×××
Все не так. Всё неправильно. Сложно сказать, что именно, но шестое чувство так и говорит: все. У Дино Каваллоне, мявшегося поодаль за спиной Тсунаеши, в горле застревает воздух, когда он видит, как отошедшего от Савады Кею обнимает и отстраняется, отходя на шаг, Рокудо Мукуро, и ноет в груди, когда Дино понимает, что плотная накидка на плечах у Кеи — не накидка вовсе, а пальто Занзаса, под которым оказалось тонкое хаори — сразу видно вещь, пошитую точно по меркам — с гербом Варии на спине. Вопросы, про которые он забыл, частично отпали, но теперь появились новые, и, судя по тому, что Кея никак не отреагировал на его присутствие в зале — ответов на них можно будет не ждать. Они садятся за тот же стол в том же зале собраний, в нагретые кресла, и чувствуют себя в них не в пример уютнее, чем те, кто занимал их ранее. Тсунаеши во главе стола, по правую руку — Занзас, севший на освобожденное Томазо место, по левую, по привычке, Дино, поменявшись местами с вопросительно приподнявшей бровь Юни. Каваллоне не мог не заметить легкую искру холода, блеснувшую в обычно приветливом взгляде — Джинглио Неро отлично помнила, как именно поймал ее волю и душу под свой контроль Бьякуран в одном из вариантов будущего. И это то, что она увидела в Кее, пусть и более несовершенным. Душу кольнуло и пропало сожаление. Пусть. Следом за Занзасом сели Кея и Рокудо, сдвинув кресла, за Дино опустились Юни и все-таки решивший придерживаться формальностей Бьякуран. Гокудера и Гамма, верные телохранители своих боссов, остались стоять, хотя Хаято и позволил себе небольшую вольность — отойти к окну и долгожданно закурить. Во взгляде Гаммы при виде расслабленного Гокудеры мелькнула откровенная зависть. Бовино, Томазо и еще пара боссов других семей помялись, а потом после кивка и виноватой улыбки Тсуны вышли вон — очевидно, разговор с ними случится немного позже и более приватно, даже если планировалось обсуждать все прямо в этом зале. Дино не знал, злиться ему или нет — они были союзниками с Вонголой, но у той всегда были свои тайные договоры с другими семьями. Каваллоне перевел взгляд на так и не посмотревшего на него Кею, с неприязнью и горечью думая, что одна ошибка, вскрывшая за собой метод многолетнего контроля Облака, слишком дорого обошлась его семье и продолжала требовать оплаты набежавших процентов. Глаза сами собой зацепились за цепочку, с которой Кея играл пальцами. Блики пламени не оставляли сомнения — личная вещь, и притом — сильный артефакт. Не кольцо, не коробочка — просто цепочка. К чему или от чего она тянулась? Повисшее молчание нарушили вошедшие хранители Вонголы, волна приветствий пошла по второму кругу, и оказалось вдруг, что поднявшийся Кея стоит в круге тел, закрытый ими, защищаемый — так, как обычно закрывают босса. Машинальное построение, возникшее стихийно, но совершенно не свойственное тем сборам, которые Каваллоне видел годами. На плечи вдруг побледневшему и качнувшемуся Кее легли руки в перчатках. Мукуро парой хлестких фраз отогнал дружелюбно ворчащих ребят и усадил Облако на место, по-хозяйски пощупав лоб прикрывшему глаза Хибари. Началась привычная, но не для наблюдателей, возня: Савада с теплой улыбкой лично быстро порезал несколько яблок, разложенных здесь же на чаше с фруктами, Ямамото вышел и вскоре вернулся с чаем и не чаем для всех, оставив отличительной от остального сервиза только маленькую японскую чашечку Кеи, куда Мукуро под бдительным взглядом всех остальных отсчитал капли какого-то препарата. По мнению Дино, пить что-то, чего коснулись руки туманника, было опасно — но Хибари благодарно кивнул и принял чашку, выпивая теплый