В начале нового пути

      Дурмстрангцев разместили довольно далеко от башни Гриффиндора, но Геллерта это не смутило. Он сбегал переодеться в «нормальную одежду» и спустя минут десять уже маячил у входа в гриффиндорскую гостиную, обаятельно улыбаясь Полной Даме и уже почти разведя её на пароль, когда высунулся Альбус, которому тоже не сиделось на месте, ноги так и зудели пойти на разведку комнат суровых северных парней.       — Ты так быстро нашёл это место, — удивился Ал, стараясь не краснеть сразу. — Ребята из Шармбатона, которых здесь поселили, до сих пор блуждают и просят проводить их к башне.       — Я шёл на сияние моей путеводной звезды! — Геллерт состроил пафосную физиономию, стараясь не захихикать.       — Блин, Геллерт…       — Да ладно, чем Хогвартс может меня удивить, движущимися лестницами? В Дурмстранге есть целые блуждающие этажи. Поднимаешься на второй этаж одной башни, а оказываешься на пятом этаже другой, через три башни от нужного места. Вот это я понимаю, квест! Но за годы учёбы я уже излазил свою школу вдоль и поперёк и теперь твёрдо намерен излазить твою, а, поскольку у меня нет шести с хвостиком лет на это, я очень рассчитываю на твою помощь. Пошли! Покажи мне всё, что можешь. И не только то, что ты считаешь самым интересным, а вообще ВСЁ!       — Здесь тоже существуют школьные правила, сновать после отбоя нельзя, а в школе не предусмотрена система самозащиты, как в Шармбатоне.       — Я с удовольствием выслушаю твою лекцию о правильном поведении, пока мы будем идти вон через тот коридор двумя пролётами ниже. Мне надо надрать астральную задницу одному придурковатому полтергейсту, который пытался обрушить на меня светильник. Кстати, я впечатлён потолком в вашем Большом зале.       — Красиво, правда?       — Так-то да, но меня впечатлило то, что вся эта масса свеч не капает воском. Как вам удаётся не утопить весь зал и всех студентов в раскалённом воске? Мааагия!       Они сами не заметили, сколько времени прошло за этой экскурсией по замку. Скрываясь под дезиллюминационными чарами, чтоб проскочить места, где была высокая вероятность нарваться на взрослых, ребята излазили все коридоры, галереи, до которых смогли дойти, заглядывали почти в каждую нишу, за каждую дверь, которую могли открыть, и Альбус всё время говорил, рассказывая известные ему факты о разных местах, включая его собственный опыт их посещения и сложившиеся впечатления. Его буквально несло, мысль намного опережала речевые возможности, он то и дело перескакивал с одного на другое, не успев закончить предыдущую тему, потом спохватывался, возвращаясь к недорассказанному, снова сбивался, раскраснелся, вспотел, его приходилось одёргивать, чтоб не повышал голос и не палил контору.       Несколько раз им встречались другие загулявшиеся ребята, тайком пробирающиеся по тёмным углам, тогда Альбусу приходилось внезапно вырастать перед ними из-под маскировки, пугая некоторых впечатлительных до визга, стараться строго выговорить им на тему ночных прогулок, снять с них баллы — если, конечно, ребята были не из Гриффиндора, — и суровым старостовым рявком отправить немедленно по кроватям. Это было очень трудно делать, потому что откуда-то из полутьмы он всё время слышал старательно подавляемое хихиканье Геллерта и очень смущался изображать из себя правильного старосту у него на глазах. Да и проштрафившиеся недоумевали, почему Альбус краснеет, нервничает, запинается в своей грозной речи и всё время норовит посмотреть куда-то в сторону. Двое наглых парней со Слизерина начали было с ним препираться, как вдруг из абсолютной пустоты им прилетело по сильному подзатыльнику. Альбус быстро сориентировался и, очень постаравшись изобразить коварно-победную физиономию, сообщил парням, что владеет очень специфическим заклинанием призрачного удлинения конечностей, так что, если они сейчас же не вернутся в свою гостиную, никуда не сворачивая по дороге, их догонит его карающая длань и принесёт им справедливое физическое возмездие. И они ничего не докажут, синяков это заклинание не оставляет. Притихшие парни ещё разок неуверенно огрызнулись и поспешили прочь, оборачиваясь на Альбуса, пока им не придали ускорения натуральными пинками прямо в задницу, тоже из абсолютно пустого места. Как назло, неподалёку проходили двое заблудившихся шармбатонцев, Геллерту и снова ставшему невидимым Алу пришлось давить смешки в плечах друг друга, чувствуя общее на двоих бешеное сердцебиение и восхитительную горячую эйфорию во всём теле.       — Ты явно очень любишь Хогвартс. Никогда не видел, чтоб студент с таким зашкаливающим восторгом рассказывал о своей школе, — сказал Геллерт, когда они лежали на партах в кабинете трансфигурации, забежав туда, чтоб просто отдохнуть, ибо ноги страшно гудели. Ал задумчиво выводил на потолке белые светящиеся узоры, помахивая палочкой, как дирижёр.       — Люблю. И, надеюсь, он мне отвечает тем же. Открывает свои маленькие секреты и хранит мои. Только не смейся… иногда мне кажется, что мы с ним знакомы гораздо дольше, чем эти пять с хвостиком лет. И он знает меня куда лучше, чем я знаю сам себя…       — С чего вдруг такое ощущение? — голос Геллерта неуловимо изменился, стал будто несколько деревянным. Линия узора выстрелила белыми искрами и прервалась.       — Вот смотри, — Альбус направил палочку на учительский стол, что-то шепнул — и стол превратился в каменное возвышение, покрытое мхом и ужасно напоминающее древний алтарь.       — Что это?       — Я ничего не трансфигурировал, я снял изначальную трансфигурацию. Этот стол на самом деле вовсе никакой не стол, он всегда был именно этой штукой. Конечно, студенты бы не поняли такого зрелища, и ему придали пристойно-школьный вид. Однажды я занимался на дополнительных занятиях с преподом… это было не наказание, не подумай, ну, или наказание не для меня, хах, — и препод, замученный мной, просто уснул. Я потоптался возле стола, думал, будить или нет, а потом заметил, что стол в одном месте немного… будто бы мерцает. Или внутри него очень медленно пульсирует огонёк. Я попробовал трансфигурировать стол в что-то, уже не помню, что, много раз пытался, но он всегда оставался, как был. А парту я без проблем превратил в небольшое деревце. Тогда мне словно извне постучалась в голову мысль: а что, если не трансфигурировать стол, а попробовать снять трансфигурацию? Ну и… вот это обнаружилось. Преподаватель мне не поверил, он утверждал, что никогда никаких огоньков не видел, и вообще, шёл бы я отсюда, а я и не настаивал. Знают об этом взрослые или нет, я понял главное: Хогвартс поделился со мной очередным маленьким секретом, и не надо трубить об этом во всеуслышание.       Альбус снова что-то шепнул, и древний алтарь стал выглядеть банальным учительским столом.       — И заклинание превращения туда-обратно тебе тоже что-то извне подсказало? — теперь было явственно слышно, что Геллерт нервничает.       — Наверно. Или прочитал где-то… — «или вспомнил, как был чёртовым Альбусом Дамблдором, преподавал в этом чёртовом кабинете трансфигурацию и лично заколдовал этот чёртов алтарь! Я уже начинаю потихоньку смиряться с тем, что живу чужую вторую жизнь, хотя это совершенно не доказано, и однажды точно сойду с ума…»       Немец промолчал, а спустя несколько секунд к белому узору на потолке начал медленно добавляться красный узор из его палочки. И снова ребята почувствовали, как уютно им молчать друг с другом, когда слов просто не нужно, без них всё становится понятней.       — Будем возвращаться? — наконец спросил Альбус, когда на потолке уже не осталось свободного места для узоров.       — А тебе хочется? Я бы ещё побродил, а упасть поспать можно и где-нибудь посреди школы.       — У нас тут условия похуже, чем в Шармбатоне. Как бы я ни любил Хогвартс, а вынужден признать очевидное. Пиренейская школа и сама себя защищает от тёмной магии, и обустроена уютней: все эти ковры, светильники, в коридорах и даже на крыше так тепло, что можно спать там не хуже, чем в спальнях, если обустроишь себе постель. Здесь, в коридорах и на крыше, вполне можно околеть. Каменный замок, на его отопление, особенно зимой, уходит столько магии, представить страшно, даже если учитывать только жилую часть…       — Да и в Дурмстранге заметно теплей, хоть это и прозвучит странно. У нас все стены и полы с особым подогревом, и мы эти секреты никому не раскрываем. Собственно, именно из-за таких штук у нас происходят магические сбои, вроде блуждающих этажей, но комфорт важнее.       — Хм… Кстати, я вспомнил ещё одно любопытное место, которое хотелось бы тебе показать… только если ты пообещаешь никому о нём не говорить, даже Фриде.       — Клянусь. Могу дать любую магическую клятву на твой выбор.       — Вообще-то, не помешало бы… но ладно, я тебе полностью доверяю, хотя, может, зря.       Они отправились на восьмой этаж, тщательно прислушиваясь и гася свет на палочках при любом подозрительном шорохе. Альбус уже не в первый раз замечал, что ночной Хогвартс ему нравится ничуть не меньше, чем при свете дня. Пусть всё погружено во тьму, во многих коридорах даже факелы не горят — опять же, сильный расход магии на поддержание пригодных для жизни условий вынуждает максимально экономить, — и освещать себе путь приходится только слабым огоньком «Люмоса», но всё, что днём выглядит таким привычным и обыденным, ночью становится загадочным, с трудом узнаваемым и немного пугающим. Остановившись возле совершенно гладкой стены, Альбус сосредоточился и принялся ходить рядом с ней взад-вперёд, пока в стене вдруг сама собой не обнаружилась дверь.       — Секретное логово для любящих уединение? — понимающе хмыкнул Геллерт.       — Выручай-комната. Появляется для тех, кому что-то очень необходимо, и обставлена строго так, как необходимо. Я её ещё на втором курсе обнаружил, когда сбежал из спальни и боялся возвращаться, мне нужно было место, где переночевать. С тех пор комната для меня становится такой, как в тот первый раз. Возможно, она запоминает желания просящих и обставляется по аналогии каждый раз, когда это желание повторяется. А мне иногда требуется укромное место для ночёвки. Если внутри уже кто-то есть, комната другому человеку не покажется. Лет тридцать назад она была уничтожена, тогда о ней узнали многие… но вот о том, что её восстановили, похоже, знает строго ограниченное количество людей, возможно, вообще никто не знает, кроме меня и тех, кто восстановил. Не исключено, что Хогвартс сам залечил эту рану, не дожидаясь помощи людей. И такому месту, на мой взгляд, лучше оставаться тайной.       Внутри Выручай-комнаты оказалась вполне уютная спальня, без окон, но освещённая несколькими яркими светильниками, полностью меблированная, тёплая, в воздухе пахло душистым зельем для стирки и немного — лакированным деревом. На огромной застеленной кровати могло с удобством разместиться не меньше трёх человек.       — Едой и зельями комната не снабжает, — Альбус с удовольствием развалился на кровати. — Когда-то я проводил здесь почти все выходные, выползая, только чтоб поесть.       — Здорово, — Геллерт плюхнулся рядом, заведя руки за голову. — Расскажи, как тебе здесь учится. Всё, что хочешь, что тебе запомнилось за эти годы.       И Альбус принялся рассказывать. За время обучения у него накопилось много историй, оставивших приятный след в памяти, греющих душу и веселящих в грустные моменты, некоторые из историй были связаны с Мердоком, когда братья дружили, и казалось, что их дружбу ничто не разрушит. Увы, со временем они всё больше отдалялись, перестали понимать друг друга, начиная с совершенно разных увлечений по жизни, но сегодня даже о вредном импульсивном брате Ал вспоминал с теплотой. В какой-то момент, повернувшись к Геллерту, Ал обнаружил, что немец спит, уютно прислонившись взлохмаченной макушкой к его виску. Как бы он ни храбрился и ни заряжал себя энтузиазмом, но долгий заплыв, прогулки по Хогсмиду и полуночные брожения доконали его. Рядом с кроватью как по заказу — вернее, именно по заказу, — оказался пушистый плед, которым Ал осторожно укрыл своего бойфренда. Геллерт сонно вздохнул, свернулся клубком под тёплым боком Альбуса и уснул ещё глубже. Светильники в комнате значительно поумерили свет, погрузив ребят в таинственно-умиротворяющий полумрак.       «Всё же Минни не права. Он красивый. Сейчас, когда он спит, это особенно заметно. Выглядит так невинно, спокойно, совсем не скажешь, что он может быть похожим на злобного вампира. В конце концов, Геллерт активно занимается спортом, физические нагрузки сформировали ему отличную фигуру, но довольно худое лицо. Если добавить ему щёки попышнее, сгладить черты лица, нарядить в старомодную одежду, подчёркивающую все его внешние достоинства… он будет похожим на Гриндевальда…»       Альбус осторожно тронул кудряшку на чужом виске, и она забавно спружинила под пальцами.       «Нет, не думать об этом больше! Не даром говорят, что в первую очередь сбывается то, чего больше всего боишься. Сейчас я просто молодой легкомысленный парень, и никакие подозрения о вероятном «тёмном прошлом» не помешают мне быть счастливым, пока есть такая возможность!»       Следующая картина, которую Ал увидел, было склоняющееся над ним лицо Геллерта с поистине завораживающим выражением. Глаза превратились в один сплошной зрачок, в глубокие колодцы, засасывающие в себя образ Ала целиком, миллиметр за миллиметром. Пересохшие губы слегка улыбались, бесконтрольно, незаметно для своего хозяина, и немного дрожали, словно от усилий сдержать то ли смех, то ли слёзы. Создавалось впечатление, что в Геллерте одновременно смешались щенячий восторг от того, что он может смотреть на спящего Альбуса, фанатичное любование им, как какой-то святыней, страх, что это всё ему снится, мерещится или вот-вот закончится чем-то плохим, и непонятное отчаяние, сидящее в нём уже очень давно и измучившее его едва ли не до помешательства. Но, стоило Альбусу открыть глаза шире, давая понять, что он проснулся, как это странное пугающее выражение — человек в своём уме вообще может изобразить на лице такую гамму чувств? — пропало, сменившись просто широкой умилительной улыбкой.       — А вот и наш спящий красавец, — Геллерт наклонился и коснулся тёплыми губами его губ. Опять краска бросилась на лицо, сердцебиение принялось стремительно ускоряться.       — Это ты вчера уснул, пока я тут распинался…       — У тебя слишком приятный голос. Под него оказалось очень здорово засыпать… Не обижайся, я немного устал за день, — ещё один лёгкий поцелуй, губы скользнули по щеке, мазнули по мочке уха и прижались к чувствительному месту за ухом. Альбус шумно прерывисто вдохнул, чувствуя табуны мурашек по всему телу.       — Что ты делаешь?..       — Отдаю дань утренней неге…       — Ты часто так высокопарно говоришь?       — Чёрт, мы с Фридой переобщались с Джейн Остин, когда решили подтянуть английский.       — С кем?..       — С одной милой английской писательницей, чей портрет живёт в каждом экземпляре её книг, знает все книги наизусть и имеет премилую манеру выражаться высоким слогом, — Геллерт фыркнул почти в самое ухо Алу, нежно потёршись носом об ушную раковину. — Ты о ней не слышал? Кажется, она довольно известна даже среди магглов.       — Да, я её знаю, просто не думал, что она тоже была волшебницей… Она училась в Хогвартсе?       — Нет, в Шармбатоне. И добрая половина её биографии, известная магглам, на самом деле выдумка, она нам рассказывала…       — Погоди… ты говорил об утренней неге?.. — до Альбуса только сейчас дошло, и он испуганно встрепенулся. — Уже утро?!       — Всего шесть утра. Мы проспали примерно часа три. Ну, не так уж и мало, учитывая бьющую в нас ключом молодую энергию. Если не ошибаюсь, занятия у вас начинаются в девять, так что можно успеть добраться до спален и ещё часок-другой вздремнуть.       — У меня в десять. Первого урока сегодня нет.       — Прекрасно, тогда точно есть смысл разойтись и поспать. А после уроков я бы не отказался заглянуть на тренировку вашей команды по квиддичу.       — Кстати, ты ведь переписывался с Мердоком на эту тему…       — Почему я заодно не писал тебе? — Геллерт вздохнул и снова ткнулся носом Альбусу в шею, обняв его посреди попытки обоих сползти с кровати. — Набирался храбрости. Придумывал разные поводы, чтоб написать, но не нашёл ни одного подходящего… пока такой повод сам не подвернулся…       — Это из-за подсказки тебе стало так плохо, что Фрида поседела?       — Угу… Нас где-то запрут, и надо будет максимально быстро выбраться оттуда нестандартными способами, потому что очевидные решения задачи не сработают. Надеюсь, ты неплох в колдомедицине. Похоже, в попытках выбраться мы вполне можем причинить себе серьёзные повреждения, особенно, если запаникуем, и надо уметь оказывать себе первую помощь.       — Я тоже так подумал… И ещё… Тебе надо знать кое-что о Мердоке… — Альбус не смог отказать себе в удовольствии расслабленно откинуться спиной в тёплые уютные объятия, прижавшись виском к чужому мягкому виску и блаженно прижмурившись.       — Вы правда с ним подрались? — Геллерт поцеловал его в скулу и почти по-кошачьи потёрся щекой об щёку, вызывая неконтролируемую улыбку у обоих.       — Ага. Из-за тебя. Мердок догадался, что я… кхм… ну…       — Влюбился в меня по уши и грезишь долгими ночами о моём светлом образе.       — Геллерт! — громкое фырканье. — Ну, в целом, да. И ему это очень не понравилось. Когда он выиграл один из школьных матчей, явно по твоим письменным урокам, ребята решили отпраздновать это ромом, строго без разрешения декана, и я… в общем-то, мы оба…       — Напились, наговорили друг другу гадостей, схватились за палочки, потом в ход пошли кулаки… Что ты так смотришь, думаешь, я мысли твои читаю? По такому же сценарию у нас в Дурмстранге нередко проходят празднования побед в школьных соревнованиях, всё очень знакомо. Выходит, твой братец считает, что я тебе как пара не подхожу?       — Не только ты. Он вообще гомофоб. Не знаю, с чего вдруг, у него нет видимой причины ненавидеть геев. Но, когда он был на третьем курсе, его компания с его подачи травила одного парня из команды по квиддичу, только потому, что Мердок заподозрил его в романтических чувствах к ловцу другой команды. Этот парень в том же году бросил квиддич и всё ещё избегает моего братца и его дружков. С тех пор Мердок при любом удобном случае отзывается о геях негативно и довольно нецензурно. Меня он травить пока не пробовал, наверно, боится. В магии он слаб, а, чтоб добраться до меня кулаками, надо застать меня без палочки в беспомощном состоянии. В школе ему это точно не удастся. А вот дома он, наверно, отыграется…       — Я поеду к вам на рождественские каникулы. Мы с Фридой уже узнавали, иностранцам можно будет разъехаться по семьям хогвартских студентов, только тем семьям, в которых нет магглов, конечно, но у вас как раз подходящая семья. И, если Мердок ляпнет о нас что-нибудь, что мне не понравится, у него надолго пропадёт охота открывать рот вообще, даже чтоб поесть. Будет учиться питаться через какие-нибудь другие отверстия.       — Ты это не серьёзно?.. — Альбус опасливо зыркнул на Геллерта. Тот хищно оскалился.       — Поживём увидим. Ну всё, давай покинем уже сию приветную обитель, пока я не завалил тебя спать обратно на кровать. А то потом у всех будут вопросы, почему мы плетёмся помятые и заспанные с восьмого этажа в разгар учебного дня.       