В начале нового пути

      Через какое-то время тихо хлопнула входная дверь, осторожные шаги остановились возле кровати Альбуса. Запахло знакомым зельем для бритья.       — Ал… — Фитц робко переминался с ноги на ногу. — Выйди, пожалуйста, в гостиную, Минни хочет поговорить. Мы с пацанами заговорили дверь от девчонок, я мог бы её пропустить, но… блин… Я так понимаю, ты прочитал этот кошмар в «Пророке», а она ещё не читала… Так что разговор будет о чём-то другом, может, тебе полегчает…       — А ты в это веришь?.. — Альбус не узнал своего голоса, настолько тот огрубел.       — Нет, конечно! Журналисты — мерзкие создания, вроде, после войны «Пророк» зачистили от языкастых мудаков, но теперь там опять всякую дичь печатают, лишь бы тираж расходился!       — А я уже не знаю, чему верить…       Усилием воли парень поднялся с кровати, небрежно пригладил волосы и спустился в гостиную. Там было несколько девчонок, все столпились кучкой вокруг чьей-то газеты и жадно читали. Среди них была и Минерва. У Альбуса яростно сжались кулаки, он теперь вполне понимал, как можно вырвать сердце из живой плоти голыми руками. Увидев его, девочки испуганно разошлись, прихватив с собой газету. Лицо Минни было бледным и злым, глаза почти метали молнии.       — Так, не хочу ничего слышать об этом куске газетного испражнения, — она решительно подошла, отпихнув с пути какого-то первокурсника. — Мне пришло письмо от Фриды, где она пишет кое-что для тебя. Вот, даже на отдельном листе написала, прочти.       Альбус взял кусок плотной бумаги, смутно знакомо пахнущий жжёнными травами. Мелкий почерк было трудно разобрать, строчки прыгали вверх-вниз, как на качелях.       «Сейчас обращаюсь к тебе, Альбус Уэйден. Что, чёрт тебя раздери, ты сделал с моим братом?! Жаль, я не смогла встретиться с тобой до отплытия, иначе повыдёргивала бы тебе половину патлов, век мне медуз не потрошить! Может, ты не знаешь, но у нас с Геллертом есть особая связь двойняшек, если один из нас умрёт, второй поседеет навсегда, ну, и когда кто-то из нас в серьёзной опасности, волосы могут частично седеть. Так вот, уже тем вечером перед отплытием я нашла у себя в волосах седую прядь! Геллерт от меня злобно отмахнулся и убежал, но на нём лица не было, будто ему выковыряли сердце, как он сам выковырял этому чёртовому духу! Его друзья-придурки сказали, что он уходил куда-то в конюшни с тобой и больше ни с кем не общался, как пришёл в комнату, так и сидел, а ты к тому времени уже свалил, махнувшись местами с Фитцем. Так что настолько серьёзную травму, уж не знаю, физическую или психологическую, мог нанести ему только ты! Более того, этим утром у меня поседело полголовы! Я чуть сама копыта не отбросила, когда посмотрелась в зеркало! Геллерт не пошёл ни на завтрак, ни на занятия, торчал в спальне, трясся, как припадочный, и орал, чтоб никто к нему не подходил. Когда ребята попытались закрыть дверь в спальню, оставив его одного, он снёс дверь магией и частично сжёг. Потом его таскали по беседам с преподами. Целый день меня избегает и категорически не терпит, чтоб его оставляли одного с закрытой дверью, но и чьего бы то ни было присутствия не терпит. Я не знаю, что думать, кроме того, что это твои проделки, чёртов англичанин! А я, наивная девчонка, уже поверила в вашу дружбу! Устраняем конкурента, испугавшись его характера и магических способностей, а?! Учти, если это всё не прекратится, в следующий раз ты получишь вопиллер, а кое-какие газеты получат от меня неплохую тему для обсасывания твоих костей по всему миру!»       — Я тут не при чём… — Альбус растерянно посмотрел в настороженно-требовательные глаза Минервы. — Клянусь, мы всего лишь немного повздорили тогда в конюшнях… Ничего серьёзного! Слушай, Фрида не может не знать, что её брату регулярно снятся кошмары, мне это и он сам говорил, и его друзья. Более того, Геллерт провидец, это тоже он мне сам сказал, ему снятся вещие сны, которыми он всегда делился с друзьями со второго курса, со слов Христо Тодорова. А сейчас кошмары продолжаются, но он ни с кем этим больше не делится. Ясное дело, что они тоже сбудутся, и он ничего не может с этим поделать, поэтому так боится и бесится. Он мне пообещал, что, если в этих кошмарах будет что-то про меня, он сразу мне скажет, и я ему верю, но, если со мной он тоже не делился вещими снами, меня это совершенно не касается! Так и напиши Фриде.       — А почему бы тебе самому не написать Геллерту?..       — Какого лысого боггарта?! За что вообще мне всё это?! Я же чувствовал, что мне нельзя было в это влезать, но вы все так хотели, чтоб я бросал своё имя в этот треклятый Кубок и участвовал в совершенно не нужном мне Турнире! И теперь из-за вас я должен терпеть всё это дерьмо из газет, писем, ещё и от вас самих?!       