***
Копенгаген, 2000 год. Психиатрическая клиника.
С немым криком Мари распахнула глаза, выпуталась из одеяла, забилась в угол кровати, сжалась в комок. — Сурт... Сурт, — шептали побледневшие губы. Всюду мерещились едкий дым, запах гари, всполохи яркого огня. Из горла вырвался хриплый стон, руки сильнее обхватили колени. Но постепенно кошмар отпускал. Мари задышала глубже, нос начал различать ароматы больницы: лекарств и чистящих средств. Осмотревшись по сторонам, поняла: она в безопасности. Медленно расцепила дрожащие пальцы, встала на четвереньки, подползла к подушке и легла. Пришло облегчение, когда вместо неба, охваченного густым дымом, увидела над головой белый потолок. Мари не знала, как долго находится в больнице, не каждый день могла осознавать себя, быть в сознании. Чаще после приёма таблеток погружалась в волшебные сны. А когда действие лекарств заканчивалось, приходили кошмары. Вот и сейчас она очнулась от такого прошлого. Но скоро, уже скоро… Вот за окном окрасилось розовым рассветное небо, предвещая новый день и очередной приход медсестры с порцией разноцветных капсул. Эта женщина вызывала у Мари толпу холодных мурашек, слишком уж неестественная приклеенная улыбка была на её лице, пустой взгляд да движения механической куклы. Что странно, весь обслуживающий персонал будто не замечал странностей, порой творящихся в палате: покрытых инеем стен, морозных узоров на зеркалах, сыплющегося с потолка снега. Мари прикрыла глаза. Скоро, уже скоро она вновь унесётся в светлый мир, где нет боли, отчаяния, страха, где ждут родные и любимый Ивий. Улыбка тронула губы, когда перед глазами возник образ двухэтажного дома из ярко-жёлтого кирпича с высокими ступенями, ведущими на веранду. Вон и небольшой сад за оградкой, где зреет вишня, а под густой тенью яблонь расположилась мамина каменная горка с суккулентами. Ветер-озорник играет флюгером на крыше, проносится по полям, пригибая разноцветное покрывало цветущих трав к земле. Когда-то Мари любила срывать ромашки, плести из них пышные красивые венки. Один себе, другой — маме. За окном палаты солнце сонно шарило лучами по небу, зачирикали проснувшиеся воробьи. Вроде пора, медсестра вот-вот должна прийти. Хорошо. Значит, уже скоро Мари вновь ощутит нагретую землю под босыми пятками, услышит недовольное жужжание пчёл, которых нечаянно спугнёт своим бегом. Она помчится по тропинке в сторону леса, где раскинуло изумрудные воды тихое озеро. Там каждое лето пара белоснежных лебедей растила потомство, а Мари специально прибежит, чтобы покормить их вкусным хлебом, погладить по шелковистым длинным шеям, похвалить маленьких птенцов, старательно нарезающих круги по воде. А когда вернётся домой, её встретит ласковой улыбкой мама; отец позовёт на веранду, чтобы рассказать очередной увлекательный эпизод из жизни, и Ивий будет фыркать, поправлять, перебивать его. Не это ли замечательная жизнь? Мари с досадой посмотрела на дверь: ожидание в этот раз отчего-то затянулось. В душе зашевелилась тревога. Чтобы успокоиться и не метаться по комнате в нетерпении, она скомкала одеяло, вцепилась в край пододеяльника зубами, стала раскачиваться. Успокоиться, успокоиться, ей надо успокоиться. Стала перебирать тёплые воспоминания из детства: вот с мамой лепит пирожки с капустой, весело рассказывает о чудаке Эйнаре, который объявил, что она теперь его дама сердца, а он бравый викинг, и обязательно отрубит чешуйчатому гаду голову, потом, когда подрастёт. Да, хороший был день. Тогда Ивий к ним прилетел вечером, принёс тушу оленя, и пока мама хлопотала на кухне, отец и дракон травили байки, расположившись у кострища во дворе. А она сидела, слушала, открыв рот, запоминала. Тогда папа рассказывал, как встретил маму...***
