Горько-сладкое послевкусие

Его внимание привлекли смоляные волосы. Они вольно подпрыгивают вместе с парнем, которому принадлежат, когда тот направляется к Лиаму, уже сосредоточив взгляд на нем, его улыбка оголяет ровные зубы. В этом мальчике есть нечто дружелюбное. Нечто врожденно добродушное. Игровая площадка гудит детьми, но Лиама никогда не смущало играть в одиночестве. Дело не в том, что у него нет друзей — они есть. Но ему шесть, и пока его не беспокоят проблемы поддержания отношений. - Привет. Я Зейн, - говорит мальчик, и садится рядом на пеструю лужайку, не смотря на отсутствие приглашения. - Что делаешь? - Я Лиам. Я леплю куличики, - отвечает Лиам и зарывает пальцы в грязь, придавая ей форму. - Хочешь помочь? Зейн лихорадочно кивает головой, не задумываясь, соглашается пачкаться в грязи. Он хихикает, показывая пальцем на нос Лиама, и говорит: - Ты испачкал нос. Но это только заставляет Лиама потереть его, размазывая грязь по лицу. - Давай я, - и Зейн встает, поднимает край футболки и трет чистой тканью то место, где находится пятно, оставляя Лиама безупречно чистым. - Спасибо. Мне нравится твоя футболка, - говорит Лиам, рассматривая зеленую фигуру Базз Лайтера, - «История игрушек» - мой любимый мультик. Зейн улыбается, - кажется, это получается у него лучше всего. - Мой тоже. Они даже не обратили внимание, что село солнце и землю нельзя было разглядеть в темноте, их куличики остались забытыми. __ Их школа находится в центре их района, их дома разделяют лишь несколько кварталов. С тех пор они встречаются на автобусной остановке, рассказывают шутки, дерутся понарошку и хвалят рюкзаки друг друга. Лиам приносит карты и учит Зейна фокусам, которые ему показывает папа, когда навещает его раз в месяц, а Зейн в ответ учит его арабским словам. - Ладно, что насчет этого? - Зейн показывает ему яблоко, когда они сидят в парке на лавке. Лиам какое-то время думает. - Maftooh? Зейн отрицательно качает головой. - Это означает «открытый». Но ты близок. Лиам тяжело вздыхает. - Я сдаюсь. Что это? - Tuffaaha. Лиам повторяет «Toofahaa», и Зейн исправляет: - Нет, Лиам, tuffaaha. Двойное «а» в середине, помнишь? Лиам ненавидит разочаровывать его, поэтому пытается снова, но его язык не приспособлен к этому произношению, не знает нужных движений, и звучание получается не таким, как должно быть. - Прости. Я не знаю, почему не могу правильно произнести его. Лиам прячет лицо в ладонях, чувствует, как спустя мгновение Зейн гладит его по спине. - Всё хорошо, Лиам. Мы потом потренируемся больше. Он достает шоколадный батончик, разрывает упаковку и берет кусочек в рот, а оставшееся протягивает на ладошке. - Хочешь? Лиам качает головой, отвечает: - Мама говорит, что у меня кариес. Можно мне твое яблоко? В смысле, tuffaaha. Зейн широко улыбается, зубы перепачканы шоколадом, и отдает ему яблоко. Лиам смеется («закрывай рот, когда жуешь, Зейн!») и с удовольствием кусает фрукт. __ Между родителями в Вульверхэмптоне имеется мнение, что все люди, живущие в нем, дружелюбные, мирные и заслуживают доверия — по крайней мере, люди в их районе. Поэтому, когда они уходят из дому одни, даже после того, как стемнеет, это никого не удивляет и за это не наказывают. Лиам рассказывает Зейну о разводе своих родителей: как всё казалось хорошо, и они были влюблены, но однажды он вернулся со школы, и они сидели грустные за кухонным столом. Они объяснили, что многое изменилось, и больше не было прежних чувств, и что в этом не было вины Лиама, что это проблема взрослых, только между ними двумя, и что его папа переедет на следующей неделе, но будет постоянно навещать его, если сможет, то каждый день. Лиам резко замолкает, отворачивая лицо. - Что случилось, Лиам? Лиам качает головой. - Ты будешь смеяться. Зейн приподнимается на локтях. - Я не буду. Клянусь на мизинцах, - говорит он и оттопыривает самый маленький пальчик. Тогда Лиам поворачивается к нему, сцепляет их мизинцы вместе. По его щеке дорожкой скатывается слезинка. - Я знаю, что плакать — это глупо. Но иногда ничего не могу с этим поделать. - Он вытирает лицо. - Пожалуйста, Зейн, не