В начале нового пути

      На следующее утро ещё с восьми часов любопытствующие толпились возле зала торжеств в нетерпении, переговаривались, даже спорили на разные материальные блага, чьи же имена вылетят из Кубка. Среди этих ранних пташек была и Аурели, бледная, взволнованная, в парадной мантии. Ради неё Минни и Фрида тоже вскочили с восходом и убеждали, что Чемпионом станет именно она, достойнее её всё равно никого нет. Аурели, мрачно поглядывая на кучки своих одношкольников, которые, напротив, в большинстве своём желали ей пролететь, вздыхала, что в случае, если Кубок выберет её, ей придётся сражаться с таким монстром, как Радован Милетич, а на этого колосса и смотреть страшновато, плюс он ещё и в боевой магии очень хорош. Сам Радован ни капли не беспокоился, громко ржал, жевал натасканные с ужина пирожки, перешучивался с Христо и Геллертом — который был бледнее обычного, но бодрость духа не утрачивал, — и с довольной снисходительной улыбкой спускался к залу под торжественные приветственные крики дурмстрангцев. У северян, похоже, не было ни малейшего сомнения, кто станет их Чемпионом. Альбус усиленно делал вид, что тоже ни капли не волнуется. Мало ли что там Минерва говорит, она его подруга и человек пристрастный, и Кубок, скорее всего, предпочтёт кого-нибудь из семнадцатилетних. Сражаться с Радованом и ему не хотелось, вдруг организаторы в этом году затеют что-то, вроде дуэлей, не тягаться же ему с трёхкратным дуэльным чемпионом. Но руки предательски потряхивало, и вдоль позвоночника полз мерзкий холодок. А вдруг? «В конце концов, я же на Гриффиндоре, наш факультет отличается тем, что мы в сложных ситуациях всегда проявляем храбрость. Я — значит, я. Никуда не денешься, за мной будет вся школа, которую нельзя посрамить, и того, что у меня поджилки трясутся, никто не должен видеть!»       Когда всех запустили в зал, преподаватели и представители правительств трёх магических сообществ уже были там, все пафосные, как римские трибуны, разодетые в угрожающе-тёмные одежды, точно выбирали гладиаторов, которым предстоял смертный бой друг с другом. Почти никто не переговаривался, даже Минни и Фитц, усаживаясь рядом с Альбусом, слегка похлопали его по плечу и только глазами выразили, мол, ну и атмосферка, как на похоронах. Дурмстрангцы тоже присмирели, на сей раз все школы расселись по разным столам, и за столом, сверкающим сплошным морем алых кителей, царила настоящая военная дисциплина. Вперёд вышел мсье Баверель и снова задвинул речь на тему «сейчас мы с вами впишем (Альбусу с нервным смешком захотелось поправить «засунем») в анналы истории начало очередного Турнира Трёх Волшебников». Понимая, что нервы у всех натянуты, да и чувствуя горячий подталкивающий взгляд леди Андреассен в спину, директор не распространялся долго, протянул руку к Кубку, крикнул: «Чемпион Дурмстранга!» и стал ждать. Спустя секунду голубой огонь кубка сменился розоватой вспышкой, и в руки мсье Баверелю вылетел слегка обгоревший кусок пергамента.       — Геллерт Хайлер!       По всем столам прокатился изумлённый гул, леди Андреассен приподнялась с места, напряжённо вглядываясь в своих студентов. Геллерт встал и с совершенно спокойным лицом прошествовал к возвышению, где трепыхались на отсутствующем сквозняке — наверняка особая магия, нагоняющая пафоса, — флаги с гербами школ, и стал под флагом Дурмстранга. По нему совершенно нельзя было сказать, что он удивлён, скорее смирился с необходимостью, он только с грустной улыбкой обернулся к своему столу и слегка развёл руками, мол, что поделаешь. На Радована было смешно смотреть, вот уж кто был тотально изумлён, даже поражён в самое сердце, аж рот непроизвольно открылся, бедный парень шокированно бегал взглядом по лицам своих соседей, будто ожидая, что кто-нибудь скажет, мол, это шутка, француз просто решил потрепать себе нервы. Но никто его не утешал, столы Шармбатона и Хогвартса давно аплодировали первому Чемпиону, да и половина стола Дурмстранга, те, кому явно не хотелось, чтоб очередная порция славы досталась Радовану, хватит мальчику, он уже искупался в славе. А мсье Баверель снова протянул руку к Кубку.       — Чемпион Хогвартса!       «Чёрт, чёрт, чёрт!» Альбус вцепился всеми пальцами в край стола так, что костяшки побелели.       — Альбус Уэйден!       «Чёрт, я ведь чувствовал, что так будет!»       — Чего сидишь, как пень?! — сквозь аплодисменты, свист и вопли хогвартского стола парень едва услышал радостный крик Минервы, решительно выпихивающей его вперёд. — Иди уже, пока не решили, что ты от радости помер! Бегом!       Ноги немного дрожали, от волнения Альбус едва не шагнул под флаг Шармбатона, но Геллерт цапнул его за локоть и подтолкнул в правильную сторону. В царящем таинственном полумраке было трудно сказать наверняка, но, кажется, немец ему ободряюще подмигнул.       — Чемпион Шармбатона!       Снова гробовая тишина, последний кусок пергамента оказался в руке мсье Бавереля… и у того забавно вытянулось лицо, аж все краски с лица сбежали. Он растерянно оглядел стол со своими студентами, повернулся к преподавательскому столу, снова воззрился на студентов. Молчание затягивалось, Альбус заметил, что Аурели вот-вот действительно хлопнется в обморок.       — Не тяните, мсье Баверель, говорите! — крикнул по-французски один из представителей правительств.       — Жаклин Бескон… — дрожащим голосом объявил директор.       И снова тишина. Все разом уставились на присутствующую бледную немочь, которая в парадной мантии только сильнее напоминала покойника. Ни криков, ни хлопков, один сплошной сгусток изумления и непонимания со всех трёх школ.       — Это смертельно больная девушка? — выкрикнула вновь вскочившая леди Андреассен на плохом английском — видимо, по-английски она говорила всё же лучше, чем по-французски. — Вы не должны были позволять ей бросать своё имя в Кубок! Девушка с такой болезнью не может принимать участие в Турнире, это для неё настоящий риск и без того короткой жизнью!       — Решение Кубка Огня — обязательный магический контракт, — сурово отозвался представитель французского Министерства Магии, усилив голос «Сонорусом». — Попрошу мадмуазель Бескон пройти на своё место. В противном случае Шармбатон будет отстранён от соревнований. Полагаю, все понимают, что это хуже, чем проиграть в Турнире.       