чай одним махом, морщась и тут же требуя свежую порцию. От Тсуны по столу проехала тарелка порезанных дольками яблок. — Рассказывайте, — теплый огонь глаз Савады мог обогреть путника в холодную ночь. Парень подпер щеку кулаком, с улыбкой глядя на своих блудных хранителей. Мукуро и Занзас синхронно хмыкнули, с заминкой качнулись вперед, чтобы в обход Кеи посмотреть друг на друга, обменялись трудноопределимыми взглядами с нотками удивления и откинулись обратно, отказываясь продолжать безмолвный обмен мнениями. Показательно. Босс Варии, для которого выставили бокал с бренди, покрутил бликующий сосуд, прежде чем пригубить, и тут же довольно причмокнул. Бренди пришелся ему по вкусу. Мукуро, явно нервничая, взялся нервно водить пальцем по тыльной стороне руки Кеи. Занзас набрал воздуха в грудь, прежде чем веско уронить, вдруг хмуря резкие линии бровей: — Твое Облако торгуется, как черт, Савада, — прозвучав из уст Занзаса, подобная фраза помогла оторопеть всем присутствующим. В противовес ему, Кея улыбнулся — неожиданно приторно-сладко, ласково даже, — и вздохнул так, что у Дино кровь прилила к щекам — и не только у него. Мукуро не сдержал почти нервный смешок, машинально пододвигаясь к Хибари ближе. А Кея улыбнулся еще шире, бросил на очевидно восхищенного им и раздосадованно качающего головой Скайрини быстрый взгляд из-под ресниц, вызвав в груди Дино вспышку быстрой злобы… И просто сказал: — Когда так просят, отказываться просто неприлично, но и цену себе приходится помнить. Вария ведь страдает склонностью к фамильярному отношению… — сидевший в конце стола Бьякуран хрюкнул от смеха, но на него никто даже глазом не дернул. — Так что я решил, что подобное отношение… Должно справедливо оплачиваться, — Кея скромно опустил глаза и разгладил кимоно у себя на коленях — этакая юная скромница, даром, что парень. В полной тишине было слышно, как после комментария Хибари хрустнул бокал в руках Занзаса и ему вторила фарфоровая чашка Дино. Вот только первый уже спустя секунду раскатисто захохотал, со смесью злобы, изумления и радости называя Кею — разорителем, озвучивая обомлевшим слушателям цифры, за которые продался Облако Вонголы Варии, а Дино едва сдерживал злобное бешенство. В висках стучало, в ушах шумело: Кея продался. Как шлюха, как эскорт, будь он не ладен — и кому?! Занзасу! Варии! Чокнутым убийцам, у которых своего Облака не было с самого основания! Кея только улыбался, с удовольствием во взгляде посматривая на смеющегося варийца, и Дино вдруг с оторопью понял: Кея флиртует. Телом, лицом, словами, даже взглядом и движением ресниц. Сидит рука об руку с Мукуро, плечом к плечу — и флиртует с другим, прилюдно. Неслыханное для Кеи дело… Все с щелчком стало просто и понятно, все встало на свои места. — Это не Кея, — негромкая реплика прервала даже не думавший стихать смех Занзаса, как щелчок любимого кнута Дино. Все хранители, успевшие вжаться в кресла, пока Скайрини хищно менял положение, нависая над невозмутимым Облаком, разом посмотрели на Десятого босса чужой семьи. Кея, почти демонстративно игнорируя кипящего от переполняющих его чувств, синхронно с Мукуро одинаково выгнули брови, помогая подозрениям окрепнуть. — Хибари никогда не согласился бы за деньги… Улыбка вставшего прямо Занзаса из насмешливой стала откровенно неприятной. — После тебя-то, Гарцующий жеребец? — Каваллоне едва справился с порывом подорваться с места и дать оппоненту в морду. — Ну, может быть, но я лучше умею уговаривать. У меня аргументы… Больше, — скабрезный взгляд, брошенный на прикрытый столом пах Дино, стал последней каплей, вынудил вскочить. Вот только секундой спустя