Часть I. Дивергент

– Поскольку вас нечетное количество, один из вас сегодня драться не будет, – говорит Беллами, отходя от доски в зале для тренировок. Он косится на меня. Рядом с моим именем – пусто. Узел в животе ослабевает. Отсрочка. Но все же.... Какого черта? – Ничего себе! Рейвен пихает меня локтем, попадает в одну из ноющих мышц – этим утром ноющих мышц у меня больше, чем здоровых, – и я морщусь. – Ой! – Извини, – произносит она. – Но ты только посмотри! Меня поставили против Танка. Мы с Рейвен вместе сидели за завтраком, а до того она прикрывала меня в спальне, когда я переодевалась. У меня прежде не было таких друзей. Рома больше ладила с Джоном, чем со мной, а Роберт во всем следовал за Ромой. Наверное, у меня просто раньше не было друзей. Невозможно завязать настоящую дружбу, если никто не готов принять помощь или хотя бы рассказать о себе. Здесь это исключено. Я уже знаю о Рейвен больше, чем когда-либо знала о Роме, а ведь прошло всего два дня. – Против Танка? Я нахожу имя Кристины на доске. Рядом с ним написано «Монро». – Да, приспешника Атома, чуть более женственного с виду. Она кивает на кучку ребят на другой стороне комнаты. Монро высокая, как и Рейвен, но на этом сходство заканчивается. У нее широкие плечи, бронзовая кожа и нос картошкой. – Эти трое, – Рейвен по очереди указывает на Атома, Дрю и Монро, – неразлучны едва ли не с рождения. Я их ненавижу. Вик и Брайн стоят на арене. Они держат руки у лица, чтобы защищаться, как учил Беллами, и топчутся по кругу. Брайн на полфута выше Вика и вдвое шире. Глядя на него, я осознаю, что у него большие даже черты лица – большой нос, большие губы, большие глаза. Эта схватка продлится недолго. Я смотрю на Атома и его друзей. Дрю ниже, чем он и Монро, но сложением напоминает валун и постоянно сутулится. У него оранжевые волосы, цвета старой морковки. – А что с ними не так? – спрашиваю я. – Атом – дьявол во плоти. В детстве он затевал драки с ребятами из других фракций, а когда взрослые их разнимали, плакал и выдумывал, будто это другой ребенок все начал. И конечно, ему верили, потому что мы были правдолюбами и не могли лгать. Ха-ха. Рейвен морщит нос и добавляет: – Дрю – всего лишь его подручный. Сомневаюсь, что у него в черепушке есть хоть одна самостоятельная мысль. А Монро… она из тех, кто поджигает муравьев через лупу, только чтобы посмотреть, как их крючит. На арене Брайн наносит Вику мощный удар в челюсть. Я морщусь. На другой стороне комнаты Эрик улыбается Брайну и поворачивает колечко в брови. Вик ведет в сторону, одну руку он прижимает к лицу, другой блокирует следующий удар. Судя по его гримасе, блокировать удар не менее болезненно, чем пропустить его. Брайн нетороплив, зато силен. Атом, Дрю и Монро украдкой поглядывают в нашу сторону, затем сближают головы и шепчутся. – По-моему, они догадались, что мы говорили о них, – замечаю я. – Ну и что? Они и так знают, что я их ненавижу. – Знают? Откуда? Рейвен притворно улыбается и машет рукой. Я с горящими щеками смотрю в пол. Мне в любом случае не следовало сплетничать. Сплетни – потакание своим прихотям. Вик зацепляет ногу Брайна своей и дергает, опрокидывая его на землю. Брайн неуклюже поднимается. – Потому что я им сказала, – поясняет она сквозь сжатые зубы, не переставая улыбаться. У нее прямые верхние зубы и кривые нижние. Она смотрит на меня. – В Правдолюбии все стараются искренно проявлять свои чувства. Многие говорили мне, что я им не нравлюсь. И многие не говорили. Какая разница? – Просто мы… не должны были обижать других, – отвечаю я. – Предпочитаю думать, что моя ненависть идет им во благо, – возражает она. – Я напоминаю им, что они вовсе не божий дар человечеству. Я хихикаю и снова сосредоточиваюсь на арене. Вик и Брайн несколько секунд стоят друг против друга, в их движениях появляется неуверенность. Вик смахивает светлые волосы с глаз. Противники поглядывают на Беллами, как будто ждут, что он остановит схватку, но он стоит, скрестив руки на груди, и