смейся. - Перед его глазами всё плывет, и он яростно трет лицо, чтобы скрыть свой стыд. Когда он поднимает взгляд, с удивлением обнаруживает, что Зейн тоже плачет, но по-другому. Он не пытается скрыть этого, спрятать то, что Лиаму легко увидеть. В его действиях нет смущения. - Видишь, Лиам? - говорит он, - в этом нет ничего постыдного. Лиам не понимает этого, не может осмыслить, что Зейн только что сделал для него, но решает, что скорее всего так поступают лучшие друзья. Теперь он чувствует себя комфортно, хочет поделиться частью своих чувств, о которых никто не знает. - Иногда мне становится грустно. Он не навещает меня так часто, как обещал. Почему он меня не навещает? Зейн задумывается, закусывает губу, пытаясь найти ответ. - Может, это потому, что вы не поклялись на мизинцах? - Лиам кивает. - Должно быть, дело в этом. Если обещаешь на мизинцах, тогда это по-настоящему. Остальное — не в счет. Лиам смотрит вниз. - Зейн? - Да? - Иногда... я завидую. Завидую тебе и твоему папе, - он поднимает взгляд к Зейну, который уже смотрит на него. - Это нормально? -Думаю, да, - Зейн медленно кивает. - Думаю, это нормально. Лиам улыбается, и слезы продолжают катиться по его щекам, но по-новому. Они не от злости или обиды, а от благодарности. От принятия. - Спасибо тебе. Зейн щипает Лиама за мочку уха, слегка тянет. - Afwan. Пожалуйста. __ Зейн считает школу бессмысленной: математику, природоведение, историю и все эти предметы, которые он не находит необходимыми в жизни. Его учителя, по большей части, добры (они даже относятся к нему снисходительно, если он разговаривает на уроках), но они не задерживают его внимания надолго. Когда они позвонят ему домой пожаловаться на его невнимательность, его мама просто кивнет, вздохнет и скажет: «просто он такой и есть», но все равно попытается переделать его. «Тебе нужно перестать спать на уроках. Тебе нужно проявлять интерес. Тебе нужно быть внимательнее». Но это всегда было нелегко, и в глубине души его родители об этом знали. Время ИЗО, к сожалению, единственного предмета, который он может вытерпеть, и им было сказано создать картину в свободном стиле, всё, что они захотят. Зейн берет стремянку-табурет и с нетерпением тянется за акварелью. - Лиам? Лиам! - Лиам поднимает взгляд со своего небольшого холста. - Можешь помочь мне? Лиам кивает и подходит к нему, ждет, пока Зейн слезет, чтоб он смог забраться на табурет. Ему приходится стать только на первую ступень, а не как Зейну, на вторую. Он с легкостью берет принадлежности и передает их Зейну, который радостно улыбается и возвращается на свое место, раздумывая над своим шедевром. И только когда Лиам подносит кисточку к листу, он вспоминает, что еще неделю назад Зейн без проблем мог дотянуться до того места. Бывают моменты, когда Зейн чувствует себя отшельником. Никто не хочет, чтобы так получалось, - они все еще дети, и пока в них нет жестокости, - но это всё в озадаченных взглядах и поднятых бровях, в том, как им нелегко произнести его имя, хотя он легко справляется с их именами. «Какое смешное имя», - смеются они, и это не со зла, но и этого вполне достаточно. Каждую пятницу к ним в класс приходит библиотекарь, чтобы прочитать им историю. Сейчас декабрь, и зелено-красные украшения развешены по школе, люди повторяют «Веселого Рождества» в разговорах, словно мантру. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что он не вписывается в этот круг, не является его частью, так что становится лишь слегка неловко, когда библиотекарь пристально смотрит на него, с книгой о Санта Клаусе в руках, и говорит: «Ты же не против, что я это читаю?» И что ему остается делать, кроме как покачать головой? Он не против (правда, не против), но есть в этом нечто такое, что образует в нем пустоту, словно женщина посчитала, что ему необходимо признаться в том, что он не похож на своих сверстников, еще больше, чем он думал до этого. Именно после этого инцидента такие ученики, как Эйден, Дэн и Эмили, думают дважды, прежде чем задать ему вопрос, словно он какой-то пришелец из космоса, а не человек. Они спрашивают неверные вопросы (детям