их перепалку прервал сам Кея, выглядящий изрядно раздраженным. Дино с изумлением обнаружил, что цепочка неопознанного артефакта, растянувшись, обвила ему шею, не давая даже дернуться в сторону оскалившегося Скайрини. — Не знаю, о чем вы тут щебечете, но у меня с доном Скайрини договор… — поднявшийся с места Кея почти демонстративно натянул цепь так, чтобы Дино ощутил натяжение, и облизнул пересохшие губы. — А вас я в первый раз вижу. Представьтесь, — Дино взяла оторопь от того, каким тоном в противовес чеканке первой фразы Кея сладко выдохнул последнее слово, опасно сощурив потемневшие до грозового цвета глаза. — Не стоит, — неожиданно спокойный голос ещё минуту назад неуравновешанного Занзаса разорвал повисшую тишину, пока Дино неверяще смотрел на Хибари. Кея, бросив короткий взгляд на посерьезневшего мужчину, по одному знаку отозвал расширившуюся до цепи цепочку, обвившую горло Каваллоне, а когда Занзас, не сказав больше ни слова, сделал шаг навстречу — позволил мужчине одной рукой приобнять себя за плечи, пряча руки в широких рукавах. Дино бессильно и растерянно смотрел, как Занзас зарывается породистым носом в темные волосы на виске, и как Кея только прикрывает глаза, плечом прижимаясь к его груди в поисках поддержки — и находя ее. Мукуро на эту почти личную сцену смотрел снизу вверх. В глазах у него плескалась безмятежность — и полное моральное удовлетворение. Дино опять резко перестал понимать хоть что-нибудь. — Это дон Дино Каваллоне, и он думает, что ты — это не ты, — кресло скрипнуло, когда Рокудо поднялся, танцующим шагом приблизившись к потеснившимся ради него мужчинам. — Из близкого общения, он запомнил тебя… Другим. — Жаль, что он один из тех, кого я не помню, — мгновенно отозвался Кея, пожимая плечами и почти танцуя высвободился из рук варийца. — Но, думаю — это к лучшему, — Хибари перевел взгляд на туманника и улыбнулся ему по-настоящему открыто. — В конце концов, ничто не мешает нам познакомиться снова… Если его не оттолкнет, что Хранитель Облака Вонголы не вполне жив с некоторых пор. — Не вполне жив?.. — немеющими губами повторил Каваллоне и тут же нахмурился, силясь понять смысл этой фразы. Вместо ответа, из руки Хибари, бликуя, выпали и закачались на той самой цепочке знакомые всем, кто видел Джотто ди Вонголу, карманные часы. На гербе семьи равнодушно плясал неугасающий огонёк облачного пламени. Дино расширившимися против воли глазами смотрел на почти невинно качающийся в воздухе артефакт, а после закаменел. В эту секунду на него, глазами Кеи и пламенем Кеи, пристально смотрела Воля Облаков Вонголы — всех, с первого до десятого поколения. Каваллоне едва сдержал дрожь — таким могуществом вдруг поперло от утонченного парня. — Может быть, это будет хорошо, — неожиданно задумчиво проронил Хибари, и, подцепив часы длинными пальцами, ловко подвесил их на одежду, прицепив на грудь примерно так же, как Тсуна обычно закреплял форменный плащ-накидку. Циферблат пропал где-то в складах одежды, а Кея вдруг показался совсем недосягаемым, неотмирным. Чуждым. — Не будет, — встрепенувшийся Мукуро прижался к словно по щелчку очеловечевшемуся от этого Хибари, оттеснив не сопротивлявшегося Занзаса в сторону. — Гарцующая лошадка плохо играет, если по правилам. Равнодушные прежде, теперь глаза Кеи загорелись живым интересом. — Я забивал его до смерти? Мукуро закатил глаза. — Регулярно. Кея улыбнулся, и не сказать, чтобы получилось приятное зрелище. — Тогда я с удовольствием как-нибудь обменяюсь ударами с ним — он силен, иначе уже был бы мертв, — и остро посмотрел холодными глазами на обомлевшего мужчину. У Дино даже мысленно не нашелся, что ответить на выводы этого междусобойчика. Взгляд, которым отступивший в сторону Занзас одарил Каваллоне, лучше чего-либо еще сказал: в победу Дино в схватке с этим Хибари Кеей он не верит. Самым ужасным было то, что мимолетно испытав на себе изменившийся стиль движений и атаку Кеи, Дино тоже засомневался в том, что сможет победить того, кто так долго был его учеником. Кея, с цепью в руках, до промозглого ужаса, до колких льдинок вдоль хребта напомнил мужчине то, как выглядят за работой Виндиче.×××
