«Ни огонь, ни уголь, не горят так жарко, как тайная любовь, о которой никто не знает» ©Зигмунд Фрейд
***
Бесплодные поиски кафе приводят лишь к осознанию того, что в двенадцатом часу ночи в большой «деревне» закрыто всё, кроме парочки второсортных баров-маяков для людей, страдающих бессонницей. Среди них, я уверена, есть и мои коллеги. Герман зябко кутается в тёплую куртку и потирает замёрзшие руки. Ориентируясь по электронной карте в телефоне, прихожу к выводу, что жилище парня находится гораздо дальше моего отеля. — Не хочешь сходить ко мне в гости? — улыбаясь, спрашиваю я. Герман ничего не отвечает, лишь неуверенно пожимая плечами. Пару минут смотрю по сторонам, думая в какую именно сторону нужно идти. В конце концов, выбрав направление, хватаю ничего не подозревающего парня за руку и тяну за собой. — Куда мы так бежим? — интересуется он, тяжело дыша. — Ты весь замёрз. Тебе нужно согреться, а то заболеешь, — вновь промолчав, он покорно следует за мной. Однако спиной я всё же чувствую его полный раздражения и возмущения испепеляющий взгляд. Ещё черед пятнадцать минут я уже сую в руки Германа чашку с горячим крепким напитком, сопровождая свои действия приказным: «Пей!» Смотрю, как он недовольно морщится потягивая сладкую обжигающую горло жидкость. «Пусть лучше злится сейчас, чем болеет потом», — проносится в моей голове, пока я выкидываю дважды использованный пакетик с заваркой. Я люблю чай, однако бессонными ночами всё-таки отдаю предпочтение кофе. На сегодня же мой рабочий день уже закончен, а, значит, я могу вполне насладиться приторно-сладким напитком. На белых щеках парня появляется живой юношеский румянец, который обычно можно увидеть только на лицах детей или подростков с ещё не огрубевшей здоровой кожей. Всеми силами стараюсь нащупать тему для продолжения разговора в более спокойном ключе, однако Герман постоянно возвращается к произошедшему сегодня инциденту, рассказывает о том, как у него свело ногу, и как до последнего момента он старался делать то, что было запланировано, но в конце всё-таки допустил ошибку. — Я думаю, что со стороны это выглядело просто ужасно. И я вообще не должен оправдываться. Как говорится, плохому танцору ноги мешают. Но мне почему-то кажется, что ты меня поймёшь, — в глазах парня читается немой вопрос, и я лишь киваю в ответ, еле заметно улыбаясь, а потом и вовсе опускаю взгляд в кружку с чаем. — Я думаю, тебе не стоит так зацикливаться на этом. Что случилось, то уже случилось. Завтра будет новый день. Так что постарайся успокоиться, ладно? — помешивая давно растворившийся сахар, я так и не решаюсь поднять глаза. — Можешь заварить ещё чаю? — протягивая мне пустую белую чашку, спрашивает парень. И я, конечно же, не могу ему отказать. Наполнив ёмкость кипятком и бросив чайный пакетик, пододвигаю её обратно. Невольно замечаю, что Герман не спешит опустошить содержимое кружки, а просто ставит её рядом с собой, о чём-то задумавшись. Я вряд ли смогу его когда-нибудь понять — слишком далека от спорта и всех этих подростковых амбиций, бьющих через край. Максимум, что могу сегодня предложить, это выслушать и ободряюще похлопать по спине. Ведь так поступают настоящие друзья. Друзья? Упускаю тот момент, когда парень выходит из трансового состояния и переводит на меня задумчивый взгляд. Получается так, что с полминуты я смотрю в его светлые глаза и даже не замечаю этого. — Уже так поздно, — убрав руку от его спины и отвернувшись в противоположную сторону, шепчу я. — Тебя никто не хватится? — Нет. Я предупредил родителей. А друзья, думаю, всё сами поймут, — хитро ухмыльнувшись, Герман прячет лицо в ладонях, по-хозяйски плюхаясь на кресло. «Шутник», — крутится на языке, пока мой наполовину спящий мозг пытается сосчитать часы, оставшиеся до подъёма. — Это была попытка от меня избавиться? — развалившись на том самом мягком кресле, парень снова переводит озорной взгляд в мою сторону. Он чувствует власть надо мной. И мне это жутко не нравится. Лишние иллюзии ни к чему. — Что? Конечно же, нет! — восклицаю я. — Наоборот, хотела предложить тебе переночевать у меня, чтобы по улицам ночью не шляться. А то мало ли, что может с тобой случиться. Ваша Джулия мне тогда голову отвертит. — А я думал, что ты ничего не боишься? — резко вскочив на ноги, Герман подходит ко мне. Стоит настолько близко, что