не знакома логика), но в их головах запечатано, установлено, что во многом Зейн не такой, как они. Он никогда не будет есть свинину или ходить в церковь, у него никогда не будет имени наподобие Алекс, Калеб или Брайан, к которым привыкло его окружение, имена, к которым теперь привык и он. Он никогда не станет просто очередным мальчиком в длинном списке детей, когда проверяют присутствие, и когда, наконец, доходят до его имени, они запинаются, как это обычно бывает, после чего что-то мямлят в слабой попытке произнести его имя. Иногда он приходит домой и долго плачет, пока не промокнут подушки, мечтая лишь о том, чтобы стать таким же, как все. И Лиам замечает. В этом проблема Лиама: в большинстве случаев его шестое чувство приходит на помощь, но иногда оно просто приносит мучения. Он пихает Зейна в бок, пока тот не признается, что да, ладно, меня кое-что беспокоит, но он не признается, что. Поэтому Лиам недолго молчит, размышляет над этим, как кажется, часами, пока не возвращается обратно и не заставляет его признаться. - Это из-за того, что случилось в школе, да? - спрашивает он, и молчание Зейна — всё подтверждение, что ему нужно. - Ты можешь сказать мне. Но Зейн не отвечает, и он продолжает: - Я думал, что мы лучшие друзья. Лучшие друзья говорят друг другу всё. Кажется, это был удар ниже живота, потому что через доли секунды он отвечает: - Мы лучшие друзья. Мы всегда ими будем. Мне просто не нравится это, Лиам. Мне не нравится быть не таким, как все. Я бы больше нравился людям, если бы был другим, и ты это знаешь. Я хочу быть похожим на тебя. Лиам качает головой. - Это неправда. Ты мне очень нравишься, разве не так? Зейн фыркает. - Только тебе. - Если бы ты не был точно таким, как сейчас, то, может, так бы мне не нравился. Кроме того, что в тебе есть такого, что может тебе не нравиться? - Всё, - вздыхает Зейн, смотрит от стыда на землю, неловко мнет свои крохотные ручки. - Я не праздную Рождество и не ем ветчину. Я даже не смог есть сэндвичи, которыми Эмили вчера поделилась с классом! Лиам плавно подходит к нему так, что теперь они касаются локтями. - Я знаю, как сильно ты любишь кебабы. Как бы ты себя ощущал, если бы твоя мама никогда не готовила их, потому что не знала бы как, потому что никогда бы не встретила твоего отца, и вы бы постоянно ели пиццу и салаты? Как бы ты себя чувствовал без кебабов, Зейн? Рот Зейна открыт в форме буквы «о», лицо полное ужаса. - Это было бы невыносимо! Лиам улыбается. Это работает. - А как бы ты себя чувствовал, если бы тебе пришлось пропускать Ид? Только подумай о подарках, которые бы ты упустил. И деньги. Тебе дарят много денег, помнишь? Зейн нетерпеливо кивает головой. - Даже твоё имя крутое. Сколько людей в нашем классе может сказать, что их имя арабское, а? - Он кладет руку Зейну на плечи и ободряюще сжимает. У Зейна на лице широкая улыбка, и Лиам знает, что выиграл эту битву. - Ты прав. Ты всегда прав, Лиам, - говорит Зейн, и в смущении мотает головой. - Я не должен быть таким глупым. Ana aasif. Извини. __ Лиам полон нетерпения, когда он подходит к маме и тянет ее за блузку. - Мам, как испечь торт? Она убирает трубку от уха. - Для чего, дорогой? - У Зейна завтра день рождения. Он думает, что я забыл, но это не так. Я хочу сделать ему сюрприз. Она улыбается, глядя на него сверху вниз, ее светлые волосы падают ей на лицо. - Я бы с удовольствием помогла, но ты же знаешь, что у меня плохи дела с выпечкой. Мы можем пойти сегодня вечером в магазин и купить готовый, согласен? Лиам непреклонно качает головой и говорит: - Он не может быть из магазина, мам. Он должен быть отсюда, - он указывает пальцем на свою грудь. - Даже так? - спрашивает она и заканчивает телефонный разговор. Это кошмар. Мало того, что они полностью измазались мукой и маслом (даже не смотря на фартуки), так еще и торт получился черным снизу и недопеченным сверху. Лиам тяжело вздыхает. - Прости, родной, - говорит его мама, - я же сказала, что не большой пекарь. Он жмет плечами. - Все нормально. - Он трет нос, потом понимает, что, отлично, теперь и он в муке, и спрашивает: - Ну так что, в