Тсунаеши с интересом смотрел на то, как взаимодействует с окружающими его вернувшийся хранитель Облака, его Туман и его директор личного цирка под названием «Вария». А посмотреть было на что. С часами и что они означают для него, Хибари-сан разобрался быстрее, чем кто-либо из них до появления Алауди в реальности. Тсуна видел, раз — и Облако уже знал, что он держит в руках и почему. И никаких протестов. Живой, но успевший отдать душу и волю кольцу Облака Хибари стоял на границе между мирами. Не человек, но и не слепок Воли, после того, как Алауди исправил нанесенный разуму мужчины вред, тот стал удивительно гармоничен. Больше его не перекашивало на одну сторону. Он атаковал, если дать ему повод, но в остальное время — наслаждался тем, каким он стал, с поправкой на приступы слабости, которые Кея считал стыдными. Многократные смерти оставили свой след на его разуме. А может, дело было в часах — Тсунаеши подозревал, что-то, что пришлось пережить его хранителю, было если не один в один с тем, что пережил когда-то Тсуна на тренировке в десятилетнем будущем, принимая на себя грехи прошлых боссов и кровавую историю семьи, создававшейся для защиты, то очень похоже. По крайней мере, с тех пор как Савада лично нос к носу столкнулся с очень недовольным Алауди, такие мысли посещали его все чаще. Одна только атака цепью, которую Кея первый раз взял в руки, заставила гадать — это они не знали, насколько крут даже изнеможденный Хибари-сан, или же тот и правда пользовался памятью кого-то из предшественников? Вопросов становилось все больше, и, обдумывая собственные наблюдения, Тсунаеши старался не упустить никаких мелочей. Некоторые из них вызывали у него зубную боль. Хибари-сан переигрывал. То, насколько близки они вдруг оказались с Занзасом, казалось абсурдом, но Кея играл с мужчиной, играл откровенно, заставляя кипеть, думать, провоцируя — и не понимая, как это выглядит со стороны. В нем так мало осталось от былой японской сдержанной привлекательности и так много стало угловатых итальянских страстей, что становилось неуютно. Облако напоминал подростка, который только открыл для себя прелести пубертата, осознавая собственную и чужую привлекательность. Но самое ужасное — Занзас велся и резонировал, отвечал на эту чушь даже под прицелом глаз Мукуро. Который тоже вел себя странно, но он же Туман. Нет, о плане эпатировать Каваллоне Савада знал, хотя месть казалась мелковатой в масштабах семей — вот сам он играл по-крупному, да. Но открывающиеся возможности заставляли затаив дыхание следить за старыми знакомыми, открывающимися с новых сторон, дальше. Занзас рядом с Хибари становился спокойнее, Облако становился разнузданнее, а Мукуро вился неподалеку и, казалось, с интересом принюхивался. В том, что Рокудо, в итоге, вольется, и трио сработается, Савада не сомневался. Занзас умел при желании очаровывать и наступать на горло принципам. Тсунаеши беспокоило только, насколько именно Рокудо вольется и куда именно, и не окажется ли вдруг, что Скайрини зря полез к этой парочке. Отношениям Облака и Тумана было всего ничего, но ласковые следы сизого пламени ластились