от его горячего дыхания в области шеи по всему телу пробегают мурашки. Сжимая кулаки и всеми силами стараясь не поддаться искушению, делаю несколько шагов в сторону. — Ложись спать. Уже полночь, — парень покорно ложится на кровать поверх покрывала и прикрывает глаза, всё ещё продолжая улыбаться. Его друзья ни за что не поверят, что это была платоническая ночь. — Я повешу тебе полотенце на крючок в ванной. Хорошо? — но он уже меня не слышит. Мирное посапывание и отсутствие какой-либо реакции на мои слова говорят о том, что парень уже крепко спит. Но смогу ли я заснуть рядом с ним? Тихо сажусь в кресло и, подтянув ноги к груди, какое-то время продолжаю смотреть в пустоту. Приглушённый свет мягко очерчивает линию его скул. Светлые взъерошенные волосы распались по подушке над его головой. Ярко-алые губы слегка приоткрыты, а на щеках всё ещё светится тот самый румянец. Самое время заорать, как героиня какого-нибудь подросткового романтического фильма: «О Боже! Парень в моей постели!» Герман тихо вздыхает и переворачивается на другой бок, обнимая подушку. Я могу наблюдать за этим вечность. «Так. Всё. Срочно спать, иначе оставшиеся до утра часы превратятся в пытку», — одёргивая саму себя от глупых мыслей, проговариваю в голове. На цыпочках пробираюсь в душ, и, натянув пижаму, решительно сажусь на свою половину кровати, будто бы показывая, кто здесь хозяин. Вот только парню всё равно. Он видит если не десятый, то пятый сон уж точно, пока я тут изо всех сил пытаюсь бороться со своими желаниями в различных их проявлениях. По телу пробегает приятная волна дрожи. Хочется забить на все принципы, убежать и спрятаться где-нибудь в шкафу или в ванной. «Ну уж нет», — сжимая кулаки, накрываю спящего гостя второй половиной покрывала, а сама залажу под одеяло и, на удивление, быстро засыпаю.***
Ночные часы пролетают незаметно. Не открывая глаз, на ощупь выключаю жужжащий будильник, чувствуя странную тяжесть в районе поясницы. Немного придя в себя и, наконец, разлепив глаза с ужасом (и восторгом) замечаю, что парень обнимает меня, крепко прижимая к своей груди. Аккуратно тормошу Германа за плечо. Ещё пребывая во власти Морфея, он непроизвольно поворачивает голову и ещё сильнее сжимает мою талию. Его лицо оказывается непозволительно близко. Мне становится не по себе настолько сильно, что грубо скинув его руку с себя, я резко сажусь, спуская ноги на пол. — Пора вставать, — холод в моём голосе вызывает у парня абсолютное непонимание. Слегка прищурив ещё не привыкшие к свету глаза, он вопросительно смотрит на меня. Я же, не найдя ничего лучше, поднимаюсь с кровати и молча прячусь за дверью ванной. Томительное волшебное очарование ночи исчезает, а ему на смену приходит горькое сожаление.***
Когда я возвращаюсь обратно в комнату, то застаю Германа уже полностью одетым, а кровать — заправленной. — Спасибо тебе, — улыбнувшись, произносит он. — Да без проблем. Мы же с тобой друзья, — сделав акцент на последнем слове, внимательно наблюдаю за его реакцией. И замечаю… Да ничего я не замечаю. В выражении его лица ничего не меняется, он всё также продолжает мило улыбаться. Внезапно нахлынувшее на меня желание выставить его за дверь заставляет всё тело напрячься. Что это? Неужели мне обидно из-за того, что этот мальчишка согласен на дружбу со мной? — Друзья, — повторяет он, и я готова бить его смазливое личико об стенку. — Ещё раз спасибо за ночь. Увидимся, — махнув на прощание рукой, парень скрывается за входной дверью, оставляя меня в одиночестве размышлять над двусмысленностью его последней фразы.***
Второй соревновательный день проходит куда успешнее первого. Герман весь светится от радости, без остановки болтает со всеми подряд. Он крайне не сдержан. Эта детская эмоциональность «когда мне плохо — я буду рыдать навзрыд, а когда хорошо — буду кричать об этом на весь мир» никак не даёт мне покоя, вновь и вновь возвращая к мысли о том, что нам с ним не по пути. Сегодня я не вижу в нём того убитого печалью, потерянного мальчишку, которым он был вчера. Это меня… радует. Однако высокая нагрузка, к счастью, не позволяет мне долгое время любоваться парнем, и я лишь изредка отвечаю на его многочисленные глупые сообщения. После окончания соревнований и всех последующих мероприятий, когда возбуждённая шумная публика толпой валит к дверям, а