супермаркет? __ Пирожное кажется огромным в его маленьких ручках. Он втыкает в его середину свечку и украшает посыпкой, которую нашел в шкафчике на кухне. Свеча стоит в центре восьмерки, цифра выглядит так, будто бы ее нашкрябала курица, но это его собственный почерк, поэтому он решает, что Зейн это оценит. Он мог выбрать торт, и изначально так они и собирались сделать, но в этом пирожном было нечто такое, что, Лиам был уверен, понравится Зейну больше. Зейну нравилось необычное. Это пирожное не обычное, не маленькое и рассыпчатое. Оно большое, твердое и определенно сможет оставить сытым больше, чем одного человека. - Оно идеальное, - говорит Лиам, глядя на него, и на лице сияет улыбка. - Не могу дождаться, когда он увидит. Он будет так удивлен. Его мама улыбается ему и говорит: - Дай знать, когда он придет, чтобы я зажгла свечку. Зейн приходит четырнадцать минут спустя, и Лиам крепко обнимает его, после перешагивает через порог. - Пошли. У меня для тебя сюрприз. Зейн недовольно стонет. - Я ненавижу сюрпризы. - Этот тебе понравится. Закрой глаза. Мам! Пришло время! Она проходит на кухню сзади них и, выполнив свою миссию, отправляется обратно в свой кабинет. Зейн упрямо отказывается закрывать глаза, поэтому Лиам накрывает их своими руками и ведет его на кухню, останавливаясь перед пирожным. - Готов? Раз, два, три! Зейн пристально смотрит на него, на губах появляется улыбка. - Это для меня? - спрашивает он. Лиам счастливо кивает головой. - Да. Всё для тебя. - Зейн собирается задуть огонь, но Лиам его останавливает. - Загадай желание! Всё, что хочешь. Тогда Зейн непроизвольно закрывает глаза и стоит так некоторое время. Лиаму не терпится узнать обо всём, чего ему желается. Когда огонек гаснет, Зейн хватает пирожное руками и без стыда сует кусочки в рот, оставляя в уголках губ крошки. - Попробуй, - говорит он командным тоном, голос приглушен из-за набитого рта. Он улыбается счастливее, чем Лиам когда-либо видел. И в обычной ситуации он бы сказал «нет, Зейн, это плохие манеры», но его окутывает состояние комфорта, и прежде чем он сам успевает понять, он тоже отламывает кусок десерта. __ Однажды ночью в окно Лиама раздается стук. Сначала он думает, что ему послышалось, и возвращается ко сну, пока резкий звук снова не будит его. Он раздвигает шторы и видит посреди своего газона Зейна, стоящего с улыбкой на лице. - Зейн? Что ты делаешь? Ты в курсе который час? - Спускайся! Мне нужно показать тебе кое-что. - Не могу. У меня будут проблемы. Зейн складывает ладошки, словно в молитве. - Пожалуйста, Лиам? Когда Лиам дует губы и упрямо качает головой, Зейн умоляет: - Пожалуйста? - Ладно, ладно! Только тихо, - шепчет он, надевает свитер, обувает первую попавшуюся обувь и забирается на крышу. - Будь осторожен, - просит Зейн. Лиам спускается вниз по лестнице и встречается с искрящимися глазами Зейна. - Следуй за мной, - говорит он, берет Лиама под руку и ведет их к дереву. - Я ничего не вижу, - говорит Лиам. - Смотри, вон же, - возражает Зейн и указывает пальцем на гнущуюся ветку, где находится птичье гнездо с яйцами. - Мама их бросила, Лиам! Мы должны их спасти. Лиам машет головой. - Нет. Ни за что. - Пожалуйста? - Нет. - Но посмотри на них, Лиам. - Зейн подходит ближе, и если бы он протянул руку, то с легкостью бы достал их. - Они здесь совсем одни, и никто их не покормит. Что если одна из этих злых птиц превратит их в свой ужин? Что тогда? И тогда мы будем до конца жизни думать, что бы могло... - Ты гулял здесь один? Зейн серьезно смотрит на него, выпятив нижнюю губу, его глаза большие и блестящие. Они полны слез. - Пожалуйста, Лиам? Мне страшно за них. Лиам кладет руку Зейну на плечо. - Наверняка, она скоро вернется, Зейн, нам не о чем беспокоиться. - Но, кажется, Зейна это не убедило, поэтому Лиам продолжает. - Да, она улетела, чтобы добыть пищу. Потому что скоро они вылупятся, и ей нужно будет их покормить, верно? Потому что мамы в этом разбираются, разве не так? Мы бы не знали, как о них позаботиться. Зейн удрученно вздыхает и, сдавшись, опускает плечи. - Наверное, ты прав. - Он пожимает плечами, и слеза