к Хибари безостановочно — так плохо контроливал свои эманации туманник. Занзас мог навредить, мог разрушить тонкое взаимопонимание и принятие, установившийся тонкий баланс, а мог и вовсе разозлить ревнивого мужчину и его нуждающегося пока в покое партнера. Мукуро был не из тех, кто отдавал свое, и, уж конечно, он не стал бы делить Хибари — не тогда, когда так долго ждал. Хотя требовалось признать, что смотрелись Занзас и Кея очень органично, и играющие на лице Дино желваки это подтверждали. Тонкий, бледный и изящный Хибари был луной от солнца смуглого, высокого и мощного Скайрини. Тсуна не хотел лезть и в эти отношения, но внутренне был готов. Хибари-сан был для него больше, чем сильнейшим его бойцом — он был его негласным советником, его рукой, способной дотянуться очень, очень далеко. CEDEF агонизировала эти два месяца — Хибари собирал колоссальное количество информации каждый раз, когда просто выезжал из города. А еще, он был его другом. Сейчас им предстояло решать вопросы внутри семьи, но Савада уже не знал, вернется ли Облако к прежней работе — спасибо, что живой после того, что случилось. Тсуна впервые радовался, что его влюбленность осталась в прошлом. Мукуро, Кея и Занзас должны были сами построить хоть что-нибудь и решить между собой, как далеко они зайдут. Савада даже думать больше не хотел за них о будущем — взрослые ведь люди. Вот пусть по-взрослому разбираются в своих чувствах и сами танцуют брачные танцы, а он, вздрагивающий от одной только мысли, что Занзас, возможно, как и Мукуро годами провожал взглядом одержимого Хибари, в панике умывает руки и лучше будет следить за тем, чтобы Дино не наворотил чего-нибудь еще, нового. Тсуна был рад за единодушие своих Хранителей и главу своего независимого отряда, но мысль, что эта близость на троих может закончиться трагедией, не давала ему покоя. Как же хорошо, что Тсуна не знал, каким беспринципным, хитрым и начисто лишенным стыда мог быть его Облако. И хорошо, что он забыл, насколько Кея был умным. Заставь всех себя недооценивать — и будет тебе место для маневра. Играющая на тонких губах Кеи незаметная полуулыбка, принимаемая окружающими за благоволящую Занзасу усмешку, подтверждала это лучше прочего.×××
Вечер после собрания Альянса — это время для всех участников остудить голову, отдохнуть умом и телом, не выходя, однако, за рамки. Эпатировать публику появлением в обществе двадцати путан здесь никто не позволит — не настолько низко пали сильнейшие теневого мира, чтобы получать удовольствие от дешевого гламура. Эскорт — так высшей пробы, а если уж совсем начистоту, то лучше прибытия в обществе супруги и придумать ничего нельзя — мафия горой стоит за образцовую семейственность. Сегодняшний вечер во всех отношениях обещал не вписаться в привычные стандарты. Занзас явился на прием где-то посередине и вокруг него тут же зазвучали шепотки. Нарушая традицию многих лет, рядом с ним, пусть боевиком, которых обычно не жаловали на приемах, но все же не последним человеком в Вонголе, шел не верный капитан, а два Хранителя его босса. Вот только вопреки всему, парочка была одета в варийские мундиры. Озадачивали и личности сопровождающих. На Хибари Кею, равнодушно обводящего окружающих невыносимо светлыми глазами, все уставились с жадностью. Зазвучали первые смешки, но все они оборвались, когда Хибари и Рокудо, оставив Скайрини промачивать горло, пошли и первым делом преклонили колено перед собственным боссом. Который от неожиданности чуть не выронил бокал — он никогда не вводил подобного церемониала в отношении своих самых близких людей. Савада напрягся и решил посмотреть, что будет дальше — возросшее нервное напряжение целой кучи его скрытых недоброжелателей доставило ему толику удовольствия. Знали бы они только, как эта парочка ухитряется заставить нервничать его самого такими выходками… — Задание выполнено, — в стихшем зале глухой голос Мукуро зазвучал чередой щелчков и свиста. Глаза у иллюзиониста были такие же мертвые, как и у его напарника. Ни один ни второй даже даже не дернулся, когда Савада встал между ними, опустившими головы и вставшими на колено, и положил руки им на плечи. Соответствуя накалившейся атмосфере, неожиданно ласковый и спокойный голос Десятого Вонголы заставил всех гостей дрогнуть: — Хорошая работа, Хибари-сан, Рокудо. Можете насладиться вечером — позже переговорим. Почему-то ни у кого не нашлось смелости спросить у дона, что бы это значило. Поднявшиеся молодые мужчины выглядели уже более живыми, прервавшаяся музыка заиграла снова. Мукуро со слабой улыбкой размял плечи, Кея молча перехватил пару бокалов с шампанским у мимо пробегающего официанта. Подобное поведение напоминало всем обычного Хибари Кею, но только отчасти, ведь сегодня этот опасный, но в последний раз оказавшийся в самом эпицентре скандала мужчина, стойко не держался поодаль от всех присутствующих. Рядом с ним постоянно оказывался то один, то другой Хранитель, и даже одетый в форму другого отряда — тоже интересный вопрос, почему — он выглядел их товарищем более, чем когда-либо раньше. Как будто стена между Облаком Вонголы и остальными, державшаяся годами, рухнула, наконец-то. А вот одиозный туманник затерялся почти сразу, и только самые сильные иллюзионисты из тех, что оказались в зале, ловили чье-то рассеянное присутствие, нервно дергая плечами от скользящего по ним равнодушного внимания. Никто даже не пробовал присмотреться за спину Облаку Вонголы, к которой этот мужчина льнул на самом деле, норовя под иллюзией запустить шаловливые ручки под мундир Хибари. — Здорово мы все обыграли! — восхищенный шепоток заставил Гокудеру нахмуриться и оглядеться, но, ничего не увидев, Ураган снова успокоился. Но ненадолго. Следующая реплика заставила подрывника почти раскусить фильтр сигареты и подавиться дымом: — Давай еще будем ходить за Савадой по пятам, чтобы все совсем извелись и потерялись в догадках, что именно происходит и почему именно мы? — Ками-сама, уймись, — усталый вздох Хибари помог Хаято определить источник болтовни, и вот уже на плече Облака смутно вырисовываются очертания хохлатой головы Рокудо. — Но почему? Видел, как они все заткнулись, когда мы колени преклонили? — Нас с тобой что просили сделать? Продемонстрировать личную лояльность боссу после того, что было с Каваллоне по моей вине, продемонстрировать лояльность Варии, лояльность Вонголы к Варии — иначе почему мы оказались среди её членов? — и опустить немного ту игривую лошадку, — пододвинувшийся Гокудера со смешанными чувствами смотрел, как Кея загибает пальцы и успокаивался — все, что делалось, делалось на благо боссу, а лишние слухи он, как специалист по воздействию на общественное мнение, отсечет. — Ничего сверх того, о чем нас попросил Занзас, делать не будем. Хаято почти кожей почувствовал, как затосковал Мукуро. — И эпатировать окружающих зрелищем, как мы виснем на боссе Варии, мы тоже не будем, — вдруг сказал Хибари, и недовольство Рокудо стало очевидным. Гокудера затянулся и пораскинул мозгами. Вечер, и вправду, был скучноват… А Томазо играл пока что в мутной водичке, но босс просил его поддержать… Пусть другие думают, поддержка это — или вездесущее внимание Вонголы. — Босс Томазо совершенно безутешен с тех пор, как его племянник Лонгчемп передал ему регентство, а