В Эдде. 1887 год. На небе мерцали звёзды, летняя ночь была наполнена звуками: стрекотали сверчки, перекликались птицы, весело потрескивал костёр. Мариэлла сидела на широком спиленном бревне, болтала ногами и переводила взгляд то на отца, сидящего рядом, то на Ивия, устроившегося неподалёку от кострища. — А я говорю, что характер у Элизы не изменился. Как была вредной и злопамятной женщиной, так и осталась. Ты можешь себе приписывать сколько угодно подвигов, но в этом конкретном случае просто несёт бахвальством: «Рядом со мной даже ведьма превращается в ласковую кошечку», — Ивий так смешно передразнил голос и интонации отца, что Мариэлла прыснула в кулачок, стараясь не смеяться громко, а то ещё спать прогонят. — Дру-уг, — ласково, с насмешливыми нотками протянул Фридрих, — ты плохо разбираешься в женщинах, я бы сказал — никак. Качественные регулярные развлечения в кровати делают из любой мегеры... — Оставь это при себе, в подробностях ваших игр не нуждаюсь, — недовольно фыркнул змей, сложил передние лапы и опустил на них шипастую голову. — Я не настолько дремуч. — Пап, а во что ты играешь с мамой? — не утерпев, полюбопытствовала Мариэлла. Ивий кашлянул, фыркнул, перевёл взгляд на малышку и подмигнул, а Фридрих задумчиво повертел кружку с медовухой. — Понимаешь, Снежинка, такое маленьким девочкам знать рано. Но, может, ты хочешь послушать какую-нибудь другую историю? — Да, — с готовностью подтвердила Мариэлла, довольная, что её оставили и готовы даже поделиться новым рассказом из жизни. — Хочу узнать, как ты изменил маму. — Бух-ха-ха-ух! — разнёсся по ночному саду громкий смех дракона. — Это так забавно звучит, что и я не прочь послушать. Бог Грома и Молний ухмыльнулся, повернулся к дочери, ласково погладил по голове и начал свой рассказ: — В тот год на городок под названием Эдда, да-да, в этот самый, обрушились суровые метели и лютый мороз. Злой ледяной ветер выл в дымоходах жителей, остужал жар печей и каминов, проникал через щели в дома, забирал последние крохи тепла. Люди боялись выйти на улицу, но когда они услышали, что за чертой города остановился на отдых великий воин, то храбрецы пошли к нему на поклон. — Это был ты? — восторженно прошептала Мариэлла. — Да, — усмехнулся Фридрих и отпил глоток пива. — Тогда я много путешествовал, вот и оказался проездом в этих краях. С Ивием, — рука с зажатой в ней кружкой указала в сторону подрёмывающего дракона. — Он был моим бравым боевым скакуном. — Ты ври, да не завирайся, — зевнул «скакун», оголяя внушительные клыки. — Кое-кто нагло уселся мне на шею и предложил слетать, проверить некоторые слухи. — Видишь ли, — наклонившись к уху малышки, доверительным шёпотом заговорил отец. — Твоя мама была такой страшной в гневе, что о ней пошли слухи среди людей. — Она добрая, — нахохлившись, буркнула Мариэлла. — Добрая. Но жители Эдды обидели её. Ты знаешь Скади? — кивок в ответ. — Твоя бабушка давным-давно выкрала одного юношу по имени Кай из города, увезла к себе в ледяной дворец и... Как бы выразиться поприличнее, хм... Через год родилась твоя мама. А чтобы она смогла появиться на свет, Скади пришлось заморозить сердце избранника. Но знаешь, я потом расскажу эту историю. Главное, что Кай вернулся в Эдду, а люди очень невзлюбили Снежную королеву. Но однажды в их тихий городок к отцу пришла необычная девушка. Она хотела лишь увидеться с ним, поговорить. Но сердце обычного человека полно страхов, вот и горожане испугались, озлились, прогнали её прочь. — И получили в ответ лютую зиму от обиженной молодой Снежной королевы, — подключился к рассказу Ивий. — Да, крепко жители Эдды обидели маму. И не придумали ничего лучше, чем пожаловаться на неё храброму воину, чтобы усмирил ведьму. Слёзно умоляли, в ноги бросались, руки заламывали. Не смог я отказать, решил встретиться с девой, что так сурово покарала своих обидчиков. Сел на дракона, взмыл в небо. Преодолевая порывы сильного ветра, полетели мы в сторону высокой горы, где обитала снежная дева. А там нашим глазам предстал настоящий ледяной дворец. Сверкающий и холодный. Но ещё прекраснее оказалась его хозяйка, — Фридрих наклонился и поцеловал дочку в макушку. — Вот такая же ясноокая, с волосами цвета белого золота, статная и очень, очень сердитая. Мариэлла надула щёки, свела глаза к переносице, нахмурила бровки и сделала самый сердитый вид. — Да, вы обе