Горько-сладкое послевкусие

Лиам становится частью происходящего. Он не отец Зейну, но иногда не может поделать ничего с чувством долга защищать и оберегать. Он не знает, какая часть мозга отвечает за эти функции, но в дни, когда Зейн смотрит на него с раздражением, мечтает, чтобы она совсем перестала работать. Минуты превращаются в часы, часы в дни, и Зейн теряет энергию, слово старая машина, полная пыли и изъезженная до своего предела. Он постоянно уставший — не проходит ни минуты, чтобы он не хотел прикрыть глаза, за исключением часа или двух после двадцатиминутного дрёма. Его глаза принимают обычную форму, лишь изображая сон, но никогда не отдыхая. Появляется определенный порядок вещей, способы, чтобы добиться сна. Например, почитать скучную книгу Хемингуэя в 15:30 во вторник или полежать в кровати, глядя в потолок, в полу-удобном положении, после того, как он сделал домашнее задание и нуждается в перезарядке. Ощущение неудовлетворенности всегда рядом, в дальнем углу его мозга, оно разрушает его рассудок шаг за шагом. Он узнает, что существует несколько симптомов нарколепсии, некоторые из них опаснее других. У некоторых людей имеется один, у некоторых — все, у некоторых — чередуются. Один из них, самый частый, - это ИДС. Избыточная дневная сонливость. Он думает, это невероятно, что даже после долгого сна он умудряется отключиться в течение дня, с той же усталостью, что и до этого. Сначала учителя делают ему замечания при всех, устраивая целое представление, чтобы опозорить его и преподать урок. Выражения их лиц после того, как Зейн наедине объясняет им свою ситуацию, говорят о том, что они больше не будут кричать на ученика за то, что он уснул на уроке, не смотря ни на какие обстоятельства. Пропасть, которая была между ним и другими учениками, возвращается в день, когда он впервые видит галлюцинации. Он находится на уроке, отчаянно пытаясь сосредоточить взгляд на желтом свитере Рози Вонс, потому что его кислотный оттенок не дает ему уснуть. И, откуда не возьмись, в воздухе появляются черные и красные линии. Сначала одна, затем три, затем пятнадцать, и затем сотни их плывут перед глазами. Он тянет руку, чтобы прикоснуться, но ничего не чувствует. В его ушах раздается звук школьного звонка, и он слишком громкий, слишком высокий. Он моментально прикрывает уши, кричит «Хватит, хватит!», и если он не привлек внимание одноклассников до этого, то точно сделал это сейчас. Обидные прозвища и смешки ранят не так сильно, как чувство одиночества, что преследует его. Это то, что он не может избежать, то, что переживает только он. Больше никто не понимает. Даже доктора, которые спокойно объясняют: - То, что ты испытываешь, называется гипнотическими галлюцинациями, общепринятый симптом нарколепсии. Иногда ты видишь и слышишь то, чего нет, и это вызывает проблемы с отличием реальности от выдумки. Он усмехается. - Да что вы говорите. - С этим трудно справиться, я знаю. Просто подожди немного, ладно? - доктор улыбается ему, и от этого Зейну хочется вырвать. - Если честно, вы не знаете, но есть кое-что еще, - внезапно ему хочется поделиться. - Позапрошлой ночью я плакал, и ни с того ни с сего я просто, как бы... замер. В смысле, не полностью, но я не мог пошевелить головой и чувствовал сильную слабость. И я не мог ходить. Врач садится в кресло, делает наброски в своем блокноте дорогой шариковой ручкой, которую носит в кармане. - Тебе не о чем беспокоиться. Катаплексия случается в семидесяти процентах случаев у людей с твоим заболеванием. Зейн сглатывает. Заболевание. Словно он мутант, который умрет в последующие сутки. - Значит, это все? Я просто буду терять свои силы каждый раз, когда плачу? Доктор качает головой. - Не только, когда плачешь. Иногда это может быть переизбыток смеха или страха, подобных эмоций. Причиной является острое ощущение эмоции, либо частота ее