сам уехал учиться в Америку, — вроде как между делом для себя протянул Хаято, и прицельно выдохнул туда, где ему виделись очертания чужой головы. Раздавшийся в ответ кашель и проклятья вызвали у Урагана только проказливую улыбку. Но Мукуро и след простыл уже через минуту. А еще через десять минут туманник с самой обворожительной улыбкой вел беседу с Абеле, ненавязчиво касаясь рукава его вечернего костюма, и никто не замечал, как на висках мужчины выступает нервный пот и как босс Томазо глазами ищет пути отступления. Внимание Тумана Вонголы нервировало кого угодно, а уж направленное внимание — и вовсе лишало всякой гарантии в собственной безопасности. Гокудера, оставшийся рядом с Хибари и своим присутствием отгонявший от Облака жаждущих чужой крови светских акул, старался смеяться не очень громко. Абеле Томазо следовало лучше стараться вести дела честно и никогда не оказываться достойным интереса любого Хранителя Вонголы. Союзник — это хорошо, но искренне радеющий о том, чтобы видеться с их боссом лишь на официальных собраниях, а не вне их — лучше. Напугать Мукуро его не напугает, но задуматься о том, что нужно быть кристально искренним с эмпатом такого уровня — да.×××
Занзас сам не знал, что на него нашло. Хибари Кея, очнувшийся спустя два месяца комы, был и не был собой одновременно. Скайрини и раньше следил за чужим Облаком, в одиночку способным положить целые отряды направленных по его душу людей, но после прибытия из Японии тот стал еще более… обескураживающим. Они успели заглянуть в тренировочный зал, и Кея в два счета разнес пятьдесят среднестатистических бойцов Варии. Да, его удары потеряли в силе и скорости, но даже так, с торчащими ребрами, он был на голову лучше мусора, из которого формировались обычные отряды. Занзас едва удержался от того, чтобы влезть самому, с ностальгией вспоминая их случавшиеся стычки. Хибари Кею ждал личный офицерский состав. Рокудо Мукуро с учеником шли в запас, но с кольцами высшей пробы — Мармон уже проиграл этому иллюзионисту и, по совести, должен был бы место уступить, но у Мукуро не было ни желания, ни возможности занять его должность — он был привязан к Вонголе, а в Варию шел поиграться и подзаработать. Глядя на то, какими глазами Мукуро смотрит на облачника, Занзас отлично понимал, почему Рокудо на самом деле подал заявку. В Хибари Кее было все, что нравилось мужчинам вроде него. Были ум, сила, харизма, привлекательность физическая и неисследованный внутренний мир, трудами Коня сейчас зачищенный практически под ноль. Кея заново открывал для себя самого себя. Да, общий фасад воспоминаний остался, но болезненные инстинкты, вбитые через особо изощренное насилие над личностью, то пропадали, то случайно всплывали. Рокудо смотрел на Кею, как на добычу, смотрел жадно, но любовно и необычайно нежно, как смотрят только истинные собственники, и Занзас чувствовал, что это заразно, потому что то становящийся беззащитным, то запредельно опасным, Хибари завораживал и его. К Облаку Вонголы хотелось прикоснуться — и вот уже Занзас ловит себя на том, что неотрывно смотрит на выпирающие ключицы, на тонкие бледные губы, на руки с красивыми косточками фаланг. А то и вовсе гадает, о чем думает этот неизвестный науке зверь. К Хибари Кее хотелось влезть под кожу, забраться внутрь и познать его от корки до корки. Занзас вспоминал старый мюзикл про мужа, который на карнавале не узнал собственной жены, но позволил себе сказать, что та прочитанная от корки до корки книга. Книга Хибари теперь стала иной. И снаружи, и внутри, он изменился, стал другим — менее предсказуемым, более азартным, — спасибо, Рокудо, за порчу