Рифовые острова
Семь дней после Падения
В ненавязчивом шуме жизни маленькой деревеньки недалеко от Кефа́лы* можно было раствориться. Место дарило покой и умиротворенность, словно приоткрыли форточку в новый, непознанный мир, откуда веяло свежестью и счастьем. По дорожке, пролегающей сквозь заросли тропического леса, шагал мужчина. Его лицо не выражало ни единой эмоции, золотые глаза с вертикальным зрачком взирали на мир будто со стороны, а казавшиеся такими мягкими и идеально очерченными в состоянии покоя губы были сжаты в тонкую полосу, и это стало единственным выражением клокочущего внутри него раздражения. Он мерно переставлял ноги, чеканя шаги, и никто бы даже не смог предположить, увидев его сейчас, насколько этот мужчина любил острова. Пусть это и не те земли, в которых он родился, но разве это имеет значение, когда тебе дается шанс пожить так, как ты мечтал много лет и продолжаешь это делать сейчас? Абсолютно никакого. Вот он и наслаждался, как мог, стараясь провести здесь столько времени, сколько максимально возможно, отдохнуть от песка и жара, вечных приказов и рутинной работы. Получалось редко, мало, но даже вырванная каким-то чудом парочка деньков всегда давала ему силы не останавливаться на пол пути к цели. Сегодняшний день начался неправильно. Не так, как должен был, совсем не так. Мужчина нервно провел рукой по белым торчащим волосам и тяжело вздохнул. Утро выдалось не из легких, а на день еще было запланировано отплытие. Возвращаться на родину не было никакого желание. Единственное, чего хотел песчанник на данный момент, — сесть и подумать, прокрутить последние события в голове, составить стратегию. Он сам не заметил, как дошел до таверны. Натертая до блеска и чуть потрескавшаяся от времени голубоватая вывеска над дверью гласила: «Серебряная чешуя». Она чем-то напоминала сияющий хвост сирены, вот только связь названия с жительницами Океана была настолько же абсурдной, насколько таковым являлось утверждение, что арбалет — это кухонный нож. Заведение получило название скорее из-за проживающих здесь ламий и песчанников, чем из-за ненавистных каждому тварей, наводнивших морские глубины относительно недалеко и топивших корабли. «Все же тропики куда приятнее нашей пустыни, » — подумал песчанник, толкнув дверь и войдя внутрь. «Серебряная чешуя» славилась хорошей едой, а после трудного утра мужчина не смог отказать себе в удовольствии поесть вкусно приготовленного угря, которого так любил. Он вообще мало, что любил. Как любой, кто рос в военное время и многого был лишен, мужчина привык обходиться только тем, что имелось, и мог запросто жить годами на сухпайках, но… Почему не побаловать себя, когда есть такая возможность? Устраиваясь на свое излюбленное место за барной стойкой, мужчина позвал хозяина таверны: — Кейна́р, я снова к тебе за рыбкой и выпивкой, порадуешь? — А то! — донесся из недр кладовой мужской голос, а затем оттуда вылез и его рыжеволосый владелец. — Ты-то уже все дела переделал здесь, а, Гино́чи? Теперь не скоро заскочишь? — спросил он, подавая собеседнику тарелку с едой и стакан кашасы**, оставляя бутылку этого напитка рядом с постоянным клиентом. Тот задумчиво почесал подбородок, отмечая про себя, что давно не брился, и произнес: — Ну да… теперь долго не увидимся, наверное. Хотя, загадывать глупо, мало ли, как судьба сложится. Пост я принял, но здесь смогу осесть, только когда все закончится. Ты уж не скучай без меня, — он поднял емкость с золотистой жидкостью, как бы чокаясь с несуществующим сосудом старого знакомого, и отпил. Алкоголь приятно разогнал кровь по телу и притупил усталость, накопившуюся за утро. Оно оказалось довольно беспорядочным, и это сильно раздражало Гиночи. Вспомнив, мужчина передернул плечами и поморщился. Он