ощущения. Если ты немного посмеешься, это не причинит вреда, точно так же и с плачем, небольшое количество не имеет огромного влияния, но те же самые эмоции, но на полную мощность, могут моментально вызвать очередной приступ катаплексии. Зейн думает о том, насколько он эмоционален. - Круто. Просто замечательно. Пожилой мужчина вздыхает (видимо, ему хватило хамства Зейна за день) и направляется к выходу. - Ты все еще слишком молод, и я знаю, что, должно быть, это все наложило на тебя свой отпечаток. - Он делает паузу, пытаясь придумать самый утешительный набор слов, на который способен, наконец останавливаясь на: -Выше голову, парень. Всё наладится. Зейн усмехается. Этого никогда не произойдет. __ Дождь — самая хитрая погода. Он вызывает эти линии чаще, чем солнце или снег, и они маскируются в нем, словно там их место. Они захватывают его кругозор, сначала постепенно, а затем полностью, пока он инстинктивно не тянется к ним рукой и отталкивает, но они никогда не растворяются. Только если сами того не пожелают. Он живет с этим уже чуть больше года, и его удивляет, что он до сих пор к этому не привык. Даже на немного. У него хорошо получалось скрывать это от людей в школе, от других друзей (всех, кроме Лиама), но это было нелегко. Когда узнает один человек, он рассказывает кому-то еще, пока вскоре все вокруг не шепчут язвительные комментарии, когда он идет по коридору или к своему месту. Может, они делают это не со злым умыслом, может быть, лишь от любопытства, но это определенно выглядит по-другому. Это заставляет его прикусывать щеку от волнения и опасения, и всё, чего ему хочется, это свалить к черту оттуда, либо совсем испариться. У него не было другого выбора, как проинформировать учителей. Он умолял маму не заставлять его, но у него не было шансов на победу в этом споре. Он видел, как поднимались их брови от неуверенности, что сказать, как, возможно, его утешить, после чего они нервно кашляли и говорили «да, хорошо, я прекрасно понимаю... нет, справка от доктора не обязательна», и на этом всё. Совсем не помогает то, что теперь, когда он проходит в класс на десять минут позже, учителя делают вид, что не замечают этого, когда еще год назад они бы были готовы съесть его живьем. -Мне не прописывают лекарства, - объясняет Зейн, - говорят, что я не готов к ним. Они говорят, чтобы я принимал аптечные, которые может купить любой, кому нужно наладить режим сна, но они не очень помогают. Я просто хочу поправиться, знаешь? Я хочу этого больше всего на свете. Лиам не знает, что сказать, ему хотелось бы просто заключить Зейна в объятия и сказать, что всё наладится, но Зейн не заслуживает обещаний, которые, скорее всего, никогда не сбудутся. Он заслуживает лучшего, большего. Поэтому вместо этого Лиам смотрит в пол и говорит: -Я бы хотел это исправить. Как-то помочь тебе. Зейн грустно улыбается, они больше не говорят друг другу ни слова в этот вечер. Лиам никогда не поймет, каково это, справляться с тем, что Зейн переживает день ото дня. Он видит, как Зейн хмурится, когда кто-то говорит злую шутку, от которой весь класс разражается смехом, и как ученики в коридорах окидывают его взглядом, на их лицах написано отвращение, так как они не совсем уверены, что взять с чудака, который видит вещи, которых нет. Но Зейн никогда это не упоминает, никогда не говорит о том, как это больно, как это делает его уязвимым или вызывает желание не выходить из дома, когда все остальные ходят по вечеринкам и наслаждаются жизнью. И иногда по ночам это заставляет Лиама плакать. __ В 3 утра Лиам просыпается от звука разбитого стекла. Спускаясь на носочках на первый этаж, он практически уверен, что ему послышалось, но затем слышит смех. Он доносится сквозь стены, кажется слишком громким для такого позднего времени, но это еще не все. Этот смех принадлежит его маме. И мужчине. Определенно мужчине. Он