Копенгаген, 2000 год. Психиатрическая клиника.
Имя «Сурт» значит «обугленный». Сурт перерезал раскалённым мечом хребет Йормунганда, скривив лицо от змеиного воя, вещавшего о смерти. Его яркое священие исходило из пасти и слепя демона, он выругался надеялся прервать вечную жизнь этой твари. Надеясь что метка уроборос не успеет попасть на тела простых людей, оставшихся богов. Громко смеясь, он закинул магическое оружие на пылающее плечо и отправился за Мариэллой, кровожадно улыбаясь в предвкушении. Гигант ступал тяжёлым шагом, а под его ногами хрустели обгоревшие тела и вдавливались в землю обугленные кости. — Где твой змеёныш? — взревел он, увидев Мариэллу, сидевшую на толстом бревне. Она сминала разорванную юбку, испачканную кровью, и никак не реагировала на грозный крик. — Я её отдала. Мариэлла ответила безразлично, не поворачивая головы к великану. Для неё больше ничего не важно. Важное она сделала — спасла дочь, и спасёт ещё не раз, если понадобится. — Как это — отдала? Изуродованное гневом лицо демона исказилось, когда он замахнулся мечом, надеясь запугать Мариэллу, заставить раскаяться в содеянном и рассказать, куда делась полукровка. Но она лишь устало хмыкнула, безразлично сопроводила оружие взглядом, едва не подставляясь под лезвие. — Кому угодно отдам, только не тебе. Моя дочь будет жить! — холодно заключила она, сглотнув ледяной комок, царапавший горло. — Глупая Мариэлла, когда я её найду, то замучаю до смерти! — рассерженно прорычал Сурт. От досады он метнул тяжёлый меч в дерево в паре сантиметров от Мариэллы, но та даже не шелохнулась, лишь вздёрнула бровь, когда согнулись ветви. — Никогда не найдёшь, она очень далеко. Мариэлла, когда-то беззаботная, любознательная, делано улыбнулась, стараясь скрыть подступавшую к горлу истерику. Она резко вскочила, хотела высказать огню всё, но опустилась обратно, скривившись от боли внизу живота. Смотрела на великана, мечтая, что больше никогда его не увидит. Надеялась, что папа справится с ним, уничтожит вечно пылающее отродье. Мариэлла ненавидела огонь. Ненавидела! — Я отправляюсь на охоту за твоим змеёнышем! Сурт одним взмахом мощной руки притянул меч из раздвоенного ствола и отточенным движением вонзил конец клинка в грудь Мариэллы — на её лице застыла вымученная улыбка. Тело вспыхнуло, а через миг от него осталась лужа кристально чистой воды. Мари дёрнулась, схватившись за голову, и простонала. Сердце кололо тысячами мелких иголок. Не может быть. Плохо, очень плохо. Лоб покрылся испариной, было невыносимо жарко. Скоро должна родиться Герда. А Мари, как любящая мать, снова должна будет спасти дочь от Сурта. Поднявшись, она ощутила под собой мокрые простыни. — Я не позволю охотиться на мою дочь, Сурт! Мари занервничала, прикладывая пальцы к вискам. — Ты никогда, слышишь, Сурт, никогда не встретишь Герду! — простонала девушка. Она подняла голову, посмотрела на потолок, охваченный пламенем, и часто задышала от схваток и иллюзорного дыма. Нужно было действовать, не медля ни секунды. Ей не должен никто помешать! — Герда не родится! Слышал, кусок огня, не родится! Мари крикнула и упала на колени от боли. Из последних сил доползла до ванной комнаты, попыталась встать, хватаясь за края широкой раковины и подтягивая тело на