не реагирует. В нескольких футах от него Эрик смотрит на часы. Еще через пару секунд топтания на месте Эрик кричит: – Вы что, развлекаться сюда пришли? Вздремнуть никому случаем не надо? Деритесь, черт побери! – Но… Брайн выпрямляется, опускает руки и спрашивает: – Нам начисляются очки или как? Когда закончится схватка? – Когда один из вас не сможет продолжать, – отвечает Эрик. – По правилам Бесстрашия, – добавляет Беллами, – один из вас также может сдаться. Эрик смотрит на него, сощурившись. – По старым правилам, – спокойно уточняет он. – По новым правилам сдаваться нельзя. – Смелые признают чужую силу, – возражает Беллами. Черт, а он мне уже нравится. Стоп, Гриффин, не о том думаешь. Дура. – Смелые не сдаются. Беллами и Эрик еще несколько секунд глядят друг на друга. Передо мной словно два типа бесстрашных: великодушный и безжалостный. Но даже я знаю, что в этой комнате властью обладает Эрик, самый молодой лидер Бесстрашия. Его слова, как нож по сердцу. Смелые не сдаются. Капли пота проступают на лбу Брайна; он вытирает их тыльной стороной ладони. – Это попросту нелепо. – он качает головой. – Какой смысл избивать его? Мы же в одной фракции! – Неужели ты думаешь, это так просто? – усмехается Вик. – Давай, вперед. Попробуй меня ударить, копуша. Вик снова поднимает руки. В его глазах появляется решимость. Он правда верит, что может победить? Один хороший удар в голову, и Брайн его вырубит. Если, конечно, сможет дотянуться. Брайн пытается нанести удар, и Вик пригибается. Его шея блестит от пота. Он уклоняется от очередного удара, ловко обходит Брайна и со всей силы бьет в спину. Он кренится вперед и поворачивается. В детстве я читала книгу о гризли. Помню картинку, на которой медведь стоял на задних лапах, вытянув передние, и ревел. Именно так Брайн выглядит сейчас. Он бросается на Вика, хватает его за плечо, чтобы не дать ускользнуть, и сильно бьет в челюсть. Что, черт возьми здесь происходит? Это уже драка не на жизнь, а на смерть. Я вижу, как свет гаснет в глазах Вика, светло-зеленых. Его глаза закатываются, тело обмякает. Он выскальзывает из хватки Брайна и мертвым грузом оседает на пол. Холодок бежит у меня по спине и распирает грудь. Он же жив? Да? Глаза Брайна широко распахиваются, и он приседает рядом с Викою, похлопывая его по щеке. В комнате воцаряется тишина, все ждут, очнется ли Вик. Несколько секунд он не подает признаков жизни, а только лежит на согнутой руке. Затем моргает, явно оглушенный. – Подними его, – приказывает Эрик. Он жадно смотрит на распростертое тело Вика, как голодный – на сытный обед. Его губы кривятся в жестокой ухмылке. Беллами поворачивается к доске и обводит имя Брайна. Это и вправду была битва не на жизнь, а на смерть. И победил в ней Брайн. – Следующие – Монро и Рейвен! – кричит Эрик. Брайн кладет руку Вика себе на плечи и утаскивает его с арены. Рейвен хрустит костяшками. Я пожелала бы ей удачи, но что толку? Рейвен не слабая, но намного более хрупкая, чем Монро. Надеюсь, рост ей поможет. Напротив меня Беллами поддерживает Вика за талию и выводит из комнаты. Брайн мгновение стоит у двери и смотрит им вслед. Уход Беллами заставляет меня встревожиться. Оставить нас с Эриком – все равно что доверить детей няне, которая на досуге точит ножи. Рейвен заправляет волосы за уши. У нее черные волосы длиной до подбородка, убранные назад серебряными заколками. Она снова хрустит костяшками. Похоже, она нервничает, и неудивительно – а кто бы не нервничал, увидев, как Вик рухнул на пол тряпичной куклой? Если все конфликты в Бесстрашии решаются схваткой до победного конца, что эта часть инициации готовит мне? Мне предстоит стоять над поверженным противником, сознавая, что это я его избила, как Брайн, или лежать беспомощной грудой, как Вик? Жаждать победы – эгоистично или отважно? Я возвращаюсь к реальности, когда Рейвен бьет противницу в бок. Монро ахает и скрипит зубами, как будто готовится зарычать. Тонкая прядь черных волос падает ей на лицо, но