личности человека — но еще появилась какая-то надрывная красота, притягивающая взгляд. Занзас не знал, что это, как это называется. Вспоминал мертвое тело на постели, горящее лиловым пламенем, снова и снова начинающее дышать и снова умирающее, вонь паленой плоти, тошнотворный запах смерти, жарищу, отчаяние в воздухе, слезы Савады — и как отдавал свое пламя девчонке, сам не зная почему… Может быть, это их и связало? Занзас хотел познать того, кого спас. Слой за слоем снять все наносное и увидеть то драгоценное, что заставило его вмешаться и помочь. Да, он оставил Саваду с долгом за душой, но тот был так благодарен за помощь, что за меркантильность было даже стыдно, и когда он увидел имя на том личном деле, легшем ему на стол, Занзас списал долг моментально. Он спас Хибари, — отчасти, но все же, — а тот вернулся и отдал ему в руки свою жизнь — на время, по договору, за очень хорошие деньги, но эти деньги, на самом деле, получал любой офицер, ничего нового в суммах, озвученных за закрытыми дверями, не было — не тогда, когда среди офицеров продолжал жить и здравствовать Мармон. Мармон, известный своей жадностью и скупостью. Они обыграли все, чтобы увидеть, как перекашивает Каваллоне, и Занзас помнил несвойственный ему трепет, пока он касался Облака. В те секунды ему хотелось вести и вести губами по блестящим темным волосам, по белой тонкой шее, кончиком носа сдвинуть ткань кимоно и вжаться губами в белое плечо. Странное желание близости было почти невыносимым, Облако хотелось трогать руками, раздевать под всеми взглядами без стыда и совести, и трогать, трогать бесконечно. Рокудо не вызывал и тысячной доли этих желаний, даже отголоска, хотя тоже был красив. Но Занзасу думалось, что и безнадёжно влюбленный, Мукуро терзался теми же желаниями и тоже не знал, откуда они. Спонтанные, неправильные для воспитанного в мафии мужчины, они были и оставались с ним час за часом — пока они с Рокудо провожали Облако к скрытым апартаментам туманника, пока искали вещи для приема, пока Занзас ждал этих двоих, переодевающихся в форму Варии и делился с ними — впервые хоть с кем-то — представлениями об эффекте, который он хотел бы произвести на других боссов и их представителей. Занзас был не так уж силен в светских штучках, но знал, что за Вонголу он убьет, и за Саваду, если надо будет, убьет, а эти двое были доверенными лицами. К тому же на Кее висело обвинение в мужеложстве, на которое остальные посматривали с брезгливым отвращением — в отличие от пришлых хранителей, буддистов и прочих, классическая мафия была католиками поголовно, и даже потрахивая мальчиков за закрытыми дверями кабинетов, главным для боссов было не попасться, чтобы не допустить огласки, и вовремя исповедоваться священнику. Да, часть грязи, в которой Каваллоне играючи и от большого ума измарал бывшего любовника, пролилась на Вонголу, но инцидент, в итоге, замяли, дело осталось делом темным, но слухи пошли как круги по воде, и не было сомнений — в Кею бросят камень. И не один. Эти же камни, без колебаний, полетят в дона, других хранителей, а после появления Хибари в форме Варии — и в самого Занзаса. Скайрини было плевать. Он был готов пристрелить тех, кто слишком широко открывает рот, перешагнуть через трупы и постараться потянуться к окутанному странным светом Хранителю Облака снова. Еще он сам не знал, чего именно желает от Кеи, но, поздним вечером садясь в машину и видя, что Хибари и Рокудо, как парочка неразлучников, уже сидят напротив, готовые отправиться в ставку Варии, сбросив в особняке их дона часть вещей, Скайрини чувствовал странное спокойствие. Они во всем со временем разберутся.