скатывается по щеке. - Я просто подумал, что мы бы смогли стать для них хорошими родителями. Лиам обнимает его, голова лучшего друга идеально, как один кусочек пазла ложится в другой, вписывается в его плечо. - С ними всё будет в порядке, вот увидишь. Зейн поднимает голову и сгибает свой мизинчик. - Обещаешь? Лиам сцепляет их пальцы. - Обещаю. И кажется, что от этого Зейну становится немножечко лучше, но недостаточно, по крайней мере, для Лиама, поэтому он идет к ближайшему соседскому саду, держа Зейна за руку, срывает там сирень, осторожно, чтобы не сломать веточку, и кладет ее Зейну за ухо. Зейн вытирает нос рукавом, и Лиам снова берет его за ладошку и ведет обратно домой. Два невинных ребенка бродят по улицам в самый разгар ночи, не заботясь ни о чем на свете. __ Несомненно, Эмили — самая общительная девочка в классе, дружит со всеми одноклассниками, обожаема учителями и сверстниками. Всё в ней сладко (настолько сладко, что это оставляет у Лиама неприятный привкус во рту). Также никак не помогает то, что она ищет любой повод, чтобы находиться рядом с Зейном. - Что ты рисуешь, Зейн? - спрашивает она, и ее голос полон интереса. Её блондинистые кудри подпрыгивают с каждым ее движением. Она напоминает ангела, думает Лиам. Он ненавидит этот факт. Зейн чему-то улыбается, кажется, не обращая внимания на окружающий мир. - Рассвет. Лиам их любит. Она улыбается в ответ и становится ближе к нему. - Я тоже. Они такие красивые. - Зейн ничего не говорит в ответ. - Сядешь сегодня со мной на ланче? - Лиам замечает нотку волнения в ее голосе, усмехается, потому что Зейн не бросит его ради этой девчонки, даже если она их подруга. Точнее Зейна. Зейн смотрит на них обоих, жмет плечами, говорит «Конечно» и продолжает рисовать. Она радостно смеется и уходит в другую часть комнаты, пока Лиам старается сделать вид, что только что не подслушивал разговор. - С кем тогда я должен сидеть на ланче? - спрашивает Лиам, не пытаясь скрыть раздражение в тоне. - С Эйденом? Дэном? Мэри? Знаешь, у нас же есть и другие друзья. Лиам смотрит, как он добавляет немного оранжевой краски к солнцу на светло-голубом фоне. Лиам фыркает недовольное «Хорошо» и не стесняется ходить надутым весь оставшийся день. __ - Она меня поцеловала! - восклицает Зейн, его лицо светится, словно лампочка. Он ходит взад-вперед по комнате Лиама, активно размахивая руками. - По-настоящему поцеловала. Ты можешь в это поверить? Лиам не знает, что это за боль в его груди и откуда она вдруг взялась, но она неприятна. - Да неужели. - Да, это было невероятно! Мы просто сидели и говорили о наших любимых персонажах (она любит Белль, ты знал это?), и потом ни с того ни с сего она поцеловала меня, и сначала я даже не понял, что происходит, но блин. - Он тяжело вздыхает, заваливается на кровать Лиама с закрытыми глазами. - Думаю, я влюблен. Лиам усмехается и закатывает глаза, делает это демонстративно. - Ага. Точно. Зейн хмурит брови. - Я серьезно. Она поцеловала меня. Это значит, что она меня любит. - Ты целовал меня, - говорит Лиам, и как только это слетает с его уст, он мечтает взять свои слова обратно, засунуть буквы одну за другой себе в глотку и проглотить. Он усиленно мотает головой. - Забудь. Мы можем поиграть в карты или еще что-то? И может быть, часть его хочет, чтобы Зейн сказал «нет, объясни, что ты имел в виду, я не уйду, пока ты этого не сделаешь», но по большей части он рад, что Зейн встает и берет колоду со стола, больше не возвращаясь к теме. __ Они больше не целуются, а точнее — у них едва есть на это время, так как на следующей неделе Эмили решает разорвать отношения, говорит, что не хочет показаться грубой, но она больше не хочет быть с Зейном и думает, что им лучше остаться друзьями. Он улыбается, когда она уходит, но плачет в тот самый момент, как остается один. Лиам гладит его по спине, говорит «не держи это в себе, ну же», пока Зейн не говорит, что ему дурно. - Почему я ей больше не нравлюсь, Лиам? Я сделал что-то не так? Лиам качает головой. - Конечно, нет. Она просто передумала, вот и всё. - Его футболка вся в мокрых пятнах от слез Зейна, и он