Вопросов никто не задавал, даже соседи, которые точно поняли, что Альбус в комнате не ночевал. Уснуть до завтрака так и не удалось, на лице и шее всё ещё ощущались прикосновения губ и волос Геллерта, стоило прижмуриться — и перед глазами вставало его лицо, едва освещённое приглушенными светильниками, мирно спящее и такое неожиданно красивое. За завтраком парень будто витал в облаках и старался не слишком часто коситься в сторону дурмстрангцев, потому что каждый раз наталкивался на внимательно-весёлый, немного заговорщицкий взгляд Геллерта, тут же краснел и был вынужден уткнуться в тарелку, понимая, что всё равно своим поведением целиком раскрывает их отношения перед всем залом. Самого немца это, кажется, ни капли не волновало, он перебрасывался отрывистыми фразами с Радованом и Христо, которые по-прежнему его сопровождали — Радован выглядел тихим, задумчивым и словно пытался понять, зачем до сих пор общается с Хайлером, — что-то рассказывал соседям-англичанам о традиционных блюдах, подаваемых к завтраку в Дурмстранге, и едва ли не нарочно намекал всем своим цветущим видом, что отлично провёл прошедшую ночь.       Сразу после завтрака к Альбусу вдруг подошёл Люпин с виновато-просительным выражением лица, кристально-чистыми голубыми глазами и смущённо-розоватыми волосами. Было понятно, что сейчас будет просьба, которой он смущается, но озвучить её вынужден.       — Альбус, тут такое дело… Директор срочно вызывает на собрание всех деканов и представителей разных министерств по поводу Турнира, а у меня первый урок с вторым курсом. У вашей группы как раз первого урока нет… может, ты мог бы меня заменить?..       — Провести урок у второго курса?.. Эмм… — парень немного испугался внезапного предложения.       — Там ничего сложного, мы как раз должны проходить щитовые чары, а ты в этом всегда был очень хорош. Объяснишь теорию, быстренько покажешь на практике, разобьёшь народ на пары, и минут десять они попрактикуются. Тебе надо только следить, чтоб они не запускали друг в друга заклинаниями, которые могут им повредить, ну, или вовремя отражать такие заклинания, если сами ребята этого сделать не смогут или не успеют… Чёрт, звучит довольно сложно…       — Подозреваю, если я не соглашусь, вы попросите Минерву, которая просто весь урок будет читать им теорию. А потом ещё начнёт рисовать на доске формулы магических щитов разной плотности, плавно переходящие в формулы лёгких и тяжёлых металлов.       — Точно. У детишек и так в этом году программа тяжелее, чем в прошлом, а после Минервы у них вообще мозг расплавится, и, чего доброго, начнётся ночной энурез.       — Ладно, — Альбус невольно хихикнул. — Ради сухих простыней детских постелей я попробую…       Похоже, ушлые второгодки догадались, что к ним на урок придёт студент из старших курсов, потому что урок ещё не успел начаться, а у малышни с горящим взором и не предвещающими ничего хорошего улыбками на лицах уже назрела уйма вопросов, они просто выпрыгивали из-за парт друг перед другом, потрясая руками. Почти все вопросы были в формате «а правда ли, что?..» и не имели ничего общего с темой урока: второгодкам не терпелось развенчать все известные им мифы об учёбе на старших курсах и узнать подробности участия «профессора Уэйдена» в Турнире. Альбус понимал, что это делается нарочно, чтоб сорвать урок и в идеале ещё и довести новоявленного препода до нервного срыва, но растерялся и первое время действительно пытался отвечать на вопросы. Дети ещё больше осмелели и начали смещать тему в сторону дурмстрангцев, загадочно переглядываясь между собой и, наверное, думая, что этого не замечают. Альбус понял, куда они клонят, разозлился, схватил палочку и рявкнул жутким голосом, так, что стёкла завибрировали:       — ХВАТИТ! Быстро расселись по местам и устроили ТИШИНУ!       «Сонорус» перепугал некоторых до такой степени, что они упали под парты, шарахнувшись назад и промазав мимо стула. Спустя несколько секунд в кабинете царила мертвая тишина, было слышно, как в коридоре этажом выше прошуршали чьи-то одинокие шаги.       — Вот так, — Альбус удовлетворённо кивнул и победно улыбнулся. — Теперь начнём урок.       — А профессор Люпин на нас никогда не кричит… — робко пискнула девочка с заднего ряда.       — И при этом вы его внимательно слушаете и не устраиваете балаган, верно? Потому что он хороший преподаватель, а это не каждому дано. Вам нужно иметь снисхождение к людям, которые владеют большими знаниями, но не готовы к вознесению себя на алтарь просвещения.       Альбус прочувствованно ткнул пальцем в учительский стол и замер, глядя на этот палец. Какой-то совершенно чужой жест, сейчас получившийся довольно органично, будто он много раз так делал. И эти высокопарные слова про алтарь… он точно не переобщался с Джейн Остин… «Стол в кабинете трансфигурации — действительно алтарь. И Дамблдор за свою учительскую практику, наверно, неоднократно намекал на это студентам… и вот так же тыкал пальцем в стол… Так, возьми себя в руки, на тебя дети смотрят!»       