не терпел суматохи, а потому очень тщательно всегда все планировал, стараясь учесть как можно больше факторов и сделать все максимально эффективно. «Эффективно, — Гино несколько раз прогнал слово в мыслях, разглядывая напиток в стеклянном стакане под разными углами и неосознанно пуская солнечные зайчики на столешницу. — Хорошее слово. И звучит приятно. Эффективно…» Поняв, что, если продолжить размышлять в том же ключе, то можно заработать себе нервный тик, песчанник решил переключиться на что-то иное, и теперь, бегло осматривая помещение, пытался найти что-то на замену для мыслительного процесса. И подходящая загадка нашлась. Да и где — совсем рядом, буквально в шаге. По соседству с ним за стойкой сидела не обычная посетительница, коих тут великое множество, и явно не путешественница, интереса ради решившая заглянуть в воды А́йны, раз ходит молва, что в водопаде можно увидеть свою душу. Странно одетая, в маске и перчатках, со светящимися белыми глазами… Да даже если отбросить факт необычного внешнего вида, останется еще кое-что: мужчина ее не ощущал. Он, страж с немалым стажем, не мог понять ни расы сидящей рядом, ни магического класса. Внешне девушка походила на эльфийку, но любой эльф, даже ребенок, по определению маг. Ее же аура была пустой и холодной, будто металлической, и на мгновение мужчине показалось, будто на него вылили ведро ледяной воды. — Новое лицо, я смотрю, — негромко, но вкрадчиво, чтобы услышала только она, произнес Гино, надеясь решить эту одновременно и интересную, и немного пугающую загадку. — Могу я поинтересоваться, кто Вы и что Вас сюда привело, уважаемая? — Хорошая еда и тихий угол привели меня сюда, добрый человек. Это отличное место для отдыха, — вежливо, но с явно сквозившим нежеланием говорить ответила та после секундной заминки. Вот только просто так сдаться Гиночи не мог, он уже чувствовал, как любопытство раздирает его изнутри, и понимал, что это неспроста. Эта отчетливая необходимость узнать бурлила в нем и заставляла думать быстрее. Подобное ощущение всплывало и затапливало мозг только тогда, когда то, что он мог узнать, было поистине важным. Как говорили его подчиненные, это было чутье дознавателя или просто чуйка. И да, это самое чутье еще ни разу не подводило Гиночи. Шестьдесят семь лет работы главой отдела дознания выработали в нём привычку вычленять и добывать информацию нужными методами. Чуйка появилась у него так давно, что он успел с ней сродниться и не представлял, как будет жить, если она пропадет. «Мне надо узнать, кто она. А если это шпион или подсыл из Левверка? Вдруг прознали, что тут полная смена совета?.. Или хуже, вдруг это из наших? Что будет, если о том, где я сейчас и чем занят, донесут наверх?..» — мысли промелькнули очень быстро и не оставили ни следа на лице мужчины. Он по привычке поскреб чешуйки на скуле, вытряхивая оттуда несуществующий песок. — Что ж, не спорю, острова приятнее многих мест. Пустынь, например, так в разы… — Добрый день… у вас есть что-нибудь вегетарианское? И вина, если можно… — раздался новый голос совсем близко, и, обернувшись на звук, песчанник увидел еще одну посетительницу — за стойку села уже настоящая эльфийка. Она выглядела довольно расстроенной и казалось, что ее эмоции буквально вибрируют в воздухе, накаляя атмосферу. Длинные светлые волосы местами вились пружинками, и в полумраке таверны не представлялось возможным сказать, какого они оттенка. Подобные девушки, заходящие выпить и погрустить, никогда не нравились Гиночи. В молодости он относился к ним мягче, но тогда жизнь еще недостаточно научила его разбираться в людях. Зато к своим ста двадцати трем мужчина мог смело говорить, что с первого взгляда определяет тип человека. И деление у Гиночи было ему под стать: четкое