сможет быть. Фернандес облокотился об открытую дверь шкафчика, тяжело сглотнул и признался: — Я не чувствовал подобного после Мики. Скотт напрягся, смотря на него. Он был здесь, когда Хавьер встретил Мики, он был, когда Хави привёл на тренировку ребёнка, воодушевленно показывая её всем, даже если она не была биологически его, и Скотт был здесь, когда Мики уехала, и Хавьер даже не контактировал ни с кем новым неделями. Пусть это была только половина правды, он мог понять как никто другой из присутствующих. — Мики, да? — спросил Скотт, и Хави кивнул, отбивая какой-то ритм на поверхности дверцы, отвлекаясь. — Да. Без детей в этот раз, но я просто… — он вздохнул, закрывая глаза. — После Мики, последние два года я только тосковал и заводил одноразовые связи, чувствуя себя пустым после каждой такой ночи, если это была на Жанель. Она мой друг, так что пусть не в романтическом смысле, но я чувствовал заботу. Но в этот раз… — он болезненно простонал. — Она больше, чем Мики, чувак. Я испытываю к ней больше. Я чувствую, словно она может быть ‘той самой’. Я знаю, это не круто и не ‘мачо’, но… — Хави, ты смотришь на человека, от которого ушла жена, — напомнил он, и Хавьер почувствовал болезненный укол. Скотт был женат в течение пяти лет, и у него было двое детей. Но его жена больше не могла терпеть его постоянное отсутсвие, поэтому ушла. Она переехала в Ванкувер с детьми. Скотт видел их теперь пару раз в год. — Нет, это конечно же не мачо и не по-мужски, говорить о ‘той самой’, но разве ты думаешь, что я не хотел бы найти женщину, которая сможет вытерпеть мою занятость? — спросил он. — Я не чувствую ничего странного по отношению к своей бывшей, ты знаешь это. Она не могла так жить и это справедливо. Я даже не злюсь, что она увезла моих детей в гребаный Ванкувер. Её родители живут там, и дети заслуживают хорошую семью, а не отца, который всё равно почти не бывает дома. — Скотт вздохнул. — Но это было хорошо. Иметь жену, постоянную поддержку, замечательно. Если эта девушка Сьюзи может быть ‘той самой’, я счастлив за тебя, мужик, — он похлопал Хави по спине. — Ты был никаким после Мики. Я не желаю тебе упустить ещё один шанс из-за ничего. Даже если ты был немного отвлечённым из-за неё ранее, — напомнил Скотт. Хавьер потянулся и хлопнул канадца по плечу. — Спасибо, Скотт. И я правда надеюсь, что ты сможешь скоро увидеться с детьми, — добавил он, и Скотт грустно улыбнулся. — Не раньше рождества. Тренер даст мне выходные, чтобы полететь в Ванкувер и остаться до игры, которая как раз перед Новым годом. Но, эй, это та жизнь, которую я выбрал. Я не могу переехать от сюда, чтобы быть ближе к ним. Так же как и ты не смог уехать в Японию с Мики, — сказал он, и Хавьер кивнул. Это всегда был выбор в итоге. Он сделал свой, Скотт — свой, и в конце концов его любовь к спорту перевесила любовь к женщине. Скотт, скорее всего, не любил спорт больше своих детей, но он выбрал жизнь отца в разъездах, не переезжая от сюда и не устраиваясь на скучную работу, лишь бы быть рядом с детьми. Теперь Хавьер сделал выбор в пользу любви с элитным спортсменом, который может проводить месяцы в дали от него каждый год, и да, это отстой. Но он надеется, что это сработает. Тем более, кто может быть идеальным партнёром человеку, находящемуся в постоянных разъездах, как не точно такой же человек?***
Когда первый раз Хави стал частью настоящей потасовки во время матча и заработал фингал и рассеченную губу, Юзуру одновременно шипел на него за начатую драку («Мне всё равно, даже если этот спорт так работает, это глупо!») и трогательно успокаивал («мой бедный раненый Хаби, надо поцеловать где болит!»). Лёжа на диване с пакетом льда на лице и злыми сообщениями от сокомандников о том, что он отказался выйти сегодня ночью, Хавьер прислушивался к звукам с кухни, где Юзуру подготавливал мазь от синяков, специально сделанную его мамой, и думал о том, как же по-домашнему это ощущается, когда его парень ухаживает за ним днём в воскресенье. На экране телевизора идёт хоккейный матч, кот спит в его ногах, кофта Юзу висит на спинке дивана, и слышатся звуки от его парня, хозяйничающего в другой комнате. Это заставило Хавьера подумать о будущем. Однозначно, они оба чувствовали, что это может быть чем-то