К концу теоретического курса, который Альбус постарался изложить своими словами, не запинаясь и не заглядывая в учебник — на его взгляд, получалось очень плохо, но дети не хотели снова подвергнуть свои уши атаке магического инфразвука и сидели тихо, — в кабинет вдруг просочился Геллерт. Тихо пристроился в углу, приложив палец к губам, и сделал вид, что внимательно слушает. Некоторые ученики заметили его появление и будто бы стали ещё тише и незаметней. Определённо подозрительный немец, оскандалившийся кучей слухов, их пугал. Но в его присутствие Альбусу стало ещё тяжелее объяснять тему, он начал путать элементарные слова в предложении, раскраснелся до стадии спелого помидора и решительно закрыл учебник.       — Всё, давайте перейдём к практике и посмотрим, как это работает. Мне нужен доброволец.       Студенты переглянулись. Никто не хотел становиться подопытным кроликом.       — Профессор Уэйден, можно я? — Альбус мысленно закатил глаза, созерцая поднятую руку и коварную улыбочку Геллерта. Он с самого начала знал, что это случится.       — Ну… ладно… Сначала понаблюдайте демонстрацию со стороны, потом будете практиковаться сами, — подождав, пока Геллерт дойдёт до стола, он взволнованно шепнул: — Только никакой невербалки! Дети должны слышать, что происходит.       — Обещаю, что будут слышать. Не обещаю, что поймут.       Они стали друг напротив друга, взяв палочки наизготовку, и у Альбуса как-то нехорошо засосало под ложечкой. Он решительно отпинал непрошенные мысли и ощущения на задворки сознания и демонстративно выстрелил в оппонента «Ступефаем». Щит Геллерта был упругим, но очень прочным, и, хотя должен был поглощать заклинание, не причиняя вреда колдуну, «Ступефай» отскочил от него, как резиновый мячик от стенки, и Альбус чудом успел уклониться.       — Эй! Ты слышал, что я только что рассказывал? «Протего» отбивает только слабые заклинания и то не всегда, его нельзя использовать как оружие!       — Прости, я забыл, что у тебя нет дуэльной практики, — Геллерт снисходительно усмехнулся. — А детям будет полезно учесть, что «Протего» напрасно считается простым в употреблении. Никогда нельзя знать заранее, какой щит умеет создавать твой противник, и не получишь ли ты своим же заклинанием в лоб.       — Справедливо. Всё равно у второго курса сильные заклинания не получатся и рикошетить будут довольно часто.       Альбус скосился на класс и понял, что его психологический ход сработал: теперь ученики будут пытаться ударять чужие щиты посильнее, чтоб у них ничего не рикошетило, а их оппоненты, понимая это, будут стараться делать щиты попрочнее, чтоб их не пробило чем-нибудь мощным. Они с Геллертом поменялись ролями, и несколько раз щит Альбуса сработал прекрасно, поглотив атаку легко, даже без ощущения вибрации в руке. Но, когда Альбус уже собирался опустить палочку, его щит внезапно лопнул, и большие пальцы ног пронзило острой болью, как от укуса.       — Ау! Что это было?       — Ты зазевался, и я тебя стукнул заклинанием пальцекусания, — Геллерт продолжал победно ухмыляться, чувствуя на себе горящие взоры детей.       — Но «Протего» не перестало действовать…       — Не перестало. Просто ты привык, что я ударяю каждый раз примерно в одно место, по центру твоего туловища, а про ноги забыл, и там твой щит оказалось куда легче пробить. Ещё один полезный урок детишкам: «Протего» сильно зависит от воли волшебника, который должен управлять им каждую секунду, пока ему нужна защита. Думать мозгами, соображать, куда ударит его противник, и следить, чтоб щит был достаточно крепок в этом месте или с равной силой и плотностью распространялся по всей нужной площади.       — Хм… Ты никогда не задумывался о карьере преподавателя?       Геллерт звонко расхохотался, запрокинув голову, его волосы натурально полыхнули золотом в солнечном свете из окна.       — Когда станешь директором Хогвартса — позови меня!       — Простите… эммм… мистер Хайлер?.. — с задней парты снова раздался робкий девчачий голос. — А что, если много заниматься магическими дуэлями, щит станет непробиваемый?       — Возможно. Смотря с кем сражаться, — Геллерт коварно покосился на Альбуса. Тот вспыхнул.       — Ты намекаешь на то, что я никогда не смогу пробить твой щит?       — Нууу… может быть, раза с двадцатого. Если я раньше не устану его держать.       — Вот как? Ну, держись!       