чувствует, как они просачиваются сквозь ткань, но его это не сильно смущает. - Это не твоя вина. - Я должен был послушать тебя. Ты был прав. Ты всегда прав. - В его глазах все еще видны слезы, но уже не так, как до этого. - Девчонки — дуры. Лиам тихонько смеется. Это заставляет Зейна улыбнуться. - Да, это точно, - соглашается он. - Кажется, ты погряз со мной. - Он обхватывает Зейна за шею и ерошит его волосы, пока Зейн не начинает трястись от смеха, умоляя, чтобы он остановился. Они лежат на кровати Лиама (так много времени проведено в кроватях друг друга), и Зейн обращает внимание на стены комнаты. - Ты повесил рисунок, который я для тебя нарисовал? Лиам смущенно краснеет. - Э-э... ага. Ты не против? Зейн улыбается ему. - Конечно, нет. Просто я удивлен. Не знал, что он так тебе понравился. - Ну, вот видишь. Он мне очень нравится. У Лиама возникает чувство, что он должен отвернуться, потому что румянец на его лице невозможно скрыть, но он не делает этого. Он всегда слышал выражение «бабочки в животе», но только рядом с Зейном он хотя бы начинает понимать его значение. Кстати, откуда там бабочки? - Хорошо. Тогда я нарисую тебе еще. __ С тех пор проходит четыре года, каждый день — это компания друг друга, школа, ночь и день, всё это формирует непрерывный круг, пока луна и солнце сменяют друг друга. Их тела меняются, и, привыкая к ним, они пытаются успеть за этим темпом. Время ничего не значит, но с другой стороны время значит всё. __ Обычно Зейн находится дома у Лиама, занимая дополнительное место за обеденным столом, словно это его второй дом. Он полюбил маму Лиама, особенно ее стряпню. Но иногда Лиам сам приходит к Зейну. Он стучит в дверь, ожидает, что ему, как обычно, откроет Зейн, потому что он всегда находится в предвкушении прихода Лиама. Но вместо этого его встречает мама Зейна, виноватая улыбка на её лице. - Боюсь, что Зейн плохо себя чувствует. Ты можешь попытаться завтра еще раз, Лиам. - С ним всё хорошо? Это всё моя вина. Я знал, что его общение с Эйденом — плохая идея... Эйден простыл, но всё равно пришел в школу... А я его не предупредил. Я должен был, мне жаль... Она качает головой и слабо улыбается. - Не волнуйся, милый, дело не в этом. Он просто устал, вот и всё. Лиам — просто ребенок, многого не понимает, но складка на ее лбу заставляет его сомневаться, навевает беспокойство. Лиам чешет затылок, не спешит уходить, но понимает, что его присутствие не желаемо. - Ладно. Тогда я зайду завтра, если вы не против. Спокойной ночи, миссис Малик. Его шаг по дороге домой нечеткий. Солнце садится за горизонт, оно оранжевое, словно пылает, и такое яркое-яркое. Совсем как Зейн, если так подумать. Он улыбается. Зейн. Этот мальчик совсем как рассвет. __ В субботу утром он просыпается словно новенький, так как с нетерпением ждал встречи с Зейном еще со вчерашнего дня. Ночи в его отсутствие совсем не те. Когда он стучит в дверь, то именно Зейн открывает ее, в зеленом худи и тёмно-серых спортивных штанах. - Привет, - говорит Лиам, - твоя мама сказала, что ты плохо себя чувствовал. Рад, что тебе лучше. Он заходит внутрь, и они направляются в спальню Зейна; он чувствует себя как дома. - Я в порядке. Просто хотел спать. - Зейн зевает, прикрывает рот. - До сих пор хочу, если честно. - Тогда я лучше пойду — дам тебе отдохнуть. Прежде чем Лиам успевает выйти за дверь, Зейн хватает его за рукав. - Нет! Я не это имел в виду. Нет ничего плохого в том, что я немного устал, верно? Он потирает глаза, и сначала это выглядит обычно, нормально, но это происходит снова, снова и снова, пока не создается впечатление, что он засыпает сидя. Лиам слегка толкает его, шепчет: - Зейн. Зейн? Мы хотели посмотреть «Начало», помнишь? И Зейн лениво открывает глаза, не понимая, что происходит. - А? Прости, Лиам. Не понимаю, что со мной. - Он зевает и сворачивается клубком. - Может, тебе нужно еще немного поспать. Я могу уйти. Сегодня мама как раз делает лазанью. Зейн лихорадочно мотает головой, надув губы. - Мы все еще можем посмотреть его. Пожалуйста, Лиам, останься. Лиам включает ДВД и ложится рядом с Зейном, скрестив лодыжки, и