В начале нового пути

      В ближайший выходной Геллерт, вернувшись с долгого отсутствия где-то на просторах школы, решительно выхватил у Альбуса из рук учебник по физике со штампом какой-то старшей школы Эмерсетт, подбросил его в воздух и лёгким изящным движением палочки превратил его в ловец снов.       — Труба зовёт на поиски приключений! Поднимай свой ленивый заумный зад с кровати и вкуси реальный мир, иначе до конца Шармбатонских каникул тебе будет сниться, как на тебе испытывают законы Ньютона! А может, даже Архимеда! — весело заявил он, залезая в джинсы и клетчатую рубаху. — Мы идём гулять, и я, как обещал, покажу тебе особую магию своего посоха… О, чёрт, это прозвучало нехорошо, — он весело рассмеялся и принялся посохом выуживать кроссовки из-под кровати. Альбус от такого напора немного завис в растерянности.       — Эмм… Учебник мне очень дорог, я его с трудом достал.       — Он никуда не убежит, в отличие от драгоценных часов твоей молодой жизни. Тем более, нас ждёт дама, крайне неприлично заставлять даму ждать. К счастью для нас, местные девчонки ещё не все поголовно феминистки, есть смысл завоёвывать их веками испытанными мужскими приёмами.       — То есть, оглушить дубинкой по голове и утащить в пещеру, пока не очнулась?       — Ах, чёртов англичанин, что ж ты со мной делаешь, сейчас был выстрел в самое сердце! — Геллерт заржал, прыгая на одной ноге и втискивая вторую в кроссовок. — Обожаю людей с таким здравым взглядом на проблемы! Одевайся, пещерный человек, и дубинку на всякий случай не забудь.       Альбуса, конечно, неприятно уколол тот факт, что на прогулку они выбрались в компании Аурели, которая действительно ждала их в коридоре, такая вся милая, уже раскрасневшаяся и бесконечно улыбающаяся, но парень сердито заставил свои потроха заткнуться и не выступать. Во дворе к ним присоединился Долбик, слетевший с ближайшего крышного выступа и врезавшийся хозяину в голову, хотя целился в плечо. Под ноги Альбуса упала половина недоеденной вороны. Похоже, активность дракончика на сегодня вошла в завершающую фазу, он послушно расселся на плече Геллерта, аккуратно сложив крылья, мерно раскачивался, жмурился на солнце и только ленивым взглядом сытого хищника провожал снующих мимо птиц. Вокруг Геллерта распространялось едва заметное бледное сияние: наверно, немец использовал какое-то щитовое заклинание длительного действия, чтоб зверушка не подрала когтями его рубашку и не разодрала нечаянно кожу до костей.       «Ишь какой, лёгких путей не ищет. У нас бы использовали наплечник из прочной кожи, а он будто нарочно постоянно демонстрирует, что у него есть магия на все случаи жизни».       Аурели тоже это заметила и не преминула бурно восхититься умением своего кавалера — а в том, что он её кавалер, у постороннего наблюдателя не оставалось сомнений, ибо Геллерт аж млел от её похвал, невольно расправлял плечи и ставил грудь колесом, усиленно делая вид, мол, пустяки, я и не такое могу, и вообще, прекрасная леди, вы правильно подобрали себе отважного рыцаря. Альбус всю дорогу молчал, прислушиваясь к беседе «сладкой парочки» и думая, почему не отказался с ними гулять, мог ведь, даже если бы его тоже превратили в ловец снов. Они обошли все сады возле школы и начали подниматься в горы. Здесь началась лесисто-скалистая местность, местами превращающаяся в труднопроходимую густую чащу, но Геллерт не стал в неё углубляться, он поднялся по скалам левее, туда, откуда доносились звуки горного потока, и вывел их к довольно широкой и бурной горной реке, с шумом катящейся по многочисленным порогам. Вдалеке из-за скал виднелись флаги на мачтах корабля со спущенными парусами.       — Это ваш корабль? — спросила Аурели. — Вот бы туда попасть!       — Он сейчас под охранными чарами, лучше не лезть. Да и внутри он ничего особенного не представляет, самый обыкновенный. Когда мы перемещаемся под водой, вокруг него образовывается прочный магический пузырь. Всё равно, что путешествовать на подводной лодке с прозрачными стенами и потолком, никаких видоизменений в самом корабле не происходит.       — Зато какие виды вокруг!       — Это верно, особенно когда в пузырь долбится стая голодных белых акул со всех сторон. То ещё зрелище. А пару раз к пузырю приставали ядовитые медузы, и, когда мы выныривали и пузырь лопался, они шмякались на палубу. Потом о них забывали, и наткнувшиеся на них зеваки получали ожоги. Про конфузы с русалками и говорить нечего, разок они даже объявили нам войну, правда, быстро об этом забыли, когда приплыли в Северное море, отморозили хвосты и в панике уплыли.       — Круто! А… зачем ты привёл нас сюда? По этой реке нельзя сплавляться, и плавать там запрещают, во всяком случае, младшим курсам, а старшим, в общем-то, и не интересно.       — Вообще-то, я хотел собрать всех Чемпионов, но Жаклин вечно нельзя найти, её теперь, похоже, берегут похлеще, чем американского президента во время ядерной войны. Я в маггловских фильмах видел, хех. Но ты, Аурели, ведь встречаешься с ней на занятиях?       — Да, хотя она не все занятия посещает, и потом её сразу уводят колдомедики… А что случилось?       — Дело в том, что наша директриса кое-что разнюхала о предстоящем испытании. Она выловила меня вчера в коридоре, когда я курил, и под страшным секретом в очень витиеватой форме дала наводку… Кажется, с неё взяли клятву молчать, выкручивалась, как могла.       На несколько секунд повисла напряжённая тишина, был слышен только шум реки.       — Ты собрался рассказать нам про испытание? — Альбус впервые на прогулке открыл рот.       — Если знает один, должны знать и все трое. Это честное соревнование, все в равных условиях на старте. Другое дело, если кто-то из нас сам не сможет добыть подсказку для второго тура, несправедливо будет делиться с ним подсказкой, потому что тут уж каждый получает то, что заработал в соревновании, но пока ни у кого преимущества быть не должно.       — Подразумевала ли это ваша директриса, когда делилась с тобой информацией?       — Альбус, не умничай. Мне плевать, что она там подразумевала, я не давал никаких клятв молчать и не подписывался участвовать ни в каких межшкольных интригах! — Геллерт сердито нахмурился. Долбик на его плече встрепенулся и тоже грозно клекотнул, будто поддакивая. Аурели же воззрилась на парня почти фанатично восторженным взглядом, аж звёзды в глазах заплясали. Ну всё, теперь её сердце покорено окончательно.       — Ладно, рассказывай.       — Она говорила о трёх главных движущих чувствах человека, которые мотивируют на любые поступки и вообще являются главными в жизни всего человечества. Это страх, гнев и страсть.       — Совершенно не согласен…       — Альбус, блин! Здесь главное то, что с этим, по-видимому, согласны организаторы Турнира. Нас трое, чувства они выбрали тоже три, соответственно, каждому из нас нужно будет столкнуться на первом испытании с преодолением того из этих чувств, которое выпадет нам по жребию. То бишь, кого-то будут запугивать, кого-то злить, а кого-то соблазнять. Хорошо бы мне выпало последнее, ха!       — Серьёзно? Соблазнять?! — Аурели яростно покраснела. — Общественность немедленно возмутится, Альбус по магическим законам вообще ещё несовершеннолетний!       — А потом говорят, что это парни вечно думают ниже пояса, — Геллерт захихикал. — С чего ты взяла, что соблазнять будут прелестями противоположного пола? Может, Альбусу навалят гору сладостей и внушат, что он никуда не должен идти, пока не сожрёт всю гору. Он у нас сладкоежка, и это тоже можно назвать страстью.       Теперь Альбус яростно покраснел. «Откуда он вообще знает, чёрт возьми?!»       — В связи с этим я задумался над контролем эмоций, — спокойно продолжал Геллерт. — Есть множество довольно сложных практик, которыми люди занимаются годами, чтоб научиться контролировать себя в любой ситуации, но это нам не подходит, испытание через неделю. Лично я, как неоднократно установлено опытным путём, плохо контролирую гнев, наверняка можно найти то, чего я боюсь, и не все страсти и не всегда удаётся преодолеть. Однако трудно представить себе ситуацию, в которой я бы, допустим, совершенно потерял голову от страха, забыл, что я на соревновании, и мне нужно во что бы то ни стало выполнить задание. Или что в случае провала со мной не случится ничего плохого, организаторы всё остановят и извлекут меня из, так сказать, некомфортной среды. Значит, скорее всего, на наше сознание будут воздействовать извне.       Геллерт пристально уставился на Аурели. Она потупилась, как провинившийся ребёнок.       — Да, слухи о том, что в Шармбатоне иногда используют… эмм… стимулирующие вещества — это правда… — тихо проворчала она. — Но в малых дозах, и они направлены на стимулирование исключительно положительных эмоций. Вы, наверно, заметили, что на уроках никто не выглядит уставшим, даже если прогулял перед этим всю ночь, студенты полны энтузиазма…       — Но это незаконно, — насупился Альбус.       — Наше Министерство в курсе и в основном одобряет…       — Значит, понятно, что ради Турнира Шармбатон раскошелится на вещества, стимулирующие и отрицательные эмоции, и весьма сильные, — подытожил Геллерт. — Вот мы и выяснили, что у нас будет за первый тур, совместными усилиями. Есть ещё неделя, чтоб помозговать над этим. А теперь, ребятки, я хочу вас познакомить со своим песцом!       Парень взмахнул посохом и с силой ударил им в камень, на котором стоял. Серебряный набалдашник в форме головы полярной лисы вспыхнул белым огнём, который резко вытянулся и длинным столбом ушёл в небо. Секунда — и столб замёрз, по камням и земле побежала корка льда, на которой с мелодичным потрескиванием начали образовываться диковинные узоры, а над головами ребят сгустилось серое тяжёлое облако. Ещё секунда — и из облака повалили крупные хлопья снега. Поймав парочку в ладонь, Альбус увидел, как хлопья сложились пополам, словно крылья бабочки, вспорхнули с ладони и закружились вокруг его головы. Точно так же вели себя и все остальные, устроив целый танец в воздухе и обдавая восторженных зрителей холодными дуновениями ветра. Корка льда добежала до реки, и небольшой участок воды накрепко замёрз, превратившись в каток. Вода продолжала нестись поверх него, но лёд и не думал разбиваться или истончаться. Потом очертания этого «катка» стремительно видоизменились — и вот на берег выпрыгнула самая настоящая полярная лиса, целиком изо льда, но с живыми чёрными бусинами глаз. Принюхалась к воздуху, взмахнула ледяным хвостом и бросилась ловить снежных «бабочек».       — Какая красивая магия… — восторженно выдохнула Аурели, сама, кажется, замерев, как ледяная статуя, от увиденного. Геллерт довольно улыбнулся, держа руки по обе стороны от посоха, так что казалось, будто в его ладонях пляшет белое пламя.       — Моя магия холодная, не та, что у Христо, Радована или многих славянских студентов Дурмстранга. Говорят, от неё веет смертью…       — Но она оживляет снежинки и ледяных лисиц, — возразил Альбус.       — Но снежинки и ледяные лисицы не живые. Холодные зомби.       — Ох, умеешь ты испортить момент, — Альбус невольно фыркнул, косясь на вздрогнувшую Аурели. — Не очень-то романтично говорить об этом в присутствие девушки.       — А тебе нравится?       Ал ухмыльнулся, достал палочку и превратил куст на берегу реки в рыжую лису. Лиса опасливо огляделась, принюхиваясь, увидела ледяного песца, пригнулась к земле и осторожно подкралась поближе. Песец с аналогичным опасением и недоумением пополз ей навстречу. Спустя несколько секунд после столкновения и удивлённого взаимного обнюхивания-полапывания зверьки с весёлым фырканьем побежали вдоль берега, догоняя друг друга и норовя укусить друг другу хвосты. Геллерт проводил их долгим задумчивым взглядом, потом обернулся к Альбусу и разулыбался так странно, словно хотел сказать «о, да, типичная твоя выходка, обожаю эти твои выходки». Словно они сто лет друг друга знали… Альбус не понимал, почему так сильно колотится сердце, и почему снежные «бабочки» собрались в целый кокон вокруг волос Геллерта, будто бы создавая ему ангельский нимб, но это зрелище было завораживающим и буквально отбивалось на сетчатке глаз. А глаза напротив, два холодных айсберга… нет, не растаяли — вмуровали его в себя, похоронили в своих вечных льдах, как древнее насекомое, влипшее миллионы лет назад в смолу и превратившееся в янтарь вместе с ней. Пройдут ещё миллионы лет, и, может быть, отважные геологи откопают в древних айсбергах намертво вмёрзшего и посмертно влюблённого Альбуса Уэйдена…       — Кхм… Прошу прощения, мальчики, но река дальше замерзает, — из оцепенения обоих вывел нарочито встревоженный голос Аурели. — Не думаю, что у нас одобрят такое экологическое явление.       Девушка всё ещё — или снова — была ужасно красной и теперь избегала смотреть на парней. Альбус сообразил, что они тут неведомо сколько стояли и пялились друг на друга, совсем как в дурацких мелодрамах, на которые их водила профессор маггловедения в кино, и у Аурели наверняка сложилось какое-то неверное впечатление о них.       «Да почему неверное?! — разорался в голове голос Минервы. — Вы совсем как те две лисички, рыжая и ледяная, остаётся только обнюхаться, взяться за руки и побежать вдоль берега, покусывая друг другу хвосты!»       «Ты совсем тронулась со своим зверьём!»       «А ты уже даже не возмущаешься, что разговариваешь с голосами в голове! Просто признай очевидное, чёртов трус, не достойный учиться на Гриффиндоре: ты влюбился! В парня! Ты гей, Альбус Уэйден, радужный заднеприводный мальчик, осознавший это буквально несколько секунд назад! А теперь сделай лицо попроще, пока тебя французская девочка не покусала!»       Геллерт осторожно разбил ледяной столб, тянувшийся из его посоха к небу, и от льда на реке, от ледяной корки, снежных «бабочек», тучи и вообще всего, наколдованного им сейчас, в мгновение ока не осталось и следа.       — Интересно, лисы тоже исчезли? — машинально спросил Альбус каким-то бесцветным голосом.       — Ну, моя наверняка да, а твоя — не знаю. Возможно, изумлённо и грустно бегает где-то неподалёку, не понимает, куда делся очаровательный песец, зовёт его, пытается вынюхать его следы…       Альбус глянул на него так, что почему-то даже у немца порозовели скулы, он закатил глаза и нервно фыркнул.       — Ладно, ладно, расслабься, не исчез мой ледяной зомби, будет теперь вечно обитать на побережье этой речки и кошмарить бедных студентов.       — Наверно, нам стоит пойти назад. Лучше не пропадать надолго из виду взрослых, вы же Чемпионы, за вами особо следят, — Аурели даже не стала дожидаться их согласия и первая пошла спускаться к школьным садам.       Весь обратный путь прошёл в молчании. Долбик решил, что в его желудке уже освободилось место для какой-нибудь пташки, и улетел вперёд, обнаружился лишь во дворе Шармбатона. Он припадал грудью к идеально ровным белым камням двора и яростно шипел на Жаклин, которая стояла от него в нескольких шагах, прижимала к груди сумку с учебниками — похоже, возвращалась с каких-то дополнительных занятий, — и пялилась на мелкого дракона своим коронным ничего-не-выражающим взглядом огромных чёрных глаз. Поведение Долбика ужасно удивила Геллерта, да и Альбуса: зверь не пытался напасть, что-нибудь похитить у девушки или укусить её из вредности характера, хотя его далеко не дружественные намерения были слишком очевидны, напротив, он немного пятился от неё назад, грозно раскинув крылья и с силой стуча хвостом по камням, так что казалось, вот-вот искры полетят. Геллерт быстро подхватил его под брюхо и понёс внутрь, неловко поздоровавшись с Жаклин и стараясь держать дракона подальше от неё. Долбик не унимался и шипел, выпуская облачка горячего пара из ноздрей, пока за ними не захлопнулась входная дверь.       — Что это с ним? — рискнул спросить Альбус.       — Понятия не имею. Он ужасно разъярён и одновременно напуган.       — Напуган?!       — Ага. Как будто… знаешь… встретил старого врага, с которым века в контрах, но который, видимо, сильнее его…       — Это Жаклин — его старый враг, который сильнее?       — Поверь, Лис, я сам понимаю не больше твоего.       Альбус открыл было рот, чтоб уточнить, почему его назвали лисом, потом подумал, закрыл рот и слегка разулыбался, изо всех сил стараясь сдержать губы, чтоб не расползались слишком широко. Долбика немного подержали в комнате, но хогвартские семикурсники испуганно жались от него по углам, спасая вещи от крайне любопытного и общительного дракона, которые стремился всё и всех пощупать и попробовать на зуб, и Геллерт с Альбусом отнесли его в комнату к девчонкам. После хозяина Долбик лучше всего начал относиться к Минни, девица действительно быстро нашла к нему подход, а дракону явно импонировала идея стать темой её статьи. По тушке Фриды вальяжно ползал настоящий крупный скорпион, на которого француженки и Сьюзен Сэндхем косились с опаской, а брат и сестра Хайлеры будто совершенно не замечали. Долбик на удивление тоже не замечал, уже привык, усёк путём многочисленных проб и обломов, что скорпион несъедобный и запросто может нанести приставучему ящеру неиллюзорный урон клешнями и жалом, и предпочёл его игнорировать. Ребята занялись решением заковыристых математических задач, которых у Хайлеров оказалось больше ста листов, распечатанных из интернета — и они сказали, что это им только на первый семестр, до рождественских каникул они обещали друг другу это всё порешать, — и время до позднего вечера прошло незаметно.       Когда француженки начали будто бы незаметно, но довольно красноречиво зевать, компания магглофилов распалась, Геллерт понёс Долбика в сад к фениксам, а Альбус, Минерва и Фитц остановились в галерее башни общежития и залюбовались ночной подсветкой двора и защитных куполов садов. Тут-то Альбус и решился рассказать друзьям о предполагаемом первом туре со слов Геллерта.       — Благородно с его стороны. Этот парень определённо поднялся в моих глазах, — уважительно покивал головой Фитц.       — Тебя напрягает то, что будут влиять на твоё сознание, стимулируя одно из этих чувств? — спросила Минерва.       — Не совсем, — Альбус ухмыльнулся, чувствуя, что опять сильно краснеет, непонятно, почему. — Если вы вдруг забыли, я, кроме школьной программы, люблю почитать много всего дополнительного, так что некоторые приёмы по очистке сознания знаю. Хотя практики у меня пока не было, никому, к сожалению, не пришла в голову шикарная идея поиграть с моим сознанием.       — А уроки окклюменции? — живо вспомнил Фитц. — Ты единственный с потока «захлопнулся» с первого раза, как сказал Люпин.       — Ага, а твои эротические мечты о бюстгальтере Мерилин стали достоянием факультета.       — Альбус, блин! — теперь Минерва имела сомнительное удовольствие созерцать двух помидорно-красных парней.       — Тут окклюменция не спасёт, никто не будет лезть тебе в голову. Это будет борьба с самим собой.       — Постараюсь уж одолеть того слабого никчёмного Альбуса во мне, который будет злиться, бояться или вожделеть предполагаемую гору сладостей. Больше всего меня волнует то, что вокруг Турнира определённо что-то происходит. Что-то нехорошее.       — Ууу, интриги! Обожаю! — Фитц обрадовался, что тема бюстгальтера не получила развития. — Это ты насчёт ссоры директоров Шармбатона и Думрстранга? Тут все до сих пор гадают, за каким троллем эта норвежская валькирия сюда припёрлась. Наш-то Лонгботтом как примерный хозяин тихонько копошится в школьном быту — хотя в основном в теплицах и том дендрарии, который устроил из своего кабинета, — и ни сном ни духом ни о чём.       Альбус вздохнул и рассказал ещё и о реакции Долбика на Жаклин.       — Вот это в сочетании с самим фактом выбора Жаклин Чемпионом, с историями её родового проклятия и болезни дочери мсье Бавереля, с тем, что мсье Баверель боится мадам Эмонье и ажиотажа прессы вокруг предполагаемого жульничества на Турнире… не знаю, как вас, а меня наводит на мысль, что жульничество всё-таки было. И леди Андреассен, скорее всего, приехала как раз потому, что ей стало известно о возможности жульничества. Однако она молчит об этом, избегает разговоров с прессой, хотя именно ей бы сейчас звонить во все колокола. Либо ей угрожают, либо с ней договорились, либо она предполагает ответить чем-то подобным. Вот, добывает информацию о Турнире и из-под полы снабжает ею своего Чемпиона. А нам с Жаклин везёт, что Чемпион Дурмстранга настоящий дуэлянт и чтит свой Кодекс…       Минерва коварно скосилась на Альбуса, но тактично промолчала. Ей и без лишнего смущения друга были видны звёзды, загоревшиеся в его глазах при этой похвале в сторону Геллерта.       — Блин, пока между Шармбатоном и Дурмстрангом происходят разборки, Хогвартс наивно сидит в сторонке и рассчитывает на честную игру, — мрачно заворчал Фитц. — Этак мы ещё до начала Турнира станем аутсайдерами, потому что вообще не в теме ни о чём действительно важном. Слушайте, а может, тут банальный тотализатор? Какие-то большие шишки ставят на эти две школы… и тут замешана целая международная магическая мафия, а?       — Да уж, как посмотришь на работу французского Аврората, волосы начинают шевелиться даже в подмышках, — в том ему пробурчала Минерва.       — Фу! Ты что, подмышки не бреешь?       — Фитц, давай будем честными друг с другом, твоих подмышек я тогда в дилижансе сполна нанюхалась, пока ты на мне висел. И, если заявишь сейчас, что девушки должны ухаживать за собой, а вам, альфа-самцам, это не обязательно, от тебя одни только подмышки и останутся!       — Ребята, я вас обожаю! — Альбус радостно захихикал. — Только с вами разговор о межшкольных интригах может внезапно перейти к обсуждению небритых подмышек!       — Мы тоже тебя обожаем, Ал, — усмехнулась Минерва. — А вообще, задача понятна, мы с Фридой и Аурели постараемся последить за Жаклин, может, поговорить с ней осторожненько, порасспрашивать других. Аурели ещё и маму свою ненавязчиво расспросит. Ведь это и в её интересах, узнать, каким удивительным образом Жаклин пропихнулась вперёд её. Рабочая теория лично у меня уже есть. Эти родовые проклятия — штука сложная и стрёмная, возможно, в тех девицах из рода Бескон, которые стали его жертвами, присутствует немножко от проклявшей их ведьмы. Тем более, эта ведьма покончила с собой, чтоб дать проклятию полную силу, а мы все прекрасно знаем, что даже после смерти сильные колдуны могут немножко некоторым образом жить и пакостить. На хоркрукс, конечно, не думаю, но подселение не упокоенной души — возможно…       Альбус нервно зыркнул на Минерву. Рассказала ли ей Фрида про случай с не упокоенными душами в Дурмстранге? Возможно. Но они оба с Минервой не станут заговаривать об этом, раз уж обещали своим Хайлерам молчать. Хм, своим Хайлерам…       — То есть, в Жаклин может сидеть древняя могучая ведьма?! — ахнул Фитц. — Ну, тогда это объясняет выбор Кубка, если Кубок почуял в девочке-доходяге совсем другого человека!       — Пожалуй. Но почему Долбик так её испугался?       — Драконы очень не жалуют нежить, — сказала Минерва. — Призраков, вампиров, дементоров, даже русалок и лесных духов, хотя и русалки, и лесные духи сами боятся драконов и прячутся от них. Подселившуюся не упокоенную душу можно отнести к призракам, и дракон этой душе никак повредить не может, а вот она запросто его прикончит чужими руками, особенно такого мелкого, как Долбик. Надо попробовать навести на эту мысль колдомедиков, которые работают с Жаклин, им наверняка не придёт в голову такая идея без подсказки.       — А ведь опасно в таком случае воздействовать на сознание Жаклин в испытании. Мало ли, как поведёт себя эта ведьма в ней от воздействия возбудителей. Начнёт ещё, чего доброго, разрушать всё вокруг…       Минерва едва заметно коснулась руки Альбуса и быстро сжала его пальцы. Альбус коротко кивнул. Значит, Фрида ей точно рассказала, и они оба хранят секрет своих… своих… чёрт…       Тем временем Геллерт, благополучно сплавивший упирающегося дракона к фениксам, возвращался в школу через Сад Птиц, как вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд, буквально вбуравливающийся в спину. На магическое чутьё парень не жаловался и довольно быстро установил источник взгляда. На высокой акации, прямо в пятне света с защитного купола, сидел слишком крупный ворон размером почти со страуса, хотя ветка под его тушей не прогибалась, словно весил он не больше обычной птицы. Именно его красноватый глаз внимательно разглядывал Геллерта. Ворон молчал. Парень поиграл с ним в гляделки несколько секунд, потом сложил руки на груди и ухмыльнулся.       — Ну, что ты имеешь мне сказать? — ворон продолжал молчать. Геллерт закатил глаза. — Нет, я не думаю, что ты какой-то там заколдованный принц. Я ясно вижу, что ты самый обычный клудде, фламандский дух-оборотень. Удачно прикидываешься вороном, чтоб жить тут на халяву под надёжной крышей и с постоянным вкусным пропитанием.       — А ты слишком умный для своего возраста, — наконец оборотень раскрыл клюв, и идущий из него голос был мерзко-скрипучим, старческим и злым, как у полусумасшедших стариков, ненавидящих всех вокруг за их молодость и силы. — Даже местные преподаватели до сих пор меня не раскусили, ты же впервые меня видишь и уже сообразил, кто я.       — Равно как и ты наверняка сообразил, что ничего мне не сделаешь, а я в любой момент могу тебя выпотрошить и сделать из твоей жирной туши чучело.       — О, да, не сомневаюсь, — ворон, вероятно, злобно захихикал, если можно было так интерпретировать тот мерзкий скрип, который он издал. — У тебя ведь очень старая душа, парень, вся в шрамах и засунутая в новое тело. И сейчас, когда ты смотришь на меня, твои глаза, как два колодца, засасывают весь свет вокруг, поглощают и оставляют после себя одну тьму. Ты не заслуживаешь этой жизни.       — Во-первых, что бы ты там ни думал о моей душе, она явно намного моложе тебя, ты-то уже не одну сотню лет разменял, ленивый нахлебник. Даже духи, оказывается, могут зажиреть. А во-вторых, не тебе, куску нежити, судить, чего я там заслуживаю или не заслуживаю.       — Есть один источник практически нескончаемого света, из которого ты уже пил однажды, — как ни в чём не бывало продолжал клудде с ещё более насмешливыми интонациями. — Надеешься ещё раз к нему припасть? Но что будет, если этот источник узнает, кто ты на самом деле?       Геллерт резко изменился в лице, в одно мгновение став снова похожим на голодного разъярённого вампира, выхватил палочку и швырнул в ворона красной вспышкой. Но ворон исчез, а заклинание ударило в ветку, всколыхнув акацию. Тут же под куполом сада зародился и начал нарастать угрожающий гул, как это было на чердаке Шармбатона. Геллерт побежал на выход со всех ног, а вслед ему неслось гулкое насмешливое карканье.       В школе Альбус, Минерва и Фитц уже расходились по спальням, но Альбуса будто что-то дёрнуло ещё раз глянуть в окно, и он увидел в отдалении, под куполом одного из садов, знакомую красную вспышку. Сердце сжалось, и вдоль спины пробежал мерзкий холодок. Снова тёмная магия? Снова Геллерт?.. Купол немного изменил освещение, наверно, внутри сработала защита, вроде той, что была на чердаке, но всё быстро вернулось в изначальный вид, и больше ничего не происходило. Ребята окликнули Альбуса, пришлось уйти, оправдываясь кучей внезапно нахлынувших невесёлых размышлений. Все соседи в комнате были на месте и спокойно готовились ко сну, что уже немного успокаивало, но Геллерта не было.       Он явился минут через десять, весёлый, пахнущий своим табаком и, вроде бы, в необожжённой одежде. Альбус не решился спрашивать у него об этой вспышке. «Почему вообще моя первая мысль была о нём? Если кто-то здесь и использует тёмную магию, даже считая, что она не тёмная, это может быть любой студент Дурмстранга или вовсе какой-нибудь злоумышленник, замешанный в интригах вокруг Турнира, а Геллерт слишком очевидно в интригах не участвует и хочет честного соревнования. Какое-то у меня странное отношение к нему… Честное слово, я кошмарно запутался…» Альбус думал, что не сможет уснуть всю ночь от бури мыслей в голове, но над его кроватью всё ещё висел ловец снов, тихонько шевеля разноцветными перьями, и сон нагрянул неожиданно и довольно быстро. До самого утра парню снилось что-то мирное, кажется, там фигурировали Мердок, вафли и пони.

***

      За день до первого тура в Шармбатон прибыли директор Лонгботтом и профессор Люпин, которому как декану Чемпиона не смогли отказать в этой привилегии. Вместе с ними неожиданно объявился и Мердок, который едва не сбил с ног мирно дрейфующего по коридору Альбуса, наскочив на него из-за угла, и в ответ на его вялые угрозы в следующий раз подвесить братца вниз головой под потолком, если братец вздумает снова так пугать, вывалил на него тонну радости и штук пятьдесят писем от мамы и половины Хогвартса. Разумеется, читать их Альбус не стал, иначе это заняло бы всё оставшееся время до соревнования, пробежал глазами только письмо от мамы, в котором она дежурными фразами желала ему удачи и уверяла, что ни на секунду не сомневалась в чемпионстве своего блистательного сына.       — Она никогда не умела нас поддерживать, — Мердок, увидев кислое выражение лица брата, читающего письмо, понимающе улыбнулся и слегка хлопнул его по плечу. — Мы сами отчасти виноваты, втемяшили ей в башку, что мы крутые ребята, и теперь наши успехи она воспринимает как само собой разумеющееся. Ты отличник учёбы, и это такой же естественный факт, как и то, что ты парень, поэтому за что тут хвалить? А я успешный спортсмен, и что, услышал я от неё хоть раз что-нибудь, кроме небрежного «молодец, так держать»? Неа. Скажи спасибо, что она хоть не требует от нас быть звёздами во всём, только в том, в чём мы и без её понуканий хороши.       — Зато ты вполне себе можешь поддержать, бро. Даже не ожидал от тебя.       — Заткнись, — Мердок тут же раскраснелся. — Я вообще выпил Люпину всю кровь, чтоб он взял меня сюда, вовсе не из-за тебя. Познакомишь меня с Чемпионом Дурмстранга? Это ведь тот самый ловец болгарской юниорской сборной, поймавший снитч на второй минуте матча?       — Он сейчас занят, кормит ручного дракона.       — У него есть целый свой дракон?! — глаза у Мердока засияли, как обогащённый уран.       — Ага. Он носит дракона прямо на теле, на предплечье. Ну, зверь превращается в татуировку на время, свободное от охоты и пожирания наивных любопытных иностранцев.       — Издеваешься, да?!       — Ни капли. Всё, сказанное мной, чистая правда. Иностранцев он и правда всё время норовит сожрать, хотя бы частично.       Пересечься с Геллертом до самого соревнования у Альбуса действительно не вышло. Во-первых, в школу нагрянули толпы прессы и принялись вылавливать Чемпионов везде, даже возле туалетов подстерегали, причём, если насчёт мадемуазель Бескон журналистов сразу предупредили, мол, во избежание ухудшения состояния здоровья она не будет давать никаких интервью до соревнования, то парни подверглись сумасшедшему давлению. К вечеру у Альбуса уже заплетался язык от бесконечных ответов на одинаковые вопросы и слезились глаза от вспышек колдокамер. А во-вторых, Геллерт в комнату ночевать не явился, Христо сказал, что сама леди Андреассен перехватила его после очередного интервью и увела куда-то. Поскольку Геллерт в тот момент — по её же распоряжению — позировал перед колдокамерами в парадном и с посохом, он даже ни за какими вещами в комнату не заглядывал. Лонгботтом и Люпин тоже пообщались с Альбусом приватно и попозировали вместе с ним перед прессой, сияя неестественно напряжёнными улыбками и неуклюже пытаясь расхваливать своего Чемпиона — всё-таки, оба были не публичными людьми и смущались такого обилия внимания. Альбусу казалось, что преподаватели нервничают гораздо сильнее его, и, хотя мелькала сперва мысль посвятить их в творящиеся вокруг Турнира странные вещи, он решил всё же промолчать. А что они сделают, в самом деле, только подольют больше масла в никому не нужный огонь. Смысл поднимать серьёзную бучу будет лишь при наличии серьёзных доказательств интриг, жульничества, подселения душ или чего бы там ни было. Один только Мердок был запредельно счастлив, порхал резвым шмелём в основном среди дурмстрангцев — наверняка умудрился-таки выцепить Геллерта хоть на пару минут до его таинственного исчезновения — и, несмотря на языковой барьер, даже подцепил из них довольно милую брюнеточку, с которой был замечен братом под густо разросшимся кустом некоей разновидности черёмухи в коридоре. После ужина, больше походившего на пресс-конференцию — Альбус едва смог впихнуть в горло пару кусков и в основном пил сок, ибо во рту ужасно пересыхало, — парень заперся в комнате и попросил соседей на все попытки домогаться до него отвечать, мол, Чемпион готовится к соревнованию, идите, пожалуйста, к чёрту. Минни и Фитц через зеркало на связь не выходили, наверно, в отсутствие возможности ещё раз общёлкать Чемпиона, пресса начала вылавливать его друзей.       — Вокруг тебя самый сильный ажиотаж, потому что о тебе никто ничего не знает, — понимающе разводили руками семикурсники. — Про Геллерта известно хотя бы то, что он звезда квиддича, путь и фигурирующая в прессе чаще всего как просто «болгарский ловец», то бишь, подозрительно скромная для таких-то талантов. А ты — самая тёмная из всех тёмных лошадок.       — Если от меня завтра не отвалят, я устрою им такую «тёмную!» — сердито рыкнул парень, пытаясь почитать раздобытые в местной библиотеке книги о контроле сознания.       — Хах, завтра всё будет намного хуже! Ну, мы на это надеемся.       — Чего?!       — Надеемся, что ты нормально справишься с заданием, дурень! От тебя отстанут, только если ты провалишься, а, если всё будет нормально, тебе ещё минимум день проходу не дадут.       Похоже, ловец снов, бывший учебник по физике, обладал особым усыпляюще-успокаивающим действием, потому что около полуночи Альбус, несмотря на весь ужас прошедшего дня и изрядное волнение перед днём грядущим, вырубился в обнимку с книгой и проспал, глядя мирные незапоминающиеся сновидения, до самого подъёма, который состоялся в шесть утра. Альбусу доставили специальную форму, похожую на квиддичную, с его фамилией и большим гербом Хогвартса на спине и маленьким гербом на груди, предупредили, что на соревнования нельзя брать с собой ничего, кроме палочки, дополнительно просветили его различными заклинаниями перед входом в специальный шатёр, раскинувшийся во дворе школы, чтоб убедиться, что он не несёт с собой ни одного лишнего предмета, и пригласили внутрь шатра. Во дворе было почти пусто, если не считать нескольких самых пронырливых журналистов, которым всё же было запрещено разговаривать с Чемпионами до завершения первого тура, разве что фотографировать их издали. Все зрители и основная масса прессы собрались на квиддичном стадионе, где в самом центре сиял огромный полупрозрачный шар с белёсыми краями. В этом шаре, как пояснили организаторы, предполагалось транслировать прохождение Чемпионами испытания, ибо во всех локациях, где они должны будут находиться, установлены специальные отслеживающие устройства.       Геллерт и Жаклин уже были в шатре, одетые в ту же форму со своими гербами и фамилиями. Жаклин выглядела ничуть не изменившейся, всё тот же отсутствующий взгляд, бледная до синевы кожа, гладкие чёрные волосы зажаты в плотную куклу, сидит себе в углу шатра, равнодушно пялится сквозь щель в пустующий двор. У Геллерта под глазами залегли тёмные тени, казалось, будто он похудел за эту ночь, ну, или перенёс сильный стресс, заостривший его лицо до пугающей хищности. Тем не менее, Альбусу он приветливо улыбнулся.       — Нервничаешь?       — Немного… — Альбус скосился на свои дрожащие руки, сообразил, что его голос тоже дрогнул, и что ему холодно в довольно тёплом шатре, и тяжело вздохнул. — Ужасно нервничаю.       — Брось, мы знаем самое основное об испытании. И она тоже знает, — Геллерт кивнул на Жаклин. — Пока тебя не было, я лично убедился, правда, добился от неё только одного предложения, что Аурели ей всё передала. Так что ничего страшного не случится.       — Ну, я могу не справиться с испытанием.       — А я могу забеременеть.       — Чего?..       — Я думал, мы играем в «скажи бессмыслицу».       Парни переглянулись и одновременно фыркнули, а внутри у Альбуса сразу изрядно потеплело. Геллерт верит в него и поддерживает его в своей странной, но милой манере. Одна часть Уэйдена упорствовала, что Геллертом движет желание соревноваться с достойным соперником, но другая, куда более легкомысленная часть, сильно надеялась, что тут замешана исключительно личная симпатия. Несмотря на очевидное стремление Жаклин не вступать ни с кем в разговор, Альбус всё же подошёл к ней и присел рядом.       — Мадемуазель Бескон, как вы себя чувствуете?       Девушка медленно повернула к нему голову и глянула с лёгкой тенью недоумения, словно с ней уже месяц не заговаривали, и это было нормально.       — Хорошо, — и голос у неё хрипел от редкого использования.       — Мы с вами так и не смогли познакомиться, вас всё время скрывают…       — Я уже сказала мсье Геллерту, что Аурели передала мне информацию, и я за неё благодарна.       — Нет, правда, мне хотелось бы с вами пообщаться. Нас всех троих будет целый год объединять Турнир, было бы неплохо, если бы мы…       — Прошу прощения, я не люблю общаться. Если вы хотите, чтоб я думала о вас хорошо, пожалуйста, не нарушайте моё уединение, — и девушка снова отвернулась к щели в шатре.       — Она непрошибаема, — шепнул Геллерт сконфуженному парню. — Честное слово, мне даже хочется, чтоб она выиграла Турнир, чтоб посмотреть, способно ли хоть что-то на этом свете вызвать у неё эмоции. Во всяком случае, с таким эмоциональным коллапсом она щёлкнет первый тур, как орех, мы с нашими внутренними демонами может только завистливо грызть ногти в сторонке.       — Ты, кстати, выглядишь не важно… Ладно, хреново выглядишь. Что случилось? Леди Андреассен выпила из тебя все жизненные силы?       — Ну, она, конечно, замучила меня советами по самоконтролю и проверкой этого самоконтроля, но главное, что всю ночь меня мучили ещё и кошмары. Из меня сегодня слабый соперник, я почти бомба чистого незамутнённого гнева, и, если мне выпадет испытание гневом, я продую ещё до начала, хах, потому что взорвусь от первой же искры.       — На тему чего кошмары, если не секрет?       — Да так… — Геллерт с сомнением покосился на Альбуса и отвернулся. — Точно не вещие сны, просто страшилки. Я же обещал, если увижу что-нибудь жуткое о тебе, сразу скажу.       В шатёр зашло сразу шесть человек, три представителя отделов международного сотрудничества и все три директора. Французский чиновник нёс в руках коричневый мешочек, в котором что-то тихонько звякнуло. Нервно косясь на директоров, он сообщил, что, согласно договора между этими самыми директорами, первой будет тянуть жребий Жаклин, затем Геллерт, и Альбусу уж что достанется. Лонгботтом выглядел виновато, но ничего не мог поделать, мсье Баверель хозяин этого тура, а справиться с леди Андреассен не смог бы, наверно, и голодный вервольф, если бы они с вервольфом за что-то повздорили. Жаклин достала из мешочка красивый стеклянный шар, внутри которого с мелодичным журчанием текла по порогам горная река, миниатюрная копия той самой реки, на берегу которой сейчас, возможно, обитает ледяной песец. Геллерт вытащил шар с мини-лесом внутри, шуршащим и колышущимся от порывов ветра, а Альбусу достался шар с входом в скалистую пещеру, тёмную и безмолвную. Невольно приложив ухо к шару, парень услышал отдалённый приглушенный гул.       — Условия таковы, — заговорил французский чиновник. — Сейчас вы в сопровождении представителей своего правительства отправляетесь в выпавшие вам по жребию места, и с того момента, как вы войдёте в реку, лес или пещеру, у вас будет ровно один час и ни секундой больше, чтоб найти подсказку. Она будет в форме ключа. Разумеется, вам будут препятствовать в поисках. Если по истечению часа кто-либо из вас не найдёт подсказку, он будет принудительно аппарирован на стадион школы. Обратите внимание, что на вашей форме имеется своего рода секундомер, который будет отсчитывать оставшееся время назад, — чиновник цапнул Геллерта за руку и показал на рукаве его формы в районе запястья вышитые золотистыми нитками пять нулей.       — Интересно, как зрители за час сумеют насладится великолепным магическим мастерством всех трёх чемпионов? — с напускным равнодушием ухмыльнулся Геллерт.       — Не волнуйтесь, молодой человек, стадион, где сидят зрители, разделен на три сектора, каждому сектору будет показано прохождение испытания тем Чемпионом, который этих людей больше всех интересует. Ваши болельщики будут наслаждаться только вами.       Пещера, как и предполагалось, находилась неподалёку от реки и леса. Судя по кучке внушительных валунов рядом с входом, раньше она была завалена, теперь вход закрывала синеватая магическая завеса, по которой иногда пробегали искры. Опечатывающее заклинание, которым пользуются авроры для ограничения доступа в опасную зону или на место преступления, снимается исключительно той палочкой, которая его наложила, никаких исключений, разве что постороннему удастся завладеть этой палочкой так, чтобы она сменила лояльность.       — Я буду ждать вас снаружи ровно час, — сообщил Альбусу представитель английского Министерства. — В любом случае, справитесь вы или нет, ровно в ту секунду, когда все цифры на вашем запястье превратятся снова в нули, я аппарирую прямо к вам и тут же доставлю вас на стадион. Удачи, мистер Уэйден.       Он снял завесу, и, едва Альбус шагнул внутрь, за его спиной тут же опять затрещали искры. Первый ноль на запястье сменился было на единицу, но тут же снова превратился в ноль, а два следующих ноля — в пятьдесят девять. В пещере было темно, стоило отойти на несколько шагов от завесы, как даже собственную руку невозможно было разглядеть. Засветив «Люмос», Альбус осторожно оглядел стены, пол, потолок — ничего необычного, земляной пол, каменисто-земляные стены, ход плавно спускается вниз, потолок довольно высокий. Пещера явно была создана магическим путём довольно давно и поддерживалась в хорошем состоянии не один десяток лет. Как уже успели выяснить все иностранные студенты, Шармбатон любил разводить на своей территории и вокруг неё редких животных и магических существ, и Альбусу на ум сразу пришло штук десять разных их видов, которые могли бы обитать в такой пещере. Каждого из них он смог бы усмирить, если бы встретил здесь в разъярённо-перепуганном виде, однако ни малейшего признака жизни в пещере не ощущалось. Чем ниже Альбус спускался, тем уже становился проход и ниже потолок. Где-то слышалось гулкое журчание воды. Обстановка начинала нервировать, похолодало, а на пути не попадалось никаких препятствий, разве что ход грозил сузиться настолько, что пришлось бы ползти, и ничего похожего на ключ в обозримой близости. Мельком взглянув на запястье, парень с неприятным удивлением обнаружил, что у него осталось уже сорок восемь минут. «Если я и дальше буду идти так медленно, приглядываясь к каждому камню, я ничего не успею. Глупо же в самом деле думать, будто они спрятали подсказку где-то в стене или на потолке! А уж как скучно сейчас зрителям на стадионе наблюдать за мной. Тащится этот идиот, как улитка, а ещё отличник!»       Ускорившись, Альбус в очередной раз поднял палочку, чтоб оценить высоту потолка, и резко шарахнулся назад: прямо над его головой из потолка торчала чья-то рука, почти касаясь ороговевшими ногтями его волос. Серая, с облезающей кожей, несомненно, давно мёртвая рука, судя по размеру, детская, хотя ногти выглядели ужасно, словно принадлежали древнему старику. Сразу стало ещё холодней, палочка задрожала в руке. «Значит, всё-таки страх. Отлично, меня будут пугать, а я буду с этим справляться. Спокойно, мальчик мой, мы всё сможем». Одновременно парень сообразил, что звуки, показавшиеся ему журчанием воды где-то неподалёку, на самом деле были плачем. Отчаянным, жалобно-жутким детским плачем. Вспомнив всё, что он знал о самоконтроле, парень постоял несколько секунд, настраивая себя, обнаружил, что рука с потолка пропала — ага, первая проба и намёк на то, чего следует ждать дальше, — и двинулся вперёд. Ход продолжал идти вниз, плач усиливался, иногда переходя чуть ли не в заунывный вой, руки дрожали всё сильнее, зубы начали постукивать, и все методы, которыми пытался пользоваться Альбус, работали слабо. Поднимать палочку больше не было смысла, до потолка можно было достать рукой, даже не выпрямляя руку вверх целиком. Зато стены вдруг расширились, и вместо двух их стало три. Ход закончился тупиком.       Альбус в растерянности ощупал вставшую у него на пути стену. Откуда-то сразу раздался панический детский крик, от которого внутри всё вздрогнуло, потроха панически прижались друг к другу. После крика послышалось лихорадочное бормотание, словно кого-то умоляли о чём-то, снова надрывный плач, визг. Источник звуков парень не мог установить, казалось, они идут сразу со всех сторон, даже сверху и снизу. «Так, соберись! Здесь есть тайный проход, надо вспомнить все заклинания, выявляющие тайные ходы… Чёрт, раньше я не задумывался, как пугает детский плач в тёмном замкнутом помещении. Я понимаю, что это всего лишь звуки, там никаких детей по-настоящему не пытают, но мандраж есть… Всё, забей, нет времени бояться!» Однако заклинания, которые использовал Альбус, не работали. Он чувствовал, как палочка отзывается на его слова, но никакого эффекта не было.       Внезапно макушку царапнул камень, и парень понял, что потолок снизился. Оглянувшись, он едва смог разглядеть путь назад. «О, прекрасно! Если я в ближайшее время не найду проход, меня здесь замурует. Не насмерть, конечно, но придавит так, чтоб я мог только дышать и не шевелиться. А когда час истечёт, меня отсюда с позором заберут… Хм. Каменный гроб… Это будут самые жуткие минуты моей чёртовой жизни, согласен».       Плач и вопли незаметно сменились пением. Словно сотня детей выводила идеально-хоровыми голосами заунывную мелодию, которая вбуравливалась прямо в мозг, вибрировала, зомбировала, поглощала сознание. К горлу подступила паника, пение ощутимо приближалось, потолок надавил на голову, так что пришлось стоять, ссутулившись, время утекало, и Альбус уже боялся даже смотреть на запястье. А прохода не было. Нет, мозг не затуманился страхом настолько, чтобы забыть все заклинания, способные помочь, или чтоб начать пытаться пробивать себе проход: ясное дело, любое бомбардирующее заклинание только усугубит его положение и может привести к тому, что даже последние воздуховоды завалит, и на Турнире впервые за много лет будет труп. Но что-то в мозгу определённо происходило, что-то непонятное, нехорошее и заставляющее забыть о магии вообще. Вот уже кажется, что детские голоса поют не просто что-то монотонно-угрожающее, а гимн Хогвартса, очень медленно и печально, так что он ужасно напоминает похоронную песню. И стены очень близко, буквально руки протяни — и вот они. Прочные, холодные… не каменистые пещерные — мраморные стены. Это гробница, самая настоящая. Он уже замурован. И где-то там, снаружи, сотни тонких, тоскливых до дрожи детских голосов оплакивают его. Сжав палочку в зубах, Альбус принялся лихорадочно ощупывать руками стены и потолок вокруг, уже плохо соображая, стараясь только убедиться, что это не мрамор, он всё ещё в пещере, а не похоронен заживо. И в какой-то миг его рука провалилась сквозь камень, ладонь с той стороны обдало холодом. Парень прижался плечом к этому фальшивому камню и боком протиснулся сквозь стену, чувствуя, как настоящие камни царапают грудь и спину. «Так вот оно что! Надо было использовать банальное «Ревелео», развеивающее иллюзию, а не заклинания поиска проходов, потому что узкая полоска стены в одном месте была иллюзорной! Ну… или ощупать стены вручную, чёрт возьми! Я идиот!»       