вызываете трепет, когда злитесь, — усмехнулся Фридрих. — Вот и у меня сердце пропустило удар, застучало громче, выпрыгивая из груди, стоило увидеть Снежную королеву. — Ты влюбился с первого взгляда? — восхищённо протянула малышка. — Влюбился. Забыл даже, для чего прилетел на гору. Но сердце мамы было заморожено, поэтому она окинула меня холодным взглядом и потребовала, чтобы я ушёл. Да-а, больших усилий стоило расколдовать её, заставить биться ледяное сердце. Пришлось даже выкрасть из дворца красавицу, перекинуть через дракона и увезти с собой. Недолго она сердилась на меня за такое своеволие, со временем простила, растаяла. — Растаяла? Это как? — переспросила Мариэлла, непонимающе глядя на отца. — Пф-ф, а подробности ты упустил, друг. Всё рассказал, но главного — нет, — съехидничал дракон. — Я очень горячий, — Подмигнул ей Фридрих, не обращая внимания на зубоскалящего ящера. — Вот и поделился своим теплом, окружил любовью и заботой. Сердце у мамы оказалось доброе, теплое, отзывчивое. Просто этого никто раньше не замечал. А я, получается, расколдовал богиню поцелуем, женился, построил для неё самый красивый дом. Теперь мы живём счастливо и, надеюсь, долго. — Да, умеешь же ты свистеть, — заметил Ивий. — Пап, ты умеешь свистеть? — подпрыгнула от радости Мариэлла. — А меня научишь? — Научу, но утром, а сейчас тебе пора идти спать, Снежинка... Копенгаген, психиатрическая больница, 2000 год. За окном светило солнце, неспешно взбирающееся по небосводу, больница наполнялась звуками, все просыпались. Яркий свет, разговоры и шум в соседних палатах напоминали ей, что Мари не одна. Улыбаясь, она прикрыла глаза... К ней всегда в такие моменты приходил он... — Мари, — позвал тихий голос, такой знакомый и родной. В уголках глаз блеснули слёзы, непослушные губы прошептали: — Ивий. Широкая ласковая ладонь коснулась щеки, погладила. Мари не выдержала и расплакалась. — Пришёл, ты пришёл, но зачем ты уходил? — Тише, Снежинка, не плачь, я с тобой,— твёрдые пальцы стёрли слёзы, текущие по щекам. — Больше не оставлю. Хочешь чего-нибудь? — Не хочу, только идеальной жизни хочу с тобой. С нашей Гердой и без... — распахнулись глаза, руки взметнулись вверх, обняли широкие плечи, пальцы крепко вцепились в ткань пиджака. Мари уткнулась носом в грудь змея, вдохнула такой знакомый запах, слегка приправленный ароматом одеколона, и наконец-то смогла поверить: настоящий. — Ты опять мне кажешься? Демон не убил тебя? — Убил. Егоров нежно коснулся лица, проведя пальцами по контуру, убирая в сторону гладкие волосы, пахнущие медовым шампунем. Средства личной гигиены привозил сам, и она пахла так, как хотел он. Мари наслаждалась его касаниями. Прикрыла глаза, но испугавшись, что призрак исчезнет, раскрыла их. Не удержавшись, он поцеловал её в губы. Наконец-то проник языком в податливый рот и уложил Мари на простынь. Его рука спустилась вниз, звякнул слишком привычный звук пряжки ремня на брюках, и Мари поморщилась. Отвернулась и сжалась. — Мари, мне остановиться? — Нет, нет, прости, я справлюсь. Уверена, с тобой мне будет хорошо. Она услышала рык зверя и ощутила, как он стащил с неё голубую пижаму, не повредив узорчатую ткань. Опять попыталась спрятать тело. — Нет, Мари, не так, ты не должна делать то, чего хотят другие, только то, что хочешь ты. Мари кивнула и обняла призрака змея. Самого прекрасного призрака. Егоров пальцами впился в её ягодицы и медленно вошёл. Он вбивался в неё, а она, кажется, за последнее время впервые улыбалась и двигалась навстречу. С каждым движением она чувствовала, как оживает. Как ей хочется и дальше идти по сожжённой демоном земле. Ей хорошо в это мгновение, и она полна сил и энергии. Егоров погладил по белым волосам, увидев в уголках глаз замёрзшие слезинки. — Тебе больно? — Егоров посмотрел в глаза, замедляя темп. Колени мелко дрожали. Стараясь выровнять дыхание, он нежно поцеловал пухлые порозовевшие губы. — Нет, мне хорошо, что означает, что тебя нет, снежная королева не может испытать наслаждение Она говорила тихо, вспоминая слова отца. Услышала, как