заворачивает за угол и чувствует, что должен закрыть глаза, когда видит мужика, который присосался к шее его матери, а она стоит, откинув голову назад и прикрыв глаза, на лице довольная улыбка. - Мам? Она распахивает глаза и отталкивает от себя мужчину в слабой попытке скрыть то, что сейчас происходило. - Лиам. Почему ты не спишь? - Я услышал, как разбилось стекло. Спустился проверить, все ли в порядке. - Он трет глаза, стоя босым на холодном линолеуме. Его мать смущенно прокашливается и указывает на мужчину. - Это Стефан. Он... ээ... друг. Он недоверчиво поднимает брови, морщит нос от сильного запаха алкоголя. - Точно. Приятно познакомиться. - Он протягивает руку. - Я Лиам. Мужчина даже не пытается сделать вид, что его трогает вежливость Лиама, и, полностью игнорируя его, подходит обратно к матери и целует взасос. - Давай перенесем это на второй этаж, - с похотью в голосе говорит он. Мама Лиама держит руку на его груди, не сопротивляясь и не зная, что делать. Наконец, она бормочет: - Ладно. Лиам, возвращайся в кровать. Поговорим об этом завтра утром. Лиам хочет сказать «теоретически, уже утро», но не тратит силы, слышит, как они заходят в спальню, которая в прошлом принадлежала его родителям. Что-то ломается в нем, грызет изнутри. Стены тонкие, как и всё в их доме. Он вспоминает времена, когда его папа ни с того ни с сего будил его ранним утром, нетерпеливо поднимал с кровати. Лиам спрашивал «Что? Что мы будем делать? Что происходит?», но папа лишь прикладывал палец к его губам, говоря Лиаму, что это их секрет, лишь их двоих. Затем он вез их в ближайшую закусочную, и они набивали животы блинчиками, взбитыми сливками и картофельными оладьями, и папа даже давал ему глотнуть своего кофе. Именно по таким моментам Лиам скучает больше всего — где только он, его отец и ничего, кроме счастья. Лиам думает, что случай со Стефаном станет единичным, что его мама больше не будет сбегать из дома, словно подросток, чтобы потусить, напиться и привести домой грязных мужланов, но он не знает, как ошибается. После Стефана появляется Джо, а после него Эдвард, а еще после — Брэд. Это нескончаемый список плохих людей, мужчин, которые не подходят его матери, которые обращаются с ней, как с мусором, и которые позволяют ему смотреть, как они дразнят и мучают ее, обещая всё на свете, а затем оставляют в слезах, чтобы Лиам собирал ее по кусочкам. Он оказывается под окном у Зейна с щебнем в руке. Точное движение запястьем — и камешки попадают в стекло. Зейн открывает окно, обнимая свое хрупкое тело. - Что случилось, Лиам? - Что? Я не могу нанести тебе ответный визит посреди ночи? Зейн пожимает плечами. - Я все равно не спал. Ты знаешь, каково это. Поднимайся. Когда он забирается в окно, аккуратно ступает, видит, что единственный источник света к комнате Зейна — это ночник. - Забавно, что он все еще у тебя, - говорит Лиам, указывая на лампу. - Сколько уже прошло? Шесть лет? Зейн чешет затылок и садится на кровать. - Наверное, уже больше. Он хлопает по одеялу рядом с собой, что уже стало привычкой. И только когда Лиам садится и видит Зейна вблизи, он замечает сильные мешки под глазами, словно он не спал годами. У него красные глаза, и он выглядит хрупким и истощенным, плечи под футболкой едва вырисовываются. - Как давно это продолжается? Зейн трет глаза. - Проснулся где-то полтора часа назад, а спал... - Он тянется через Лиама к столу, где лежит маленький блокнотик, открывает его на определенной странице, - полчаса. Я, наверное, отключусь теперь в любой момент. За этим следует долгая оглушающая тишина, повисшая между ними. - Мне жаль, - шепчет он. Зейн качает головой и берет Лиама за руку, которая в отличие от его ладони теплая. - В этом нет твоей вины, Ли. В этом нет ничьей вины. Я родился с этим. Лиам отворачивается от него. - Я не могу смириться с мыслью, что тебе приходится так