В начале нового пути

      За окнами не переставая шёл дождь. Этот ноябрь выдался просто на редкость мерзким. Очень тяжело было утром продрать глаза, никакие бодрящие заклинания не помогали, казалось, что лучше получить Аваду между глаз, чем проснуться на занятия, когда за окном противно шуршат дождевые капли, завывает ветер, и тьма сменяется сизой вязкой мглой, которая словно заползает прямо в голову через глаза, уши, ноздри, заполняет тело целиком и придавливает его тяжёлым грузом к кровати. Альбус мёрз по ночам, особенно под утро, даже под двумя одеялами, даже с согревающими чарами, и боялся по утрам смотреть на себя в зеркало, зная, что увидит там жуткую синеву под глазами и выражение лица «добейте меня, пожалуйста». Это же выражение чаще всего сохранялось у него до вечера. Учёба стала казаться нудной обязаловкой, то, что раньше вызывало живой интерес, теперь казалось настоящим наказанием, а маггловские науки он совсем забросил. Что, ему больше всех нужно? Фитц еле тянет и магическую-то программу, потому что большую часть занятий строчит письма каким-то девчонкам и, похоже, крутит сразу несколько романов по переписке, Минерва углубилась в свой трактат и втихаря пытается стать анимагом, а он… ладно, для работы с магглами на его век хватит и того, что он уже знает, если понадобится больше, можно выучить и потом. Люпин пока ничего не сообщал о книге Скитер, обнадёживал, что крёстный пообещал ему поискать и выслать книгу, если найдёт, но всё ещё искал. Дни тянулись прилипшей к подошве жвачкой, и ночи не приносили никакого облегчения, сны стали такими же холодными, туманными и беспросветными, как картина за окном. К счастью, они не запоминались, хотя иногда парень просыпался со странным мерзко щемящим чувством в груди, точно понёс безвозвратную потерю. Это чувство порой преследовало его и наяву, прямо на занятиях, когда случайно сказанная кем-то или прочитанная в учебнике невинная фраза вдруг зажимала сердце тисками. «У меня просто осенняя депрессия. Такое случается, ничего страшного, вот изменится погода, пойдёт снег, и станет легче». И тут же пробуждался ехидный внутренний голос Минервы: «А если снег в этом году не выпадет, так и будешь весь год зомбиком ходить, метеозависимый ты наш?»       На зельеварении по программе пришла пора варить Амортенцию, и этого летавшие в Шармбатон ребята ещё не проходили. Фитц вовсю подкалывал Минерву, что она может намочить письмо Фриде своим зельем и проверить, подействует ли на неё, ибо по общему правилу любовные зелья не действовали на тех, кто уже глубоко и искренне влюблён. В отместку Минерва грозилась отлить зелья у Сьюзен Сэндхем и подлить Фитцу в суп. Это подействовало: с агрессивной феминисткой Сьюзен по-прежнему не хотели иметь дело ни парни, ни девчонки. Альбус варил зелье механически, его совершенно не волновало, получится ли у него то, что нужно, и это было тревожным знаком, никогда прежде его не оставляла бы равнодушным угроза провалиться на глазах у всего потока. Он помнил, что правильно приготовленное зелье источает любимые запахи того, кто его нюхает, поэтому ориентировался разве что на появление запаха каких-нибудь своих любимых сладостей. Заодно в памяти возник ещё один запах, увы, продержавшийся слишком недолго. Перчатки Геллерта так и остались у него, пахнущие чем-то, вроде жжённой мяты после работы с травами и дыхания Долбика. Первое время по приезду из Шармбатона Альбус, ужасно стесняясь самого себя, тайком брал эти перчатки в кровать и засыпал, уткнувшись в них носом, но в какой-то момент, разозлившись на свою вопиющую сентиментальность, которой даже не все девчонки страдают, забросил их на самое дно чемодана. Недавно, введённый в депрессию этим противным ноябрём, он поискал перчатки. Они теперь пахли чемоданом, смесью одежды и книг, словно обидевшись на временного хозяина за ссылку. Альбус рассердился ещё сильней, и на себя, и на них, и отдал перчатки домовым эльфам, попросив вывести копоть. Из стирки перчатки вернулись выцветшие и пахнущие душистым моющим зельем, зато чистые, никакой копоти.       Наверно, сам процесс приготовления Амортенции наводил на романтические размышления. Установив нужную температуру пламени, Альбус прикрыл глаза в ожидании, когда зелье дойдёт до готовности, и погрузился в воспоминания.       Фырканье и ленивый перестук копыт пегасов, золотистые копны сена в конюшне Шармбатона, слегка покачиваются под потолком фиалы, и Геллерт идёт среди поилок, слегка помахивая палочкой. Такая небрежная точная магия, он о чём-то говорит, даже не останавливаясь, чтоб подумать заклинание, словно палочка ему вообще не нужна, он ей помахивает просто для вида или по привычке. На фоне приоткрытой двери его волосы кажутся почти золотыми, так красиво их оттеняет свет фиалов. Немного влажные, взлохмаченные, они начинают забавно и мило курчавиться, высыхая. И особенно ясно видно, какие светлые у него глаза, холодные и яркие, даже будто светятся маленькими звёздочками. Наверно, если судить объективно, Геллерт внешней красотой не отличается, но что-то в нём есть такое, что заставляет смотреть на него, пока это резкое острое лицо не отобьётся на сетчатке глаз. И руки у него тёплые и сильные, охотно верится, что он может удержать на весу корзину, полную тяжёлых бьющихся птиц, и это на метле в сильную грозу. И губы у него горячие, просто обжигающие, как огоньки его странных шоколадно-вишнёвых сигарет, причудливый сладковато-терпкий запах которых так вкусно, просто одуряюще мешается с запахом свежего сена в этой треклятой конюшне…       — Мистер Уэйден?.. — Альбуса слегка тронули за плечо, он вздрогнул и открыл глаза, чувствуя жар на щеках и паническое сердцебиение в висках. Огонь под котлом сам собой погас, над перламутрово блестящим зельем медленно поднимался спиральный пар, сильно благоухающий сеном, шоколадно-вишнёвым табаком и… да, жжённой мятой.       — Простите, профессор… Я… что-то…       — Не извиняйтесь, это обычное свойство Амортенции. Превосходное зелье, вы, как всегда, на высоте. Тут действительно сложно не принюхаться и не впасть в романтические грёзы. Итак, класс, у кого зелье уже проверено, опорожняйте котлы. Я внимательно за вами слежу и на всякий случай ещё раз напоминаю, что использование любых приворотных зелий приравнивается к отравлению!       «А проходят их в школе, наверно, чтоб дети не травили друг друга всякой кустарной дрянью, только качественным продуктом?»       Альбус быстро достал из кармана пустой стеклянный пузырёк, в который планировал собирать сок каплевидного златоцвета для работы по гербологии, склонился над своим котлом и едва заметным жестом зачерпнул оттуда немного, а в следующую секунду взмахом палочки уже опустошил котёл. Как и предполагалось, преподаватель ни за что не подумал бы, будто идеальный ученик, как по успеваемости, так и по поведению, Альбус Уэйден способен украсть Амортенцию, и следил в первую очередь за менее благонадёжными студентами, так что сей проступок остался замеченным только Минервой, которая варила зелье по соседству. Фитц снова что-то не успевал, ему было не до оглядываний по сторонам, а Минни тихо шепнула Алу на ухо:       — Надеюсь, ты ещё совсем крышей не поехал и не подольёшь это… никому?       — Абсолютно исключено. Я это ради запаха… и вообще, не твоё дело! — Альбус с преувеличенной суетливостью принялся ковыряться в сумке с учебниками. В конце концов, он совершенно не задумывался, зачем это делает, когда черпал зелье, просто сиюминутный импульс. Лишь на выходе из класса он признался себе, что действительно просто не смог уничтожить источник запаха, который отныне прочно ассоциировался у него с Геллертом. Кругом и так один сплошной непреходящий депрессняк, можно позволить себе хоть маленькую отдушину. В тот же вечер, когда все улеглись спать, Альбус закопался под одеяло вместе с пузырьком Амортенции, раскупорил его и долго медитировал, прижмурившись и вдыхая полной грудью свои любимые ароматы.       Следующее утро началось со скандала в девчачьих спальнях, там что-то гремело, порой ударяясь о стены, и слышались злобные вопли, особенно выделялся всем до боли знакомый голос Сьюзен Сэндхем. Потом в гостиную, куда уже выполз отчаянно зевающий Альбус, вооружившийся кружкой самозаваренного маггловского кофе и плиткой шоколада, вылетел целый клубок встрёпанных, помятых, раскрасневшихся и местами кое-как одетых девиц, которые дружно выпихнули за портрет Полной Дамы вопящую и, кажется, аж дымящуюся от злости Сьюзен.       — Она, так на минуточку, староста… — робко вякнул Ал, заранее заняв позицию поближе к лестнице, чтоб предпринять стратегическое отступление в спальню, если запахнет жареным. Среди девушек оказалась и Минерва, единственная нормально одетая, но её волосы как-то странно встали дыбом, словно её током шарахнуло, и создавалось сильное впечатление, что она сейчас выгнет спину и зашипит.       — Эта безмозглая курица украла у меня колдографию Фриды!       — Ну в самом деле, Минни, пришлёт тебя твоя Фрида ещё одну! — заныли девчонки. — Зачем было цеплять нашу дурынду, она теперь побежит шестерить Люпину и вообще поднимет всю школу на уши! А если бы мы её не выкинули, разнесла бы спальню к чертям!       — Вы что, не понимаете?! Мы вчера варили Амортенцию, а сегодня у меня пропадает колдография! Мы с Сью жили в Шармбатоне в одной комнате, я каждый день видела, как она пялилась на Фриду, просто раздевала и пожирала взглядом!       — Минни, это антинаучно, — Ал громко хрустнул шоколадом. — Если полить колдографию любым приворотным зельем, никакого эффекта не будет, и, если всё обстоит так, как ты думаешь, то Сьюзен следует повнимательней ознакомиться с трудами Ловидикуса Ноздреватого по зельеварению, где он подробно описывает все действенные способы применения всех приворотных зелий. Уверен, ты тоже читала эти труды, просто ты у нас ревнивая, как… кошка, — Ал спрятал улыбку в кружке. Минерва выразительно фыркнула, скрестила руки на груди и отвернулась, краснея.       — Ещё доказать надо, что это именно она спёрла, всякие там взгляды ещё ничего не значат, — девушки, ворча, потихоньку расползались по спальням. — Блин, можно было ещё поспать минут десять, а теперь надо приводить в порядок этот бардак, капец денёк начался, ещё и матч сегодня, а холод на улице собачий!       — Точно, сегодня же матч Гриффиндора с Хаффлпаффом… — Альбус грустно вздохнул. — Брат смертельно обидится, если я не появлюсь на трибунах. А торчать там на таком холоде, когда и так заранее понятно, что Гриффиндор выиграет с таким бешеным ловцом…       — Ты уверен, что с колдографией никакого приворота не сделают? — мрачно буркнула Минни в сторону.       — Уверен, что не сделают приворотными зельями. Существует целая куча приворотов именно по колдографиям и даже маггловским фотографиям.       — Утешил, блин!       — А я не утешал. Во-первых, у всех любовных зелий есть противоядие, в том числе и банальный безоар, а привороты по изображениям можно снять простым «Фините Инкантатем». Во-вторых, ни один приворот, включая Амортенцию, не создаёт любовь, лишь ненормальную одержимость человеком, так что отличить приворожённого человека от по-настоящему влюблённого довольно просто, даже глупые подростки, вроде нас с тобой, запросто разберутся.       — Ну, такому эксперту в любовных вопросах трудно не поверить, — Минни заметно расслабилась и разулыбалась. Альбус отчаянно покраснел, с сожалением заметив, что кружка опустела, и прикрываться ею уже нет смысла.       — Это на что ты сейчас намекаешь?       — На то, что ты чертовски любишь шоколад, у тебя в левом углу губ шоколадное пятно. Утепляйся получше, матч сразу после сдвоенной трансфигурации. И это… приглядывай за своей «контрабандой». Я точно знаю, что у Сью вчера зелье не получилось, но она могла заметить, что ты стащил немного своего. Просто на всякий случай, приглядывай.       Удержать дисциплину на трансфигурации в тот раз было непросто, Сэндхем светила постепенно лиловеющей скулой, и девушки, хихикая, перешёптывались на тему её драки с Минервой с утра пораньше. «Наконец этот вопиллер в юбке получила по заслугам! Однако, никто не ожидал, что наша зубрила умеет драться, как бешеная пантера! Чуть глаз ей не выцарапала, серьёзно, вон, видите, какой синяк на скуле? Ещё б на сантиметр выше — и нет глаза!» В итоге, уставший от бесконечного шушуканья препод отпустил их со второго урока пораньше, и класс радостно упорхнул на стадион. Несмотря на мерзкую погоду, холод, ещё не рассеявшийся туман и мелко моросящий дождь, похожий на брызги из пулевизатора, студенты были рады слинять с занятий. Как ни крути, а квиддич — всеобщее любимое зрелище в школе. По пути к стадиону Альбуса догнал Мердок, уже переодевшийся в форму и весьма возбуждённый.       — Тут тебе письмо пришло, держи, — он сунул брату в руку конверт с красной печатью в виде герба Дурмстранга. Сердце так резко ухнуло куда-то в живот, что аж в глазах потемнело.       — Мне?.. А что оно делает у тебя?       — Ну, мне уже в третий раз пришла почта из тех краёв, — Мердок подозрительно прищурился. — А вот тебе он с какого перепугу пишет?       — Ты переписываешься с Геллертом?!       — Ага, попался! Имени-то я не называл! — парень грозно подбоченился. — Что у вас там за интрижки с вражеским Чемпионом?       — Каким ещё «вражеским», что ты городишь?.. Так ты действительно?..       — Исключительно на тему квиддича. Он сам на это подписался в Шармбатоне, отмахнулся от меня, мол, потом я тебе напишу, сейчас занят, и вечно где-то пропадал. То со своей жуткой директрисой, то, похоже, с тобой. М? Что вы там мутите? Вряд ли тебя интересуют его квиддичные таланты.       — Какое тебе дело? То, что мы соперничаем в Турнире, не означает, что в жизни мы не можем дружить. Топай к команде, пока они там не начали паниковать без своего блистательного ловца. И твоё счастье, что конверт не надорван, иначе надорванной была бы твоя задница!       — Испугал, прям дрожу-штаны сушу!       — Ты всё понял? Иначе придётся учиться ловить снитч лягушачьими лапками!       Мердок не стал долго препираться, брат всё же был силён в трансфигурации, но, уходя к раздевалкам, обернулся и зачем-то с суровой физиономией сделал жест «я слежу за тобой». У Альбуса пересохло во рту, и пульс в висках зашкаливал, пока он тупым взглядом пялился на конверт в руке. Судя по тому, каким тонким письмо было наощупь, внутри находился всего один лист, и на него были наложены опознающие чары. Чтобы открыть конверт, нужно было приложить ладонь к печати и подержать, пока печать не удостоверится, что это действительно адресат, в противном случае письмо при распечатывании самовоспламенялось и за секунду сгорало целиком. Наверно, кто-то подсказал это Мердоку, сам отчаянный спортсмен вряд ли догадался бы, и, не будь этих чар, парень непременно сунул бы нос в конверт. Мимо сновало много народа, все спешили на стадион, и Альбус не решился читать письмо сейчас, спрятал его в карман и продолжил путь в том же направлении, стараясь сделать лицо попроще. Казалось, бумага сквозь одежду жжёт ногу, пару раз он натыкался на других студентов, неловко извиняясь и шарахаясь в сторону. Очки запотели. Несмотря на то, что снаружи большинство людей на гриффиндорской трибуне откровенно мёрзло, постоянно колдуя согревающие чары и отхлёбывая что-то из дымящихся кружек, Альбусу было жарко, казалось, даже брызги дождя испарялись с его ужасно красного лица. Он пытался на себя рассердиться за такое поведение, но вместо этого лезли мысли в духе «а вдруг это не он мне пишет? Но Мердок почему-то сразу решил, что это письмо от Геллерта, других вариантов у него не было, значит, из Дурмстранга ему приходят письма только от него, и, если одно из писем оказалось адресовано мне… Чёрт, я ведь не знаю его почерка, вдруг это какая-то провокация? Какие там есть способы проверки почерка?.. Нет, тут ни один не сработает, у меня же нет ни одного оригинального образца, даже в памяти… Скорее бы этот чёртов матч закончился!»       И судьба словно услышала его просьбу. С первой же минуты матча Мердок увидел снитч и погнался за ним, не давая улизнуть со стадиона, как хитрый мячик любил делать. Гриффиндорская трибуна удивлённо охнула, щурясь от дождя и старательно выглядывая в серой дымке своего ловца, который крутил неожиданно быстрые и опасные финты, отсекая снитчу все пути к отступлению. Даже остальные игроки команды притормозили, невольно оглядываясь на него, вратарь не удержался и выразительно покрутил пальцем у виска, мол, ты зачем так сразу на рожон лезешь, всё только началось. Однако Мердок никого не видел и не слышал, ловец Хаффлпаффа и не пытался к нему сунуться, видимо, тоже считая, что парень только зря сдувается на разгоне, а потом можно будет спокойно перехватить добычу у него из-под носа, пока он будет едва держаться на метле.       — Он что, пытается играть, как ловец сборной Дурмстранга? — фыркнул кто-то, сидящий на скамейку ниже Альбуса, и Альбус вздрогнул. Ну конечно, было очевидно, что Мердок не лясы точил в переписке с Геллертом, а нагло вытягивал из него квиддичные приёмы, которые наверняка отрабатывал втайне даже от команды.       Пока команда Гриффиндора изумлялась заходам своего ловца, им уже успели забить три гола квоффлом, ребята спохватились и стали уделять больше внимания игре. Но, не успело пройти и десяти минут матча, как Мердок ястребом спикировал вниз, пронёсся так низко над землёй, что зачерпнул метлой песок и поднял целый его шлейф за собой, затем почти штопором ушёл в небо, замер на пике подъёма и начал с первого взгляда бесконтрольно падать. Альбус вскочил вместе со всей трибуной и невольно вцепился в палочку. Это ещё что за шутки, чёртова королева спортивной драмы?! Но Мердок не рухнул, каким-то немыслимым финтом, который люди на трибунах едва ли уловили, извернулся и вскинул вверх руку со снитчем. Раздался свисток арбитра, после которого даже болельщики Гриффиндора не стали сразу аплодировать и радоваться, они просто не успели понять, что произошло и как произошло. Зато потом все разразились бурными овациями, кроме разве что Слизерина, которому предстояло теперь играть с Гриффиндором в финале. А ловец гадских львят здорово вырос в своём мастерстве и просто нереально звездит в этом году. Надо же, народ ещё не успел и до половины выпить свои согревающие жидкости, а матч уже закончился! «Надо будет написать Геллерту спасибо за тренировку Мердока, пусть даже дистанционную и в письменном виде. Хотя, братишка у меня смышлёный, уж в спорте-то любую подсказку на лету схватит». И как же хотелось думать, что Геллерт согласился давать уроки Мердоку именно из-за него, Альбуса, чтоб… чтоб что? Добавить себе очков престижа в его глазах? Проявить себя благородным бескорыстным рыцарем, якобы не догадывающимся, что может вырастить себе сильного соперника, а на самом деле наплевавшим на это, ибо его прокачка навыка младшего Уэйдена понравится Уэйдену-старшему?.. Ох, какие глупости…       — Это было потрясающе! — кричали отовсюду, пока Альбус продирался к выходу со стадиона. — Ребята, через полчаса собираемся в гостиной! Надо хорошенько отметить, тащите всё, что есть! Ну, понятно, да?.. Хе-хе!.. Люпин? А что Люпин? Он тоже любит шумнуть по такому поводу! Сто пудов сам проставит нам ящик сливочного пива!       Раз уж в башне Гриффиндора планировалась настоящая вакханалия, терпеть до удобного случая было бессмысленно, Ал завернул в ближайший тёмный угол, невольно подрагивающей рукой достал конверт, подержал ладонь на печати, и конверт сам собой раскрылся. Внутри действительно оказался только один листок, а на нём — всего две строчки примерно посередине: «Перед сном положи ключ под подушку и смотри подсказку во сне. Держись, Лис, это будет неприятно. Геллерт». И всё. Никаких дежурных расспросов о делах, никаких рассказов о себе, например, о том, что заставило голову Фриды поседеть, или как он относится к сплетням о нём в прессе… ничего из того, о чём Альбус смутно надеялся прочитать. Стоило ли так волноваться? В самом деле, нервов за последние минут двадцать вокруг этого письма было столько, словно в нём должен был содержаться вердикт суда, казнить или помиловать! Просто очередной рыцарский шаг, характеризующий Чемпиона Дурмстранга исключительно честным игроком. То выдал информацию, предназначавшуюся только для него, то теперь делится способом расшифровки подсказки. Хотя когда-то он заявлял, что было бы нечестно сообщать подсказку тем, кто её не добыл, но ведь не исключено, что Жаклин — или куда скорее Аурели — он тоже написал похожее письмо, на всякий случай, чтоб все Чемпионы снова были равны перед вторым туром. И ничего больше… Альбус испытал такой сильный приступ разочарования, что на глаза едва не навернулись слёзы, с трудом удалось их подавить, но очки опять запотели. Письмо он злобно скомкал в кулаке вместе с конвертом, сунул в карман и пошёл в свою гостиную. Проект по гербологии подождёт, зельеварение… пошло оно к чёрту! Скорее всего, кто-то из парней протащит по случаю победы вино или даже огневиски, было бы неплохо опрокинуть пару стаканчиков.       Люпин действительно явился в гостиную, чтоб лично поздравить команду и, коварно щурясь и сияя пронзительно-золотой радостной гривой, пообещать им вечером проставить сливочного пива, строго после занятий и до отбоя… но это не строго. Заметив Ала, стремящегося улизнуть в спальни, он поймал его под локоть и оттащил в сторону.       — Пришла твоя книга, — профессор незаметно сунул ему в руку мягкий свёрток, перевязанный почтовой бечёвкой. — Держи и лучше никому не показывай. Я тебе доверяю, ты один из моих лучших студентов, так что уж оправдывай моё доверие и контрабандой не свети. А то крёстному тоже будет неприятно, если решат, что он раскидывает конфискат в школе, пользуясь служебным положением.       — Я, кажется, уже доказал, что умею хранить секреты, — мрачно буркнул парень, даже не пытаясь выдавить из себя благодарную улыбку. Люпин нахмурился.       — Доказал, не отрицаю. Я вовсе не хотел тебя обидеть… У тебя что-то случилось?       — Так, подростковые неурядицы. Это пройдёт.       — Может, тебе нужно поговорить со школьным психологом?       — Нет. Правда, это глупости. Первая несчастливая любовь, все ведь через это проходили, и оно не стоит того, чтоб делать из этого психическую травму.       — Ааа… Ну, смотри. Если действительно ничего серьёзного, то такие проблемы можно облегчить весёлой гулянкой в хорошей компании. Сегодня вечером как раз такая будет.       — Спасибо, профессор. Обещаю много не пить и не ронять сопли и слюни в первую попавшуюся жилетку.       Люпин отстал, поняв, что парень решительно не настроен на диалог. Альбус юркнул в спальню вместо того, чтоб пойти на занятия, лихорадочно распутал бечёвку, царапая пальцы, извлёк потрёпанный, но довольно увесистый томик с выцветшей обложкой и принялся быстро пролистывать в поисках картинок. И на первую же попавшуюся на страницах книги колдографию он надолго залип пронзительным остановившимся взглядом.       Только вечером к нему решительно заглянул Фитц, отвернув прикроватные шторы и нагло усевшись на кровать. Книги в руках у Ала уже не было, он сидел, согнувшись так, что едва не доставал носом до колен, сцепив руки в замок до побелевших пальцев, и не шевелился.       — Эй, дружище, там, внизу, все собираются, уже музыку включили, слышишь? — сквозь приоткрытую дверь действительно доносились смутно знакомые звуки хита молодёжной рок-группы магического мира. — Пошли к нам, погудим. Мердока там опять качают… А чего тебя на занятиях не было? Преподы уже обижаются, считают, что ты слишком зазнался на шестом-то курсе, позволяешь себе прогуливать. Или случилось что серьёзное? Опять «Пророк» гадости пишет?.. Эй, не игнорируй меня!       — Да всё нормально… — Альбус разогнулся с тяжёлым вздохом. Весь бледный, с покрасневшими глазами, искусанными губами. — Прости, не до веселья мне сейчас. Принесёшь мне бутылочку сливочного пива? А Мердок пусть обижается, если хочет, но ему внимания и так хватает.       — Что это с тобой?.. Не, серьёзно, Ал, ты паршиво выглядишь, явно что-то стряслось! Я тебе друг или мозгошмыг в ухе? Рассказывай!       — Просто почитал книжку, которая меня расстроила. Ничего серьёзного.       — Да ну? Ты постоянно что-то читаешь, но никогда таким расстроенным не выглядел.       — Ты не всегда видишь меня за чтением внеучебной литературы. Вот Мердок может тебе рассказать, как летом я зачитываюсь маггловскими романами и порой неделю хожу, как долбанный инфернал. Но правда, я только испорчу вам праздник своей постной рожей.       Фитц повздыхал, помялся и всё же отстал. Соблазн присоединиться к гуляющим оказался сильнее желания проявлять дружеское участие, тем более, что Ал даже среди друзей считался парнем скрытным, но сильным, сам в себе перемелет разные переживания и снова будет в норме.       — Элфиас Дож… — тихо шепнул он вслед Фитцу с кривой болезненной улыбкой и снова отвернулся в пол, покусывая губы по свежим укусам.       Правда, долго медитировать на половицы ему не дали, вскоре рядом плюхнулся ещё кто-то, сильно пахнущий женскими духами с ароматом сирени. Ал, ещё не поднимая головы, закатил глаза: Минерва всегда после возни в теплицах или с магическим зверьём обильно брызгалась духами, чтоб отбить неприятные запахи и не тратить время на внеплановый душ, и от неё нельзя было отделаться так просто, как от Фитца. Эта мадам умела залезть в душу обеими руками по самый локоть.       — Ты ведь не уйдёшь просто так? — вяло буркнул Ал после нескольких минут молчания.       — Неа, даже не надейся. И я видела, как Люпин тебе что-то передавал. И, разумеется, догадываюсь, что это было. Ты таки внял моему совету насчёт поиска одной запрещённой книжонки.       — Ладно… Взгляни сюда, — Альбус достал из-под подушки контрабандный томик и открыл на заложенной странице. Там с потёртой колдографии весело смеялись двое юношей, один высокий красивый блондин с пронзительно голубыми глазами, второй темнее волосами, скорее всего, каштановыми, зажатыми в довольно длинный пучок сзади, тоже голубоглазый, но с более худощавым острым лицом.       — И что? Это молодые Дабмлдор и Гриндевальд, судя по тексту.       — Они не шевелятся…       — Вполне понятно, колдография слишком старая, — Альбус непонимающим взглядом уставился на Минни. Та вздохнула: — Не помнишь? Колдографии не портреты, производимая ими магия имеет срок годности. Портрет — штучная работа, делается исключительно вручную, и в него вложена магия творца, поэтому изображённые таким образом люди как будто оживают, а колдокамеры производят снимки потоком, как печатаются газеты, порой даже с использованием заклинания размножения, и магия там тоже слабенькая. В лучшем случае лет через сто такие снимки превращаются в обычные маггловские картинки. Даже если молодые Дамблдор и Гриндевальд ещё шевелились, когда их снимок украла Скитер, она по-любому их пересняла, чтоб поместить в книгу, а переснять снимок — это продлить его «жизнь» ещё максимум лет на десять, с каждой новой сьёмкой магии становится всё меньше и меньше. Но с тех пор прошло уже тридцать лет.       — Хорошо, допустим. Эти ребята… они тебе никого не напоминают?       — Нет. А кого должны? — Альбус промолчал, снова нервно кусая губы и морщась от боли. Минерва насупилась: — Слушай, не надо говорить со мной загадками и подбирать слова, чтоб не ляпнуть лишнего. Вспомни, сколько всего странного и безумного ты мне говорил, и я ни разу не посмеялась и не сочла тебя психом, даже когда Фитц предпочитал от тебя отмахнуться и свести всё к шутке, поскольку его некоторые твои выходки пугали. Так что давай начистоту.       — Ладно, давай тогда и ты начистоту, — парень взглянул ей в глаза с таким выражением, будто шёл в атаку. — Эти твои слова, что портрет МакГоннагал не двигается, попытки стать анимагом и шутки про кошку… это ведь просто шутки? Ты не воспринимаешь это всё всерьёз?       — Почему тебе так хочется, чтоб я воспринимала это как шутку?       — А что, ты веришь в перерождения? Хотела бы быть переродившейся МакГоннагал?       — Заметь, ты первый сейчас ляпнул про перерождения, — Минерва слегка улыбнулась. — Не кусай губы, на них и так уже страшно смотреть. Меня очень заинтересовал разговор компашки Мердока о портретах тогда в Большом зале, просто не выходил из головы, и я поинтересовалась у Серой Дамы, что думают привидения об этих «умерших» портретах. В конце концов, привидения — самые древние обитатели замка, и у них нет мирской суеты живых, что позволяет им заострять внимание на мелочах и знать куда больше тайн, чем мы.       — О, чёрт… — Альбус нервно рассмеялся. — А я спросил у Почти Безголового Ника…       — У дураков мысли сходятся. Не обижайся. Так значит, привидения слили нам обоим информацию о возможности перерождения? Круто, наверно, не успели согласовать свои действия, а то я на их месте ни одной живой душе не разглашала бы такие тайны.       — Почему?       — Ну, сам подумай, почему ни магическая, ни маггловская наука до сих пор не доказала перерождения. Просто потому, что никто из тех, кто был бы способен доказать, не хотел или не мог это сделать. Если кто-то переродился, значит, его предыдущая жизнь была беспросветным адом, которого он не заслуживал. И, если человек вспомнит свою первую жизнь, он рискует сойти с ума или угодить в психушку в попытках доказать, что он и есть тот самый кто-то там. Возможно, в предыдущей жизни человек натворил много злых дел, и доказывать свою настоящую личность ему опасно: его сразу либо упекут в тюрьму, либо захотят убить какие-нибудь мстители из прошлого. К тому же, суть второго шанса в том, чтоб человек прожил новую жизнь счастливо, достойно, как должен был прожить первую, но не смог, а воспоминания о «черновике» очень сильно этому мешают, провисают жутким грузом на плечах, так что куда лучше для таких людей ничего не помнить. Местные привидения всё же добрые и зла живым не желают.       — Да, и Ник мне говорил то же… Но при этом ты хочешь оказаться переродившейся МакГоннагал?       — А почему бы и нет? Я бы хотела. Вспоминать предыдущую жизнь, если она у меня была, и переживать снова все страдания, которые пережила… она или я, не важно, однозначно не хочу. Полагаю, старая кошка в любом случае заслужила пожить счастливо, и уж я постараюсь не запороть второй шанс, даже если ошибаюсь насчёт своей теории. Пока что теория подтверждается: у меня уже почти получилось стать анимагом, и моя анимагическая форма — определённо кошка.       — Это довольно распространённая форма…       — Не пытайся меня переубедить, давай лучше вернёмся к тебе. Итак, ты думаешь, что вы с Геллертом Хайлером — переродившиеся Дамблдор и Гриндевальд, правильно я поняла?       — Ник сказал, что у переродившихся сохраняются старые имена. Мюлинг принял облик Арианы Дамблдор, говорил со мной так, будто мы были прекрасно знакомы, и… будто у нас была общая мать. Портрет Дамблдора не шевелится, колдографии Гриндевальда тоже. Конечно, добыть его портрет, если с него кто-нибудь писал портреты, сейчас невозможно, чтоб проверить наверняка, но и того, что уже есть, вполне хватает для подозрений… И мне кажется, мы похожи внешне…       — На мой взгляд, не похожи, если сходство где-то и есть, оно слишком незначительное.       — Привидения ведь не сказали, что прежняя внешность тоже сохраняется, и это было бы правильно. Это тоже сильно мешало бы использованию второго шанса.       — Так, ну, давай посмотрим, — Минерва взяла книгу и пригляделась к снимку. — Гриндевальд однозначно не похож на Хайлера. Он красивый, даже слишком откровенно красивый, с такой кричащей внешностью он наверняка ходил по телам дамочек, падавших к его ногам. Фигурально, и не делай такие грустные глазки, мы сейчас говорим о старом злодее, а не о твоём… эмм… пока что скажем «друге». А вот тот Геллерт, которого ты знаешь, уж прости за прямоту, рожей не вышел. Я, конечно, не считаю себя ценителем мужской красоты, ты в курсе, я не по этой части вообще, но это как раз помогает мне смотреть на мужчин объективно и беспристрастно. У Геллерта, возможно, есть шарм, но, если оценивать его чисто на глаз, он похож на злобного вампира… Хм, судя по твоей улыбочке, тебе тоже приходили в голову такие сравнения.       — Угу, было дело.       — Ну вот. Теперь Дамблдор. Некая схожесть в чертах лица у вас с ним есть, но только если присматриваться и специально искать сходства. Нос у него длиннее, про волосы и говорить нечего, в разы длиннее и, мне кажется, темнее, чем у тебя. Да и у него нет таких очаровательных, почти детских пухлых щёчек, как у тебя, — Минерва с хихиканьем ущипнула мгновенно покрасневшего Альбуса за щёку.       — Эй, прекрати!       — Нечего смущаться, как объективный оценщик внешности мужчин могу сказать, что ты довольно милый и симпатичный парень, а юный Дамблдор был весьма на любителя. Тут различия в обратную сторону, опытный образец современности много выигрывает у опытного образца начала прошлого века. И очки тебе идут куда больше, придают тебе солидный, а не болезненный вид, как ему.       — Болезненный вид? Хм, не замечал… — Альбус забрал книгу и снова пристально вгляделся в снимок. — Мне кажется, они оба тут выглядят совершенно счастливыми и довольными жизнью.       — Не спорю, но у Дамблдора лицо человека, засмеявшегося впервые за долгое время. У него ведь недавно умерла мать, на попечении буйный брат и требующая постоянного присмотра сестра, оно вполне понятно. Как ни крути, а на эмоциональном поле девушки переигрывают парней, так что можешь положиться на мои впечатления, хе-хе.       — Тебе, похоже, не хочется, чтоб мы с Геллертом оказались… вот ими?       — Похоже, этого не хочется тебе. А если так, то в любом случае лучше забить на это и жить настоящим. Дамблдор был несчастен, так пусть Уэйден будет счастливым.       — Что вы все заладили одно и то же?! — Альбус сердито швырнул книгу обратно под подушку и вскочил. — То Ник, то ты! Счастливые, несчастные… чёрт возьми, я хочу знать ПРАВДУ! Уэйден я или Дамблдор, уверен, нам обоим одинаково хотелось бы всегда быть осведомлёнными об истинном положении вещей, и без этого мы не чувствовали бы себя счастливыми!       — Ты ведь прочитал его биографию в изложении Скитер, пока торчал тут вместо занятий? — Минни тоже грозно встала. — Хотел бы ты пережить это всё снова у себя в голове и проживать раз за разом, пока не доведёшь себя до сумасшествия или «Обливиэйта» в голову? А вдруг ещё, не дай Мерлин, Хайлер действительно окажется Гриндевальдом? Что ты сделаешь? Побежишь обвинять его в своей испорченной предыдущей жизни? Или сразу рванёшь в Министерство, требуя его арестовать в целях предотвращения его возможных будущих преступлений?! Совершенно ничего не понимающего обычного парня, которому просто не повезло носить имя Геллерт, в чём он искренне уверен?!       — Что вы тут орёте? — в комнату просунулась голова одного из соседей Альбуса. — О, прекрасно, мы, значит, заколдовываем дверь от девчонок, а Уэйден приводит их сюда сам!       — Плохо вы заколдовываете дверь, из вашей компании никто по чарам с роду выше «Р» не получал, — грозно фыркнула Минерва и удалилась, пафосно размахивая полами мантии.       — Так чего ей было надо? Ругалась с тобой? — озадаченно буркнул сосед, опасливо провожая девушку взглядом.       — Мы, вообще-то, друзья, у всех друзей бывают разногласия. Сугубо между ними, без посвящения в эти разногласия посторонних.       — Да сдались мне ваши секреты! А вот что друзья — плохо. Хоть бы она уже встречаться с кем начала, а то с каждым годом всё более стрёмной становится. Парни к ней и подойти боятся, на тебя была вся надежда… И не сиди тут один, как сыч, пошли вниз, проветри мозги.       Альбус решительно выдохнул и действительно пошёл вниз. После такого разговора у него начали колотиться руки, сердце выскакивало через уши, определённо требовалась разрядка, чтоб схождение с ума не случилось раньше докапывания до истины.       В гостиной уже собралось не меньше половины всего факультета, народ жевал сладости из Хогсмида и запивал сливочным пивом, подёргиваясь под музыку. Мердок как главный герой праздника сидел на диване, облепленный девчонками, бросающими на него красноречивые взгляды, и чем-то ужасно напоминал мафиози из маггловских фильмов о гангстерах, даже манерно-горделивая улыбочка и презрительно-победный взгляд имелись в наличии. Судя по его покрасневшим скулам, он умудрился хлебнуть чего-то, покрепче сливочного пива, а, когда посиделки плавно перетекли в настоящую дискотеку, стало заметно, что не он один заправился спиртным: не меньше дюжины старшекурсников подозрительно дёргались, не попадая в музыку, слишком быстро раскраснелись и блестели глазами с расширенными зрачками. Альбус мог поклясться, что Люпин об этом ни сном ни духом, он скорее превратился бы в оборотня и отгрыз себе обе ноги, чем стал спаивать студентов. Пристально наблюдая за старшекурсниками, Ал заметил, как некоторые из них периодически прикладываются к, вроде бы, опустошённым бутылкам из-под сливочного пива, отставленным в сторонку, с глаз долой, якобы на выброс. Беспалевно приманив одну такую бутылку и принюхавшись, парень понял, что внутри был самый настоящий ром. Похоже, никакой диверсионной вылазки за «горючим» в Хогсмид не было, просто кто-то шибко умный нашёл в Запретной секции заклинание трансфигурации воды в ром и нагло им воспользовался. «Что ж, о чём Люпин не знает, то не повредит ни ему, ни всему факультету. А мне сейчас очень не помешало бы расслабиться. И плевать, если я потеряю свою чёртову репутацию! Все так рьяно советуют мне быть счастливым, и ром определённо поможет мне сегодня с этим делом!»       Бутылку Альбус оставил себе, забился в угол и принялся сердито из неё прихлёбывать, стараясь сильно не морщиться или не слишком откровенно отворачиваться, чтоб выразить мимикой всё, что он думает об этом дьявольском напитке. Краски быстро стали ярче, внутри разлилось безумно приятное тепло, и настроение тоже принялось улучшаться. Парнем овладели феерическая лёгкость и наплевательское веселье в духе «драть все эти теории, домыслы и страхи мечом Гриффиндора в его же шляпу восемь раз, буду жить как живётся, и сегодня жизнь хороша!» Сперва Алу показалось, что он слишком медленно пьянеет, никакого ожидаемого эффекта не наступает, разве что жарко, он снял мантию и встал, собираясь присоединиться к танцующим, но тут же понял, что связь ног с мозгом уже нехило нарушена. Голова закружилась, ноги заплелись, и парень почти рухнул обратно в кресло. Всё же опьянение наступило, коварно подкравшись и заставив смутиться. Хлебнув ещё для храбрости и не сдержав на сей раз кашля, Альбус припрятал бутылку за креслом и решительно присоединился к танцующей толпе. Вроде бы, он где-то читал, что двигательная активность ускоряет вытрезвление, хотя он не учёл, что танцевать совершенно не умеет. Теперь блистательный зубрила Уэйден был одним из тех неритмично дёргающихся старшекурсников, только его движения были ещё более нелепыми и смешными, поэтому на него невольно обратили внимание все присутствующие. Некоторые принялись хихикать и перешёптываться, обмениваясь впечатлениями и наверняка скользкими шуточками, а некоторые озабоченно нахмурились и бросились перепрятывать ром подальше. Наверняка решили, что зубрила, протрезвев, сдаст их Люпину с потрохами. В числе последних был и Мердок, который ещё и попытался пробиться к брату для серьёзного, судя по хмурой физиономии, разговора, но не успел: воспользовавшись опьянением Альбуса, его тоже окружили девицы, принялись весело учить его танцевать, показывая, как правильно крутить бёдрами, переступать ногами, куда девать руки, и громко хохотать, наблюдая за попытками парня это повторить. Над ним откровенно издевались, а он и не понимал.       К счастью, вскоре в одной из песен прозвучало длинное соло на волынке, и девчонки вспомнили, что Минерва отлично на ней играет. Возможно, Минни тоже успела хлебнуть рома, потому что на просьбы сыграть сразу же согласилась, притащила инструмент, и среди притихшей разгорячённой полупьяной толпы потекла красивая и печальная мелодия «Зелёных рукавов». Это была её любимая композиция, в которую она всегда вкладывала душу, и сейчас вся гостиная постепенно впала в романтическую задумчивость, заслушавшись, никто даже не переглядывался и не шушукался. Альбус упал в своё кресло в углу, нашарил бутылку, до которой никто не добрался, и снова приложился к ней. На глаза навернулись слёзы, то ли от выпивки, то ли от мелодии, то ли от всего сразу, две тяжёлые холодные капли упали ему на руку, картина перед глазами расплылась, очки смешно съехали на самый кончик носа.       — Ну, и какого чёрта ты надрался?! — рядом, воспользовавшись случаем, сразу оказался Мердок и вырвал бутылку из рук. — Опозорить меня решил?! Ты, значит, каждый день блистаешь в учёбе, а стоит мне разок блеснуть в спорте, как ты сразу обламываешь мне весь кайф своей пьяной рожей!       — Пошёл в задницу, малявка! Я старше тебя, но и ты тоже надрался, я видел тебя с девчонками! — Альбус сдёрнул очки, кое-как протёр рукавом и только тут обнаружил, что у него лицо мокрое.       — Я хотя бы умею обращаться с девчонками и вести себя нормально, если подвыпил, а над тобой весь факультет животы надрывает! Может, тебе кажется, что ты выглядишь очень круто? Так вот, ты похож на сумасшедшую обезьяну, тебе в таком состоянии нельзя показываться людям!       — Знаешь, что, дружок, морали будешь читать тем дурам, которые возле тебя хвосты распушают, а меня оставь в покое! Если я решил быть похожим на сумасшедшую обезьяну, я буду на неё похож, и, будь ты хоть величайшим ловцом в мире, ты мне в этом не указ!       — Ой, какие мы грозные! Сидим в углу и слёзки роняем! По ком слёзки? Уж не по Хайлеру ли? Что там эта грязная немецкая задница тебе написала? Поматросил тебя в Шармбатоне и бросил, а? Я давно подозревал, что ты у нас «заднеприводный», не бывает таких «идеальных» людей в шестнадцать лет. И оказался прав! Мой братец, оказывается, мечтает запрыгнуть на какого-то бешеного парня из темномагической школы, скандальчик как раз в духе «Пророка»!       — Заткни свой вонючий рот! — Альбус вскочил, с неожиданной силой схватил Мердока за воротник рубахи и встряхнул. Мердок выронил бутылку, со звоном покатившуюся по полу, кто-то из девушек вскрикнул, и звуки волынки стихли.       — Теперь драться со мной решил, да? — Уэйден-младший презрительно ухмылялся, и глаза у него были совершенно дикие, возможно, от того же рома. — Давай, покажи всем, что ты ещё и в драке девчонка! Не только в постели, но и вообще по жизни! Ты же мне теперь, выходит, не брат, а сестра! Но, если ты думаешь, что сестричку я не ударю, то глубоко ошибаешься!..       Альбус попытался прекратить оскорбительные выкрики ударом в челюсть, но Мердок успел увернуться, перехватил руку заторможенного ромом брата и резко вывернул, заломив за спину. Показалось, что в суставах что-то хрустнуло, парень громко вскрикнул от боли, очки окончательно слетели с носа. Кровь ударила в голову, и голова загудела, как колокол. Вообще ни о чём больше не думая, кроме всепоглощающей ярости, застилающей обзор кровавой пеленой, Альбус рванулся вперёд изо всех сил, они оба едва не упали на пол, и Мердоку пришлось его отпустить, чтоб удержать равновесие. Ал тут же отскочил и достал палочку. Мердок схватился за свою.       — Перестаньте немедленно! — рявкнул знакомый голос Сьюзен с истеричными нотками. — Я сейчас Люпина позову! Альбус, ты же тоже староста, ты не можешь!..       — Да он только так и может доминировать над другими, — нагло смеялся Мердок. — В остальном над ним могут доминировать любые смазливые мальчики, правда? Что, нагнёшь братца магией, потому что кое-кто не нагибает тебя физически?!       — Экспеллиармус! Левикорпус! — рявкнул Ал. Палочка Мердока укатилась за диван, а его тело повисло под потолком головой вниз, нелепо дёргаясь в попытках освободиться. Одежда сползла, закрыв лицо целиком, обнажив живот и выглядывающую из-под джинсов резинку трусов. — Вот так! Повиси там и подумай о том, что сам с удовольствием лёг бы под кое-кого за секреты квиддичного мастерства! Ревность замучила, младшая сестричка?!       — Либеракорпус! — а это был уже голос Минервы. Мердок шлёпнулся на заботливо подставленный диван, и девушка стала между братьями. — Всё, цирк окончен! Давайте сворачивать гулянку, пока нами в самом деле не заинтересовались преподаватели, тогда огребём всем факультетом.       Ей, как всегда, вняли охотней, чем визгливой Сьюзен. Парни быстро осушили магией недопитый ром и растащили бутылки, чтоб потом, на трезвую голову, трансфигурировать в какой-нибудь безобидный мусор и беспалевно выбросить. От бутылок же всё равно пахло ромом. Девчонки аккуратно собрали обёртки от сладостей в одну кучку, недоеденное — в другую и расставили мебель по местам. Минерва, не глядя на Уэйденов, взяла волынку и с непроницаемым лицом потащила в спальню. Альбус приманил очки и тоже поплёлся к спальням, не желая быть объектом всеобщего внимания, но уже наверху его догнали, схватили за плечо и заставили обернуться. Он успел увидеть только красное пятно рубахи Мердока, потом ему в лицо прилетел такой мощный удар, что парень не удержал равновесие, отлетел к стене и сполз вдоль неё, закрыв обеими руками нос. Боль была такой яростной, словно череп раскололся на мелкие куски, болела, казалось, вся голова целиком, перед глазами всё расплылось во влажной плёнке, а всю нижнюю часть лица заливало горячим и солёным. Некоторое время Альбус мог только дышать, беспомощно хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, коснуться носа было совершенно невозможно, иначе боль только усиливалась. Потом перед ним кто-то склонился, осторожно придерживая за плечи.       — Боггарта тебе в штаны, ну что за человек! Даже отдохнуть нормально не может! — взволнованно запричитал Фитц, пытаясь отнять его руки от лица. — Дай посмотрю! Спокойно, не дёргайся!.. Ууу, тут явно перелом носа… Вот стоило мне только отлучиться, и ты сразу влип в историю. За один вечер умудрился поругаться и с Минни, и с Мердоком, напиться и огрести по самые ноздри, блин.       — Это было за дело… — Альбус сам не узнал своего слабого хриплого и гнусавого голоса.       — Конечно, без дела два нормальных человека драться не будут. Держи голову прямо.       — Что ты собрался делать?       — Вправлять тебе нос. Есть такое полезное заклинание… Тихо, ну! Я сам себе уже вправлял, дерусь-то я явно чаще тебя… и успешней, но сейчас не об этом. Замри, говорю, если не хочешь навсегда остаться с орлиным профилем! Может, это и смотрится благородно, но тебе точно не пойдёт, только не с таким миленьким пухлощёким личиком.       Альбус покорно замер. Фитц прицелился палочкой ему в нос, буркнул «Эпискеи», и Ал вздрогнул от сильного жара, охватившего, казалось, всё лицо разом. Зато потом боль заметно поутихла, и носа стало можно коснуться. Наощупь он оставался прежним, только под ним было мокро, кожу мерзко стягивало от подсыхающей крови.       — Вот, как новенький. Пошли, умоешься. Обезболивающего у меня ничего нет, зато можешь заморозить себе немного воды и приложить лёд к носу. Лучше, чем ничего.       — Спасибо… — Альбус, пыхтя и пошатываясь, встал. — Ты видел всю эту… сцену?       — Не, именно драку я пропустил. Один первокурсник нечаянно хлебнул «сливочного пива» не из той бутылки. Пришлось вывести его в коридор, а то слишком шумно было, и провести разъяснительную работу. Без рукоприкладства, не подумай. Я ему объяснил, что это такое особое зелье для взрослых, заставляет волосы расти на определённых местах у парней, и потом это нравится девчонкам. Видел бы ты, как беднягу перекосило! — Фитц хихикнул, скосился на мрачного друга и тоже помрачнел. — Да не загоняйся ты так, помиритесь. В каждой семье братья дерутся.       — Сьюзен была права, я же староста, я должен был наводить порядок, а не становиться главным зачинщиком безобразия, — Альбус открыл воду и принялся осторожно отмывать кровь. — Похоже, за один этот вечер я полностью дискредитировал себя.       — Брось, тебя все любят. Ты вообще в курсе, что можешь снимать баллы с факультета?       — Со своего? Ты сдурел? Да я еле сдерживаюсь, чтоб не начислять баллы просто за нормально завязанные галстуки! Посмотреть на наш народ, так кажется, что это действительно подвиг — правильно галстук завязать.       — Вооот! Поэтому такого старосту, как ты, надо холить и лелеять.       — Всё равно стыдно. Башка кружится, я всё ещё пьяный, а должен идти патрулировать коридоры. После того, что случилось в гостиной, кто меня будет слушаться? Напился, подрался, да и… думаю, все слышали, что там мы с Мердоком кричали друг другу… А завтра подробности гриффиндорской вечеринки разлетятся по всей школе…       — Уверен, что не должен в это лезть. Я не слышал, что вы там кричали, семейные разборки Уэйденов — не моё дело. А патрулировать коридоры я могу сходить за тебя, всё равно я раза в два трезвее тебя и, если честно, раза в два страшнее. Мы тут, понимаешь ли, не дуэлянты, магией междусобойные разборки решать не привычные, разве что какие-нибудь чистокровные ребята, воспитанные по многовековым традициям своего рода. А в основном проблемы решаются банальным мордобоем, в котором мой навык уже довольно прокачен.       «Интересно, как повёл бы себя на моём месте Геллерт? Ну, конечно, он не стал бы драться с Фридой, но… если бы у него, допустим, был брат, очень недовольный его ориентацией и предполагаемой связью со студентом другой школы. Они там, в Дурмстранге, как раз очень любят магические дуэли». Сознание сразу выдало картину из Сада Тишины, связанного Радована, перекошенное яростью лицо Геллерта. Так бы поступил и Гриндевальд… Но ведь Радован первый бросил вызов… Всё равно Геллерт не стал бы ввязываться в мордобой с таким качком, тут его проигрыш очевиден, да и зачем поступать так безрассудно, если ты действительно хорош в магии и можешь использовать свои сильные стороны?..       — Эй, хватит так цепляться за кран, оторвёшь, — Фитц легонько пихнул его в плечо. — Иди спать… Мне за тебя страшно, дружище. С начала года у тебя какая-то жуть в голове происходит. Я не привык лезть в душу, всегда выслушаю и честно постараюсь понять, если со мной захотят откровенничать, но сам ковыряться не буду, не моё это. Поэтому хожу тут и волнуюсь за тебя. Надеюсь, это всё переходный возраст, как наш психолог говорит, хотя ты у нас особенно мозговитый, бывает, что шибко умные в переходном возрасте с катушек съезжают…       Альбус и сам чувствовал, что такими темпами к концу года будет не вылезать от психолога, потому что его просто перестанут допускать к занятиям за дёрганность, мнительность и немотивированную агрессию. А ведь всё шло просто прекрасно, он был тихим зубрилой, гордящимся как раз тем, что все возрастные буйства гормонов его миновали, он уже уверенно формирует в себе взрослого самодостаточного мужчину. И всё пошло под откос после встречи с каким-то дурмстрангцем, похожим на злобного вампира.       