Обернувшись, чтоб разглядеть место, куда он попал, Альбус снова шарахнулся назад, чуть не вскрикнув: впереди был круглый просторный зал с довольно высоким потолком и небольшим искусственным бассейном-чашей в самом центре, вода в котором подсвечивалась белыми кристаллами на дне, но главное, что над этой чашей висела в петле и билась в агонии маленькая девочка. Она издавала хрипящие и булькающие звуки, которые жутким эхом пружинили от стен, усиливаясь и ударяя по каждому нерву. Альбус бросился к ней и попытался разрезать верёвку заклинанием, но магия на неё не действовала. Тот же эффект, что и у стен пещеры: палочка явно реагирует на заклинания, а ожидаемого результата не наступает. Ни режущие, ни расслабляющие, ни поджигающие, ни даже бомбардирующие и взрывающие чары ничего не могли сделать с верёвкой. Девочка выкатила глаза и вытянулась, задыхаясь. Альбус выругался, швырнул бомбардирующее заклинание в края бассейна, и во все стороны полетели каменные обломки. Сосредоточившись, он трансфигурировал один из обломков в нож, второй обломок — в стул, вскочил на стул, схватил девочку в объятия и, попытавшись поднять её как можно выше, начал пилить ножом верёвку. Девочка замерла в его руках и была чудовищно холодной и тяжёлой. На вид ей было не больше шести лет, но весила она по ощущениям, как сверстница Альбуса. Не то, чтоб Альбус часто таскал сверстниц на руках, но на пятом курсе пришлось нести одну дамочку с потока в больничное крыло, когда она потеряла сознание на уроке зельеварения, перепутав ингредиенты и надышавшись парами своего зелья, получившегося в итоге очень токсичным. Парень всю дорогу проклинал себя за эту «джентльменистость», но очень уж нравилось, как на него пялились с уважением и симпатией. Как ни крути, а они с Мердоком братья, и им обоим нравится чувствовать себя героями, хоть старший брат и пытается это скрывать.       Верёвка поддалась ножу, хотя перепиливать её пришлось довольно долго. Немного утешало только то, что девочка больше не трепыхалась и не издавала звуков, совершенно безжизненной тряпочкой провисла в руках. И она не могла умереть, организаторы ведь не могут подвесить тут настоящего ребёнка и выставить это на всеобщее обозрение. «Нет, это ожившая кукла. Я даже примерно знаю, какое заклинание здесь использовали. Но почему я бросился её спасать, будто она живая?.. Ох, воздействие на сознание… Да, всему виной эти неведомые фимиамы в воздухе, которыми нагло пользуется Шармбатон. А это просто кукла. Спокойно, Альбус, ты хорошо справляешься, никто не заставит тебя поверить, что это настоящий ребёнок… и может по-настоящему умереть у тебя на руках…» Девочку он разложил на уцелевшей стороне бассейна. Она была светловолосой, голубоглазой — даже немного неестественно голубоглазой, такой яркий цвет, различимый даже в тусклом свете кристаллов и «Люмоса», вряд ли встречался у людей, — одета в старинное платье по моде приблизительно начала двадцатого века и без обуви. Очень бледная кожа, глаза застывшим стеклянным взором смотрят в никуда… на руках ороговевшие старческие ногти, те самые, что он уже видел под потолком, и жуткие следы гниения. Целые участки тела покрылись гнойными струпьями, кожа истлела почти до костей, казалось, сквозь слизь отмирающей плоти проглядывает что-то белое. То ли кость, то ли копошащиеся внутри личинки?..       — Так, ну всё, хватит! Это не маггловский фильм ужасов! Фините инкантатем! — Альбус заговорил сам с собой для ободрения, и его голос испугал его самого, такой вышел громкий и гулкий.       Палочка снова сработала, но эффекта снова не было. И «Ревелео» не сработало. Это была не иллюзия и не ожившая кукла. Но ведь и не настоящий же труп, который ещё минуту назад задыхался в петле! Никто не притащил бы на Турнир инфернала! Альбус скосился на своё запястье. Оставалось всего двадцать две минуты. Как же быстро утекало время, чем он занимался так долго? Прохождение из пещеры в зал сожрало две трети времени, а он даже не знает, где искать подсказку!.. Впрочем… «Чёрт, кажется, я понял. Подсказка где-то на этом… этой… штуке. Очень правдоподобный труп, и мне нужно его обыскать, чтоб достать ключ. Ну да, это же испытание страхом, всё логично. Давай, не тормози, тут пара минут работы, и ты выиграл!» Но это было не так просто. Сделав шаг к трупу, Альбус вдруг понял, что его всего колотит с ног до головы, палочка ходит ходуном, к горлу уже давно подкатывает тошнота, поэтому приходится всё время нервно сглатывать, а во рту так сухо. Не кукла, не иллюзия — неведомо что, ужасно похожее на труп ребёнка, только что лежало у него на руках, тяжёлое, холодное, склизкое, гниющее, а сейчас смотрит остановившимся взглядом в потолок, и в его струпьях ползают личинки… Парень быстро забормотал бодрящие, укрепляющие и отрезвляющие заклинания, наставив палочку себе в голову. Он не мог себе позволить выблевать желудок перед сотнями зрителей и прессой, которые явно видят сейчас его состояние. Видят перепуганного жалкого щенка, который недавно орал что-то про маггловский фильм ужасов, а сам ведётся на этот ужас, как первокурсники на фокус Почти Безголового Ника!       Тошнота отступила, сознание немного прояснилось, зрение обострилось, конечности налились силой. Машинально проведя рукой по лицу, Альбус понял, что его прошиб самый настоящий холодный пот. Не давая себе больше задуматься о природе лежащего перед ним существа, он на всякий случай, для очистки совести, использовал «Акцио, ключ» и предсказуемо не получил результата. Зажав палочку в зубах, парень решительно, словно ныряя с головой в прорубь, схватился обеими руками за плечи девочки и принялся быстро её ощупывать. Холодная, твёрдая и скользкая плоть под руками, мерзко, ужасно мерзко… только бы не наткнуться на какое-нибудь насекомое… скорее бы это всё закончилось… Вдруг гниющая рука со старческими ногтями с силой схватила его повыше локтя. Альбус вскрикнул, рванулся и выронил палочку, которая с ехидным всплеском упала в бассейн. Существо держало его мёртвой хваткой, от боли в стиснутой руке аж глаза на лоб полезли, ноги заскользили по камню, и парень почти упал лицом в грудь существа, лишь в последний момент успел опереться на свободную руку.       — Хочешь найти подсказку? — теперь голубые глаза были определённо живые и весело смотрели ему в лицо, а нежный звонкий голос раздавался, казалось, прямо в голове. Девочка улыбалась. На её неестественно бледной шее виднелся тёмный след от верёвки. — Ты думаешь в правильном направлении… но загляни немного глубже…       — Отпусти меня! — Альбус охрип, к горлу снова подкатила тошнота, от, вроде бы, обычного детского голоса внутри снова всё предательски сжалось. Очередной рывок увенчался успехом, ладонь с жуткими ногтями разжалась, позволив ему вскочить и попятиться назад. — Что ты такое?!       — Смотри внимательно. Разве я тебе никого не напоминаю? — девочка радостно рассмеялась и приподнялась на локтях.       Гниющих рук было не видно, едва освещённая светом из бассейна, она казалась обычным ребёнком, даже милым. Светлые волосы, милые голубые глазки, и это платье, какое-то действительно знакомое… Внутри зашевелилась тревога, сердце забилось где-то в ушах, даже то, что парень был отныне безоружен, отошло на второй план. Он видел эту девочку раньше. В голове царапались воспоминания, пытались продраться сквозь хаос мятущихся мыслей и не могли, словно их отделяла прочная стена. Совершенно не иллюзорная стена. «Кто-то из студентов Хогвартса? Кто-то из Годриковой Впадины? Может, я видел эту девочку в маггловских фильмах? Или на колдографиях?.. Чёрт, да, была какая-то колдография… девочка шевелилась, значит, это где-то в магической книге или газете… или на портрете… Её платье старое, она жила давно…»       — Не можешь вспомнить? — она опять рассмеялась и начала подниматься на ноги. Ей пришлось наклониться, опираясь на колени, а, когда она встала и подняла голову, оказалось, что её глаза выпали из орбит и висят на тонких нервах где-то на уровне подбородка. На Альбуса глянули совершенно пустые глазницы. Парень действительно почувствовал, как волосы становятся дыбом даже в подмышках. — Ох, прости, я такая неловкая. Забыла, что они вечно выпадают. Ха-ха, смешно, правда? — девочка взяла в руки свои глазные яблоки и навела на Альбуса. Глаза двигались, глядя прямо на него, внимательно и с любопытством рассматривая. Альбус сжал кулаки.       — Верни всё на место. Это мешает мне тебя вспоминать.       — Ооо? — девочка, похоже, удивилась, засунула глазные яблоки в глазницы, грубо пропихивая их пальцами, но не причиняя им вреда. — Так лучше? Вспоминай, это же просто. Ты прекрасно меня знаешь. Раньше я не умела так делать, и руки у меня были красивее. Да, ты говорил, что они красивые, что я вырасту похожей на маму…       Альбус медленно приблизился к бассейну и осторожно, в любой момент ожидая резкого движения жуткого ребёнка, наклонился над водой, протягивая руку к всё ещё светящейся в воде палочке. Вода была холодная, к счастью, её оказалось совсем немного, рука вошла чуть ниже локтя, и пальцы коснулись палочки. Девочка улыбнулась шире, обнажив острые жёлтые зубы, почти клыки, с кровоточащими дёснами. Альбус схватил палочку и резко отпрянул.       — Твоё время на исходе. Кажется, ты проиграл, — девочка издевательски пожала плечами и принялась невинно накручивать прядь волос на палец. Кровь с дёсен стекла на подбородок. — Ничего страшного, останься здесь, поиграй со мной. Если уж ты не можешь заглянуть глубже, дурачок.       — Глубже?.. — парень нервно сглотнул, целясь палочкой ей в грудь. — Я знаю… Подсказка действительно у тебя… Она в тебе. Внутри…       — Догадался! — девочка радостно всплеснула руками, и её улыбка превратилась в хищный оскал. — И это значит… что? Правильно! Что ты должен убить меня! Разорвать мою плоть и поковыряться в моих внутренностях! Какая весёлая игра! Давай же играть, чего ты ждёшь?       Альбус шумно втянул воздух носом. «Это мюлинг. Злой дух ребёнка, убитого или брошенного умирать родной матерью. На мюлинга действует заклинание уничтожения привидений. И мне нужно его произнести, я убью мюлинга, и от него останется только то, что мне и нужно. Подсказка». Это заклинание не входило в число запрещённых и даже в число темномагических, его, конечно, никогда не практиковали в школах, но оно было хорошо известно, ему посвящалась целая глава в пособиях Аврората по самообороне, которые стали очень популярны после последней магической войны. Слишком много злых духов пробудилось или было выпущено на волю в те годы. Организаторы Турнира разумно предполагали, что старшекурсникам ведущих европейских школ магии такие вещи известны. И всё же, что-то останавливало Альбуса. Страх никуда не делся, даже теперь, когда он знал, с кем имеет дело и как с ним справиться, паника всё равно подкатывала к горлу до тошноты, руки дрожали, в голове шумело. Эти светлые волосы, голубые глаза, знакомое платье… Уничтожение привидений — это то же убийство, всё равно, что Авада для живых. Правительства всех стран так не считают, маги, столкнувшиеся со злыми духами и сумевшие их уничтожить, очень гордятся этим, дают интервью в газеты, расписывают этот случай своим родным и знакомым, как заядлые охотники хвастаются редкими охотничьими трофеями… А эта девочка не могла умереть. Во всяком случае, Альбус не мог её убить.       — Чего ты ждёшь?! — закричала мюлинг, переходя на отвратительный леденящий душу визг, и её глаза заволокло самой настоящей кровавой пеленой. — Я вижу, что ты уже всё понял! Делай то, что должен!.. Не можешь? Слишком кишка тонка, да? Кто угодно, только не ты, да?!       Злорадный смех прокатился гулкой волной по залу. Мюлинг почему-то была уверена, что принятый ею облик остановит парня от применения необходимого заклинания. Эти духи специализируются на запугивании людей, поэтому неплохо раскапывают в людских душах то, чего эти люди действительно боятся. Палочка дрогнула в руке Альбуса и медленно опустилась, а потом он и вовсе сунул палочку в карман, краем мозга представив, как охнули сейчас зрители на стадионе.       — Ты сдался? Такая игра не для тебя? — торжествующе и злобно ухмылялась кошмарная девчонка.       — Я не буду тебя убивать, — Альбус вдруг улыбнулся ей в ответ, как-то очень понимающе и грустно. — Тебя уже однажды убили. Твоя мама оставила тебя смерти. Тебе было холодно, одиноко и очень страшно, ты кричала, а тебя никто не слышал. Ты тянула руки в пустоту, надеясь, что кто-нибудь к тебе прикоснётся, заберёт, спасёт, но никто не пришёл и не спас…       Ухмылка медленно сползла с лица мюлинга и сменилась шокированным выражением, кровавая пелена спала, и глаза на какой-то миг снова стали голубыми, но тут же пелена вернулась, а лицо стало максимально жутким, искажённым настоящей животной яростью.       — Заткнись! Не смей это говорить! Сражайся со мной, иначе я тебя уничтожу!       — Тебе на самом деле не хочется никого уничтожать, — спокойно говорил Альбус, медленно приближаясь. — Ты часто пугаешь людей и наслаждаешься их страхом, но никто не видел твоих глаз, когда ты смотрела на испуганных детей, которые бежали к мамам, и мамы обнимали их, утешали, разгоняли страхи улыбкой, объятиями, добрыми словами. Ты никогда этого не знала. Твой собственный предсмертный страх навсегда вошёл в тебя и преследует. И нет никого, кто избавил бы тебя от него. Обнял, утешил, защитил… Вот чего ты на самом деле хочешь…       Девочка молчала, скалилась и не шевелилась. Альбус подошёл к ней вплотную и осторожно стал на одно колено. Теперь его лицо было на уровне её лица, очень жуткого, совсем как в тех самых маггловских фильмах ужасов, но парень смотрел в налитые кровью глаза с грустным спокойным пониманием и не думал больше шарахаться. Постепенно глаза мюлинга снова стали пронзительно голубыми, исчезла кровь с подбородка, исчез оскал, не стало ни следа от верёвки на шее, ни следов гниения на руках. Альбус медленно подался вперёд и обнял её, всё такую же холодную, твёрдую и очень напоминающую труп.       — Всё хорошо. Никто больше не поступит так с тобой. Тебе больше не будет одиноко и страшно, — рука аккуратно скользнула по холодным волосам. — Страха вообще не существует, это только иллюзия. Как и смерть. Теперь всё плохое позади, скоро засветит солнце, будет тепло, и кто-то очень добрый улыбнётся тебе, возьмёт за руку и поведёт по новому пути. Тебе уже тепло, чувствуешь? Не бойся. Всё хорошо…       Несколько секунд было ужасно тихо, не было слышно ни дуновения ветра, ни плеска воды, ни дыхания, ни сердцебиения. Потом мюлинг вдруг растворилась в воздухе, превратившись в сгусток белого дыма и рассеявшись прямо в руках Альбуса. Где-то под потолком зародился и быстро затих отдалённый детский плач, а по камням под ногами что-то звякнуло. Это был классический золотистый ключ размером с ладонь, с красивой фигурной головкой и заковыристой бородкой. Альбус подобрал его и замер, борясь с подступающими слезами. Накатило паршивое ощущение, будто все эмоции внутри перекручены в мясорубке, дрожал подбородок, постукивали зубы, и отчаянно хотелось спрятать голову в какой-нибудь спасительный тёплый песок. Только почувствовав рядом чужое присутствие, он вскинул голову и увидел чиновника из Министерства, проводившего его сюда. Вокруг его палочки распространялся яркий свет, и хорошо просматривалось его совершенно потрясённое лицо.       — Это… это было невероятно, мистер Уэйден, — хрипло произнёс он, будто боясь повышать голос.       — Я успел? — Альбус посмотрел на рукав. Все цифры превратились в нули.       — Да. Вам оставалось чуть меньше двух минут, когда… ну, это случилось… Остальные справились с заданием быстрее, и всему стадиону какое-то время транслировали только вас…       — О. Так эту сцену видели все. Прекрасно, — Альбус нервно хихикнул и едва не навернулся в бассейн при попытке встать. Он долго стоял на одном колене, и ноги ужасно затекли.       Чиновник крепко обнял его за плечи, Альбуса резко дёрнуло вверх — и вот уже вокруг разлился ослепляющий свет, аж глазам стало больно.