с гортанным рыком и ударом кулаком по подушке рядом с её головой, змей остановился. Он злится на неё! И он тоже! Что же она наделала? Почему злит всех? Зачем вспомнила, насколько никчёмная, насколько нечиста перед змеем. Иван слез с кровати, застегнул ширинку, вышел из палаты, она прошептала «прости», но дверь захлопнулась. — Госпожа Андерсен, — в голосе медсестры послышались беспокойные нотки. — Вас ждут. — Кто? — глухо спросила Мари, задерживая дыхание, чтобы не разрыдаться. Она разочаровала его тогда, и он больше не приходил. — Доктор Марко. Вставайте, я провожу. Мари вслушивалась в тихий, ласковый голос. Ей помогли подняться, головокружение помешало стоять ровно, и она чуть не упала, но чужие руки уверенно поддержали её и повели в ванную комнату, чтобы умыться, причесаться, накинуть халат и завязать пояс. Её тошнило. Но в то же время она пребывала в лёгком замешательстве от такого обращения, поэтому безропотно последовала за медсестрой, когда та, взяв за руку, повела её по длинному коридору. Он на удивление оказался вовсе не мрачным, как можно было подумать, услышь словосочетание «психиатрическая больница». Стены и потолок выкрашены светлой краской, на потолке висели красивые резные люстры, белые двери сверкали чистотой, а их начищенные ручки сияли медным блеском. Мари так засмотрелась по сторонам, что налетела на добрую женщину, когда та остановилась у одной из дверей. Тошнота отпустила. — Извините, — стушевалась она, высвобождая руку из теплой ладони медсестры. — Всё в порядке. За дверью кабинет Доктора Марко. Не бойся, иди, а я подожду здесь, — сказала она и мягко подтолкнула в спину стушевавшуюся Мари. — Она не ест пациентов на завтрак, — ободряюще подмигнула добрая женщина. — Зато пытается лишить их приятных галлюцинаций, а ещё она мать демона, а ещё... ещё её мама – предательница, — тихо буркнула под нос Мари и несмело взялась за медную ручку. Зажмурилась, сделала глубокий вдох и, резко распахнув дверь, буквально ввалилась в кабинет. Нога тут же запнулась о ковёр, лежащий у входа, тело наклонилось вперёд, пришлось по инерции пробежать несколько шагов, выравнивая положение. Руки ухватились за высокую спинку стула, оказавшегося прямо на пути. За спиной щёлкнул замок, Мари испуганно развернулась: медсестра закрыла дверь, оставшись в коридоре. Горло пересохло, было страшно обернуться и посмотреть в глаза той, что может навсегда запереть её здесь, поставив диагноз: шизофрения. А может оно и к лучшему, и она останется в укрытие навсегда вместе со своими воспоминаниями? — Здравствуй, Мари. Садись, — голос психиатра не прозвучал холодно или надменно, тон спокойный, доброжелательный... «Мама... Кем я стала для тебя»? Они молча смотрели друг на друга, изучали, вновь знакомились, выискивая родные черты, жесты, мимику. Мари видела: да, это она, это Элиза, и совсем не изменилась, несмотря на перерождение. Белоснежные волосы, синие глаза. На лице лёгкий макияж, подчёркивающий природную красоту. Шёлковое кремовое платье с длинным рукавом мягко облегало силуэт. Весь образ целиком напомнил Мари однажды увиденную в книге картинку с ангелом. Чистым, светлым, непогрешимым. Так отзывался о ней и папа. Сердце кольнуло. А кто она? Кого перед собой видит Элиза? Любимую дочь, весёлую и беззаботную? Но той Мариэллы больше нет! Мари отвела взгляд, поморщилась. Виски заболели от накатившего раздражения и злости, а спина похолодела от вымораживающего стыда. Снежная королева — всегда безупречная, всегда чистая, как снег горных вершин. И она — объект похоти мужчин, мерзкое пятно на белом полотне. Губы сжались в линию, скрипнули зубы. Зачем? Зачем напомнили о том, кем была и что осталось от неё?! Тяжело дыша, Мари села в кресло, положила руки на колени, сцепила в замок, ссутулилась и, не поднимая глаз, выдавила из себя слова: — Ты признаешь меня как дочь? «Нет, нет, Мари не смотри на неё»! — Конечно, Мари, не было такого дня, когда я бы отказалась от тебя. Элиза не подошла, но говорила всё тем же спокойным, доброжелательным тоном. — Почему же тогда