Альбус сорвался и убежал из башни, только дверь громыхнула под возмущённый вопль Полной Дамы. Минерва стоически вздохнула.       — Фитц, мы должны попытаться ему помочь.       — Как?..       — Есть одна идея. Встречаемся сегодня в гостиной, когда все улягутся.       Всю ночь Альбуса мучили мерзкие сны, вязкие, холодные, как позавчерашняя овсянка, он даже не заметил, что кровать Фитца была пуста, только под утро он осторожно приполз и улёгся буквально на час.       За завтраком все трое молчали, Альбус чувствовал яростные угрызения совести и хотел извиниться за свою истерику, но Фитц с Минервой выглядели такими измученными, заспанными, поминутно зевали и едва не падали носом в тарелки, что на них пялились половиной стола и ещё с соседних столов, так что затевать разборки при таком повышенном внимании парень застеснялся.       — Сегодня нам ещё можно не ходить на зельеварение, — шепнула Минерва на выходе из Большого зала. — Пойдём в библиотеку. У нас с Фитцем для тебя есть кое-что любопытное.       — Это вы в библиотеке проторчали всю ночь и теперь еле глаза разлепляете?       — Именно, и оно того стоило.       С библиотекарем, очаровательным привидением, известным в Хогвартсе уже много лет под прозвищем Старушка-с-Шалью, у ребят были очень хорошие отношения, она даже позволяла им нелегально заглядывать в Ограниченную секцию, только не позволяла ничего оттуда выносить. Сейчас Альбуса вместо урока зельеварения повели за самый дальний библиотечный стол, в полутёмный угол, где свет вспыхивал, только если туда кто-то садился, и обычно охотников было немного. Почему-то у студентов считалось, что в таких укромных углах можно только зажиматься влюблённым парочкам, так что остальные, особенно младшие курсы, видя свет по углам, сразу крались туда, рассчитывая застать эти парочки и спугнуть. Правда, суровую троицу шестикурсников даже там предпочитали обходить стороной, и так понятно, что у них там супер-тайные делишки, за вмешательство в которые можно целый день провести в виде чего-нибудь неживого и мерзкого. На столе, за который с тяжёлым вздохом уселась Минерва, лежала целая куча газет, заботливо переплетённых по месяцам и годам, с недавно обновлёнными датами на корешках переплётов. Такой идеальный порядок в библиотеке возник именно после того, как библиотекарем назначили Старушку-с-Шалью. Её история очень походила на историю профессора Бинса: говорили, при жизни она тоже содержала огромную библиотеку в одном из очень старых маггловских университетов и была так предана своей профессии, что не заметила собственной смерти. Просто продолжала выполнять свои обязанности, пока не обнаружила, что вокруг её мертвого полуразложившегося тела столпилась полиция, а она сама превратилась в привидение. После этого она являлась перепуганным студентам, пока не привлекла внимание магов и не была перенесена в Хогвартс, где спустя лет пятьдесят заняла прижизненную должность.       — Вы хотите показать мне что-то в старых газетах? — Альбус мрачно уставился на переплёты, не желая смотреть, как ехидно прыгают буквы на передовицах ненавистного «Пророка».       — Именно. Кое-что в газете двадцатипятилетней давности. Чёрт, я всегда знала, что женщины в среднем умнее мужчин, потому что у нас прекрасно работают и разум, и интуиция! Смотри! — с торжественным лицом Минерва открыла перед ним передовицу пожелтевшего, изрядно помятого номера «Пророка», от которой Альбус сразу отшатнулся, округлив глаза: с большой колдографии почти на всю страницу на него смотрела светловолосая девочка, точь-в-точь мюлинг из Шармбатонской пещеры!       — Мерлиновы трусы…       — В те времена не носили трусов. Это ведь она! Ты говорил, что видел ту девочку на какой-то колдографии — вот эта колдография! Бессонная ночь не прошла даром! Заметку-то прочти.       В заметке под колдографией сообщалось о смерти Аберфорта Дамблдора, содержавшего трактир «Кабанья голова» в Хогсмиде. Смерть наступила по естественным причинам, Аберфорту было сто восемнадцать лет. Когда Аврорат пришёл опечатывать его имущество, ибо завещания последний из Дамблдоров не оставил, в его личных апартаментах был найден единственный существующий портрет Арианы Дамблдор, трагически погибшей ещё в детстве. О том, что эта девочка именно Ариана Дамблдор, было прекрасно известно многим героям войны, в том числе и Гарри Поттеру, от самого мистера Дамблдора при его жизни, что они подтвердили во всех официальных документах. По решению Министерства, портрет был перемещён в Музей Героев магического мира, учреждённый в Годриковой Впадине.       — Вот так, дорогой мой дружок! — Минерва ликовала. — Эта сучка Эмонье!..       — Минни, ты ругаешься?! — ахнул Фитц.       — О, ещё как, если ты до сих пор не знал! В общем, как я и думала, это просто фантазии очередной придурочной дамочки, решившей прославиться за счёт очернения порядочных людей. Я уже написала Фриде целых два письма, полагаю, директор Дурмстранга это так не оставит, а твоя, Ал, мама имеет полное право подать в суд и на Эмонье за клевету, и на «Пророк», за распространение клеветы! Она у тебя карьеристка, а такая сплетня здорово ударит по её карьере, если она не опровергнет сплетню, так вот, теперь у неё есть главное доказательство!       — Только мне вот что пришло сейчас на ум… — Фитц озадаченно почесал голову. — Эта газета с портретом вышла, когда никого из нас ещё на свете не было. Где Ал мог видеть эту девчонку?       — У нас раньше была такая же подшивка газет… — мрачно буркнул Альбус, сверля глазами колдографию портрета. — Когда мы переехали в Годрикову Впадину, она досталась нам от предыдущих владельцев дома. Я был маленьким и ужасно любопытным, полез это всё листать… Мама потом это всё выбросила, но вот эту девочку я вырезал и хранил… я помню… Не знаю, почему. Она мне очень нравилась, я не хотел, чтоб её тоже выкинули… Колдография лежала у меня под подушкой, я иногда смотрел на неё перед сном, как она улыбается, делает реверанс снимавшему её репортёру… А потом забыл о ней. Наверно, когда мама перетряхивала мою постель, пока я был в Хогвартсе, она нашла эту вырезку и всё же выбросила…       — С какого перепуга мюлинг принял облик Арианы Дамблдор? Да и ещё говорил тебе какую-то чушь… как там, про руки как у её матери? Или твоей матери? — задумчиво забормотал Фитц. — Может, мюлинг решил, что ты был влюблён в детстве в эту девочку? Да ну, ерунда какая-то, кого там мелкий дошколёнок может любить, да ещё и так сильно, чтоб это могло защитить жуткого духа от уничтожения!       — Может, мюлинг перепутал Ала с кем-то?.. — Минни перестала сиять и тоже загрузилась тяжёлыми думами.       — С кем? С Дамблдором, который тёзка нашего Ала? — Фитц презрительно фыркнул. — В Хогвартсе целая куча Альбусов на всех факультетах, а сколько их вне школы, молодых и старых? Чем наш Ал больше похож на того стрёмного директора, чем все остальные? Умный? Это ещё не показатель!       — Не показатель, тогда, может, у тебя есть логичное объяснение поведению мюлинга? Если ещё можно допустить, что дух нёс какую-то ахинею про руки и маму, чтоб сбить с толку, то принятие им облика Арианы Дамблдор было для него необходимой мерой, мюлинг не стал бы этого делать, если бы не был уверен, что в него не запустят заклинанием уничтожения призраков, во всяком случае, сразу, как только поймут, что он такое! Так почему же именно этот облик?       — А чего ты меня спрашиваешь? Я не самый умный в нашей компании. Ал, что думаешь?       Альбус нервно грыз губу и нечитаемым взглядом сверлил улыбающуюся колдографию девочки, потом решительно сорвался с места и под удивлённые оклики друзей побежал искать библиотекаршу. Старушка-с-Шалью парила над каталогом книг и быстро, едва заметными отточенными движениями полупрозрачных рук, перебирала карточки. Как она умудрялась управляться с материальными предметами — загадка, наверно, подколдовал кто-то.       — Что тебе нужно, милый мальчик? — дружелюбно воссияла на парня Старушка. Всех прилежных учеников она «нюхом чуяла» и относилась к ним с особенной любезностью.       — Подскажите, пожалуйста, где можно взять книгу «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» Риты Скитер?       — О, дорогой, у нас её нет! — Старушка брезгливо скривилась. — После долгого суда по защите чести и достоинства профессора Дамблдора весь тираж этой мерзкой книжонки был конфискован, в том числе и из Хогвартса, а потом и все книги этой ужасной Вритер было запрещено хранить в школьной библиотеке. Ей, конечно, удавалось иногда раскопать правдивые факты, но они погребены в такой толще отвратительной лжи, что по степени нанесения вреда юным неокрепшим умам её книги сопоставимы с темномагическими!       — Зачем тебе эта книга? — сзади обнаружились Минни и Фитц. — Думаешь, там больше правды, чем в «Пророке»? Если интересуешься биографией Дамблдора, тут тебе уже нечего ловить: все, кто знал его в сравнительно молодые годы, давно умерли, а то, что могут рассказать люди, помнящие его уже директором, знают лишь верхушку айсберга.       Альбус покосился на внимательно прислушивающееся к ним привидение и быстро зашагал прочь из библиотеки. Только оказавшись в коридоре, он тихо буркнул:       — В книге были портреты молодого Дамблдора. Или колдографии, уж не знаю… но определённо было его изображение…       — Да зачем оно тебе?! Что там за ужас происходит в твоей бедовой головушке?! — возмутился Фитц. — Не хватало ещё, чтоб ты возомнил себя Дамблдором!       — Ни за что на свете не хотел бы им оказаться! — Альбус рявкнул на него с такой злостью, что Фитц аж отшатнулся от него.       — Ну дела… что какая-то несчастная заметка в лживой газетёнке сделала с нормальным вменяемым человеком…       — Да идите вы! — парень ускорил шаг, но Минни догнала его и придержала за локоть.       — Ал, погоди. Помнишь разговор про неподвижные портреты? Так вот, вчера я заглянула к Лонгботтому в кабинет спросить, как насчёт проведения в Хогвартсе интернета. Знаю, это бред, другие директора не решились, и он не решится сделать так, чтоб маггловские технологии у нас заработали, но мне не очень-то и нужно, я просто хотела взглянуть на портреты. Дамблдор, Снейп и МакГоннагал неподвижны. Обычные маггловские картинки.       — И МакГоннагал тоже?.. — Альбус растерянно посмотрел на подругу. Она кивнула, как парню показалось, с каким-то особо весомым выражением лица.       — Тоже. А про книгу можешь спросить у Люпина. Уверена, его крёстный сохранил у себя экземплярчик. В конце концов, хочет он это признавать или нет, но писанина Скитер помогла ему в военные годы победить старину Тома.       Альбус слегка улыбнулся, немного нервно кивнул и опять поспешил в сторону классов. Минерва задумчиво уставилась на окно в коридоре, достала палочку, сосредоточенно прищурилась… и стекло в окне превратилось в сплошную пелену паутины с завязшими в ней пауками и насекомыми.       — Фу! Зачем ты это делаешь? — Фитц вздрогнул и попятился от неожиданности.       Минерва не ответила, напряжённо куснула губу, не отрывая взгляда от окна, — и паутина разлетелась мириадами мелких разноцветных мотыльков, панически запорхавших по всему коридору. Ещё один взмах палочки — мотыльки собрались в плотную стаю, змейкой скользнули вдоль стен и по потолку, потом облепили окно и остекленели. Медленно перетекая один в другого, стеклянные мотыльки заполнили собой весь оконный проём, постепенно линии, разделяющие насекомых и обозначающие очертания их тел, исчезли… и вот стекло снова целое и невредимое, будто не происходило с ним никаких трансфигураций.       — Вау!.. Не знал, что ты так умеешь, но это было круто!       — Я, оказывается чертовски многого о себе не знаю! — Минерва весело подпрыгнула, несолидно воздев руки с палочкой к потолку. — Йохууу! Ты иди учись, а у меня есть одно интимное дельце сугубо фор гёрлс.       Вернувшись в библиотеку, девушка воссияла счастливым солнцем на Старушку-с-Шалью.       — Дайте, пожалуйста, «Трактат об анимагах» Вильгельма Хоффлингера.       — О, милая девочка хочет стать анимагом?       — Всегда хотела!       У Люпина были занятия с третьим курсом Гриффиндора, после которых он всегда выползал измученным, но в тот раз все выползали от него не столько измученными, сколько перепуганными. Альбус догадался, что они проходили боггарта. Сам профессор едва сдерживал хихиканья, раскладывая на столе свитки с эссе, а когда последний ученик покинул класс, не выдержал и расхохотался, прикусив рукав мантии, чтоб его не было слишком далеко слышно. Альбуса он не заметил, и парень решил не мешать ему смеяться. Он вспомнил собственный третий курс, когда при виде его боггарт превратился в жутко завывающий и грохочущий смерч. В городке, где родились браться Уэйдены, случилось торнадо, такой же смерч разрушил их дом, из-за чего им пришлось переселиться в Годрикову Впадину, но тот страшный день надолго им запомнился и пугал в ночных кошмарах. Альбус превратил смерч в надувного танцующего человечка, хаотично и забавно размахивающего руками и ногами, но, хотя такие превращения боггарта приносили облегчение студентам после столкновения лицом к лицу со своими главными страхами, ребята после таких занятий всё же выходили напуганными, стараясь не показать этого друг перед другом. А профессору всегда было весело, хоть он это тщательно скрывал. Его смешили и детские страхи учеников, и то, во что им удавалось превратить боггарта. Не смеялся он лишь тогда, когда превращения не получалось, как бы студент ни старался, и боггарт доводил его чуть ли не до панической атаки. К счастью, таких случаев было мало, в основном дети вполне могли справиться со своими страхами, зная, что перед ними всего лишь призрак.       — Грязный рваный носок! Мерлинова борода! Носок! — тихо простонал Люпин, падая в кресло.       — У нас на потоке некоторые превращали боггарта друг в друга, только голых, в женских чулках и помаде, — фыркнул Альбус. Профессор встрепенулся и покраснел, в том числе и волосами.       — Ох, Ал, прости, я тебя не заметил…       — Я понимаю, эти занятия с боггартом такие странные. Вот уж точно, и смех, и грех. Но чем вас так насмешило превращение боггарта в грязный носок?       — Так в том-то и дело, что это было не превращение боггарта, боггарт изначально стал грязным рваным носком! Подумать только, какой самый жуткий страх в жизни ребёнка, мама его отругает за грязные носки! — Люпин вдруг стал грустным, волосы посерели. — Да уж, это не подросток-наркоман, избивший тебя чуть ли не до смерти у мусорных баков за то, что у тебя не оказалось денег, которые он хотел отнять… У одного слизеринца оказалось такое вот…       — Слизеринца?       — Их на третьем курсе примерно треть магглорожденных, причём есть из весьма малообеспеченных семей, вот как этот однажды избитый парень. Он ужасно не хотел идти к боггарту, боялся, что его на факультете сочтут трусом, что не дал отпор какому-то наркоше. В девять-то лет, конечно. Он после такого мог вообще потерять магические способности.       — Мда. Слизеринец боится, что его на своём факультете сочтут трусом… — Ал поймал на себе смущающе-коварный взгляд профессора и тоже немного покраснел. — Я к вам не просто так зашёл…       — Ну разумеется, просто так великие Чемпионы, гроза злых духов, не навещают скромных учителей защиты от этих самых духов и прочей никому не интересной ерунды.       — Профессор…       — Ладно, это я вредничаю. Садись, выкладывай, что там у тебя, — профессор палочкой подозвал ещё один стул, подсеменивший к столу на собачьих лапах, тут же ставших обычными деревянными ножками, и привычным безапелляционным жестом придвинул к Альбусу коробку шоколадных конфет. Их обоих когда-то чрезвычайно сблизила любовь к сладкому, и сейчас парень не стал отказываться и тут же набил рот конфетами. Всё же у него был стресс.       — Вы ведь знаете мои амбиции работать в Министерстве, в отделе по контактам с магглами…       — Минуточку, но ты ведь говорил, что ещё не решил, может быть, захочешь заняться историей магии…       — Одно другому не мешает. Я изучаю историю магии, веду переписку с преподавателями Илвермони… теперь договорился ещё и о переписке в научных целях с некоторыми преподавателями Шармбатона, собираю исторические сведения с разных уголков земли, и, когда я буду работать с магглами, мне будет что им рассказать и показать интересного, нужного, важного для сотрудничества двух принципиально разных миров, чтоб разница между нами перестала быть такой уж принципиальной. После инквизиции прошло столько лет…       — Мы не говорим об этом вслух…       — Я знаю, и ни один так называемый «революционер», который пытался возвысить магов над магглами, тоже не говорил своим приспешникам о том, что между магами и магглами уже были войны, и магглы всегда выходили победителями. Может, уже пришла пора открыть на это глаза обеим сторонам и доказать, что куда лучше будет нам дружить, а не воевать и скрываться… но не об этом речь. Мне нужны международные публикации и научные работы, в том числе о выдающихся деятелях мира магов и мира магглов, которые двигали прогресс в своём мире и могут стать образцами для демонстрации мирной созидательной деятельности с обеих сторон.       — Тааак? Ты хочешь посоветоваться, о каком из наших деятелей тебе писать?       — Нет, я уже определился. Мне нужна от вас помощь в добыче некоторых материалов. Относительно мира магглов, было бы любопытно написать о Николе Тесла, оказывается, он даже учился в Дурмстранге, что должно стать весомым доводом в пользу разумной взаимной интеграции двух миров, а вот относительно мира магов, мой выбор пал на Альбуса Дамблдора.       — Ууу! Совершенно согласен, это отличная историческая фигура для демонстрации магглам!       — Вот, но мне для этой работы нужна книга, которой в нашей библиотеке не оказалось. Есть вероятность, что вы могли бы помочь мне добыть эту книгу на какое-то время.       — Кажется, я знаю, о какой книге речь, — Люпин нахмурился. — Надеюсь, ты понимаешь, что там гораздо больше лжи, чем правды?       — Понимаю, но там также есть правдивые факты, добытые из источников, обратиться к которым уже невозможно. Остаётся только читать Скитер и отделять мух от котлет.       — Эти факты наверняка покажутся тебе весьма неприглядными…       — Вы о том, что отец Дамблдора сидел в Азкабане за убийство магглов, а сам Дамблдор, возможно, нечаянно убил свою сестру, когда дрался со своим то ли другом, то ли врагом Гриндевальдом?       — Кто тебе это всё рассказал? — Люпин снова покраснел, а волосы приобрели сочный фиолетовый цвет. — Об этом после судебного процесса остерегаются говорить.       — Я веду широкую переписку с разными людьми, тем более, живу в Годриковой Впадине, месте, где до судебного процесса эта книга была в каждом доме.       — А, ну да… — профессор посмотрел на Альбуса таким взглядом, словно сожалел, что парень такой умный и пронырливый, в шестнадцать лет уже суёт свой длинный ум во взрослые дела. — Что ж, если ты так много знаешь, не вижу необходимости читать книгу, это ключевые факты, к сожалению, правдивые, из-за которых книга когда-то имела большую популярность.       — Профессор, вы ведь тоже учёный и понимаете разницу между знать что-то с чьих-то слов и прочитать первоисточник — а относительно этих фактов первоисточником, к сожалению, является уже только книга Скитер.       — «Тоже учёный»! Ну спасибо, коллега! — Люпин весело фыркнул. — Ладно, я попытаюсь достать для тебя эту книгу. Скорее всего, тираж был уничтожен, но есть вероятность, что глава Аврората её сохранил. Всё же такое серьёзное ведомство должно владеть максимумом информации о мире магов, особенно несущей негативный оттенок.       Профессор коварно подмигнул Алу, и к ним обоим наконец подлетели чашки ароматного фруктового чая к конфетам. Разговор вернулся к обсуждению боггартов и детских страхов, затронул и таинственную подсказку первого испытания Турнира, Люпин пытался предположить, что именно нужно сделать с этим ключом, чтобы понять, о чём он подсказывает. Они так заболтались, что не сразу заметили, как дверь шкафа, в котором, видимо, сидел боггарт, приоткрылась, и из неё повеяло холодом. Потом Люпин встрепенулся, обернулся и схватился за палочку.       — Чёрт, я так хихикал, что даже шкаф неплотно закрыл! Не шевелись, сейчас я…       Лёгкая едва различимая тень со скоростью выпущенной стрелы метнулась к двери. Альбус машинально махнул палочкой в ту сторону, и приоткрытая дверь не просто захлопнулась, но и превратилась в сплошной каменный монолит. Тень тут же метнулась к нему, парень только успел вскочить со стула, как вдруг перед ним выросла фигура высокого мужчины. Мантия старомодного покроя, пышная седая борода, длинные седые волосы, очки-половинки, грозный взгляд голубых глаз, кажется, сейчас вскинет вооружённую руку, и всё вокруг рассыплется в прах. Альбус дёрнулся назад, больно налетел бедром на стол, чашка с недопитым чаем опрокинулась, залив чьё-то эссе. Старик прицелился палочкой парню в грудь, и Альбус понял, что не может поднять свою, физически не может, страх сковал его до полного оцепенения.       — Риддикулус!       Грозная фигура рассыпалась ярким фейерверком, что-то, едва различимое, с силой влетело в шкаф, так что от глухого удара в стенку шкаф едва не опрокинулся на пол, и дверца плотно захлопнулась на два запирающих заклинания.       — Что с тобой, Ал? — парня приобняли и слегка встряхнули за плечи. — Что это значит?..       — П-простите… Я сам не ожидал… Блин, я испортил вам эссе… — Ал попытался просушить пергамент заклинанием, но зубы беспомощно клацнули в попытке его произнести, рука сильно задрожала, да и заклинание как-то выветрилось из головы. Люпин смотрел на него с крайним изумлением и тревогой.       — Оставь, я сам высушу… Значит, теперь больше всего ты боишься Альбуса Дамблдора? И намерен писать о нём научную работу? Чем же он тебя так пугает?       — Он меня не пугает… правда, профессор, я не понимаю… В последний раз я сталкивался с боггартом на том же третьем курсе, и вы сами видели, меня не испугал даже мюлинг… Но это ведь не отменяет нашего договора насчёт книги?       — Не отменяет… Ты плохо выглядишь, дружок. Забирай-ка все конфеты, что остались, и иди на занятия. Ты себе много предметов в этом году нахватал. У тебя сейчас, кажется, древние руны? Весьма умиротворяющий урок. Некоторые руны пока нарисуешь, так уже пол-урока пройдёт. И конфеты под партой там отлично прячутся.       — Ещё бы я не знал… Спасибо, — Альбус неуверенно улыбнулся, засунул коробку конфет в сумку и поспешил уйти из кабинета. Трансфигурировать кусок камня обратно в дверь у него тоже не получилось, и Люпин не стал наблюдать за его попытками, трансфигурировал сам.       В тот день так и не удалось собраться даже позаниматься маггловскими науками, Минерва куда-то запропала, в последний раз её видели в библиотеке, а Фитц умудрился нарваться на отработку по трансфигурации. Альбусу в комнате не сиделось, он вышел погулять по замку. Уже в который раз он задумался о том, как любит эти прогулки и, пожалуй, любит сам замок. Ал знал характер многих лестниц: некоторые из них повторяли определённые маршруты, порой довольно сложные и запутанные, изо дня в день, иные из вредности любили заворачивать в сторону, противоположную той, куда нужно было идущим, некоторые вообще ленились шевелиться, зато их можно было попросить завернуть в определённое место, надо только знать, как просить. Со всеми портретами в Гриффиндорской башне он был хорошо знаком и наслушался от них множество фантастических, смешных и трагичных историй о портретах из других мест, также его посвятили в привычку портретов не только бегать друг к другу в гости, но и обмениваться друг с другом какими-нибудь вещами, нарисованными на одном с ними холсте. Так, сэр Гилдерой Лисий Хвост обменял своё копьё с посеребрённой рукоятью на изящную бело-рыжую гончую Лауру сэра Ивора Прескотта, а леди Ревьер обменяла