Зейн делает то же самое. Фильм начинается, и Лиам изредка поглядывает на парня, с волнением и, если быть честным с собой, легким беспокойством. Звуки пения в начале, кажется, не дают Зейну уснуть, но как только приходит черед обычных диалогов, его глаза начинают закрываться, а разум ускользает всё дальше и дальше в мир подсознания. Лиам думает, что, может быть, ему просто нужно еще немного отдохнуть, и дает ему эту возможность, не двигается, когда Зейн, сам того не зная, меняет положение, кладет голову Лиаму на плечо. На экране мелькают титры, а глаза Зейна все еще закрыты, рот слегка приоткрыт. - Зейн, - шепчет Лиам, и легонько пихает его в бок. Зейн лениво открывает глаза. - Просыпайся, соня. Зейн потягивается, убирает голову с колен Лиама. - Который час? - Половина девятого. Зейн выпучивает глаза. - Фильм! Я пропустил его. Лиам. - Он зарывает лицо в руки. - Мне так жаль. Лиам пожимает плечами. - Всё в порядке. Ничего страшного. - Но эгоистичная часть его с этим не согласна. Зейн молчит продолжительное время. - Мама хочет, чтобы я сходил к врачу. Я постоянно устаю. - Это серьезно? Может, ты просто мало спишь ночью? Зейн качает головой. - Наоборот. Я постоянно сплю, но все равно уставший. Странно, да? - Он пожимает плечами. - Я правда не хочу идти, но у меня нет выбора, не так ли? - Наверное, так. Но всё будет хорошо. Могу поспорить, что ничего серьезного. Зейн подлезает обратно к нему и кладет голову на колени, как было до этого. - Например, прямо сейчас я бы смог уснуть просто в такой позе. - Так же внезапно, как он лег, Зейн приподнимается на локтях и опирается подбородком на руки. - Но я не буду. Ты же здесь, и нам еще надо попрактиковать арабский. Лиам улыбается. - Ладно. Проверь меня. Зейн осматривает комнату, затем берет ручку со стола. - Qalam. - Молодец. А что насчет... - Зейн указывает на стул, на который садится, - этого? - Kursi. Ну же, ты спрашиваешь легкое. Проверь меня по-настоящему. Зейн загадочно улыбается, молча забирается на кровать и целует Лиама в губы. Лиам закрывает глаза, потому что так делают все взрослые в фильмах, когда их целует возлюбленный, и не хочет признавать, что расстраивается, когда Зейн отстранился. Он словно поражен, его мысли проносятся со скоростью света, и он не понимает, почему. - Лиам? Ты в порядке? Он возвращается из транса. - Ага, эм, я... я не помню. Это слово, в смысле. Я не помню это слово. - Нет, ты помнишь. Подумай лучше. Лиам старается изо всех сил и в поисках перебирает глубины своего мозга, но даже английский сейчас помнится смутно. - Что-то на «b»... Зейн наклоняется вперед, его дыхание щекочет лицо Лиама. - Buh... bo... - Лиам заикается, и Зейн приближается ближе и ближе, пока Лиам не говорит: - Bosa? - и тогда Зейн отстраняется, кивая головой, словно молча хваля Лиама. - Еще секунда и мне пришлось бы снова тебя поцеловать. - Он смеется, подбирая принадлежности, разбросанные по полу. - Мама говорит, что это некультурно, когда приходят гости, а у тебя бардак в комнате. Говорит, что нет ни одного ребенка в моем возрасте такого неряшливого, как я. Лиам пожимает плечами, все еще не отойдя от шока. - Это всего лишь я. Мне все равно. - Но твоя комната всегда так хорошо выглядит. - Зейн вздыхает. - Я хотел бы быть таким аккуратным, как ты. Может, тогда мама не орала бы на меня столько. После того, как Зейн убирает в течение пяти долгих минут, он снова возвращается на кровать к Лиаму и сворачивается рядом с ним. - Я рад, что тебе нравятся мои рисунки, - шепчет Зейн, глядя на свои руки. - Кажется, больше никому не нравятся. Лиам пытается заставить Зейна взглянуть на него, но тот отказывается. - Это неправда. Они невероятные. Зейн лишь слабо пожимает плечами, ничего не говорит. И тогда Лиам берет ручку с прикроватной тумбочки и вытягивает перед собой руку Зейна. Зейн ничего не спрашивает, лишь смотрит, как Лиам рисует на внутренней стороне его руки, слегка ерзает, потому что боится щекотки больше, чем кто-либо на свете. Он держит перед собой руку, и Лиам наблюдает, как его озадаченное выражение лица сменяется на радостное. - Это для чего? - спрашивает