журналисты берут у героев дня последние интервью, мы встречаемся в одном из полупустых коридоров. — Что скажешь? — всё ещё пребывая во власти эмоций, уверенно спрашивает Герман, наперёд зная мой ответ. Я неловко вздрагиваю под его взглядом и отворачиваюсь в сторону. — Это было… здорово. Этот танец тебе очень идёт. — Сегодня вечером друзья устраивают мне вечеринку по случаю моей победы. Там будет много актёров, певцов и других известных людей. Ты не хотела бы пойти туда со мной? Думаю, что там можно сделать кучу крутых кадров и завести множество полезных знакомств, — я на физическом уровне чувствую расстояние между нами, которое неумолимо сужается. Ещё секунда, и парень вдавит меня в бетонную стену. — У меня самолёт ночью, — былая уверенность юноши куда-то исчезает. Он понимает, что сегодняшняя победа вовсе не означает, что ему все должны. — Начало в семь. На пару часов можно сходить, — мне хочется слиться с пейзажем, провалиться в подвал — да что угодно сделать, лишь бы не чувствовать его настолько близко. — Мне ещё нужно вещи собрать и доработать кое-что. Так что развлекайтесь без меня, детки, — Герман качает головой и улыбается так, будто не верит в правдивость моих слов. Ну и пусть. — Я ещё пожелаю тебе удачного полёта, — смеётся парень и, маша мне руками, растворяется в слабо освещённых коридорах.***
Перед выездом я доделываю серию последних снимков, стараясь не отвлекаться на жужжание телефона. Однако, когда работа заканчивается, любопытство берёт верх. Открыв входящие сообщения в WhatsApp, я натыкаюсь на бесчисленное количество фотографий с той самой вечеринки. Вот праздничный стол, вот его безбашенные друзья, а вот и сам парень в обнимку с симпатичными девушками (таких фотографий, к слову, оказалось больше всех). Вакханалия продолжается в Instagram, где снимки сразу же оцениваются и комментируются сотнями фанаток. Мы, вроде бы, друзья, но я никак не могу избавиться от тяжёлого противного чувства внутри, возникающего у меня при виде стройных красоток в дорогих платьях. «Здорово у вас там! Отлично веселитесь», — в конце концов, я не удерживаюсь и отвечаю ему на сообщения. «О да, я умею веселиться не по-детски;)», — ответ приходит в считанные секунды. Я продолжаю просматривать присланные фотографии и по пути в аэропорт. И мне настолько противно, что аж тянет блевать прямо из окна такси. «Ты сходишь со мной на вечеринку», — в конце предложения нет знака вопроса, что наталкивает меня на мысль о том, что он вовсе не спрашивает меня, а ставит перед фактом. Слава богу, самолёт выруливает на взлётную полосу, и я со спокойной совестью перевожу телефон в авиарежим, избавляясь от необходимости отвечать и отчаянно врать ему и себе.***
Оказавшись в пустой квартире, я без сил падаю на диван. Немного придя в себя после поездки, звоню подруге и настойчиво предлагаю отправиться в бар, желательно на всю ночь. — Что на тебя нашло? Ты же никогда не любила ходить в подобные места, — удивляется Далтон. Я никак не комментирую свой порыв и лишь диктую адрес. Вскоре мы устраиваем свои собственные ночные посиделки. Я один за одним глотаю алкогольные шоты (но почему-то не пьянею), флиртую с каждым мужчиной, встречающимся за стойкой или на танцполе, но всё равно в одиночестве возвращаюсь домой. Во сне меня атакуют совершенно сумасшедшие эротические видения. Только их героем является не симпатичный блондин, с которым мы жадно целовались в такси буквально полчаса назад. Герман — хозяин в моих снах. И в них он не друг, не романтический поклонник, а страстный любовник. Ощущение его тела, нависающего надо мной, такое до боли реальное, что я просыпаюсь от своих же стонов, и, осознавая, что всё произошедшее — только иллюзия, не могу сдержать слёз. — Уйди из моей головы! Я прошу тебя! — кричу я, смотря куда-то в потолок и дёргая руками длинные волосы. Я отписываюсь от парня в социальных сетях и закрываю свой аккаунт в Instagram. Не слежу за его профилями, стараюсь не читать новостей и не включать телевизор в страхе увидеть его лицо где-то там; и болезненно усмехаюсь, когда спустя пару недель получаю от него сообщение: «Ты помнишь, что должна сходить со мной на вечеринку?» — Ну, конечно же! И как же я могла об этом забыть? — саркастически произношу я, вызывая недоумение со стороны подруги и ещё парочки людей, сидящих рядом. Герман сообщает, что