Жаклин встала и послушно пошла к своему флагу. Всё такая же бледная и безучастная. Альбусу показалось при близком рассмотрении, что какая-то вспышка радости в её глазах всё же промелькнула. Наверно, она была бы не против умереть на Турнире, это куда интересней, чем медленно и мучительно загибаться на больничной койке. О ней напоследок заговорят, посмертно её долго будут помнить. «Вот уж точно засунули её в анналы истории».       — Я знал, что так выйдет, — весело шепнул ему на ухо Геллерт.       — Откуда?       — У меня бывают пророческие сны, я ещё с раннего детства заметил. И сегодня ночью был такой сон. О том, что Чемпионами станем именно мы, в таком вот странном, никем не ожидаемом составе.       — Вот как. Так ты ещё и провидец, — Альбус вспомнил его тяжёлое паническое дыхание среди ночи. — А больше ты ничего в этом сне не видел?       Геллерт задумчиво прищурился на Альбуса, точно мысленно взвешивал, стоит ли ему доверять, потом улыбнулся шире и хлопнул его по плечу.       — Не волнуйся, если мне приснится, что тебя на Турнире прихлопнет чем-то смертельно опасным, я тебе сразу же расскажу. Ты мне, конечно, не поверишь, и тебя, конечно, прихлопнет.       — Это похоже на угрозу.       — Ну что ты, никаких угроз! Цель Турнира — международное магическое сотрупничество!       — Эээ… правильно говорить «сотрудничество».       — Ох, извини, это всё мой акцент, — фыркнул Геллерт без малейшего акцента.       Чемпионов поздравили от всех магических правительств, пожелали удачи, и чиновники с Кубком как-то очень быстро смылись, даже не остались на завтрак. Впрочем, многим было уже не до еды. Если хогвартские студенты были в целом довольны своим Чемпионом, да и половина дурмстрангцев считала, что Геллерт ничуть не хуже Радована, всё же он ловчее этого борова и где не возьмёт магическим умением, возьмёт хитростью, то шармбатонцы были совершенно шокированы, обескуражены и расстроены, некоторые девчонки откровенно плакали, включая Аурели. Видимо, она уже слишком настроилась на участие в Турнире, а тут такой внезапный пинок судьбы. Мсье Баверель сразу после торжественной части увёл Жаклин из зала, и ходили слухи, что в школу были немедленно вызваны лучшие колдомедики страны, чтоб осмотреть девочку и удостовериться, что она в состоянии принять участие хотя бы в первом туре. Остальным объявили, что с сегодняшнего же дня у всех иностранцев начинается учёба по индивидуальной программе, с десяти утра у них первые лекции, так что лучше не рассиживаться и не перетирать по триста раз кости Чемпионам. На самих же Чемпионов коршунами налетела пресса, окружила парней со всех сторон, и Альбус едва не ослеп от вспышек. Поскольку общего плана всех троих не удавалось сделать по причине отсутствия Жаклин, журналисты решили взамен вытянуть из парней какую-нибудь сенсацию. Альбус растерялся, едва слышал сыплющиеся на него вопросы и мечтал снять очки и протереть глаза, которые всерьёз слезились от колдокамер, но держался, а то эти проклятые писаки ещё настрочат, мол, хогвартский Чемпион не сдержал эмоций и разрыдался прямо в камеры, что он скрывает, уж не виновен ли он в смертельном приговоре бедной французской девочке? Геллерт решительно оттёр его плечом и перетянул всё внимание на себя, изобразив самую лучезарную улыбку и покорив журналистов прекрасным знанием сразу нескольких языков, совершенно без переводчика. Он даже задвинул бурную речь, поворачиваясь в разные стороны и то и дело соскакивая с одного языка на другой, о том, как он безмерно счастлив постоять за честь школы и доказать, что Дурмстранг выпускает исключительно сильных, порядочных, прекрасно обученных и высокоморальных магов.       — Скажите, не подозреваете ли вы вашу директрису в жульничестве с Кубком? — вдруг задали ему прямо в лоб самый провокационный вопрос. — Как нам стало известно, её прибытия сюда никто не ожидал, и накануне избрания Чемпионов у неё вышел конфликт с мсье Баверелем, а затем Кубок совершенно внезапно выбрал самого слабого Чемпиона из всех возможных кандидатов от Шармбатона. Что вы об этом думаете?        — Я думаю, что вы в корне не правы, называя мадмуазель Бескон самым слабым Чемпионом, — Геллерт ни на миг не перестал улыбаться, весь прямо излучал дружелюбие и уверенность. — За то время, что я здесь провёл, я успел узнать о ней много интересного, и, уверяю вас, она достойно представит свою школу в Турнире. Да, у неё случается резко ухудшение здоровья, но это не отменяет того факта, что мадмуазель Бескон — талантливый маг, имеющий свой стиль и свои секреты. Даже не пытайтесь расспрашивать меня о ней, просто поверьте, что зрителей ждёт захватывающее зрелище на Турнире.       Сколько бы журналисты ни пытались свернуть тему в сторону Жаклин, Геллерт умело отбивался загадочными фразами, не сообщая ничего конкретного, зато добился своего: о возможной подставе со стороны Дурмстранга его больше не спрашивали, теперь все озаботились тем, что на самом деле Чемпион Шармбатона — «тёмная лошадка», которая внезапно положит на лопатки суровых парней. А потом какой-то молоденький юнец, раздосадованный тем, что его затирают на задворки более опытные и пробивные коллеги, внезапно спросил:       — Мистер Хайлер, вас назвали Геллертом в честь Гриндевальда? Ваша семья — его фанаты?       Геллерт мгновенно замолчал, улыбка медленно сползла с его лица, и Альбусу показалось, что его глаза болезненно засияли, в буквальном смысле. Вся свора журналистов тоже резко заткнулась, то ли в шоке от такого вопроса, то ли в жадном стремлении получить-таки ответ. Альбус немедленно вышел вперёд, в свою очередь оттирая немца плечом.       — Прошу прощения, но это откровенное оскорбление чести и достоинства Чемпиона Дурмстранга! Если бы вы задали такой вопрос, находясь в Дурмстранге, вас бы в ту же секунду и весьма грубо вытолкали взашей, молодой человек, а потом ещё бы и подали на вас в суд! Как вы смеете вообще упоминать международного террориста, от преступлений которого пострадали тысячи семей по всей Европе?! Может быть, часть семьи герра Хайлера тоже была когда-то уничтожена этим террористом, а вы нагло засовываете в его раны свои грязные руки и ковыряетесь там! У него самое обычное, нормальное, довольно распространённое имя, которое никоим образом не становится плохим только от того, что его когда-то носил плохой человек! А теперь извините, нам нужно готовиться к первому туру соревнований.       И, схватив Геллерта за локоть, Альбус решительно протолкался сквозь журналистов к выходу из зала. Тут как раз вернулся мсье Баверель и начал вежливо, но настойчиво требовать у прессы покинуть школу, ибо у студентов начались занятия.       — Спасибо, — вяло улыбнулся Геллерт, когда они были уже на два этажа выше зала торжеств. — Тут этот засранец попал не в бровь, а в глаз. Самый бесящий меня вопрос. Я был в шаге от того, чтоб швырнуть ему прямо в рожу каким-нибудь болезненным заклинанием.       — Я это заметил… Но действительно, чем думали твои родители, называя тебе так? Разве не догадались, что тебя периодически будут доставать такими вопросами, несмотря на давность ТЕХ событий и общественное порицание табуирования имён?       — Я свою мать не помню. Знаю только, что она ужасно комплексовала из-за родителей-магглов, ей всю дорогу казалось — она слабый маг, потому что происхождение не позволяет быть сильной, все вокруг в её глазах были крутые, а она одна ущемлённая дурочка. Просто учиться надо было лучше, блин, а не происхождение своё винить! В итоге она решила выскочить замуж непременно за чистокровного мага, откровенно по расчёту, я считаю, ну, и ей подвернулся мой папаша, вроде как, чистокровный, сейчас он успешный колдомедик, но по-житейски глуп и простодушен. Мамаша его очаровала, не исключено, что в прямом смысле, приворотным зельем напоила, ну, и он на неё слюни пустил. Потом появились мы с Фридой, сразу двойняшки. Отец чуть сам не родил от радости, а мамаша сразу поняла, что ей такая головная боль, как два мелких мага, вечно орущих, гадящих мимо горшка и постоянно норовящих разнести всё вокруг неконтролируемыми выбросами магии, не нужна. Нам ещё и четырёх лет не исполнилось, как она удрала, вроде бы, в Америку. Отцу потом по почте пришли бумаги о разводе, он попсиховал и подписал бумаги. Имена нам, как он сказал, мамаша придумывала, и я догадываюсь, что она меня нарочно Геллертом назвала, ну, чтоб могучим магом вырос, а хорошим или плохим — сам потом разберусь. Такие вот дела.       — Но вы с Фридой говорили, что ваша мать вас «утешала», кто кого старше…       — Мы всегда так делаем с незнакомцами. Как будто невзначай упоминаем мать, словно она у нас есть, мы замечательная полная семья. Когда начинают расспрашивать подробней про семью, сочиняем небылицы. Потому что достало, — парень посмотрел на Альбуса этак внушительно, мол, уже второй раз доверяю тебе то, что не собирался, и даже молчать не требую.       — Потрясающе, но у меня практически такая же история, только удрал мой папаша, а мать теперь растит нас с младшим братом одна, — Альбус вздохнул и грустно улыбнулся. — Однако у нас обнаруживается всё больше общего.       — Что, в общем, радует, — Геллерт улыбнулся ему в ответ как-то почти ласково. — Только нас с Фридой больше тётка растила, сестра отца. У неё не сложилось с замужеством и детьми, а отец вечно на работе торчит, некогда ему было малявками заниматься. А вообще, довольно типичная ситуация, что у магов, что у магглов. Женятся и выскакивают замуж по молодости и горячности, потом соображают, что не нужен им такой геморрой как семья, ничуть это не романтично, и разбегаются, швыряя детей друг другу или посторонним людям…       — Мда… — Альбус поёжился, от Геллерта действительно повеяло холодом. Видимо, тема семьи для него больная, и надо бы её сменить. — А ты правда знаешь что-то интересное про Бескон?       — Неа, просто так ляпнул, чтоб они не подсели на тему межшкольных войн. Чувствую, мне и так скоро предстоит тщательная идеологическая обработка, директриса у нас — смесь чистой гордости с нечистой силой, хе-хе. Вцепится, как мантикора, только клочья с меня полетят. Если бы существовали перерождения, я бы сказал, что как раз в ней возродился Гриндевальд.       Альбус от неожиданности споткнулся о напольный цветочный горшок и едва не улетел носом в мрамор вместе с ним.       — Думаешь, перерождений не существует?..       — Конечно, это абсолютно антинаучно.       — А если допустить, что?..       — Нет! Не существует никаких перерождений, — Геллерт посуровел и с железобетонной категоричностью пнул ногой дверь их спальни. И почему его это разозлило? — Лучше подумаем, какие могут быть испытания в первом туре. Традиционно на первом состязании Чемпионы тянут жребий, кому какое испытание достанется, и главная задача — за отведенный промежуток времени добыть некую вещь, которая будет служить подсказкой к прохождению второго тура. Во втором туре, как правило, соревнования на скорость, кто быстрее других выполнит некую задачу, и это очень важно, потому что к третьему испытанию Чемпионы будут приступать через те промежутки времени, на которые они отстали друг от друга во втором испытании, и уже после второго тура победителя можно будет называть с высокой вероятностью, особенно если он значительно оторвался от остальных по времени.       — Мне пока не хочется об этом думать. Надо ещё смириться с тем, что я один из Чемпионов. И занятия уже, похоже, начались, пойду для разнообразия поучусь.       Впрочем, на первых занятиях, как бы Альбусу ни было интересно слушать лекции местных преподавателей, ему особо поучиться не дали. Все хогвартские студенты, которые учились вместе, закидывали его записками, некоторые больно врезались острыми краями бумаги прямо в висок, и гипервежливые, слащаво-улыбчивые и слишком прихлопнутые культурой преподаватели боялись делать иностранцам замечания. Даже Фитц и Минни, понимающие, что ему хочется послушать тему урока, то и дело пихали его в бок и нашёптывали свои соображения насчёт грядущих испытаний и как их пройти максимально эффективно. Задёрганный со всех сторон, закиданный записками и упрекающими взглядами преподов, Альбус дополз до спальни уже в темноте. Минни агитировала его сходить в местную библиотеку и почитать подшивку старых газет и журналов о предыдущих Турнирах, чтоб хоть примерно представить, что его может ожидать на первом туре, но глаза у парня слипались, хотелось только рухнуть лицом в безумно мягкую подушку и забыться часов на девять. Правда, на входе в спальню его чуть не сбил с ног взволнованный Христо, вытаращил на него перепуганные глаза и быстро-быстро затарахтел по-болгарски. Альбус тут же достал переводчик.       «Радован и Геллерт подрались, Радо считает, что Гел это нарочно подстроил, может, даже с директрисой сговорился, чтоб Кубок выбрал его! Они ушли куда-то драться на дуэли!»       — Куда ушли?.. — от неожиданности Альбус забыл, что Христо его не поймёт, но Христо хотя бы по интонации понял и растерянно махнул рукой в сторону лестницы на выход.       «Тут большая территория школы, они по-любому где-нибудь спрячутся, и Радо его прикончит!» — и парень, ещё крича что-то на бегу, припустил вниз по лестнице. Альбус швырнул учебники на свою кровать и побежал следом.       