В спальне с ним никто не пытался заговорить, все разбрелись по углам и шуршали за своими шторами. Укладываясь спать, Альбус вспомнил про ключ-подсказку. Что ж, он как раз пьян, так что, возможно, то неприятное, о чём предупреждал Геллерт, окажется по пьяни менее неприятным, самое время посмотреть кошмарные сны. Положив ключ под подушку, парень уставился в потолок и стал ждать, когда сон накроет его. Потолок медленно вращался перед глазами, голова кружилась. Те самые «карусели», о которых рассказывал Мердок, год назад впервые попробовавший маггловское пиво в каком-то неблагонадёжном пабе, дрянное и наверняка разбавленное водкой. Во рту был мерзкий вкус, надо было почистить зубы, но в таком разобранном состоянии крайне лень было тащиться за зубной пастой, потом обратно. Приманивать её Альбус уже пробовал раньше: тюбик пасты расплющивался о первую попавшуюся стену, манящие чары не искали удобных путей.       Вдруг воздуха стало не хватать, парень обнаружил, что задыхается, испуганно схватился за грудь, рывком сел на кровати и постарался прочистить горло. Не выходило, в горле словно встал тугой ком, не пропускающий воздух, или невидимая рука сжималась на шее, сильно надавливая на кадык. Такого эффекта от алкоголя он точно не знал. «Неужели кто-то заметил, как я забрал одну бутылку, и решил сыпануть мне яда? Чёрт, так нелепо! Кто и зачем может хотеть меня убить?!» В голове хаотично заметались слова Минервы о том, что переродившимся людям опасно вспоминать прошлое, а то найдутся мстители из прошлого и захотят убить. Перед глазами заплясали красные точки, горло сильно заболело, судорожные попытки хватать ртом воздух уже почти не действовали. Парень вскочил с кровати, хрипло выкрикивая имена соседей и тратя на это драгоценные крупицы кислорода. Но никто не отзывался, а, отдёргивая шторы, Альбус с нарастающей паникой обнаружил, что никого нет. Кровати застелены, словно на них даже не приседали, выходит, соседи не вернулись после вечеринки… и кто тогда шуршал у них за шторами? Или не было шуршания вовсе, ему просто почудилось спьяну? Ал бросился к своей тумбочке и принялся искать палочку, лихорадочно припоминая заклинание освобождения дыхательных путей. На пятом курсе они проходили курс колдомедицины, способы оказания первой помощи при наиболее распространённых травмах, отравлениях и проклятиях, и Ал сдал экзамен в конце курса на «О», однако сейчас, полупьяный и в жуткой панике, парень не мог вспомнить ни одного колдомедицинского заклинания. Да и палочка не находилась слишком долго. Он почти потерял сознание, когда нашарил её — каким-то удивительным образом она умудрилась закатиться под тумбочку — и последним усилием ударил сам себя в грудь «Эверте Статум», первым, что пришло на ум. От мощного магического пинка его тело перебросило через две кровати, как пёрышко, тут же страшно заболели бока, локти и колени — парень пытался сгруппироваться, — зато вместе с последним воздухом из горла, кажется, выбило и тот ком, который в нём застрял. Вдохнуть получилось, с трудом, и горло при этом словно огнём обжигало, но всё же. Альбус вскочил и, хромая на правую ногу — в лучшем случае, он заработал много ушибов после полётов по комнате, — бросился к двери.       Дверь оказалась заперта. Никакие отпирающие заклинание не срабатывали, все те заклинания, которыми парни «шифровались» от девчонок (хотя, заглядывать к ним всё равно не находилось желающих), были Алу известны и тоже не производили никакого эффекта. Так что ж, это заранее спланированное убийство? Кто-то отравил его и запер, предварительно убрав из спальни всех соседей? За что? Простой шестнадцатилетний подросток Альбус Уэйден точно не мог совершить ничего такого, за что ему пожелали бы смерти даже самые импульсивные, агрессивные и мстительные сверстники. Остаётся только одно: кто-то ещё, кроме него, подозревает, что он на самом деле — переродившийся Альбус Дамблдор, и лучше его прихлопнуть, пока он ничего не вспомнил, чем огребать за какие-то последствия его флешбеков. Удушье снова начало возвращаться, горло неотвратимо сжималось, перед глазами всё темнело и расплывалось. Кажется, смутные очертания окон исчезли, слившись со сплошной чернотой стен. Ещё и окна замуровали, чтоб он не выбросился? Ал попытался запустить в дверь «Бомбардой», но не смог произнести заклинание, вообще не мог говорить, только отчаянно хрипеть, и в голове слишком гудело, чтоб чётко сформировать свою мысль в поток нужной магии. Раз за разом он пытался сотворить невербальную «Бомбарду», пока не понял, что уже и палочку не может поднять…       Со страшным грохотом впереди что-то обрушилось, парня с силой придавило к чему-то мягкому, рядом запахло знакомым зельем для бритья.       — Ал, очнись! Прекрати, ты же убьёшь кого-нибудь! — заорал голос Фитца прямо в ухо. — Полейте его водой, быстро!       Сверху на Альбуса хлынул сплошной поток ледяной воды, словно кто-то опрокинул на него целую бочку. Парень заорал, сразу обнаружив, что может нормально дышать, хотя горло всё ещё сильно саднит. В комнате горели лампы, все соседи, заспанные, взлохмаченные, в пижамах и очень испуганные, столпились рядом с его дико взбитой кроватью. Фитц повернул его лицо к себе.       — Всё в порядке? Ты уже с нами? Что это было?!       — А что было?.. — Ал говорил будто из-под земли.       — Посмотри сам! Ты разнёс к дементоровой бабушке всю комнату!       Прямо напротив в стене зияла внушительная дыра с рваными краями, две кровати были разломаны, печка валялась на полу, разбросав угли и светя вмятиной, словно в неё врезался автомобиль. В приоткрытую дверь стали забегать ещё студенты обоих полов, кутаясь в халаты или какую-то впопыхах наброшенную одежду, вся башня полнилась шумом и топотом ног.       — Ты разбудил весь факультет, швыряя «Бомбарды» и ещё какие-то заклинания повсюду, — у Фитца дрожали руки, чёлка забавна встала дыбом. — Пробил стену, чуть не угробил ребят, когда заклинания попали им в кровати, и всё время так жутко хрипел, будто тебя душили…       Альбус быстро заглянул под подушку. Там лежал ключ-подсказка и ехидно сверкал позолоченным боком в свете лампы. «Сон… Значит, я умудрился уснуть, сам того не заметив, и всё это мне приснилось… Ох, точно, Фрида писала, что Геллерт не выносил, когда его оставляли за закрытой дверью, вынес и сжёг дверь в своей спальне! Я должен был догадаться!..»       — Пей, бегом! — рядом оказалась Минерва, невзирая на возмущённый вопль какого-то парня, явившегося на всеобщую панику в одних трусах, и сунула Алу в руку пузырёк с зельем. — Антипохмельное. Сюда уже идёт Люпин, если он учует от тебя запах алкоголя или ещё как-то поймёт, что ты надрался и кошмарил тут под ромом…       — Да не под ромом…       — Пей, потом будешь оправдываться!       Парень едва успел осушить пузырёк и вернуть его Минни, как в спальню действительно ворвался декан, очень встревоженный, со смолисто-чёрными волосами и ярко-жёлтыми пугающими глазами, почти волчьими. На всякий случай Альбус вскочил с кровати и постарался держать дистанцию от Люпина не менее трёх шагов, а то вдруг он учует запах антипохмельного и догадается. К счастью, немного заплетающийся язык, дрожащий голос и не всегда связную речь можно было списать на шок, о причине которого парень тут же принялся рассказывать. Мол, ломал голову над разгадкой турнирной подсказки, сунул ключ под подушку, и приснилась ему вот такая жуть, будто он задыхается и замурован в спальне в одиночестве. Во сне его заклинания не производили эффекта, а на самом деле, оказывается, очень даже срабатывали и разгромили комнату. Декан внимательно выслушал, повертел в руках злосчастный ключ, покивал и сурово велел всем расходиться.       — Ну, ты хоть понял, что это означало? Разгадал суть подсказки? — буркнул он, дождавшись, пока все, кроме законных обитателей комнаты, очистят помещение, и взявшись чинить кровати магией.       — Н-не совсем… Я подумаю об этом позже… — только сейчас стало понятно, что боль в груди, коленях и локтях совсем не приснилась, и не удивительно, он вправду жахнул в себя «Эверте Статум», пусть оно и сработало не так сильно, как во сне, и его здорово пошвыряло по кровати.       — Пошли в медицинское крыло. Тебя надо осмотреть, я вижу, как ты морщишься от боли. Не возражай, от таких кульбитов могут быть сильные ушибы, даже трещины в костях. Да и удушье, похоже, было настоящим, ты с усилием вдыхаешь. Давай, доспишь там… Если директор не выскажет после этого своё «фе» организаторам Турнира, то это сделаю я. Ладно, они гарантируют, что в ходе испытаний Чемпионы не покалечатся, но делать подсказки с таким эффектом, который может нанести вред всем в окружении Чемпиона, причём совершенно непредсказуемый вред — это ни в какие ворота! Мало ли как может повести себя человек в такой ситуации, вдруг кто-нибудь начал бы швыряться Непростительными и перебил кучу людей?!       — Школьники-тинейджеры? Непростительными? — Альбус с неприятным удивлением зыркнул на декана. У того в свете факелов опасно сверкнули жёлтым глаза.       — Разумеется, у нас в школе никто бы такого не сделал, но кто может поручиться за студентов того же Дурмстранга? У них настолько терпимое отношение к тёмным искусствам, что почти лояльное!       «Но он же не использовал ничего тёмного!.. Так, если я продолжу думать об этом постоянно, я точно сойду с ума! Сейчас быстренько выпить снотворного после осмотра… надеюсь, у меня не будет расстройства желудка после рома, антипохмельного и снотворного… а ел я в последний раз вообще прошлым утром… В общем, спать! Крепко, без сновидений и до самого подъёма!»       Утром в Большом зале на Альбуса косилась вся школа, его специально выискивали глазами, и можно было только догадываться, о чём переговаривались за столами, бросая в его сторону красноречивые взгляды. Только Мердок сидел мрачнее тучи, пялился строго себе в тарелку и на попытки друзей пообщаться с ним сердито огрызался. «Строит из себя жертву и оскорблённую невинность. Ишь, придурочный брат испортил ему победу, унизил перед всей толпой после такого триумфа. Вот пусть в следующий раз не лезет!»       — Понял, что значит эта твоя подсказка? — проворчал Фитц, лениво ковыряя яичницу.       — Приблизительно. Похоже, на втором испытании нас где-то запрут, и выйти оттуда известными способами будет невозможно.       — Вообще, странный Турнир. Тебя уже второй раз грозят где-то запереть, и нужно искать альтернативные выходы.       — Просто мне так «везёт».       — Или судьба даёт тебе намёки на то, что ты сам в себе заперт, а пора бы вылупиться из своей шкуры.       Альбус уронил ложку, хорошо, хоть не успел ничего взять в рот. Краски разом сбежали с его лица.       — Что ты имеешь в виду?..       — А чего ты такой дёрганный? Дураку понятно, что у тебя целая куча внутренних переживаний, ты их перевариваешь где-то в душе или в мозгах, ни с кем не делясь, даже не пытаясь спустить пар, оно всё накапливается и превращается в бомбу замедленного действия. Нам даже на курсе колдомедицины об этом рассказывали, на занятиях по психиатрии. Гной из раны надо обязательно удалять, иначе рана не заживёт, так же и с эмоциональным негативом. Теперь на тебя ещё и Турнир навалился, лишние стрессы, да такие, что можешь нечаянно прихлопнуть кого-нибудь, по-настоящему. И куда ты это выплёскиваешь, чем компенсируешь? Дракой с братом?       — Хочешь, чтоб я прорыдался кому-нибудь в жилетку? Тебе, например? Давай, поставь кожаный диван, как в маггловских фильмах у психотерапевтов, надень белый халат или какой-нибудь костюм успокаивающей расцветки, включи релаксирующую музыку и кивай с заумным видом, пока я буду «вылупляться из своей шкуры», валяясь на диване.       — Вот видишь? Опять из тебя прёт негатив.       — Парни, если ещё и вы подерётесь, я вас обоих подвешу вверх ногами, — грозно проурчала Минерва. — И отлевитирую горячие блины прямо вам на пах!       Тут кто-то из девушек неподалёку от Минервы развернул свежий номер «Пророка», и среди дамской среды участились подозрительные хихиканья. Судя по тому, что на Альбуса они больше не оборачивались, его это не касалось. Фитц обменялся с кем-то странными жестами, сбегал к столу Рейвенкло и вскоре притащил другой экземпляр газеты.       — «Пророк» скатился дальше некуда, — фыркнул он, тыча пальцем в заметку с колдографией, привлёкшей внимание. — Теперь он полностью копирует статьи из французской «Пифии». Это та газета, редактором в которой работает Эмонье, и уже многие наши признают, что это самая «желтая» пресса в Европе. Только что чужое нижнее бельё не обсуждает, в прямом смысле, хотя, возможно, и такое бывало.       На колдографии был запечатлён момент вспышки колдокамеры, от которой шарахнулись стоящие рядом, буквально в половине шага друг от друга, Аурели и Геллерт. Оба в обычной маггловской одежде, словно нарочно тёмной и неприметной, с напряжёнными лицами. Девушка откровенно испугалась вторжения репортёра и явно вскрикнула, а Геллерт почти подпрыгнул и сразу схватился за палочку. В следующее мгновение картинка на колдографии резко темнела, парень среагировал, как типичный боевой маг на задании, и оставалось только надеяться, что он запустил в репортёра чем-нибудь, легко излечимым.       »…Таким образом, нашим корреспондентом было достоверно установлено, что таинственный и суровый Чемпион Дурмстранга герр Хайлер и очаровательная мадемуазель Аурели, которую мы все хотели бы видеть в качестве Чемпиона Шармбатона, действительно встречаются, и с высокой долей вероятности эти встречи носят романтический характер. В данном случае их свидание тет-а-тет состоялось на территории магического поселения Коллин Каше в Бельгии, где мадемуазель Аурели проходила практику по аппарации и перемещению сквозь «недружественные среды». Что там делал герр Хайлер, он отказался пояснить, в весьма грубой форме отогнал нашего корреспондента и улетел на метле раньше, чем ему успели задать ещё хоть один вопрос. Юная леди также отказалась давать интервью и немедленно после этого аппарировала в бельгийский учебный корпус Шармбатона. Мы можем лишь предположить два наиболее вероятных варианта: либо влюблённую парочку застали в процессе интимного разговора, у которого должно было состояться не менее интимное, но уже бессловесное продолжение, либо у влюблённых случилась размолвка, которую они пытались преодолеть. Во всяком случае, суровые северные юноши не совершают такие дальние перелёты на метле в разгар учебного процесса, чтоб поссориться, уж скорее наоборот, молодому человеку, увы, помешали вымаливать прощение…»       Альбус понял, что ещё секунда — и он подожжёт газету просто взглядом, поэтому он поспешно отвернулся и накинулся на еду с каким-то остервенением. Нет уж, никакие эти выворачивающие потроха статьи не заставят его отказаться набить брюхо, он сутки не ел!       — Эй, ты не дочитал до конца, — Фитц, жуя блин и нагло пачкая жирными пальцами чужую газету, перевернул страницу. — Тут говорится, что Геллет приложил корреспондента чем-то, что в учебном корпусе Шармбатона классифицировали как разновидность тёмной магии. Конечно, конкретно они ничего не напишут, «Пифия» излагает не факты, а домыслы и фантастические теории. С корреспондентом всё в порядке, могу поспорить, он просто получил какие-нибудь фурункулы на лицо, а трагедии из этого развёл столько, будто его неделю пытали Круциатусом. Но Геллерту теперь не поздоровится. Пишут, что его оштрафуют, в Магическом Совете, там, у них на севере, состоится целое судебное заседание по этому факту. Скорее всего, не будь Геллерт Чемпионом в Турнире, дело замяли бы быстро и безболезненно, но тут такой общественный резонанс, а Дурмстранг и без того постоянно обвиняют в лояльности к тёмным искусствам… так что мальчик не отвертится. Сам дурак, надо хоть немного сдерживать свою агрессию и думать головой. Напасть на взрослого человека темномагическим заклинанием, да и на кого — на журналюгу! Это надо совсем мозги отморозить!       — Но с Турнира же его не снимут? — нарочито не заинтересованным голосом спросила Минерва, слегка косясь на злобно жующего бледного Альбуса.       — Нет. Хотя я бы снял. На мой взгляд, это уже второй его прокол, доказывающий, что парень сильно перегибает палку. Сначала публичное расчленение скоге на пустом месте, теперь это… Зато его участие в Святочном Балу под большим сомнением. Тут пишут, что из-за судебного разбирательства герр Хайлер, скорее всего, пропустит Бал и прибудет в Хогвартс непосредственно к самому второму туру, в начале января. Какое разочарование для Аурели и многих наших дамочек, которые явно уже пустили на него слюни. Девчонки любят такие загадочные злодейские типажи.       «Какой на редкость мерзкий ноябрь…»