она ее не отводит. Брайн стоит рядом со мной, но я слишком сосредоточена на новой схватке, чтобы смотреть на него или поздравлять с победой, если он, конечно, этого хочет. Я не уверена. Монро ухмыляется Рейвен и без предупреждения нагибается, вытягивая руки. Она с размаху ударяет Рейвен в живот, сбивая с ног, и прижимает к земле. Оа извивается, но Монро тяжелая, ее не сдвинуть. Монро бьет, и Рейвен дергает головой, уклоняясь от удара, но она бьет снова и снова, пока кулак не попадает Рейвен по челюсти, носу, губам. Я машинально хватаю Брайна за руку и сжимаю что есть сил. Мне просто нужно за что-то держаться. Кровь течет по щеке Рейвен и брызгает на землю. Я впервые в жизни молюсь, чтобы кто-то потерял сознание. Но она не теряет сознание. Рейвен кричит и высвобождает одну руку. Она бьет Монро в ухо, заставляя ее потерять равновесие, и выворачивается. Встает на колени, держась рукой за лицо. Из ее носа течет темная тягучая кровь и заливает пальцы. Рейвен снова кричит и отползает от Монро. По ее вздрагивающим плечам ясно, что она рыдает, но я с трудом что-то слышу сквозь пульсацию крови в ушах. «Пожалуйста, потеряй сознание». Монро пинает Рейвен в бок, отчего та растягивается на спине. Брайн высвобождает руку и крепко прижимает меня к себе. Я стискиваю зубы, чтобы не расплакаться. Я не жалела Брайна той первой ночью, но я еще не жестока; от вида Рейвен, обхватившей руками грудь, мне хочется броситься между нею и Монро. Но не могу пошевелиться. – Хватит! – воет Рейвен, когда Монро заносит ногу, чтобы ударить еще раз. Она протягивает руку. – Хватит! Я… – она кашляет. – Я сдаюсь. Монро улыбается, и я вздыхаю от облегчения. Брайн тоже вздыхает, его грудная клетка поднимается и опускается рядом с моим плечом. Эрик идет на середину арены, нарочито медленно, и встает над Рейвен, сложив руки на груди. – Прошу прощения, что ты сказала? – тихо спрашивает он. – Ты сдаешься? Рейвен с трудом поднимается на колени. Когда она отрывает руку от земли, на полу остается красный отпечаток. Она морщит нос, чтобы остановить кровотечение, и кивает. – Вставай, – произносит он. Если бы он закричал, мне бы не показалось, что меня вот-вот вывернет. Если бы он закричал, я поняла бы, что крик – худшее, что он собирается сделать. Но он говорит тихо и обдуманно. Он хватает Рейвен за руку, рывком поднимает с пола и тащит к двери. – За мной! – приказывает он остальным. И мы повинуемся. — Река ревет у меня в груди. Мы стоим у перил. В Яме почти никого нет; сейчас середина дня, хотя кажется, что наступила нескончаемая ночь. Если бы вокруг были люди, не думаю, чтобы кто-нибудь помог Рейвен. Во-первых, мы с Эриком, а во-вторых, у бесстрашных другие правила – правила, которые допускают жестокость. Эрик толкает Рейвен к перилам. – Перелезай, – приказывает он. – Что? Она произносит это так, как будто ожидает, что он уступит, но ее широко распахнутые глаза и пепельное лицо говорят об обратном. Эрик не пойдет на попятный. – Перелезай через перила, – повторяет Эрик, медленно произнося каждое слово. – Если сможешь провисеть над пропастью пять минут, я прощу твою трусость. Если не сможешь, я не позволю тебе продолжить инициацию. Перила узкие и металлические. А еще холодные и скользкие от водяных брызг. Даже если Рейвен хватит смелости провисеть на них пять минут, она может просто не удержаться. Либо она решит стать бесфракционницей, либо рискнет жизнью. Куда я попала? Я закрываю глаза, представляю, как она падает на острые камни внизу, и содрогаюсь. – Хорошо. – Ее голос дрожит. Она достаточно высокая, чтобы перекинуть ногу через перила. Ее ступня трясется. Она опускает носок на уступ и перекидывает вторую ногу. Глядя на нас, она вытирает ладони о брюки и хватается за перила так крепко, что костяшки ее пальцев белеют. Затем она убирает одну ногу с уступа. И вторую. Я вижу между прутьями ограждения ее лицо, полное решимости, со сжатыми губами. Рядом со мной Брайн засекает время. Первые полторы минуты у Рейвен все хорошо. Она