и бескомпромиссное. С точки зрения Гино существует всего семь типов людей. Первый — мягкие люди. Это большая редкость, но такие встречаются. Они не умеют отстаивать свое мнение, да и не хотят — слишком боятся кого-то обидеть, — не умеют бороться, идут на уступки даже тогда, когда этого делать нельзя. Таких людей Гино находил милыми, и ему хотелось их гладить по голове и оберегать от других. Конечно, ничего такого он себе не позволял, но факта наличия желания не отрицал, считая подобное ложью. Второй тип — светлые люди. Таких Гино уважал. Глядя на них, он и сам хотел стать лучше, избавиться от недостатков. Такие люди не ведомы другими, они ведут сами, потому что, наблюдая за ними, ты сам загораешься желанием следовать. Таковой была его покойная жена, и он искренне ей восхищался. Чистая, легкая, честная, не скрывающая своих настоящих мыслей, она неведомой силой показывала, к чему тебе надо стремиться и какая сторона верная. Третий тип — сухие люди — принимался мужчиной в виде сотрудников, коллег, но почти никогда друзей. Они напоминали ему ломтики хлеба, что уже закаменели от времени и скоро превратятся в песок. Их волнует только то, что касается их работы, потому что именно ей они и живут, а что до остального… У них обычно нет увлечений, они редко испытывают чувства и никогда не делают ничего, выходящего за рамки их обязанностей. Четвертый же тип людей Гиночи называл тихим и относил к нему себя. Данному типу он приписывал скрытность, молчаливость, замкнутость и, зачастую, одиночество. Таких людей можно принять за сухих, если не узнать их чуть лучше и не залезть под внешнюю скорлупу, что сделать непросто, очень непросто. Пятый тип значился неадекватным. Тут как-либо характеризовать людей Гино отказывался — они не поддавались никакой классификации за исключением одной общей черты: фанатизма. Он может проявляться по-разному, но он определенно будет, и это вызывало в мужчине интуитивное отторжение. В отдельный, шестой тип, песчанник выделял эгоистов. Не тех, что порой думают о себе, нет. Тех, чей эгоизм был близок к эгоцентризму. Встречая представителей данного типа своего деления, Гиночи морщился, кривился, давил рвотные позывы, когда угадывал в их мотивации подобную жилку, но работал, скрипя зубами. «Они всегда радеют только за свою пятую точку, — думал он. — Независимо от того, как плохо близким.» И последний, седьмой тип оставался для тех, кого Гино не любил особенно. Людей, ищущих жалость и внимание, не умеющих без этого жить. Мужчина крайне негативно относился к жалости, считая ее самым мерзким чувством, и ненавидел, когда жалели его, а потому сам никогда никого не жалел. Но находились и те, кому хотелось поплакаться в чужое плечо, поныть, как жизнь несправедлива, послушать утешения. А чего стоят те, кому просто не хватает внимания, и они из собственной шкуры выпрыгнуть готовы, лишь бы только кто посмотрел? Гино мог сказать, чего. Ему не сложно. Незнакомая эльфийка, потягивающая за стойкой вино, была как раз из этой последней категории. Гиночи чувствовал, как от нее буквально волнами текла мольба: «Обратите на меня внимание, кто-нибудь!», и уже готовился играть роль циника и нахала. В голове на удивление навязчиво и четко пылало одно и то же. «Не меня! Не меня! Не меня!» — выводил бьющий по мозгу набат, как если стоишь внутри колокола, а потому то, что, видимо, попавшись на грустный взгляд и демонстративную тоску, произнесла неэльфийка, как окрестил ее в мыслях Гиночи, он не расслышал. Ответом девушке было что-то, содержащее «культурно выпиваю. Здесь я впервые… Нессириэль. Вы тут частый гость?», и этого мужчине вполне хватило. «О как. Впервые, значит, — тут же уловил важную для себя деталь Гино. — Если раньше она никогда здесь не бывала, то кто даст