ты приняла демона? Почему здесь сидит не Сурт, а я?! Сердце сжалось, ожидая... Ответных, хоть каких-то объяснений, чтобы она наконец поняла, почему недостойна идеальной жизни? Мари растерялась, не понимая, чего от неё добиваются. Недоверчиво посмотрела на Элизу, нахмурилась. — Ты брезгуешь мной, да, я не такая, как ты, поэтому выбрала демона, он же сейчас идеальный... Мари почувствовала себя глупо, ещё и неуверенность постучалась в мысли. — Ты вышла замуж за папу, и теперь у тебя семья, но уже не со мной, тебе Сурт нравится больше? — тихо произнесла Мари, украдкой покосилась на руку Элизы, где на пальце красовалось золотое кольцо. — Не больше, просто из-за ошибки Уробороса у меня родилась не ты, но я всё исправлю, обещаю, — последовал ответ. Мари вырвало на идеальный ковёр с густым белым ворсом. — Ничего страшного, Мари, я попрошу санитаров убрать, а мы с тобой погуляем немного, договорились? — Погуляем? Так просто, без объяснений? Мари подняла голову и посмотрела прямо в глаза Элизы. Закусила губу, вдохнула поглубже, успокаивая спазмы. — Да, но, для начала, ты примешь ванну с лавандой, я принесу тебе успокаивающий чай, и мы спокойно поговорим. Теперь Элиза взяла её за руку и повела за собой. Мари, как всегда, последовала за ней, не зная, сколько ещё сможет вот так безропотно следовать за тем, кто постоянно её ведёт куда-то. Зачем-то. Ванная комната оказалась небольшой, но светлой: одну из стен занимало большое панорамное окно, укрытое полупрозрачным тюлем. В центре стояла квадратная ванна, вмурованная в пол и обложенная бирюзовой плиткой. Она была наполнена водой, на поверхности которой плавали веточки лаванды. — Красиво? Эта ванная комната относится к вип-крылу, здесь в стены вмонтированы колонки, и если ты хочешь, я включу звуки природы. Любые, — за разговором Элиза ухитрилась ловко раздеть Мари. — Я приготовлю чистое бельё и пижаму, а ты залезай, а то вода остынет. И не думай о демоне. Не думай о том, что я тебя не люблю. Я хочу помочь и приму любое твоё решение. Мари поспешила залезть в ванну. Элиза включила «пение моря». Мари же погрузилась в воду по самый нос и стала следить, как колышется вода, раскручивая веточки лаванды. В голове звенело, хотелось отрешиться от всего, не думать, не вспоминать. Не получалось. Всё напоминало о прошлом. Герда! Захотелось увидеть дочь, обнять, поговорить, но Герда осталась в прошлом, а сейчас... её нет. «Так закончи эту жизнь, начни новую вместе с Гердой и змеем, перед которым будешь кристально чистой, белой, не почерневшей», – прошелестело в голове. Неожиданно захрипели колонки, Мари вздрогнула, посмотрела по сторонам. Откуда-то сверху послышалось раскатистое эхо прибоя. Море... Сколько раз она пролетала над ним, сидя на спине дракона, ловила руками солёные брызги. Её дракона... Который ушёл. К глазам подступили слёзы, навалилась тоска. Теперь она должна прийти к нему. Найти и доказать, что она тоже достойна идеальной жизни, ведь даже демон живёт. Мари видела перед собой море, бег волн, чёрную чешую под рукой. До безумия захотелось туда вернуться, остановить время и насладиться мигом счастья. Прикрыла глаза. Сделав глубокий вдох, погрузилась в воду с головой. Опустилась на дно ванны и посмотрела вверх сквозь призму волн. Всё искрило, блестело. Вода смывала грязь дождями, питала жизнь реками, испарялась под жаркими лучами солнца и возвращалась вновь на землю каплями или снегом. Вечный круговорот. Почему бы и ей не переродиться? «Герда. Хочу увидеть, как растёт она, хочу быть рядом». Лёгкие начали гореть от нехватки кислорода, сделать бы вдох, но Мари упорно не всплывала. Она приняла решение. «Мы скоро вновь встретимся, как и было обещано тобой, мой Йормунганд, не в этой жизни, так в следующей. Герда родится у нас ещё раз. Мы станем идеальными родителями. И Сурт не найдёт, не разлучит в той жизни»! Она открыла рот, позволяя воде хлынуть в горло, сделала вдох, другой. Тело забилось, прошла судорога... — Твой Ивий рядом, моя Снежинка. Рядом с тобой, здесь, спи... Её глаза закрылись. Она спасена?