Табу

Время в этих стенах летело быстро. Ведь всем этим людям нужна была моя помощь, и я помогал как мог. Днем занимался обтираниями и сменой повязок. Под покровом ночи же делал мази и отвары для лечения. Если же быть честным, просто не мог сомкнуть глаз. Мое сердце разрывалось от тоски и разбивалось от криков сына, что застряли в ушах. В тот день он кричал как раненный зверь возле ограды и звал меня чтобы я вышел, пока не сорвал голос. — Глупый юнец… Шепчу еле слышно, чувствуя как слезинки проделывают себе дорожки по моему лицу. Я тогда не вышел к нему из-за упрямства и из-за собственной слабости, сейчас же не могу, ведь я уже тоже… — Врачеватель, вы снова не спите? Оборачиваюсь на знакомый голос девочки, что недавно тут поселили и улыбаюсь. Бекхен был в таком же возрасте когда мы первый раз встретились. От воспоминаний боль начинает пульсировать в груди. Отмахиваюсь от нее и спрашиваю свою ночную посетительницу: — Ты снова не спишь Ньяёль? Совсем вылечиться не хочешь? — Хочу, конечно. Но ведь отсюда еще никто не уходил. Грущу от ее печальных глазок, а потом глажу ее волосы. В этот момент глазастая девочка замечает коросты на моем локте, и в ужасе говорит излишне громко: — Неужели вы тоже заразились?! — Это не такая уж и беда, малышка. Отвечаю быстро, чтобы предварить ее истерику. Но слезы так и катятся из бездонных глазок, утираю их и шепчу еле слышно: — Я не так уж и безгрешен дитя, это мое наказание от бога. — За что? Спрашивает глупышка и тяжело вздохнув, я отвечаю: — За любовь, дитя. За недопустимую любовь… — Но разве можно наказывать за любовь, она же чиста в глазах нашего бога?! Перечит мне этот умный ребенок, мне остается только кивать и всматриваться в полную луну что светит излишне ярко сегодня. Вскоре малышка засыпает на моих руках и я уношу ее в один из домиков, где живут дети. Сам же снова сажусь за лекарство перематывая свои болячки плотной тканью промасленные мазью. Зуд и дискомфорт сразу проходит, а я отбрасываю все лишние мысли. Тишина сопутствует моему труду, ее прерывает лишь мирное дыхание моих больных. Стараюсь сильно не шуметь, чтобы не нарушить их покой. Даже не вслушиваюсь в звуки, но улавливаю неестественный среди всех.

"Кто-то проник внутрь! Что за безумец сподобится на такое?"

Думаю про себя и беря небольшую палку выхожу встречать гостя. Тот же кто предстает передо мной пугает не на шутку. Это Бекхен, все его тело закрыто как и лицо, но личность лазутчика выдают глаза. Они наполнены болью и желанием. Но не даю к себе прикоснуться, выставляя перед собой руки и шепча: — Не подходи ко мне или тоже подхватишь проказу. Уходи прошу тебя. — Только с тобой. Шепчет мне птенец и я в этот момент хочу выть и метаться. Мне больно видеть его отчаяние, но еще ужаснее чувствовать радость от этой встречи. Мои мысли и терзания прерывает уверенный голос мужчины: — Сегодня я украду тебя. Что будет дальше неважно. Либо мы умрем вместе, либо найдем лекарство. Я много думал после твоего ухода и понял что жизнь без тебя, для меня невыносима. Прошу, не отказывай мне. — Уходи, нас прокляли боги. Ты же мое дитя, я принял их наказание на себя, так зачем ты снова ищешь их гнева. Будь разумней Бекхен и уходи, заведи семью, перестань жить иллюзиями, что мы сможем любить друг друга и жить вместе. Говоря все это, остро ощущаю головокружение от недосыпа и учащенного сердцебиения. Лишь поэтому не могу противиться, когда мальчишка подходит ближе и сняв свою маску целует мои пересохшие губы. Поцелуй на грани безумия длится долго, вгоняя меня в краску и стыд. Как и тихий шепот Бекхена: — Исин, если ты не пойдешь со мной, я останусь тут. Смотря на решимость этого повзрослевшего юноши, сдаюсь, но все же выставляю условия: — Я пойду с тобой, но ты не будешь ко мне прикасаться, пока полностью не излечишь мою болезнь. От меня помощи не жди и знай, что на поиски средства может уйти целая жизнь. Сможешь ли ты справиться с моей просьбой, сын? — Да, пусть будет так. Сбежим вместе и начнем наше путешествие. Лекарство, я обязательно раздобуду его для тебя. Тогда ты станешь полностью моим и не отцом, а мужчиной. Ты же сможешь это принять? Соглашаюсь с его предъявлениями молча и надев черный балахон из плотной ткани что сделана из шерсти черного барана, пускаюсь вслед за сыном. Нас впереди ждет дальняя дорога и возможно, в течении нее этот мальчик найдет свою судьбу и забудет обо мне, прокаженном старике, что угаснет также быстро как костер на ветру.