гарантию, что она прибыла не с целью шпионажа? Надо держать ухо востро…» — размышляя, мужчина ненадолго отвлекся от разговора, и теперь важно было ввязаться в беседу с девушками, независимо от его «хочу». Рядом все еще говорили девушки, и среди потока слов он выхватил фразу, в ответ на которую захотелось рассмеяться. — …пересядем, я не против. Уж больно он напоминает шпиона… «Ты даже не представляешь, насколько близка к истине…» — сдержав смех, подумал он и, вычленив самый простой способ влиться в беседу, включил обаяние, мысленно отметив, что, отчего-то, — видимо, из-за нежелания вновь притворяться, — внутренний тумблер остановился процентах на сорока пяти. «Ну и ничего, — махнул он на это рукой. — Мне многого и не надо, да и вдруг общение затянется…» — Красивое имя у Вас, — выпив, песчанник чуть улыбнулся и представился. — Гиночи Берхе́т, можно просто Гино. Могу я чем-то помочь? — участливо спросил он. — Благодарю, но у меня все в порядке. Тоску навеяло хмурой погодкой, вот я и здесь, — наигранно весело протянула эльфийка, а затем снова стала серьезной, на лице отразилась задумчивость. — Наверное, здесь нечасто бывают… такие, вроде меня? Берхет решил не акцентировать внимания на этих резких сменах настроения девушки — мало ли, что может случиться. Вопрос ее не был сложным или необычным, потому и найти ответ на него не составило труда, но при этом он отчетливо ощущал: что-то здесь не так. И теперь уже новая мысль не давала ему покоя, мысль, во всю кричащая на целую нервную систему: «Не то, чем кажется!», а свои мысли, рожденные чутьем, он игнорировать не привык. — Хм. Ну беглых эльфов здесь хватает. А вот такую, как Ваша собеседница, я первый раз вижу, — пожал плечами Гино, уходя от точного ответа. Беглые эльфы — до чего же смешно. Но у любого подобного бреда всегда есть смысл. Мужчине сразу стало интересно, от чего же она бежит, раз не отрицает этого. — Не подумайте, не из негативных побуждений спрашиваю. Левверк с нами не в самых дружеских отношениях, а тут вдруг сразу и двое… — он сделал неопределенный жест рукой и принялся за любимого всей душой угря, борясь с порывом эту самую руку отрубить — пустых телодвижений он тоже не любил. — Раз уж разговор зашел о странах, не расскажите, откуда вы? Вы вот на туристку не особо похожи, — поинтересовался он у другой с надеждой выведать что-нибудь. «Да он прямо навязывается… И имя у него странное, у нас так бранятся… — ассоциация имени с нецензурной лексикой отталкивала девушку, к тому же, хоть она и выучила местное наречие крайне быстро, но акцент так резво из речи не выкинешь, и опасение, что ее раскроют, тоже присутствовало. — Может, ему тоже скучно?.. Ну что ж, раз от него сегодня не отделаться, придется разговаривать.» — Я путешествую, — ответила неэльфийка нейтральным тоном. — Изучаю мир, разные места. Не совсем туристка, скорее кочевница. А мой род Вам ничего не скажет, так что даже не утруждайте себя попытками узнать эту информацию. — Дело, конечно, хорошее, — кивнул Гиночи, внутренне сморщившись. Он одновременно и любил, и ненавидел людей своего, четвертого типа, к которому девушка принадлежала однозначно. — А не интересоваться Вашим родом у меня не получится, уж не обижайтесь. Раздражение захлестнуло ее. Однако, решив воспользоваться телепатией, девушка оказалась не мало удивлена. «Ага, не утруждайте… А на совете мне так же ответить? Не утруждать себя этим вопросом, хватать за пояс и тащить на собрание двадцати четырех? Что вот с ней делать?» — мужчина вздохнул, продолжая поглощать рыбу с алкоголем и радуясь тому, как они скрашивают жизнь, но внутри все равно скреблось. «Совет Весов… Стражи… Они же не знают ни о саури, ни о шаттле, ни о гибели всего экипажа?..» — ей не было никакого дела до проблем совета, но