руках. Она дрожащими пальцами схватила бритву и улыбнулась сквозь слёзы, осознавая, что ей не суждено вырастить дочь, пока демон рядом с ней. Рассмеялась от безысходности, чувствуя, как по щекам потекли крупные капли леденеющих слёз. Они со звонким стуком падали на пол, не разбиваясь, ведь не может разбиться то, что уже давно валяется на полу мелкими осколками. Мари взглянула в зеркало в последний раз, запоминая себя такой жалкой, не принятой ни матерью, ни змеем. Он так и не приходил, не придёт и сейчас. Не спасёт. Не скажет, что всё будет хорошо! — Мы идём к тебе, Йормунганд! Мари крикнула в пустоту и замерла, проводя рукой по отражению, словно прощаясь с собой. Лезвие блеснуло в ладони и стремительно прочертило глубокую линию по запястью. Кровь, как у обычного человека, осталась красной: она не рассыпалась морозными кристаллами по полу, а растекалась по руке пульсирующим теплом, пачкая ноги и кафель изящными, завораживающими узорами смерти. Мари сделала ещё одно движение — на этот раз глубже. Чтобы наверняка отправиться в прошлое. Туда, где не было Сурта, где она была счастлива…***
— Поздравляю, у вас родилась дочь! — воскликнул доктор и, снимая маску и перчатки, вышел из реанимационной, обращаясь к Егорову. — С Гердой всё хорошо? — Хорошо. Иван посмотрел сквозь окно. — Тело Мари исчезает, — произнёс Егоров в надежде, что в этот раз всё пойдет по плану до самого конца и Мари получит свою идеальную жизнь. — Пойду проверю, как проходят роды у Элизы, — доктор метнулся к палате в конце коридора, из которой тут же донёсся пронзительный крик роженицы и детский плач. — С днём рождения, Мари — улыбаясь, прошептал Егоров — И тебя с днём рождения, Герда, — громче поздравил он, как только акушерка вывезла люльку с новорождённой и проехала мимо довольного Ивана. — Ну что, у нас получилось? — поднял глаза подбежавший к нему Фридрих. — Да, я исправил ошибки, вернул всех в кровные семьи, и даже успел стереть память новорожденному Гансу о нас, — гордо заявил Егоров, обнимая друга. — Элизой занимается доктор. Я молодец? — В этот раз молодец, хвалю. А я пока пойду к Элизе и поздороваюсь с Мари, — Фридрих развернулся и направился в палату. — Где Герда? — Крикнула Элиза как только заметила Фридриха. — Не волнуйся. Тебе привезут её в палату. Егоров выполнит обещание. Элиза с облегчением выдохнула, но не расслабилась, а приподнялась, придерживая одной рукой накрытую голубой простыней Мари. — Ханс очнулся? — тихо спросила она, боясь потревожить девочку. — Очнулся, страх Мари, отпустил его, теперь она не помнит демона, а он не знает кого боятся, — спокойно подтвердил Фридрих, не отводя взгляда от затуманенных усталостью синих глаз жены. — Как назовём Мари? в этот раз? — Доминика. Она и в этот раз будет умная, яркая, подвижная, целеустремлённой, и найдёт решение, как находила в первый раз. Только, надеюсь, её решение не будет связано с перерождением. Элиза с нежностью погладила дочь по голове и улыбнулась, когда та открыла маленькие глазки и сморщила носик, готовясь закричать. — Кажется, кто-то хочет есть, — понял Фридрих и улыбнулся. — Теперь всё будет хорошо, моя Мари, больше не надо бояться никого, — с нежностью пообещала она и коснулась поцелуем её сморщенного лобика…Шесть месяцев спустя.