постоянным. Они оба хотели, чтобы это было хотя бы длительным. Это первые отношения Хавьера, которые, не достигнув отметки в шесть месяцев, уже ощущались как последние. Но они пока не столкнулись с самыми большими препятствиями. Время на расстоянии может быть отстойным, но Фернандес сейчас думал о чём-то большем: Юзуру был знаменитым фигуристом, мужчиной, а Хавьер, пусть и не таким уж знаменитым, но и не безымянным спортсменом с тех пор, как постоянно играет за одну из самых больших команд в НХЛ. Они не смогут держать свои отношения в тайне вечно. Даже если они сохранят приватность, в какой-то момент вся его команда узнает. Эта его «есть одна девушка, которую я пытаюсь заполучить, и я не хочу облажаться, торопясь» ложь не сможет держаться долго. Его сокомандники уже атакуют его просьбами привести её. Те, у кого есть жены, не желающие ходить по барам, хранят фото их и детей в своих шкафчиках и на телефонах. Нет ни одного открытого гея в НХЛ. Он не знает ни одного закрытого гея в НХЛ. Он даже не знает ни одного слегка-не-гетеросексуального парня в хоккейной лиге в истории. Он знает, что были несколько женщин в женском хоккее, которые были открытыми лесбиянками, но в спорте с культурой мачо и мужественности, это делало их лишь более «мужественными» в сравнении с остальными, как бы глупо и нелепо это не звучало. Черт, занимаясь некоторое время фигурным катанием, Хавьер знал, как редко случаются каминг-ауты и здесь тоже. Он помнит, как федерации отодвигали в тень фигуристов, о которых ходили подобные слухи, лишь бы отвлечь внимание в совсем недавнем прошлом. Юзуру, будучи японцем, не смог бы и намекнуть на свою ориентацию, даже не являясь самым популярным фигуристом в мире и, возможно, в истории спорта. Даже так: Хавьер знал, что Юзуру не понравится идея быть раскрытым. Фернандес боялся, что это может ударить по их отношениям, но даже если они попытаются, неизвестно сколько они смогут протянуть в своём приватном пузыре. Да и отец и сестра Юзуру до сих пор не знали. Семья Хавьера тоже. Люди на катке Юзу в основном не знали. О Хавьере знали два главных тренера младшего, Джейсон и Евгения, и, испанец подумал, что Боян, должно быть, тоже сложил два и два. Но остальная часть была в курсе только о том, что Ханю видится с кем-то, и что тот никогда не говорил с кем именно. Никто в жизнь Хавьера также не знал. Рано или поздно, ему придётся рассказать хотя бы тренеру Холдену, как главному тренеру. Он просто волновался, что несмотря на всю открытость, Холден будет не доволен или даже запретит ему когда-либо ещё говорить об этом снова. А может даже уберёт в запасные. Он полагал, что худшим развитием событий будет, если вся команда догадается сама и с ним разорвут контракт, а возможно и выкинут из лиги в целом, потому что никто не захочет связывать свою команду с хоккеистом-геем (не важно, что он бисексуал, всех будет волновать только то, что он ебёт парня). — Готово! — Хавьер был вырван из своих разрушающих мыслей вернувшимся из кухни младшим, с плошкой в руках. — Специальная медицина от синяков! — Он сел на диван рядом с бёдрами Фернандеса и убрал пакет со льдом с его глаза. Хавьер почувствовал запах нечта в чашке и резко сел. — Фу, это пахнёт ужасно! — Тебе же хуже, — ответил Юзуру, окидывая его приковывающим к месту взглядом. Фернандес разочарованно простонал, но сдался, ложась назад. Он закрыл глаза и старался думать только о том, как сильно он любит этого японца, и о том, что это по его вине началась драка, из-за которой любовь всей его жизни размазывает что-то выглядящее и пахнущее как птичий помёт по его лицу. — Всё. Дай впитаться, и ты будешь выглядеть намного лучше утром. Хавьер почти подавился, вдохнув и медленно выдохнув. — Ты любишь его, ты любишь его, помни, Хави, ты любишь его, — он монотонно повторял, зная, что японец слышит и просто хихикает. — Да, Хави, ты любишь Юзу, не будь ворчливым! — он чмокнул чистую часть лица старшего. — Подожди тридцать минут, потом можешь смыть. — Конечно, mi vida, все что угодно для тебя, — ответил Хавьер далеко не расслабленным голосом, борясь с тошнотой и желанием понестись в душ, зная, что если сделает это, то обидит Юзуру. Этот парень делал Хавьера слишком мягким. Здесь не было других объяснений подобному поведению.