у него для меня есть сюрприз из Парижа, откуда он вернулся несколько дней назад. И я с удовольствием заберу его при следующей встрече. Ведь скоро мне снова придётся лететь в Осло за новой порцией фотографий горячего норвежского парня. Я неустанно проклинаю Джулию Ларсон, которая захотела увидеть на фотосессии именно меня. Видите ли, Герман рядом со мной раскрепощается, на фотографиях получается просто божественно. Знала бы она о том, что за этими снимками стоит вовсе не наш с ним профессионализм, а что-то кардинально другое. -… При чём тут я? — стараясь держать себя в руках, спрашиваю я, когда Джулия сама лично звонит мне, очевидно, боясь, что её просьбу-приказ не выполнят. — Нам всем безумно понравилась Ваша прошлая работа. И мальчик захотел именно Вас, — она, конечно же, не вкладывает в свою фразу тот смысл, который слышу я. Но для меня всё кажется именно таким. «Конечно же, ты победитель. Берёшь то, что захочешь», — прокручиваю в голове я, пока перед глазами стоит образ улыбающегося парня. Чувствую себя мушкой, влипшей в мёд: и сладко, и нужно бежать, и не вырваться никак.***
Я не отказываюсь от предложения: профессиональная репутация выше личных проблем. И уже через несколько дней мы встречаемся в студии, мило улыбаемся друг другу, ведём себя так, будто знакомы первый день. Агенты Германа в деталях объясняют мне, чего хотели бы от этой съёмки; сам парень старается выполнять все указания. И как бы мне не хотелось испортить фотографии, они получаются изумительными. — Что это за детский сад, — спрашиваю в лоб во время пятнадцатиминутного перерыва. Герман сидит на подоконнике и потягивает колу. Смотрит на меня так, будто я говорю вообще на китайском (или он просто резко перестал понимать английский). — Это всего лишь работа. Окей. Пусть так, — говорю сама себе, пытаясь успокоиться. — И кстати, где моей сувенир? — Я не могу отдать тебе его сейчас. Скоро Рождество, потом Новый год. Я планирую провести это время с семьёй. А ты? — Ты издеваешься?! — сквозь сильно сжатые зубы шиплю я, но парень вновь смеётся. И, спрыгнув с подоконника, хлопает меня по плечу, бросая весёлое «не хмурься, а то морщины появятся».***
Почти накануне каникул Герман всё же просит заехать в тренировочный центр и забрать свой подарок. К машине такси, на которой я приехала, он подходит с красивым пакетом в руках, а у меня нет никакого даже крошечного сувенирах. В своих эгоистичных страданиях я забываю о хотя бы минимальных знаках внимания и даже о словах благодарности за подарок. Но парень, кажется, не придаёт этому особого значения. Мы недолго болтаем о жизни и делах, а потом Герман как-то неожиданно переводит разговор на не слишком приятную для меня тему, не меняя абсолютно спокойного, по-светски выверенного тона. — Почему ты все время убегаешь? Ты ведь не можешь и не будешь отрицать, что между нами что-то происходит. — Потому что я не пара тебе. Это очевидно, в первую очередь, из-за даты рождения, выбитой в паспорте, — выдохнув, отвечаю я. Но он меня не слышит, продолжая вести монолог. — Ты всё время называешь меня ребенком. А, между прочим, убегая от проблем, по-детски ведёшь себя именно ты. Я — твоя проблема, Алекс, — уточняет он, будто бы я какая-то дура и сама ничего не могу понять. — Прекращай детский сад и найди в себе силы встретиться с проблемой лицом к лицу.***
Я думаю о его словах и вечером, когда распаковываю подарок — изысканную дорогую вещицу — панно с изображением улиц Парижа и, очевидно, стихами на французском, вычерченными справа. В голове уже появляется сотня вариантов, куда её можно было бы повесить. Однако сейчас картину всё же стоит убрать. Пока расчищаю место в шкафу, полотно, прислонённое к стене, по непонятной для меня причине падает на пол. На обратной стороне замечаю прикреплённую бумажку с тем, что, видимо, является переводом французской лирики на лицевой стороне. И от этих слов я забываю, как дышать. «Как пояса концы — налево и направо Расходятся сперва, чтоб вместе их связать, — Так мы с тобой: Расстанемся — но, право, Лишь для того, чтоб встретиться опять!»***
Спустя неделю, перед началом съёмок какого-то сериала, я нахожу возможность увидеться с Германом. — Я пойду с тобой на вечеринку, — гордо произношу я, словно решаясь на какой-то подвиг. — Обсудим это позже. И мы идём не на вечеринку, а на свидание.