— Ханс, ты чего опять с коляской? Может, в футбол погоняем? Эйнар пнул мяч в сторону друга. Он едва не попал по бортику люльки, где после дневного кормления спала Герда. Ханс успел развернуть коляску в сторону и пригрозил кулаком другу-разгильдяю. Его безнаказанность уже привела однажды Герду к синяку на голове. Футболист чёртов. — Мама попросила погулять с Гердой, пока она на пару часов ушла на работу. Там какой-то пациент буйный, надо лекарства поменять, — рассказал он, не зная, зачем, ведь друг всё равно ничего не понял. — Да и мне неинтересно играть в футбол, когда она рядом. — Почему? Памперсы менять интереснее? — громко рассмеялся Эйнар, тут же получив от приятеля удар локтем под рёбра, призывающий быть потише и не будить ребёнка. — Мне нравится заботиться о ней. Ты не понимаешь, что значит ухаживать за маленькими. Они на самом деле очень милые и забавные. — И хорошо, что не понимаю. Маленькие вечно орут, и от них воняет какашками. Ханс скривился от таких подробностей. Он никогда не замечал подобного. Его Герда всегда пахла ванилью, молоком и детским кремом. — Моя Герда не воняет, не ври. Ханс пихнул хихикающего друга ещё раз, и тот, не удержавшись, свалился со скамейки. Марко-младший улыбнулся своей силе, и это в его-то шесть лет, а что же будет дальше? Ох, и наваляет он этому Эйнару и вообще любому, кто посмеет плохо отозваться о Герде! Ханс перестал улыбаться и протянул руку для помощи, чтобы Эйнар уже прекратил стонать и сел. — Не думал я, что ты променяешь нашу дружбу на сопливую девчонку, — проворчал мальчик, потирая ушибленный бок. Ханс взглянул на него предупреждающе, и друг замолк, возмущаясь тише. — Она особенная: мне нравится и купать её, и таскать на руках, когда не спит, а маме надо отдохнуть. Рассказывать истории, играть, ну, в общем, всё, что тебе не дано. Вот. Ханс закончил, залюбовавшись спящей в коляске девочкой, погладил её по голове, чтобы не вздрагивала во сне. И так понятно, что он помогает с Гердой с удовольствием. Мама гордится им, папа одобряет, дядя Ваня принимает, даже Герда радуется, когда видит его, а что ещё нужно для уверенности, что он нужен ей, им и себе? Только любящие глаза, направленные на него. — Ты что, её любишь? Эйнар от удивления широко раскрыл рот. Ханс покосился на нерадивого друга и уверенно кивнул. Кажется, попался. Он очень боялся признаться маме, папе и дяде Ване. Вдруг они неправильно поймут и заберут её, и как ему после этого жить? Как продолжать любить и слушаться родителей, если они его не услышали и не поняли, что он не хочет по-плохому, а только по-хорошему? Как продолжать общаться с дядей Ваней? — Ну да, люблю, а чего, нельзя? – спохватился ответить он. Услышав, как Герда закряхтела, готовясь пронзительно оповестить всех присутствующих на детской площадке о пробуждении, Ханс немедленно встал и вытащил бутылочку с тёплой смесью. Герда зачмокала соской, так и не заплакав, но открыла глаза. Ну вот, разбудил, гад конопатый! Что теперь делать? Марко старался не паниковать и как можно дольше продержаться до истерики Герды, пока мама не приехала, поэтому начал осторожно возить коляску взад-вперёд, слегка покачивая, и надеялся, что малышке понравится. — Можно… Но она же маленькая, с ней неинтересно, а вот с девочками постарше, лет так десяти… Ханс скривился: ему нравятся маленькие, и точка. Ещё не хватает с десятилетними кобылами возиться! — Мне интересно, понял? Давай, иди играй в футбол, а я пойду по аллее погуляю. Заодно и маму встречу, а потом, может, папа приедет и отвезёт нас в кафе и на батуты, — мечтательно протянул Ханс, спрятал пустую бутылочку обратно в сумку с детскими принадлежностями