нажить проблемы из-за своей скрытности она тоже желанием не горела, а потому решила пока просто понаблюдать за песчанником. — Ой, а расскажите о путешествиях! Таэрис, вот где ты бывала? Расскажи, я вот очень любопытная! — попросила Нессириэль, судя по всему, пытаясь разрядить обстановку. И Гино ухватился за эту просьбу, как за спасительный трос. «Таэрис, значит… — заметил он. — Представилась-таки. Если она была в Лесном Крае, то информация может оказаться крайне полезной.» — Это действительно интересно, — усмехнулся Берхет и приготовился внимательно слушать. Таэрис делилась историями просто и обыденно, в основном о том, что сам Гино видел на островах если не каждый день, то через день, но рассказ был приятным, сглаженным, будто сказка на ночь в далеком детстве. Слушал он крайне внимательно, боясь пропустить что-то важное, что-то, что не может знать простой эльф, коим странница, очевидно, не являлась. Эльфийка ловила каждое слово рассказчицы из чистого интереса и продолжала пить вино. Из незнакомых друг с другом трех посетителей-одиночек они превратились в какую-никакую, но компанию, мирно проводящую время в таверне. Берхет даже немного расслабился, с удовольствием растворяясь в этом чувстве, находя внутреннее равновесие, которое потерял в утренней суматохе. Поэтому, когда атмосфера за столом чуть колыхнулась, мужчина сразу ощутил это и попытался найти причину, однако вместе с ней обнаружил нечто по-настоящему занимательное. Взглянув на лицо неэльфийки, которое та тут же постаралась спрятать, отвернувшись, Гиночи замер на мгновение с вилкой у рта, но опомнился, едва девушка предложила Нессириэль еще вина и встала. Ее глаза не только светились, они начали менять цвет. — Интересные у Вас глаза, — произнес он, когда Таэрис получила согласие от эльфийки. — Сияющие, цвет меняют… — Ого! Таэрис, что за?.. Что с твоими глазами? — не скрывая удивления, спросила Нессириэль. — Молодой человек, как Вас там, Вам, видимо, более понятно, что здесь происходит? — Гино, — напомнил Берхет девушке, ничуть не обидевшись на выказанное ему пренебрежение. — Если бы я понимал, меня бы здесь не было, уважаемая, — ответил он, улыбнувшись. Улыбка вышла не его, какая-то извиняющаяся. — Магия, добрый человек, — усмехнулась неэльфийка и отошла за вином для новой знакомой. Подобное объяснение было слишком размытым, а потому вопрос повис в воздухе, и, едва Таэрис вернулась, она заметила это. Как и замешательство обоих собеседников — им явно хотелось узнать поподробнее, но никто из них не спрашивал повторно, пребывая в уверенности, что это не их дело. — Это последствия неудачного эксперимента, если вам интересно. В ходе его я повредила себе лицо и руки, из-за чего вынуждена носить это, — она легко коснулась маски и села на свое место. — Ну и глаза… Теперь они отражают мое настроение. Удобно, правда? — Прям аж любопытно, что же за эксперименты Вы такие на себе ставили… — подивился песчанник. — А по поводу удобства… Смотря кому. Собеседникам — да, удобно, а Вам, скорее всего, не очень. Внутри не скроешь ничего, другие видят. Вы уж извините, что так отреагировал… — мужчина и правда чувствовал себя неловко. «Всполошился, а ради чего? Ей-то вот тоже приятно, что ли, что посторонние видят, что на душе творится… Я бы вряд ли так жить смог, когда все мысли на внешности отражаются…» — думал Гиночи, мысленно бурча на самого себя. — Какие ставила, Вам не советую, — отрезала Таэрис, и ее глаза вновь приобрели оттенок льда, но мысли мужчины сначала заставили ее задуматься. Да, это не было приятной чертой. Среди сородичей, которые жили с этим всю жизнь, она не замечала этого. Привыкла видеть это у других, что это видят у нее. Саури умели этим пользоваться для смягчения конфликтов и ссор, дискомфорта никогда