Из воды - под землю

Звуки шагов понемногу затихли вдали, и Овколь позволил себе вздохнуть с небольшим облегчением. Большая компания его уже начала понемногу утомлять. Безусловно, в ней было приятно находиться, интересно послушать перепалки полудемонов с паладином и глубокомысленные комментарии Шайта, да и гладиаторский опыт мерфолка тоже подсказывал, что с такими соратниками он нигде не пропадёт. Но само то, что вокруг всё время было много инородных персон, его, успевшего привыкнуть к единообразию моря, держало всё время в лёгком напряжении, и он порой начинал мечтать о минуте хотя бы условного уединения. Сейчас же, когда в лагере остался, кроме Овколя, только Эбер, всё ещё стремящийся поберечь рану, и недавно прибившийся к ним вампир Алькаин, которого Овколь вообще часто не замечал, напряжение, по сути, пропало. Можно было позволить себе немного отдохнуть. А затем, после нескольких минут покоя, — воспользоваться моментом и задать вопрос, который вертелся на языке уже не первый день. — Эбер, — негромко позвал полудемона Овколь. Тот шевельнул антеннами и внимательно посмотрел на мерфолка. — Я заметил, что ты хорошо знаешь правила Триады. Откуда? Если это не слишком личный вопрос, конечно. — Не слишком, — по тону Эбера было слышно, что такому вопросу он всё-таки не особо рад, но скрывать ответ всё же не намерен. Овколь уселся немного поудобнее, готовый слушать. — Начну с того, что я родился в семье эльфа и человеческой женщины, — Эбер секунду промедлил, наблюдая за реакцией Овколя, и уточнил: — Тебя это, я так вижу, не сильно удивляет? — Удивляет, почему же, — пожал плечами мерфолк. — Но не настолько, чтобы пытаться тебя перебить. — Разумно. Так вот, формально я — сын эльфа-паладина и человека-целительницы, и поначалу, первые тринадцать лет, считался обычным полукровкой, каких в Конфликсе, конечно, не толпы, но и не единицы, ты и сам наверняка встречал многих. И на тринадцатилетие мне должны были сделать своеобразный подарок, первую ступень на том пути, к которому готовили, по сути, всё детство. — Ты должен был сам вступить в Церковь, — догадался Овколь. — Совершенно верно. Я должен был в тот день стать послушником Церкви. Но вместо этого оказался изгнанником, когда открылось, что я — на самом деле сын не своего отца, а подселённого в него предсмертного проклятия. Плоть и кровь от убитого им инкуба, фактически. Вероятно, выражение лица Овколя было достаточно выразительным, потому что Эбер грустно улыбнулся и добавил: — Отец сам это понял. Мать никто в измене не заподозрил — ни он сам, ни кто-либо из их круга. — Похоже, я не первый, кто об этом задумался, — вздохнул мерфолк. — Прости. Мы, наверное, слишком предсказуемы. — Не страшно, — голос Эбера действительно звучал спокойно, разве что немного намекая интонацией на то, что эта память для него всё-таки печальна. — Но если ты был воспитан как священник… как тебя занесло к Маклебу? Он же один из врагов Триады? — Один из оппонентов, верно, — полудемон слегка надавил интонацией на слово «оппонентов». — Сначала это была, по сути, случайность. Я ведь далеко не сразу спустился сюда, Овколь. Позволь не говорить подробнее… просто скажу, что, когда я направился в Подземелье, больше всего мне хотелось красиво погибнуть. Обязательно красиво — без банального бандитского ножа и тем более без пошлого самоубийства. И Разрушитель тогда показался вполне адекватным проводником. Фраза была произнесена по-прежнему абсолютно спокойно. Как будто Эбера ничуть не волновали такие его желания. — А теперь?.. — уточнил Овколь. — А теперь, мне кажется, у меня иногда появляется мечта, — Эбер снова улыбнулся, на этот раз с явным удовольствием. — Ведь никакая суть не побуждает Маклеба и Триаду враждовать, и разрушение вполне может быть основой для созидания, как снос ветхого, непригодного для жизни дома для закладки фундамента нового. Может быть, однажды я смогу увидеть своими глазами единство Закона и Хаоса… может быть, однажды и мы — хаотичные по крови — будем признаны среди несущих свет. Мерфолк немного помолчал, прежде чем ответить: — Я не знаю, можно ли это назвать мечтой, Эбер. Может быть, это больше цель, чем мечта… — Может быть, и так, — Эбер задумчиво потрепал себя за ухо. — Но что бы ты тогда назвал настоящей мечтой, Овколь? — Незадолго до того, как я в первый раз ушёл из моря… лет двадцать назад, выходит… у нас был гость. Не в самом море, конечно, на островах, — начал Овколь. — Барахи. Я так и не понял, как его вообще к нам занесло — его больше старшие слушали, но одна вещь мне тогда врезалась в память: он упомянул, что для них «допрыгнуть до звёзд» — не метафора, а в каком-то смысле вполне реальное действие. — Известный феномен, — кивнул Эбер, — сам не изучал, но наслышан… Извини, зря перебиваю. — Всё нормально, — Овколь секунду помолчал, восстанавливая мысль. — И я тогда подумал, что было бы очень, очень хорошо, если бы однажды мы смогли придумать что-нибудь, чтобы любой мог так вот прыгать до звёзд, как они, — и чтобы я сам это испробовал первым, ну, или хотя бы одним из первых. Представлял, как я выпрыгну из воды, взлечу туда, далеко от родного моря, облечу кругом одну звезду — почему-то тогда казалось, что обязательно красную, — и вернусь обратно, гордый и счастливый. Вот такая у меня была детская мечта, Эбер. — Хорошая мечта, с размахом, — полудемон одобрительно кивнул. — Но почему ты её не можешь так же назвать целью? — Она всё-таки несколько иного вида… иначе влияет на меня самого, вот что. Я бы сказал так: цель — это что-то, чего ты стремишься добиться. А мечта — это то, ради чего стоит жить. — В таком случае то, про что я сказал, — не только цель, но именно что мечта, — Эбер откинулся назад, прислонившись спиной к камню. Помолчал и добавил: — Одна из двух. Вторую он называть не стал. А Овколь, в свою очередь, не стал спрашивать. В принципе, и так всё ясно.