и, улыбаясь, поцеловал Герду в лобик. Эйнар бежал за ними, подкидывая мяч в воздухе и ловя его через раз, так и норовил попасть под колёса. Приходилось резко уворачиваться, из-за чего у Герды, наверное, кружилась голова, но она героически терпела и хмурилась, отчего щёчки надувались, а губки вытягивались в трубочку. — Ладно, не обижайся, давай с тобой погуляю, — предложил Эйнар, разглядывая насупившуюся Герду. — Ну надо же, какие у неё большие карие глаза, почти как молочный шоколад. И ресницы длинные, — сказал он, и Ханс был с ним наконец-то согласен. — Ладно, раз заметил её красоту, можешь прийти в гости, разрешаю, — усмехнулся Ханс, расстёгивая бомбер. — Я приду. — Ага, только не сегодня. Ханс ускорил шаг. Герда по-прежнему лежала, укутанная в лёгкий комбинезончик. На дворе хоть и стояло лето, но выдалось оно холодным. Бывали и тёплые дни, но жары, как в прошлые года, не было. Вот только с чего бы? Соседи шутили о рождении «снежной королевы» в этом году. Погрузившись в мысли и любуясь Гердой, Ханс и не заметил, как отвлёкся. Он надеялся, что она не вспомнит рыжего придурка! — Стой, подожди! — крикнул Эйнар, и Ханс обернулся, ожидая друга: оставить его он отчего-то не мог. — Я ещё не убедился, что младенцы прикольные и не плаксы. Эйнар догнал Ханса, поглядывая на Герду. А она осознанным, взрослым взглядом смотрела… на него? Просто кажется. Эйнар потряс головой, отгоняя видение. Герда рассмеялась и загугукала. — Вон, посмотри, я тоже нравлюсь Герде. Слышишь, как смеётся? — Слышу, я бы тоже смеялся над тобой. Ханс взял Герду на руки, прижимая спиной к груди так, чтобы ей было видно всё и всех. Но ещё хотелось, чтобы она согрелась под лучами солнца, которое нещадно пряталось за серыми тучами. — А дай мне её подержать, а? Пожалуйста, — жалобно протянул Эйнар, откидывая мяч в кусты. — А если уронишь? Сотрясения ей ещё не хватало. Не дам, хватит травмировать её, она и так страдает от тебя постоянно. Ханс отвернулся от назойливого, вечно чего-то просящего друга и, поцеловав Герду в пухлую щёчку, медленно зашагал вместе с ней по брусчатке. Эйнар шёл рядом и всячески пытался привлечь внимание малютки: трогал то за ручку, то за ножку, то гладил по голове или начинал напевать какие-то смешные песенки. Когда Герда захныкала, Ханс развернул её к себе лицом. Голова девочки оказалась на его плече, и она тут же успокоилась, отворачиваясь от Эйнара. — Я ей не понравился? — Видимо, не впечатлил ты её своими талантами. Ну, не расстраивайся, повезёт с другой. Ханс рассмеялся, гордясь тем, что Герда сделала выбор в его пользу. Эйнар нахмурился, но всё равно не собирался сдаваться. Важно было понравиться Герде, а то что это такое: какой-то там боксёр Ханс по кличке «демон» нравится, а он, утончённый художник и футболист, нет. — Дай ещё попробую, может, ей мои рожицы понравятся. Эйнар закатил глаза и, показывая белки и раскрывая рот, высунул язык. Герда внимательно смотрела на подозрительный объект: от увиденного её пухлощёкое лицо скривилось, и она захныкала сильнее, вцепляясь в куртку Ханса и пытаясь спрятаться. — Хватит пугать её, иди давай! Нехотя разозлился Ханс, успокаивая Герду. Он слегка коснулся кончиком носа её носика, маленького, как пуговка, и она успокоилась. Тогда Ханс дал ей в ручку силиконовую змейку, которую она любила грызть. У неё прорезались зубки, это было полезно. К тому же помогало отвлечься от рыжих идиотов. — Дурак! Я не буду дружить с тобой и не приду к тебе. Эйнар показал язык и убежал. Ханс не обратил на это внимания и улыбнулся Герде. Ухватил коляску покрепче и направился на парковку, где у машины ждала мама и пыталась дозвониться до него держа на руках Доминику.