страдать. Иногда я устаю, бодрствуя даже двенадцать часов. И да, конечно, ты спишь постоянно, но это же ничего не меняет, верно? Я не могу представить, каково это для тебя. - Тогда не пытайся. - Зейн берет Лиама за подбородок и поворачивает к себе, свет ночника оттеняет его лицо. - Полежи со мной? У Лиама нет причины на то, чтоб его щеки краснели, а ладошки потели. Они с Зейном спали в одной кровати почти все детство. Но только с тем отличием, думает он, что сейчас у него есть член взрослого размера, и он точно знает, что хочет с ним сделать. Он отодвигает эти мысли на задний план, или, по крайней мере, пытается, и падает на подушку Зейна. Она пахнет сиренью. - Это даже немного смешно, знаешь, - говорит Лиам. - Что именно? Лиам жмет плечами. - Ты соня, но в то же время большую часть ночи ты не спишь. Ты словно, я не знаю... дитя луны. - Это твоя вина, - отвечает Зейн. Он лежит к нему спиной, с этого угла его фигура кажется еще меньше, тело хрупкое, свернутое в клубок на огромном одеяле, ноги поджаты к груди. Лиам смотрит, как Зейн тянет руку назад и обхватывает его запястье, притягивая Лиама ближе и прижимаясь к его торсу, кладет руку себе на талию. - Ahlam saeedi, Лиам. Сладких снов. Голос Зейна — лишь легкий шепот, и если бы Лиам не был внимателен, то не уловил бы его. Спустя несколько мгновений его дыхание выравнивается, и когда Лиам наклоняется, чтобы взглянуть на него, глаза Зейна закрыты, и его разум уже не здесь. Он наконец-то уснул. Лиам берет лежащую вблизи ручку, с трудом найдя ее в темноте, и изо всех сил старается вывести у Зейна на руке полумесяц. - Tasbeh ala khair, habibi, - отвечает Лиам. Спокойной ночи, мой любимый. __ В воздухе царит напряженная атмосфера, когда он заходит на кухню, чтоб перекусить, а там стоит его мама с чашкой кофе в руках, ее глаза уставшие и на лице ни капли макияжа. Она выглядит разбитой. - Лиам, - взволнованно выдыхает она, - доброе утро. Он закусывает губу. - Доброе, мам. Мама прокашливается. - Я хочу извиниться за... за всё. Я была не лучшим примером для тебя эти последние несколько месяцев. Я была не в себе. - Она выглядит искренней, но она извинялась и до этого — беглыми взглядами и кроткими «извини» после долгих ночей, которые вызывают у Лиама желание испариться. Он сидит на уроке, мечтая только о том, чтобы позвонил его папа, чтобы он мог поговорить с ним, чтобы у него был его номер. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как они последний раз говорили, но Лиам старается об этом не думать. Он боится того, что произойдет, если он это сделает. Из транса его пробуждает тихое «птсс!», и, когда он поднимает взгляд, то видит, что Зейн внимательно его изучает. Челка падает ему на глаза (когда он последний раз стригся?), и он косится в сторону Лиама. На шее у него шарф, что Лиам находит довольно странным, учитывая, что на улице апрель и каждый день солнечный, но сильно над этим не задумывается. Зейн беззвучно двигает губами, пытаясь что-то сказать, но Лиам не может разобрать, поэтому Зейн поднимает вверх палец, как бы говоря «подожди», и пишет что-то на кусочке бумаги, комкает его и бросает в его сторону. Лиам поднимает бумажку и разглаживает края. «ты в порядке??» Он сомневается, закусывает кончик ручки, после чего отвечает «да :)» и бросает бумажку вперед класса, где сидит Зейн. Развернув ее, Зейн хмурится, от чего у него на лбу появляются крохотные морщины. Он что-то черкает и кидает обратно Лиаму. «не ври мне пейн. я знаю где ты живешь». Это вызывает улыбку на лице Лиама. По крайней мере, ему уже лучше. «поговорим после урока??» Он кидает записку обратно, и, прочитав ее, Зейн кивает и убирает ее в рюкзак. Раздается звонок, и Лиам собирает свои вещи и направляется к своему шкафчику, облокотившись на который, его уже ждал Зейн. - В чем дело, Лиам? - не теряя времени, спрашивает он. Лиам лениво пожимает