Двор хорошо освещался, купола садов мерцали в отдалении мягкими огнями, справа от двора густо разрослись акации и незнакомые колючие кусты, и именно там, судя по громким крикам и треску ветвей, бегал Христо, решив, что густые заросли — самое лучшее место для двух всерьёз поссорившихся дуэлянтов. И он, разумеется, ошибался. Альбус прикинул, где бы он сам проводил дуэль, если б ему пришла в голову такая дурацкая идея, и ответ пришёл быстро: Сад Тишины. Был среди местных садов один уголок для социофобов и одиноких философов, очень живописный, но абсолютно лишённый звуков, человек в нём даже собственного дыхания не слышал, не говоря уж о собственных шагах. Зато в саду действовала любая магия, можно было наколдовать себе релаксирующую музыку прямо в уши, улечься в травяной гамак, который тебя при желании ещё и от обзора скроет, и наслаждаться тишиной и одиночеством. Снаружи сада тоже невозможно было услышать, что происходит внутри. И для дуэлянтов любое заклинание, даже Авада, в Саду Тишины автоматически становилось невербальным, так что преимущество было только у легилиментов.       В темноте оказалось совсем нетрудно найти дуэлянтов по вспышкам магии, когда Альбус подбежал к небольшой поляне среди безумно красивых ивообразных деревьев со светящимися нежно-голубыми каплевидными листьями, Радован как раз засыпал Геллерта заклинаниями, произнося их с такой скоростью, что даже мастер чтения по губам вряд ли сумел бы разобрать хоть четверть. Вокруг Геллерта сиял и потрескивал довольно мощный магический щит, заклинания разбивались о него с фонтанами искр, под ногами вспыхивала и гасла трава, пара заклинаний угодила в деревья, и те обиженно задрожали, освещая дерущихся мириадами огоньков со своих листьев. Да, Радован смотрелся очень внушительно и угрожающе, охотно верилось, что этот парень — трёхкратный чемпион по дуэлям. На месте Геллерта многие могли бы наложить в штаны и сдаться, но немец был возмутительно спокоен, а его щит и не думал пробиваться ни одним из заклинаний, что, видимо, изрядно изумляло буйного серба. По его расчётам, да и по расчётам Альбуса, щит должен был уже давно рухнуть от такого давления.       Наконец серб остановился и что-то закричал, разумеется, беззвучно. Альбус предположил, что он обвиняет противника в трусости и отсидке за щитом, а в спортивных дуэлях, кажется, есть определённый лимит использования «Протего», превышение которого отнимает у дуэлянта очки. Геллерт коротко кивнул, его щит пропал, и тут же в Радована полетело, похоже, связывающее заклинание, парень едва успел уклониться, ибо выставить блок явно не успевал. А дальше заклинания следовали одно за другим с ужасающей скоростью, и Геллерт ни разу не разлепил плотно сжатых губ, действуя одной невербалкой. Легилимент из Радована был, видимо, никакой, и ему чётко давали понять, что здесь не спорт, это настоящая драка, не за призовые очки, а за сатисфакцию обиды. Альбус уловил в сплошном потоке магии и взрывающие заклинания, и левитирующие, и кое-что из трансфигурации, но многие он не успевал даже опознать. Всё же Радован умудрялся блокировать и отражать большинство заклинаний, от некоторых успешно уклонялся, однако у него во взгляде читался настоящий испуг. Он не привык к таким скоростям и не ожидал от Геллерта способности что угодно колдовать невербально. Не прошло и десяти секунд, как он был вынужден наглухо прикрыться щитом, который распался от первого же бомбардирующего заклинания Геллерта, и почти в то же мгновение Радована всего, от плеч до щиколоток стянули железные цепи. Более того, серба подняло в воздух метра на два, где он затрепыхался, кривя рот в беззвучном вопле, выпученные глаза едва не вываливались из орбит. Наверно, цепи его душили со всей дури. Геллерта тоже перекосило в какой-то жуткой, победно-презрительной улыбке, мол, сам хотел настоящую драку, чемпион недоделанный, так что теперь не жалуйся. Альбус не успел даже задуматься, что он творит, но бросился к немцу и сильно толкнул его в плечо. Тот вздрогнул, увидев Альбуса, резко опустил палочку, и Радован шмякнулся в траву.       — Что ты делаешь?! Вы тут до смерти дерётесь, что ли, совсем с ума посходили?! — конечно, звуков по-прежнему не было, но по губам вполне можно было прочесть, чем так недоволен англичанин. Геллерт, кажется, очень смутился, растерянно забегал взглядом вокруг, походя на застигнутого врасплох воришку, и Альбус сам разбил цепи на Радоване. У серба сочилась кровь то ли из носа, то ли изо рта, он был бледный и какой-то сломленный, несмотря на весь свой внушительно-культуристский вид. Альбус помог ему подняться, применив на себя временную повышенную грузоподъёмность — ибо этот боров грозил сломать ему плечо своим весом, — и потащил прочь из сада. На выходе Радован отстранился, попытался использовать бодрящее заклинание, но его палочка только выстрелила одинокой искрой. Парень вздрогнул и похромал прочь, стараясь слишком не торопиться, чтоб это не было похоже на бегство.       — Он первый начал, — буркнул Геллерт, с преувеличенным вниманием разглядывая рукава своей рубахи. — И идея с дуэлью была его. И именно он сказал, что «это будет не как в клубе, настоящая взрослая драка». Ну, что хотел, то и получил.       — Радован трёхкратный чемпион по дуэлям. А о тебе в этой области никто не слышал. И ты так запросто его победил… — Альбус уставился на немца грозно и осуждающе, в духе «а прикидываешься тут невинной овечкой!» Геллерт с напускным равнодушием дёрнул плечом.       — Я пытался его урезонить. Отсиживался за щитом, думал, он остынет и передумает. У нас такой возраст сейчас, когда нужно спустить пар, и проблема уже не кажется такой важной. Но этот засранец перешёл на личные оскорбления. В дуэльном клубе за подобное его бы сразу дисквалифицировали, к тому же, настоящая драка, которой он так жаждал, означает отсутствие запретов на невербалку. Разве моя вина, что в невербальных заклинаниях он тупой пенёк?       — Выходит, если бы не Дуэльный Кодекс, в реальном бою ты бы положил всех ваших дуэльных звёзд?       — И не только наших, — лёгкая самодовольная ухмылка. — Да, я знаю, я могучий, просто спасу нет. Надеюсь, у Радо хватит ума не шестерить взрослым про этот «маленький инцидент», потому что меня с Турнира всё равно не снимут, а он ославится на всю магическую общественность, хе-хе. Пошли назад, пока нами не заинтересовались взрослые, а то решат, что это мы тут дрались.       «Интересно, если бы мы действительно подрались, что бы я смог ему противопоставить?..»       