крепко держится за перила, и ее руки не дрожат. Я начинаю думать, что она может справиться и показать Эрику, как глупо было в ней сомневаться. Но затем волна разбивается о стену и белые брызги окатывают спину Рейвен. Она ударяется лицом об ограждение и вопит. Ее ладони соскальзывают, и теперь она держится одними кончиками пальцев. Она пытается ухватиться получше, но у нее мокрые руки. Если я ей помогу, Эрик заставит меня разделить ее судьбу. Позволю ли я ей разбиться насмерть или обреку себя на участь бесфракционницы? Что хуже: бездействовать, когда другой умирает, или стать изгнанником, ничего не добившись? Мои родители легко ответили бы на этот вопрос. Но я не мои родители. Насколько мне известно, Рейвен не плакала с тех пор, как мы здесь оказались, но сейчас ее лицо морщится, и она всхлипывает так громко, что заглушает рев реки. Еще одна волна разбивается о стену, и брызги покрывают ее тело. Одна из капель попадает мне на щеку. Ее руки снова скользят, и на этот раз одна из них отрывается от перил, так что она висит на кончиках четырех пальцев. – Давай, Рейвен! – кричит Брайн на удивление громко. Она смотрит на него. Он хлопает в ладони. – Давай держись. Ты можешь. Держись за перила. Хватит ли мне сил, чтобы не уронить ее? Стоит ли вообще пытаться, если я знаю, что слишком слаба и не могу ей помочь? Я знаю, что это за вопросы: оправдания. «Здравый смысл способен оправдать любое зло; вот почему для нас так важно не опираться на него». Это слова отца. Рейвен взмахивает рукой, нащупывая перила. Больше никто ее не подбадривает, только Брайн хлопает в свои большие ладони и кричит, не сводя с нее глаз. Жаль, я так не могу; жаль, мне не пошевелиться; я лишь смотрю на нее и недоумеваю, давно ли стала столь отвратительной эгоисткой. Я гляжу на часы Брайна. Прошло четыре минуты. Он чувствительно пихает меня локтем в плечо. – Давай, Рейвен, – говорю я. Мой голос не громче шепота, и я прочищаю горло. – Осталась минута. На этот раз у меня получается громче. Вторая рука Рейвен находит перила. Ее руки трясутся так сильно, что мне кажется, будто сама земля содрогается подо мной, отчего все перед глазами качается, просто я не замечаю. – Давай, Рейвен, – произносим мы с Брауном, и, когда наши голоса сливаются, я начинаю верить, что мне хватит сил ей помочь. Я помогу ей. Если она опять соскользнет, я помогу. Очередная волна разбивается о спину Рейвен, обе ее руки соскальзывают с перил, и она вопит. Я тоже издаю вопль. Он словно доносится со стороны. Но Рейвен не падает. Она хватается за прутья ограждения. Ее пальцы скользят вниз по металлу, пока голова не исчезает из виду; остаются лишь пальцы. На часах Брайна горит 5.00. – Пять минут прошло. – Он почти выплевывает эти слова в Эрика. Эрик смотрит на свои часы. Неторопливо, наклоняя запястье, а у меня тем временем скручивает живот и не хватает воздуха. Я моргаю и вижу сестру Риты на мостовой под железнодорожными рельсами; руки и ноги согнуты под неестественными углами; я вижу, как Рита кричит и плачет; я вижу, как я отворачиваюсь. – Хорошо, – произносит Эрик. – Можешь подниматься, Рейвен. Брайн направляется к перилам. – Нет, – отрезает Эрик. – Она должна подняться сама. – Нет, не должна! – рычит Брайн. – Она сделала, как вы велели. Она не трусиха. Она сделала, как вы велели. Эрик не отвечает. Брайн перегибается через перила, и ему хватает роста, чтобы дотянуться до запястья Рейвен. Она хватает его за предплечье. Брайн тянет ее наверх, его лицо красное от досады, и я бросаюсь вперед, чтобы помочь. Как я и подозревала, я слишком маленькая, чтобы от меня был прок, но я подхватываю Рейвен под мышку, когда она оказывается достаточно высоко, и мы с Брауном перетаскиваем ее через ограждение. Она падает на землю, ее лицо все еще в пятнах крови после драки, спина насквозь мокрая, тело дрожит. Я опускаюсь рядом на колени. Она поднимает взгляд на меня, затем на Брайна, и мы вместе переводим дыхание. Мы думает об одном и том же.

Вот же сукин сын.