плечами. - Если честно, не думаю, что сейчас подходящее время это обсуждать. Зейн прыскает со смеху. - Просто скажи уже. Лиам проводит рукой по волосам, старается не обращать внимания на то, как Зейн пристально на него смотрит. - Дело в моей маме. Она стала приводить всяких мужиков по ночам. - Лиам видит, как Зейн удивленно поднимает брови. У его мамы не самая скандальная репутация. - Дело даже не в том, что у нее новые отношения — я давно уже смирился с разводом — просто эти мужчины, которых она приводит домой... они ужасны, Зейн. Просто очень-очень плохие. Они обращаются с ней, как с вещью. Они ставят ей синяки. - Он указывает на свою шею. Он точно не ожидал приступа смеха, который случается у Зейна. Он хватается за живот, с закрытыми глазами откидывает голову назад. Лиам хмурится. - Пошел ты. - Лиам, - говорит Зейн, вытирая слезы с глаз и пытаясь восстановить дыхание, - это засосы, а не синяки. Хотя может они и синяки, но не в плохом смысле. Это нормально. Лиам удивленно открывает рот. Он чувствует себя невероятно глупым, его щеки горят. Он прячется за дверцей шкафчика и делает вид, что достает из него вещи. - Эй. - Зейн легонько хлопает его по плечу, заставляя Лиама взглянуть на него. - Извини. Просто... я думал, что ты знаешь. Это было забавно. - Его улыбка сегодня ярче, чего Лиам не видел уже долгое время, и уже это приводит всё в норму, заставляет забыть о том, что они так и не обсудили проблемы его мамы. - Откуда ты знаешь это? - спрашивает Лиам. - В смысле, о засосах. - Он пытается не покраснеть в этот раз, но у него не выходит. Зейн ухмыляется и снимает с шеи шарф, демонстрируя на смуглой коже красное пятно размером с монету. От этого вида Лиам чувствует в животе прилив тепла. Прежде чем он успевает спросить, Зейн объясняет: - Оливия Мартинес с параллельного класса. Впечатляет, да? Лиам закатывает глаза («Нашел чем хвастаться!») и чувствует, как взгляд Зейна впивается в его спину, скорее всего на его лице самодовольная ухмылка. Он отправляется на следующий урок и делает вид, что не чувствует ноющую боль, когда думает о том, что прошлую ночь Зейн провел с девочкой. В этом ничего такого, - говорит он себе, - мне все равно. Но ревность, закипающая внутри него, думает иначе. __ Однажды он возвращается домой из школы и обнаруживает свою маму напротив зеркала, прикладывающую к себе платье за платьем, ее губы поджаты от отчаяния. - Лиам! Слава богу, ты дома. Мне нужен твой совет. Лиам облокачивается о дверной проем. - Не уверен, что я лучший советчик. Почему бы не позвонить Николе? Она отмахивается рукой. - Я ценю твоё мнение. Ладно: красное... - она держит его перед собой, а затем меняет на второе, - или черное? Лиам озадаченно вскидывает брови. - Это определенно не деловая встреча. Свидание? Она нервно закусывает губу. - Он хороший, Лиам. Честное слово. Не такой, как все остальные парни. Пожалуйста, помоги мне? - Она умоляющее смотрит на него, и он сдается. - Ладно. Черное. Она прикладывает его к себе еще раз, на всякий случай. - Да, точно. Значит, черное. - Она разглаживает складки. - Как школа? Лиам пожимает плечами. - Ничего необычного. У Зейна случился приступ на испанском, а дети вели себя так, словно никогда раньше такого не видели. Она качает головой. - Значит, пусть идут к черту. Все равно они ничего не добьются в этой жизни. Лиам кивает. - Просто тяжело смотреть на то, как ему приходится справляться со всем этим. В смысле, что проходить через это — одно дело, но когда окружающие издеваются над тобой за это... это просто ужасно. Он пытается делать вид, что его это не волнует, но я-то лучше знаю. Думаю, это самое худшее во всем этом. Она обнимает его, и то, что они двое посреди дня стоят, прильнув к друг другу без какой-либо причины, вызывает приятное чувство. Он скучал по этому. - С ним все будет хорошо, - говорит она. - У него же есть ты, верно?