Радо в комнате не оказалось, как и его посоха, Христо сидел на кровати и мрачно щёлкал семечки. Они с Геллертом обменялись несколькими сперва тихими, потом гневными фразами, и Геллерт, схватив пачку сигарет, удрал в коридор. Христо тотчас же подсел с переводчиком на кровать к Альбусу. Альбус взял свой.       «Расскажи, как там было! Радо недавно забегал, весь помятый, бледный и злой, сказал, что больше Гела знать не хочет, схватил свой посох и куда-то удрал. Я подумал, что, раз он опасается оставлять свой посох в комнате, наверно, он опасается Геллерта, а значит, немец его сделал. Да?»       «Не уверен, что должен об этом говорить…»       «Я не стану никому разбалтывать, что между ними случилось, это совершенно не в интересах всей школы! Дурмстранг и так все считают рассадником злодеев, и директор нам уже поездила по ушам… А я друг обоих этих идиотов, и не хотелось бы, чтоб они поубивали друг друга!»       Альбус вздохнул и кратко поведал о случившемся в Саду Тишины, не расписывая в подробностях и, уж конечно, умалчивая о своих ощущениях, стараясь не передавать жуткий образ Хайлера, возникший было в тот момент, когда он удерживал связанного Радована над землёй. Христо озабоченно покачал головой и тяжело вздохнул. Он не выглядел удивлённым.       «А я говорил этому мордовороту, если бы не Дуэльный Кодекс, на такого самоуверенного петушка нашлась бы управа… Ты, кажется, хочешь подружиться с Геллертом?»       «Считаешь, что Чемпионы разных школ не должны дружить между собой?»       «Пф, нет. Это как раз круто, можно светиться перед прессой, которая будет на все лады трубить о великой дипломатической миссии Турнира в сфере международных отношений. Мол, поглядите, как дружны наши Чемпионы, это ли не дух идеального мирного соревнования? Я к чему… Геллерт сильно изменился в последнее время. Он всегда был душевным весёлым парнем, хулиганом и заводилой, с его подачи мы и другие ребята в Дурмстранге регулярно влипали в приключения, пару раз едва не окончившиеся трагедией, и именно поэтому с ним многие хотели и хотят дружить. Ты, наверно, слышал, мы иногда называем его Гитлером, он раньше очень психовал из-за этого, потому что бунтовать против школьных запретов и развязывать мировую войну — это совершенно разные вещи. Но в конце прошлого года он изменился… — Христо быстро зыркнул на Альбуса и отвернулся, так и не решившись уточнить, что же произошло. Впрочем, и так было понятно, что речь о трагедии с Колодцем Бесноватых Душ. — Нелестная кличка ему уже по барабану, он даже весело на неё реагирует. При этом стал каким-то более собранным, погруженным в себя, часто пропадает где-то в одиночестве. Он, конечно, такого не говорит, но мы, ребята, знающие его много лет, чувствуем, что у него появилась какая-то проблема. Гел иногда видит вещие сны, он курса со второго делился с нами своими снами, повторяющимися по несколько раз, и они всегда сбывались. Преподам мы не говорим, они с большим подозрением относятся к провидцам. И вот теперь, возможно, его начали мучить кошмарные видения, которые, разумеется, тоже сбудутся, но теперь он категорически не хочет делиться этим с нами. И, возможно, из-за них он стал агрессивным, явно тайком от всех изучает магию, которую в школе не преподают, потому что нельзя, и вообще, за последние три-четыре месяца он очень здорово подтянулся в магии. Раньше на спецкурсах по невербалке он после пары заклинаний уже сдувался, это же требует сильной концентрации, чтоб соединить мысль и палочку, чтоб магия поняла, какого эффекта от неё хотят, не озвучивая команду вслух, а когда мы сдавали зачёт по невербалке, он шутя оттарабанил с дюжину заклинаний в учебные щиты, ни разу не сбился, не притормозил, и все заклинания сработали как надо! Честное слово, иногда кажется, что у него поменялся мозг…»       Христо хотел было что-то добавить, но быстро осёкся и нервно отвернулся, покусывая ноготь. Альбус и сам догадался, какие подозрения роятся в его болгарском мозгу: после того, как в Геллерта вселилась чья-то сумасшедшая душа, возможно, эту душу извлекли не до конца, и она всё ещё влияет на парня, вольно или невольно передавая ему свои силы и умения. И мучащие его кошмары на самом деле не вещие сны, а видения из воспоминаний древнего психа, когда-то замурованного в стенах Дурмстранга. Кто его знает, вдруг однажды чужая душа возьмёт верх, и Геллерт сойдёт с ума, начнёт бросаться на людей, убивать и калечить, как он уже чуть не сделал с Радованом?..       «Полагаешь, его нужно бояться?»       «Ты, я гляжу, хочешь с ним дружить, уж не знаю, из политических соображений или просто потому, что он интересный тип. Так вот, как человек, продруживший с ним шесть лет, не рекомендую тебе такую дружбу. Прошло немало времени и немало опасностей прежде, чем Геллерт начал нам доверять. Он из тех людей, которые доверятся только тем, с кем сожрут килограмм соли».       «Эмм… прости, но после такого количества соли человек не выживет…»       «Это наше идиоматическое выражение. Означает, что прежде, чем с кем-то дружить, человек втянет кандидатов в друзья во множество серьёзных опасностей, и, если эти кандидаты не испугаются, не разбегутся, не нашестерят, тогда с ними можно иметь дело. И при этом кандидаты должны твёрдо понимать, что эти опасности возникли не сами по себе, это он, Геллерт, всю кашу заварил и засовывает их головой прямо в кипящий котёл. Такой вот он забавный зверёк…»       Альбус немного помолчал, рассеянно разглядывая узоры на ковре. Христо не уходил, косился на англичанина и явно ждал от него какой-то реакции. А Альбус не знал, как на это реагировать, ему нужно было обдумать всё наедине с собой, разобраться, что его в этом беспокоит настолько, что практически задевает за живое, и почему так происходит. Скользнув взглядом вдоль стен, он остановился на посохе и нашёл его неплохим шансом сменить тему.       «Радован забрал свой посох. Зачем? Он думает, что Геллерт может как-то ему навредить?»       «Ну, посохи для нас — такая же индивидуальная и ценная вещь, как и палочка, мало ли что».       «Значит, это правда, что вы и с их помощью умеете производить магию?»       «Ага. Почему-то всех в Западной Европе это так удивляет, как будто в вашей кельтской магии нет традиции колдовать посохами. У того же Мерлина был посох, хотя он, если не ошибаюсь, мог обходиться и без него. Нашу основательницу Нериду Волчанову на портретах изображают с посохом. К тому же, в русской школе магии колдуют только посохами, в этом славянские и кельтские традиции пересекаются, как, в общем-то, и во многом другом. И ваша, и наша магия имеет свои истоки от природы, от волхования и друидства. Разве ты никогда не задумывался, почему волшебные палочки изготавливают только из дерева, а из металла, камня, пластмассы или ещё чего-нибудь неживого их сделать невозможно?»       «Задумывался и совершенно с этим согласен. Просто не представляю, как это, колдовать посохом. К сожалению, Хогвартс отстаёт в международном сотрудничестве даже от Шармбатона, здесь наладили связь с японской школой магии, где всё принципиально новое, не похожее на наше, Дурмстранг, кажется, контактирует с русской школой магии, а мы прочно засели у себя на островах и дальше Америки, которая сама всё заимствовала у нас, носа не кажем».       «Ну, мы стараемся расширять границы, мы фактически стоим на стыке западноевропейских и славянских традиций колдовства, черпаем силы из обоих глобальных источников магии, хотя с обеими сторонами у нас недопонимания. Вы нас боитесь, считая тёмными магами, русские считают нас «изнеженными белоручками» и не воспринимают всерьёз. Оно, в общем-то, и понятно, там существует магия, способная вывернуть человека наизнанку, в буквальном смысле, и человек при этом будет жить, испытывая все эти «потрясающие» ощущения. А мы какой-то Авады боимся…»       Альбус вздрогнул, представив себе эту картину. Христо весело скосился на него и хлопнул по плечу.       «Чего скис, англичанин? Хочешь, я тебе покажу, как работают наши посохи? Немножко безопасной и красивой магии, чтоб ты не думал обо всём, что восточнее Франции, как о рассаднике сплошного черномагического ужаса».       Разумеется, Альбус не стал отказываться от такой возможности. Семикурсники, тихо переговаривающиеся в своём углу, тоже заинтересованно подтянулись, когда Христо взял свой посох и вышел на центр комнаты. Альбус заметил, что навершие посоха было выполнено в виде птичьей головы, похоже, вороньей, довольно тонкая искусная резьба по дереву. Болгарин сильно ударил посохом в пол, и по ковру проскочила пара искр, не причинивших никакого вреда, даже палёным ворсом не запахло, зато посох сразу же врос в пол. Прикрыв глаза и держа ладони по обе стороны от вороньей головы, Христо зашептал что-то непонятное. Ухо Альбусового переводчика шевелилось, пытаясь уловить знакомые звукосочетания, но текста на английском не появлялось, видимо, на перевод зарубежных заклинаний книжечка не была рассчитана. Через несколько секунд по посоху из самого пола поползла длинная ярко-зелёная лиана, потом несколько коричневых, они, заплетаясь в диковинный узор, поднялись выше посоха, сплелись в тугой пучок, потом распались на несколько пучков и продолжили завиваться вверх, от них в свою очередь ответвлялись другие пучки, помельче… и так, пока в комнате не образовалось самое настоящее дерево. В одно мгновение его укрыли красные листья, приятно шурша по потолку, который начисто укрыла густая крона, ветви листьев свисали почти до пола, и ребята, оказавшись словно под огромным природным зонтом, растерянно протянули к ним руки. Тёплые на ощупь, листья вздрогнули от прикосновений и разбрызгали вокруг себя мириады крошечных алых искр, тоже совершенно не обжигающих, только оседающих на руках, как яркая пыльца. Откуда-то с кроны спорхнуло несколько жёлтых птиц, похожих на канареек, но с красной грудкой — Альбус сперва принял их за плоды дерева, — и с пронзительным писком пролетели прямо сквозь головы шарахнувшихся парней, потом вытянулись в линию и принялись кружить вокруг ствола, как мотыльки вокруг лампы. Вкусно запахло осенним лесом, влажной землёй, прелой листвой, чуть-чуть хвоей и чем-то тёплым, успокаивающим, похожим на брусничный чай. Англичане невольно прикрыли глаза и придвинулись ближе, завороженные красивой природной магией, их телам стало легко-легко, словно они разом сбросили весь вес и превратились в эфироподобных существ, и это ни капли не пугало.       Хлопнула входная дверь, и Альбус чуть не упал, едва успев схватиться за чей-то комод. А один из семикурсников всё же навернулся задницей на ковёр. Оказалось, что парни действительно оторвались от пола и парили где-то в полуметре от него, совершенно этого не замечая. Дерево пропало мгновенно, одно моргание — и его нет, а Христо держит посох в руках, как шест наизготовку. Зашёл Геллерт, оглядел присутствующих, весело фыркнул и упал на кровать, распространяя вокруг свой сигаретный запах.       — Ворожбой занимаетесь? Молодцы.       «Нет, Христо, я никого не убил и не покалечил, не надо на меня так смотреть, положи посох и иди спать. Делать мне больше нечего, только лелеять тупые амбиции Радована, я-то знаю, что я ничего с Кубком не делал. Зато теперь сделаю всё, чтоб мы выиграли в Турнире, несмотря на его заскоки».       — Ты тоже так умеешь? — рискнул спросить Альбус, покосившись на оставшийся у стены посох Геллерта. У того был серебряный набалдашник, выполненный в форме звериной морды. Немец проследил за его взглядом и ухмыльнулся.       — Песец. Полярная лиса. У каждого свой индивидуальный посох, который творит индивидуальную магию. Если захочешь, чтоб я продемонстрировал, как работает мой, когда-нибудь покажу, только не в комнате. На выходных можем сходить исследовать окрестности и заодно поколдовать.       Следующим вечером, вернувшись с учёбы, которая действительно затягивала — преподаватели старались преподносить иностранным студентам материал в привычной для них форме, но студенты всякий раз сводили занятия к беседам с преподами, порой не касающимся тем уроков, или к практическим занятиям, грозившим разнести классы в щепки, причём Альбус был чуть ли не главным инициатором таких форм занятий, — Радован в комнате обнаружился. Не известно, что в отсутствие англичан произошло между дурмстрангцами, но выглядели они, все трое, вполне миролюбиво, спокойно общались, перекидывались какими-то мелкими вещами, хотя Геллерт чаще обычного бегал курить. Ему даже замечаний больше не давали, взрослые в Шармбатоне носились, как угорелые, с какими-то таинственными работами по подготовке первого этапа Турнира, а охрана беспокоилась только о том, чтоб после девяти вечера все местные студенты и Чемпионы были на месте, остальные, «группы поддержки», могли хоть трижды на дню умирать и оживать, никто им и слова не сказал бы. В перерывах между занятиями Альбус попытался собрать Минни и Фитца позаниматься маггловскими науками, но, едва они засели в пустующем на ближайший час классе, как в коридоре раздались громкие крики и топот. Ребята осторожно высунулись и увидели разъярённую леди средних лет с густой гривой каштановых волос, которую еле держала сложная конструкция из множества заколок. Она кричала на самого директора Бавереля, который выглядел растерянным и практически раздавленным её напором.       — Переводи, что там за скандал! — друзья потыкали Альбуса в бока.       — Ну, мсье Баверель называет эту леди «мадам Эмонье»…       — Это мы поняли, похоже, мама Аурели. А в чём суть?       — Мадам Эмонье уверена, что выбор Чемпионом Жаклин Бескон — происки кого-то из двух других школ.       — Чего?! Она и Хогвартс обвиняет?!       — Тихо, не шипи мне в самое ухо! Ей, я так понимаю, всё равно, кто виноват, она возмущается, что мсье Баверель ничего с этим не делает, не проводит никакого расследования, даже результаты выбора не опротестовал, и ей плевать, что решение Кубка — обязательный магический контракт, любой контракт можно оспорить в любом суде, нужно было привести в школу настоящих ищеек из Министерства — это всё её слова — и проверить каждого иностранца, может, тут вообще замешаны тёмные искусства… Мсье Баверель утверждает, что в школе стоят надёжные датчики тёмных искусств, если бы какое-нибудь тёмное заклинание было использовано в пределах школы, школа сама отреагировала бы на него защитной магией… — Альбус запнулся, вспомнив случай на крыше школы, где они с Геллертом едва не подрались с девчонками. Красная стрела, чуть не спалившая взрывом ему кеды и Геллерту рубашку… это ведь была реакция школы на тёмное заклинание? Какое? Не «Протего» же. Значит, та штука, которой Геллерт запустил в девчонок, была из разряда тёмной магии?..       — Эй, ты чего затих? Они всё ещё ругаются, переводи давай!       — Ну… кхм… Теперь мадам Эмонье утверждает, что виноваты мы, хогвартские, потому что самые подозрительные. Мы не назвали ни одного кандидата в чемпионы, и любой Чемпион Хогвартса был бы «тёмной лошадкой» — собственно, и есть, хах! — а шармбатонские кандидаты, по вине мсье Бавереля, были давно известны всем, и директор этим самым подставил несчастных ребят, включая её дочь, под удар, будто специально для того, чтоб недоброжелатели из иностранцев знали, кого устранять. И вот, теперь вместо её великолепной дочурки за Шармбатон будет выступать какая-то едва живая… эмм… предпочитаю думать, что это какое-то животное или насекомое, то, как она назвала Жаклин, но потом уточню значение этого слова в словаре.       — Чего этот директор так перед ней пресмыкается? — фыркнул Фитц. — Помните, как к Лонгботтому припёрлись из родительского комитета ругаться, когда мы были на третьем курсе? Наш староста такой заглядывает в кабинет, чтоб прояснить насчёт засора в туалете, увидел там суровых дядек, хотел уйти, а Лонгботтом ему: «Заходи, Кевин, не топчись, господа уже уходят… Я сказал, уходят!» Рыкнул так ещё, и над его башкой эта зелёная зубастая штука воздвиглась!       — Не зубастая штука, а гигантская тентакула.       — Что поделать, у наших директоров вечно стрёмные питомцы, то таинственные фениксы, то плотоядные растения. Зато наши директора никогда перед всякими бешеными мамочками не пресмыкались!       — А попробовала бы эта мадам наехать на директора Дурмстранга! Боюсь, она сама превратилась бы в то слово, которым Жаклин назвала.       — Аурели рассказывала, что её мама — главный редактор «Пифии», самой популярной газеты французского магического сообщества, — вздохнула Минерва. — А Шармбатон очень трясётся над своей незапятнанной репутацией. Это нам после Волдеморта и Дурмстрангу — в общем-то, пожизненно, — нечего бояться портить репутацию, можно смело показывать фак всем и каждому, а Баверелю есть что терять.       Визит мадам Эмонье закончился тем, что при очередном повышении голоса, превзошедшем даже её ожидания, причёска на голове мадам лопнула, во все стороны разлетелись заколки, а её лицо почти целиком укрыли вырвавшиеся на волю волосы. Ребята быстренько закрылись в классе, чтоб в коридоре не услышали их хохота, но, судя по быстрому удаляющемуся цокоту каблуков, мадам поспешила ретироваться. После этого случая Альбус предложил девушкам из комнаты Минни присоединиться к ним в изучении маггловских наук и столкнулся с изумлёнными взглядами: девицы искренне не понимали, зачем это изучать, если магия всё равно круче и по всем фронтам опровергает науку магглов. У магглов, вон, и мётлы летать не могут, и человек ни в животное, ни в неживой предмет превратиться не может, а чтоб изменить внешность, надо делать с собой какие-то жуткие операции, от которых можно умереть. Альбус хотел было возразить, что магглам зато принадлежит практически весь мир, в котором им, магам, неминуемо придётся жить и мириться с тем, как этот мир работает, но мысленно дал себе пинка, потому что особо не рассчитывал на успех, просто пользовался предлогом, чтоб поговорить с Аурели.       — Да, мама затеяла большой скандал, — вздохнула девушка, когда они с Альбусом вышли в коридор. Альбус краем уха успел услышать, как её подружка фыркнула: «Так и липнут к ней иностранцы, сначала немец, теперь англичанин, тоже мне, звезда!» Опять за потроха дёрнуло какое-то неприятное незнакомое чувство. — Она как типичный журналист предпочитает во всём видеть теорию заговора и сейчас уверена, что выбор Жаклин — спланированная враждебная акция. Причём указать конкретного виновного она не готова, обвиняет всех подряд и, как та самая женщина на картине о французской революции, призывает всю общественность возмутиться и заставить провести расследование, а пока расследования нет, подозревать всех подряд. Включая даже нашего директора, о чём он уже был поставлен в известность на повышенных тонах. Но не беспокойся, первый тур состоится десятого октября, через полторы недели, никакое расследование, даже если мама чего-то и добьётся своими воплями, уже не успеют провести, и ничего не сорвётся. А вообще, мама кое-где, конечно, перегнула палку. Во-первых, она сама опубликовала в своей газете рейтинг кандидатов от Шармбатона и безумно гордилась, что я его возглавляю, теперь же благополучно об этом забыла. И во-вторых, она наговорила мсье Баверелю такого, что я не выдержала и убежала, не дожидаясь конца их ссоры. Честное слово, будь на его месте менее мягкий человек, он бы подал на неё в суд за оскорбления!       — И что такого она ему наговорила? — Аурели с сомнением покосилась на Альбуса и вздохнула ещё более душераздирающе.       — Ладно, об этом уже многие знают… Мама сказала ему, что он никогда не испытает её чувств, никогда не узнает, каково это, когда его дочь лишают заслуженного шанса на проявление своих талантов. Дело в том, что у мсье Бавереля есть дочь. Когда она была маленькой, они отдыхали в Румынии, ездили на экскурсию в драконий заповедник. И там девочка пропала. Нашлась только спустя несколько месяцев чисто случайно. По официальной версии, она убежала от родителей, потерялась, и её подобрала полусумасшедшая старуха, которая поила её своими сомнительными зельями, считая, что нашла свою преемницу. Ну, ты знаешь, есть такие… эмм… «хиппи» среди магов, которые пытаются жить по старинным устоям и верят, что настоящий колдун не может умереть, не передав свой дар ученикам. В противном случае он будет обречён или стать призраком, или воплотиться во что-то мерзкое, помня свою предыдущую жизнь и бесконечно мучаясь. Девочку с трудом нашли и забрали у старухи, но самое страшное в том, что старуха оказалась больна драконьей оспой. Разумеется, она не лечилась… и разумеется, девочка тоже заразилась…       — Сейчас драконья оспа лечится.       — Да, но даже взрослых людей не всегда удаётся спасти, если начать лечение поздно, а тут маленькая девочка. К тому же, много осложнений дали подозрительные зелья старухи, которые она, похоже, использовала и как еду, и как лекарство. В общем… дочь мсье Бавереля потеряла зрение, на её теле навсегда остались уродливые следы от драконьей оспы, и что-то серьёзное случилось с психикой. Она на домашнем обучении, в школу ей нельзя: мама, которая разнюхивала эту историю, говорит, что у девочки начинаются панические атаки в присутствии незнакомых людей, она кричит, забивается в угол и выплёскивает потоки неконтролируемой магии. Вроде бы, она уже не ребёнок, но контролировать эти выбросы так и не научилась.       — Мда, тут твоя мать действительно перегнула палку. А руководство Шарбатона, похоже, не привыкло ссориться ни с прессой, ни с правительством.       — Даже не знаю, хорошо это или плохо. Мсье Баверель и правда очень мягкий человек, даже, пожалуй… сломленный. Ну, все по-разному реагируют на горе, кого-то оно закаляет, кого-то наоборот… — Аурели помолчала, потом уверенно глянула Альбусу в глаза: — Я никого ни в чём не подозреваю и не считаю, что Жаклин заняла моё место. Да, мне очень хотелось быть Чемпионом, хотелось постоять за честь школы, и я была уверена, что смогу достойно себя проявить. Но Кубок Огня чуть ли не каждый раз выкидывает неожиданные фортели с выбором, а на жульничестве за последние две-три сотни лет был пойман только один Каркаров, и тот был преступником. Возможно, Кубок разглядел в Жаклин некий потенциал или особый дар, о котором людям не известно. К тому же, у Дурмстранга Чемпионом стал тоже далеко не явный фаворит. Но я уже знаю, что он очень хорош в квиддиче, наверно, и в общей магии тоже.       Аурели невольно покраснела, улыбнулась и смущённо отвернулась.       — Вы подружились? — Альбус честно не собирался этого спрашивать, само вырвалось, и в груди опять неприятно заскреблось, будто даже дышать стало тяжелее.       — Похоже, — девушка мечтательно смотрела в окно, демонстрируя во всей красе свои ямочки на щеках. — Он очень вежливый, любезный, настоящий джентльмен, прекрасно разбирается во всём, о чём с ним ни заговори… ну, или удачно умеет делать вид, что во всём разбирается, во всяком случае, производит впечатление большого интеллектуала. Я даже не ожидала, не то, чтоб у меня были предрассудки против северян, но остальные парни, да и девчонки из Дурмстранга кажутся поверхностными по сравнению с ним. Или, скорее, обычными подростками, каких подавляющее большинство, а он словно настоящий принц среди шумной ватаги простолюдинов.       «Да уж, девочка определённо запала по самую макушку. Видела бы она, как этот принц… Так, стоп, я что, завидую? Ох, как будто мне с этой Аурели что-то могло светить! Фитц абсолютно прав, когда говорит, что девчонки не любят заучек. Это зрелые умудрённые опытом женщины предпочитают выходить замуж за умных и успешных в карьере, а молодым девчонкам подавай обаятельных красавцев». И тут же вредный внутренний голос, принадлежащий по-прежнему Минерве, ехидно возразил: «Ал, мальчик мой — и не шипи, что я использую твою фразочку! — ты вовсе не по Аурели вздыхаешь, подумай, а не запал ли ты сам на обаятельного красавца по самую макушку!»       «Минерва, боггарта тебе в кровать, да сколько можно?!.. Ох, опять с самим собой ссорюсь…»       — О, Альбус! — к ним как раз подпорхнула сияющая Фрида, остро воняющая какой-то пахучей травой. — Я от девочек в комнате слышала, что ты предлагал нашим французским курочкам маггловскими науками позаниматься? Не бойся, Аурели плохо знает английский, — немка во все зубы разулыбалась на Аурели, и та, смущённо зыркнув на неё, убежала. Парень невольно подумал, что в комнате Фриду побаиваются, она у них там что-то, вроде локальной старосты. — Хочешь, подкину вашей компашке несколько любопытных математических задачек?       — Ты тоже изучаешь математику?       — И не только, в Дурмстранге не единым дуэльным клубом живы, там есть и клубы маггловских наук, причём ещё века с восемнадцатого. Надеюсь, вы у себя в Хогвартсе знаете, что Никола Тесла тоже когда-то учился в Дурмстранге, а потом ушёл в мир магглов?.. Или вы не знаете, кто такой Никола Тесла вообще?!       — Я-то знаю, но большинство студентов в самом деле не знают.       — Ууу, как всё запущено! Ладно, я не подряжалась просвещать целую чужую школу. В общем, записывай. Есть два стакана ёмкостью по сто пятьдесят миллилитров каждый. Один стакан полон воды, второй наполовину заполнен сорокоградусной водкой. Как сделать в одном из стаканов пятнадцатипроцентный раствор спирта и сколько миллилитров этого раствора получится? Мы с Минни уже решили, а вообще, задачку Геллерт подкинул, любит он провокационные задачки с выпивкой, хе-хе.       — Хм. Кстати, ты сказала, что второй стакан наполовину заполнен. Знаешь философский вопрос про стакан? — Альбус честно записал прямо на руке и хитро зыркнул на девушку. Та расхихикалась.       — А ещё маггловские науки любишь! Дружок, стакан ВСЕГДА полон! В данном случае он заполнен наполовину водкой, наполовину — воздухом. Даже если воздух откачать, в стакане будут водка и вакуум, так и передай всем пессимистам, которые ответят на вопрос неграмотно!       — Похоже, это твоя жизненная установка.       — Она у нас с Геллертом одинаковая, — Фрида как-то коварно подмигнула и пошла по своим делам.