ткацкий станок на корзину яблок с картины Сельской Пастушки. Полтергейст Пивз очень любил красивую игру на флейте, в коридоре второго этажа жил дикий пикси-одиночка, прямо в дырке, маскируемой ковром, и показывался, только если прямо возле этого ковра погреметь деревянными ложками, а уж сколько замаскированных надписей на стенах, половицах, окнах, разных предметах мебели, кухонной утвари, учебном материале и даже на крышах Хогвартса оставили несчётные поколения юных магов! Если бродить по замку, периодически применяя заклинания обнаружения скрытого, можно было узнать десятки историй чьей-то любви, дружбы, вражды, страданий из-за неудавшихся предприятий, целую переписку в коротких ёмких фразах, даже настоящие поэмы, посвящённые дамам и рыцарям сердца. А иногда можно было найти маленькие тайники, от секретных дырок до крохотных комнатушек, в стенах, в классных комнатах, в подсобных помещениях, то пустые, то до сих пор хранящие разные небольшие вещи, когда-то для кого-то, видимо, имевшие большое значение. Не все знали о Выручай-комнате, или же кому-то не хотелось пользоваться общим тайником, хотелось создать уникальный свой. Сколько таких тайников рассыпано по спальням, Ал мог только воображать, вот, Минни по его наводке нашла в спальне девочек тайник маггловских любовных романов, в том числе и с весьма откровенными сценами: похоже, эта секретная тематическая библиотека периодически пополнялась, самая старая книга была издана в начале двадцатого века, самая новая — всего десять лет назад. Порой в процессе прогулок Альбусу казалось, что замок живой, он даже улавливает его дыхание. Легонько проводя рукой по стенам, вдоль которых он шёл, парень чувствовал тепло и будто бы даже пульсацию. Скорее всего, это стучало его собственное сердце в ушах, висках, ладонях, но ему нравилось думать, что это бьётся живое сердце Хогвартса. Как огромный могучий зверь, замок доверял ему, послушно открывал свои тайны по первой просьбе, защищал и прятал, когда было нужно, помогал, подсказывал правильные пути, когда требовалось, добродушно ворчал и умиротворяюще урчал, обдавая теплом и уютом. Пару раз Альбус попытался поговорить об этом с друзьями, и Фитц весело пофыркал, мол, ты чёртов романтик, тебе бы книги писать, а Минни, загадочно улыбаясь, заявила, что многие чувствуют нечто похожее, в Хогвартс влюбляются каждый год десятки людей, особенно те, у которых нет своего дома, или которым в своём доме чего-то сильно не хватает, и это находится в Хогвартсе. Поразмышляв, Ал пришёл к выводу, что его собственный дом его в целом устраивает, во всяком случае, он не променял бы его на что-нибудь другое, однако странные отношения с древним замком с каждым годом только усиливались.       Сейчас это очень тревожило, даже пугало. Стены Хогвартса были холодные, во всём замке стояла подозрительная настороженная тишина.       Впереди мелькнул серебристый силуэт Почти Безголового Ника, и Ал бросился к нему.       — Ник! Постой, Ник! Не убегай, я тебя уже заметил!       Призрак действительно совершил попытку удрать сквозь стену, но остановился и обернулся, пряча досаду под натянутой улыбкой.       — Да? Ты хотел что-то спросить?       Альбус подбежал поближе, тяжело дыша и глядя с каким-то отчаянием, словно от Ника сейчас зависела вся его дальнейшая судьба, и он мог уничтожить его в один миг.       — Скажи, Ник… Это ведь я?.. Ты помнишь, что рассказал мне о портретах… и это на самом деле я — тот, переродившийся?..       — Ох… Откуда же мне знать? Я уже говорил, переродившиеся люди как правило носят те же имена, что и в предыдущих жизнях, и только таким образом можно сузить круг поиска, но и ты сам сказал, что в Хогвартс каждый год поступает несколько Альбусов, и переродившимся Дамблдором может оказаться любой из них… Послушай моего совета, если совет призрака для тебя что-то значит: не накручивай себя, не пытайся поверить, что ты — он, но и не бойся этого. Просто живи, как живётся. Если вдруг в тебе начнут просыпаться воспоминания о предыдущей жизни, тогда и будет смысл думать об этом, а если не начнут, то и беспокоиться не о чем. В любом случае, смысл второго шанса в том, чтоб люди им действительно воспользовались и прожили новую жизнь счастливыми, а счастья при таких обстоятельствах куда легче достичь, если не вспомнить, каким был «черновик». Ошибки и страдания прошлого будут висеть тяжким грузом за плечами, тянуть в ту же пропасть, в которую люди уже разок падали. Зачем это? Просто будь собой, Ал, и думай о том, что, кем бы ты ни был в прошлой жизни, сейчас ты — Альбус Уэйден, вот и живи как Альбус Уэйден.       — Ты так говоришь, что я невольно начинаю верить, будто ты всё прекрасно знаешь, но скрываешь…       — Ни у одного призрака нет таких способностей, чтоб заглянуть в подсознание живого и увидеть там, кто он, кем он был. Возможно, тебе сможет помочь кентавр Флоренс. Да, ты скептически относишься к прорицаниям, однако это лучшее, что можно тебе посоветовать, если ты и правда поверил в эту теорию о себе и Дамблдоре. Вдруг Флоренс заглянет глубже?       — Понятно… Всё равно спасибо и… извини, что на тебя наехал…       — Что ты сделал?.. Ох, я никогда не привыкну к этим постоянно меняющимся манерам молодёжи выражаться! Да мне и ни к чему! — Ник весело отмахнулся и наконец просочился сквозь стену.       Когда Альбус отошёл на приличное расстояние, Ник снова появился в коридоре, где состоялась их встреча, и теперь рядом с ним парила Елена Рейвенкло.       — Может, ему всё же стоило бы знать правду? — робко спросила девушка. — Тем более, правда лежит на поверхности, он и сам рано или поздно до неё докопается…       — Вот если докопается, это будет его заслуга, а не наше попустительство! И мне страшно представить, что случится с бедным мальчиком в таком случае. Да ведь этот страшный груз его просто раздавит, несчастного шестнадцатилетнего парня! Всю долгую предыдущую жизнь груз накапливался постепенно, а сейчас вы предлагаете вывалить всё то, что даже опытные, натренированные носить подобные тяжести, плечи едва выдерживали на исходе жизни, на хрупкие слабые плечи юнца одним махом! Ни о каком втором шансе тогда речи быть не может, Альбус банально сойдёт с ума и чего доброго наложит на себя руки, у подростков это, увы, нередкое дело.       — Он уже начинает потихоньку сходить с ума…       — А я говорю, молчите, леди Елена! И этому своему Кровавому Барану скажите…       — Он Барон.       — Нет, он баран, я знаю, о чём говорю! В общем, скажите, чтоб он не смел лезть к мальчику со всякими хитровыдуманными намёками, это нечто, намного серьёзнее извечного межфакультетского соперничества и студенческих свар, и, если он не удержит свой призрачный язык за зубами, я буду вынужден вызвать его на дуэль, поставив на кон изгнание проигравшего из Хогвартса!       Холодный промозглый ноябрь начался с известий в «Пророке» о том, что миссис Уэйден действительно завалила и своё, и французское Министерство красноречивыми жалобами на попрание её чести и достоинства, в Визенгамоте даже состоялось предварительное судебное заседание, в котором ответчиком по делу выступил редактор «Пророка», но они с миссис Уэйден пришли к мировому соглашению, и газета опубликовала статью, в которой глубоко порицала фантазии мадам Эмонье относительно мюлинга и «тёмной тайны» семейства Уэйденов. Сама же мадам Эмонье заткнулась, больше от неё не было ни слуху, ни духу, хотя Альбус знал, что мать затребовала именно у неё опровержения поклёпа во всех газетах, которым «черноязыкая» журналистка давала интервью. Дурмстранг тоже молчал, никак не отреагировав на теории француженки о детской трагедии своего Чемпиона.       — Фрида пишет, что их директор теперь часто в разъездах и определённо ведёт с кем-то переписку на французском, ей постоянно приходит международная корреспонденция, которая даже не поступает ей лично в руки, а сваливается в общую кучу, — сообщила Минерва. — Правда, никто не рискует совать туда нос, студенты уже много раз научены горьким опытом, что личная переписка почти всегда защищается очень нехорошими заклинаниями, в результате которых можно надолго загреметь в больницу, если проявить настойчивость. Наверняка Андреассен плетёт какие-то свои интриги, может, совсем с Турниром не связанные, и на детские истории студентов ей плевать. Герру Хайлеру-старшему тоже не до этого всего, в письмах детям он, конечно, возмущается, мол, в газетах про Геллерта чёрт-те что пишут, чушь какую-то обидную, но никаких мер, вроде тех, к которым прибегла миссис Уэйден, не принимает. Сама Фрида тоже ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не может, кроме того факта, что у Геллерта действительно лет с тринадцати были какие-то романы, в которые он её не посвящал, однако она на сто процентов уверена, что серьёзных травм его душе и телу ещё не причиняли… до недавнего времени, когда у неё начала седеть голова. Это с ней случилось впервые в Шармбатоне.       — А куда ты, кстати, так часто пропадешь? — поинтересовался Фитц, пока Альбус задумчиво грыз уже и так изрядно пожёванное перо. Девушка коварно прищурилась.       — Это пока секрет. Если всё получится, рассчитываю вас очень удивить, уж не знаю, приятно или нет. Но ты-то точно будешь в шоке.       — К этому имеет какое-нибудь отношение трактат Хоффлингера? — тихо спросил Ал. Минни на него удивлённо покосилась и смущённо фыркнула.       — И всё-то ты замечаешь.       — А я вообще не понял, о чём речь…       —А ты, солнце моё, смотри в тетрадочку, у тебя неправильная формула трансфигурации металлов-полупроводников в воду.