не доставляло. Но здесь… А затем саурка уловила в сознании Гино то, что с ним совсем не вязалось, казалось странным: самоукор. Берхет же заметил во взгляде девушки толику жалости и, едва поняв это, обматерил себя на двух языках. Молча, конечно, — при дамах не выражаются. — Да, пожалуй, удобно для других… Не для меня, — задумчиво добавила неэльфийка, постукивая указательным пальцем по краю столешницы. — Но я привыкаю. Возможно, научусь контролировать… — Таэрис врала и не краснела. — А Вас каким ветром сюда занесло, юноша? «Не пойму, врет или правда возможно? Если это магия, то это приговор, пересилит только другая магия, мощнее… — прикидывал варианты мужчина. — Да ну, к черту гадания. Правду говорит — сама не знает, значит, шансы сорок на шестьдесят. Врет — ну, кто без греха, пусть первый бросит камень… в меня.» — Скорее всего, только клин клином выбивать, — поделился своими соображениями на счет глаз Гино. — К сожалению, когда что-нибудь подобное случается, решается оно тяжело. Но попробуйте, почему бы нет… А я… Да как-то вот мотаюсь меж странами, работа такая. Закупаю дефицитные на рынке Сандена товары и везу в столицу, — пусть это и не его работа, но лучшая ложь — та, что приправлена правдой. Берхет разумно полагал, что о его профессии как на родине, так и на островах, лучше молчать почти в любом разговоре. На обращение к нему он вниаботмания не обратил. Не видел смысла цепляться к таким мелочам. — В общем, можно считать, что я в отпуске. А можно, что в командировке. «Да уж… Так вот, время тикает, а я все тем же занимаюсь… Ничего, недолго осталось, » — последние лет десять эти слова Гиночи говорил себе каждый раз, когда возвращался в Санден с Рифовых островов. — А Вы что еще планируете посетить? Наметили следующие пункты? — поинтересовался песчанник. — Да, кто куда собирается? — вклинилась в разговор выпавшая из него Нессириэль и кокетливо захлопала глазками. — Была бы не против, чтобы меня взяли с собой. Делать мне нечего, а скитаться одной как-то не очень. — У меня нет планов, — призналась Таэрис. — Мне нужно кое-что забрать… И я готова двигаться куда угодно. Твоя компания — не самое худшее, я не против. — Ну, а я на родину собираюсь, в Санден, — произнес Гиночи и задумался. «Родина-хре… Тьфу! Лучше бы каждый день, как сегодня, как заполошный бегал туда-сюда, чем снова сидеть… «Вам точно нечего сказать? А если вот так?» — рутина набила оскомину, он только вдохнул воздух Океана, избавился от песка в волосах, а теперь надлежало возвращаться обратно. — Но с другой стороны и там есть те, ради кого стоит возвращаться…» Работа в Кале не вызывала в нем никаких эмоций, кроме скуки, уже очень много лет. Когда-то мужчина искренне ненавидел ее, жалел всех тех, кто попадал в кресло напротив его стола. Но все равно считал, что приносит пользу, добывая информацию, пусть и средства оказывались порой по-настоящему ужасными. И все равно всегда был профессионален, бесстрастен, спокоен снаружи. Никто не слышал, как в его голове по ночам кричали те, кого он пытал в течение дня. Вот только это было так давно, что ни один из его подчиненных не сможет об этом вспомнить — с тех пор все, с кем работал Берхет, ушли в отставку или перевелись в другие отделы. А сам он… Сказать «изменился» — ничего не сказать. Больше в песчаннике не проявлялась жалость, ни к кому и никогда. Теперь он не испытывал угрызений совести, снимая с кого-то кожу заживо, чтобы получить сведения, из-за нехватки которых могли погибнуть те, кого он знает. Ему было все равно. Порой Гиночи думал: а помнит ли он тех, кого мучил в последние несколько десятков лет? И ответ он находил быстро. Нет. Не помнит. И оно ему не нужно. — Интересное место, я читала о нем. Наведаюсь туда, как закончу с делами. А пока мне нужно