он, водя смуглыми пальцами по полумесяцу снова и снова, пока чернила не размазываются. - Я дорожу тобой, - отвечает Лиам. - И я дорожу твоими рассветами. __ Лиам не помнит, что это был за день, знает только, что в тот раз всё казалось пустым, черным и ужасающим. Он не видел Зейна, как казалось, целую вечность, и не понимает почему. В последнее время дорога к Зейну быстрая — он не тянет время, и яростно стучит в дверь. Первые несколько раз отвечает его мама, с уставшим взглядом она натягивает улыбку, ее лицо кажется восковым. Всегда то же самое «он плохо себя чувствует, он утомлен, он устал, он устал, он устал, попытайся завтра». Сказать, что Лиам волнуется — не сказать ничего. А что же насчет уроков, которые пропускает Зейн? Если он не может увидеть Зейна с разрешения, он сделает это без него. Сначала он использует мелкий щебень, чтобы постучать в окно, но, кажется, это не срабатывает. После еще пары попыток у окна появляется Зейн, потирая глаза и зевая. Он открывает окно, и в ночном мраке Лиам едва может разглядеть его лицо, звезды не прикладывают никаких усилий, чтобы помочь Лиаму в попытке рассмотреть его. - Лиам. Что ты здесь делаешь? - Навещаю своего лучшего друга, что же еще? Можно мне подняться? Зейн кивает и открывает окно пошире, пока Лиам поднимается по лестнице на крышу уверенными и осторожными шагами. Он с легкостью забирается в комнату Зейна, тихо ступая на ковер. Он обхватывает Зейна руками, гладит по спине. - Такое чувство, что я сто лет тебя не видел. - У меня такое же, - Зейн отлынивает от него и ложится на кровать, хлопая рукой по месту рядом с собой. Его волосы взлохмачены, торчат в сотни разных сторон. На нем нет ни штанов, ни футболки, ноги худые и смуглые. - Как в школе? Лиам фыркает. - Какая разница? Расскажи, где ты был, что делал. Что происходит? В тот момент Зейн кажется пятилетним ребенком, по крайней мере, Лиаму. Возможно, дело в изнуренности, непонимании... грусти. Дети не должны так выглядеть. Лиам уверен, что никогда не выглядит так, разве только, когда думает о своем отце. - Не смогу сказать тебе, по скольким врачам меня протаскала мама за эти последние несколько недель. Туда-сюда, туда-сюда, доктор такой, доктор сякой, проверьте это, проверьте то. - Он вздыхает, глубоко, медленно, осторожно. - Они дали тебе лекарства, чтобы ты поправился? Зейн смотрит на него, грустно улыбается. - Что-то в этом роде. - Ты мне не всё рассказываешь. Я не дурак, - он держит Зейна за плечо, словно вымаливая ответы. Просто создается впечатление, что Зейн не здесь, что он сам не свой и будто... под наркотиками. Голос Зейна такой тихий, что Лиаму приходится напрячь слух, чтобы услышать его, ухо в нескольких сантиметрах от губ Зейна. - Мама не перестает плакать. Папа тоже грустный. Я случайно услышал, как он говорил маме о деньгах, которые должен врачам. Мне так плохо, Лиам. Это всё моя вина. Ничего бы не случилось, если бы я просто берег себя. Я просто уверен, что всё бы было хорошо. Лиам качает головой. - О чем ты? Зейн начинает плакать, злобно пытается сдержаться и прикусывает язык, но это не срабатывает. - Это называется нарколепсией. Слышал о ней уже достаточно раз, чтобы запомнить название (ты же знаешь, как у меня с ними плохо), но это причина, почему я вечно уставший. Это не так просто, как обычный недосып. - Он прячет лицо в руках, и уже один этот жест вызывает у Лиама желание свернуться в клубок и навсегда остаться в таком положении. Это причиняет ему больше боли, чем он может себе представить. - Я слышал их разговор. Они пытались понять, как всё исправить. Я сломан, правда, Лиам? Я сломан. - Он рыдает, его плечи содрогаются, словно маленькие лавины, словно его тело злится на него за его слабость; ему все равно, что их родители могут проснуться в любой момент и обнаружить их вдвоем в столь ранний час. - Это неправда. Ты не сломан. Не говори так, ладно? Я никогда больше не хочу этого слышать. - Он целует Зейна в висок, убирает назад прядь волос, которая упала на глаза. Зейн кивает, не открывая глаз, но Лиам знает, что не убедил его. - Enta kaamil, - говорит Лиам. Ты целый.