попрощаться с морем. Если есть желание принять меня в компанию, то я недолго. Или же встретимся там, — предложила неэльфийка, и Гино порадовался: время для изучения феномена по имени Таэрис было успешно выиграно. — Я не против Вашей компании, — спокойно ответил мужчина. — Можем добраться вместе, а там уже и поглядим. Девушка быстро покинула таверну и бодро зашагала к морю, а Гиночи повернулся к эльфийке. — А Вы, Нессириэль? Та не заставила себя ждать — спешно махнула головой в знак согласия, в глазах горел неподдельный интерес. — Это должно быть интересно. Все лучше, чем в таверне отираться. Возьмете — тогда я с вами! — голос ее немного дрогнул от наплывшего любопытства. Ничего сверхъестественного в подобной реакции Берхет не видел: Санден — страна закрытая, мало, кто может туда попасть, а слухи ходят, добавляют все больше интриги. — Возьмем, почему бы нет? — ответил он, улыбаясь. — Тогда ждем нашу новую знакомую и идем к пристани. Я только за вещами отлучусь, пять минут, не больше. Гиночи давно приобрел себе маленький уютный домик буквально в трех шагах от «Серебряной чешуи», так что идти было недалеко. Закинув собранную заранее походную сумку на плечо, песчанник проверил, закрыты ли окна, и, убедившись, что все в порядке, покинул свой дом, захлопывая за собой дверь. Положив запасной ключ под горшок с кактусом на внешнем подоконнике, чтобы Кейнар по их старой договоренности мог зайти и поухаживать за цветами, к которым Берхет воспылал нежными чувствами, попав сюда впервые, и бросив защитное заклятье, он поспешил к ожидающей его Нессириэль. Та сидела, как и прежде, Таэрис еще не вернулась, так что он устроился на свое место и плеснул немного кашасы в стакан из оставленной ему хозяином заведения бутыли. — Ого, ждете? Я готова, — донесся голос из-за спины, и Гино мгновенно его узнал. — Ну тогда пойдемте, — поднялся мужчина, залпом выпивая только налитый алкоголь и забирая бутылку, укладывая ее в суму, и махнул владельцу таверны. — Кейнар, увидимся через месяц-другой. — Да уж, ты там не задерживайся, — послышался ответ. — Счастливо.***
В то же время
На границе леса Меркет, на окраине деревушки Фальун, Левверк
Холодный ветер вечером подходящего к концу лета был здесь особенно ощутимым. Темнота улиц давила на прохожих, терзала душу, заставляла оглядываться по сторонам. Парень лет девятнадцати шел по грунтовым дорогам прочь из центра деревни к лесу, где в густом молочно-белом тумане виднелись огни окон. Добравшись до усадьбы, он огляделся и кивнул своим мыслям. Странная форма здания уничтожила все сомнения юноши — он пришел по адресу. «Крест». В просторной комнате горела волшебная лампа, отбрасывая цветные блики на предметы интерьера и создавая особый уют. У окна за письменным столом сидела девушка и что-то подчеркивала в свитках, иногда поправляя рыжие волосы, упорно падающие на пергамент. В дверь постучали. — Войдите, — не прерывая своего занятия, произнесла она. Дверь скрипнула, сообщая о посетителе, но приветствия не последовало. Молчание вошедшего заставило хозяйку комнаты оторваться от своего занятия и обернуться. На пороге стоял светловолосый молодой человек с серыми глазами. Посетитель поклонился и протянул конверт. Без подписи. — От кого? Гонец чуть улыбнулся, словно извиняясь, и жестом перечеркнул рот. Немой. Ловко вскрыв конверт (эти руки умело взламывали любые замки, что говорить о бумаге!), девушка достала небольшую записку. Взгляд быстро пробежался по доставленному посланию, уголки губ дернулись вверх в непроизвольной улыбке. — Благодарю, — махнула она рукой юноше, давая понять, что он может идти, и едва тот скрылся за дверью, тихо произнесла: — Пора ставить чайник. В записке была всего пара строчек:«Везу тайра́нов*(3). Хочу чай.
А. Лекисме́р*(4)»