У них завязалась настоящая потасовка, потоки магии вылетали из палочки Альбуса раньше, чем он успевал произнести заклинание, одно из них обрушило со стены держатель для факелов, снова отрикошетив от щита, но примерно на десятой секунде щит Геллерта исчез, и парню пришлось уклоняться, прячась за столом. По горящим азартом глазам немца Альбус понял, что он жаждет реванша, и едва успел заслониться щитом в свою очередь. На сей раз он старательно следил за своим «Протего» и за рукой оппонента, стараясь угадать, куда и чем тот ударит, и ни одно заклинание не достигло цели, послушно поглощённое и ни разу не отскочившее. Альбус не заметил, как Геллерт перешёл на невербалку, не заметил, что прекрасно понимает, от чего именно защищается, даже не слыша произнесения заклинаний, только следя за чужой рукой и словно читая своего противника по одним жестам руки, как открытую книгу. В какой-то момент он ловко провернулся всем корпусом вправо, убирая «Протего» и пропуская заклинание в сантиметрах от себя… и Геллерт в самое последнее мгновение успел выставить щит, защищаясь от него, немца даже немного швырнуло в стену, и щит возмущённо зарябил от такой внезапной нагрузки. Спустя ещё несколько секунд ситуация повторилась с точностью до наоборот, парни сильно увлеклись, разгорячились, раскраснелись, вспотели и, похоже, забыли, что идёт урок, и на них таращатся полторы дюжины учеников. Альбус вспомнил об этом, когда заклинание Геллерта угодило в люстру, которая едва не упала прямо на головы ученикам, но Ал с перепугу успел сотворить огромный щит, накрывший почти весь класс, и люстра разбилась о стену.       — Геллерт, здесь же дети! — возмущённо воскликнул он, вытирая пот, стёкший на брови.       — Которые только что увидели, как виртуозно их новый профессор владеет щитовыми чарами!       Немец улыбался до ушей, тяжело дышал и победно смотрел то на Альбуса, то на его огромный щит. Дети пялились на них обоих круглыми испуганно-восторженными глазами, некоторые даже рты раскрыли, но не издавали ни звука, даже не шевелились, потрясённые этой импровизированной дуэлью до глубины души.       — Ничья? — Геллерт весело вскинул брови.       — Да ну тебя!.. Ладно, ничья, но только на этот раз. Эмм… класс, есть вопросы?       Теперь вопросов не было ни у кого, даже у девочки с робким голосом, сидящей в заднем ряду. В разгар звенящей тишины в кабинет зашёл Люпин, огляделся, удивлённо похлопал глазами на сломанную люстру, и его волосы вопросительно позеленели.       — Рискну предположить, что урок прошёл довольно успешно…       — Он ещё не прошёл, — Альбус отчаянно смутился, Геллерт принялся забавно отползать вдоль стенки с глаз долой. — Мы ещё не успели попрактиковаться… вернее, ученики не успели…       — А у нас как раз закончилось собрание. Если ты хочешь продолжить, я посмотрю…       — Нет! Спасибо, профессор, я лучше пойду готовиться к своим урокам. Это был… эмм… бесценный опыт… спасибо… ах да, извините за это… — Альбус поспешно отремонтировал люстру и отлевитировал её на прежнее место. О рухнувшем держателе для факелов он давно забыл.       Геллерт догнал его уже в коридоре, нагло обнял сзади и сильно чмокнул в шею.       — Ты был на высоте, профессор Уэйден! Первый блин вышел на удивление вкусным!       — Почему первый блин? — Альбус настороженно огляделся. К счастью, коридор был пуст. — Ты думаешь, я ещё когда-нибудь соглашусь подменять преподавателей?       — Разумеется. Теперь детишки с полными штанами восторга расскажут о твоём первом уроке Люпину, он смекнёт, что можно чаще отлынивать от своих обязанностей, спихнув часть из них на гениального студента Уэйдена, а за ним ещё пара-тройка ушлых преподов переймёт эту моду. Так случилось с нашим Радованом. Стоило ему начать побеждать в дуэлях, как практически весь дуэльный клуб спихнули на него, даже некоторые уроки боевой магии.       — Теперь оказывается, что надо было на тебя спихивать, да?       — Почему бы и нет? Тут ещё и оказывается, что у меня неплохие способности к преподаванию, — и снова поцелуй за ухом, вызывающий мурашки. — Во всяком случае, на практике. Теорию читать скучно, это детишки и сами могут. Если бы я был преподом, я бы задавал студентам читать тему самостоятельно в качестве домашнего задания, а на уроке только заставлял бы отрабатывать её на практике. Что-то не понял — спроси, ни черта не читал — ни черта и не сможешь и получишь соответствующую оценку, а может ещё и больно будет, хе-хе. А на следующее занятие надо уже другую тему читать, вот и сиди как идиот в отстающих или приходи на дополнительные занятия, пока у других свободное время. Справедливо?       — Вполне. Пожалуй, я бы тоже так делал… ну ты-то что делаешь?.. — Альбус пытался изобразить строгость, но от нежных поглаживаний тёплых рук по животу внутри что-то сладко сжималось, колени слабели, кровь начинала бурно бежать по жилам.       — Всё-всё, уже отстал. Вечером ещё погуляем? Было бы неплохо сбежать из замка и посмотреть окрестности. Очень уж меня интересует ваш лес.       — У нас ещё и озеро интересное…       — О, да, мы вчера как раз там и всплыли. Королева русалок очень возмущалась, что её не предупредили о наглом вторжении, но, я так понял, её никогда ни о чём не предупреждают. Хотела на нас какого-то кальмара натравить, хотя кальмар от нашего корабля шарахнулся, наверно, когда-то уже встречался, и встреча ему не понравилась.       — Ты что, понимаешь русалочий язык?       — Немного. Никогда специально его не изучал, но за время морских путешествий как-то само собой налипло. Мы учимся в многонациональной и многоязычной школе, способность к пониманию иностранных языков у нас вырабатывается быстро и без дополнительных усилий.       — Ну, ясное дело… Скажи честно, падение люстры в классе ты подстроил?       — Ты ничего не докажешь… — Геллерт ухмыльнулся и ласково коснулся губами его губ — Ладно, иди на занятия, а то, гляжу, ты поплыл. Теперь весь день будешь про меня думать, м?       Ещё пара быстрых дразнящих поцелуев в шею — и тёплые уютные объятия исчезли. Геллерт как в воду глядел: на уроках Альбус сидел с мечтательно-отсутствующим выражением, неубедительно пытаясь делать вид, что слушает профессоров, периодически покрывался приятными мурашками, вспоминая все утренние события, и нервно ёрзал, предвкушая вечернюю прогулку. Какой-то вредный голосок в голове ехидно намекал, что парень начинает слишком зависеть от Геллерта, они только второй день встречаются, а разумно мыслить он уже разучился, но Ал раздражённо затыкал этот голосок, беспечно фыркая сам себе, что разумно намыслиться ещё успеет, когда станет взрослым занудным дядькой. К счастью, перед Рождеством и грядущим Балом студентов не нагружали, понимали, что у них в головах творится нечто, далёкое от учёбы, и сокурсники Альбуса, включая Минни и Фитца, внимательностью не отличались, витали каждый в своих облаках. Однако вечерние планы сорвались: Геллерт за Альбусом не зашёл, и Христо, выглянувший из их гостевой комнаты, весело заявил, что его оккупировали какие-то ребята в красной спортивной форме и увели на стадион, показывать мастер-класс. Это настораживало: гриффиндорская команда без своего драгоценного капитана не сунулась бы к Геллерту, а Мердок теперь явно другими глазами смотрит на звезду юниорского квиддича. Как бы этот «мастер-класс» не обернулся поводом к мордобою, Мердок вполне мог подговорить команду устроить немцу «тёмную», сочтя, что всей толпой они его одолеют, только вот Ал в этой ситуации боялся бы за брата и его дружков.       Когда в башне Гриффиндора уже начали укладываться спать, Фитц, хихикая, подсел к другу, невнимательно и с грустной физиономией читающего об африканских племенах.       — Слышал, тут недавно шум был?       — Неа. Зачитался… А чего шум?       — Хм, скажи уж «замечтался». Это Мердок шумел, орал на кого-то из команды, мебель пинал. Короче, его команда уговорила провести тренировку с Геллертом, он упёрся рогом и не хотел, а причин не объяснял. Типа личная неприязнь и всё такое. Но всё-таки к Геллерту явилась целая делегация, и он согласился, прям сразу, даже не удивлялся ничему. А вечером, когда команда за ним зашла, оказалось, что Геллерт сам пригласил на стадион три остальные команды. Заявил, мол, это несправедливо, если один из факультетов будет пользоваться бесплатными услугами тренера, а другие факультеты будут справляться своими силами, если уж проводить тренировку, то общую для всех, а там уж зависит от способностей игроков, кто лучше усвоит урок. Ребята поворчали, но согласились, что парень прав, а Мердоку это так хвост прищемило, что он удрал со стадиона почти бегом и орал потом, что уйдёт из команды ко всем чертям, если они его всем скопом предали, остались там слушать «грязную немецкую задницу». Похоже, народ до сих пор пытает Геллерта на стадионе, они с него живого не слезут.       — Понятно. Мой бедный братец дышит огнём из всех щелей… — Альбус не сдержал радостно-горделивую улыбку. Фитц коварно подмигнул.       — Даа, твой бойфренд настоящий рыцарь, весь такой честный и справедливый, и практика дуэльного клуба тут, думаю, не при чём, это такая черта характера. Вы же встречаетесь? Ладно, не отвечай, по твоему лицу и так всё видно. Наконец-то Ал влюбился по-настоящему!       На душе Альбуса сразу потеплело, даже приятно щекотнуло внутри невольное злорадство: вдруг Мердок и правда бесится только потому, что сам втайне предпочитает парней и положил глаз на Геллерта, но звезда квиддича выбрал его старшего брата? Если подумать, то это хуже, чем когда любимый человек предпочитает кого-то, совсем постороннего, конкурировать с родственниками куда болезненней.       Ночью Алу не спалось, все уже давно сопели за своими ширмами, а на парня накатило настроение позалипать в потолок, предаваясь рассеянным приятным размышлениям и мечтам. Краем мозга он даже похихикивал над собой, мол, совсем как девчонка, которой улыбнулся какой-то красавчик, а она уже сочинила целую историю с их свадьбой, шикарным загородным домом, пятью детьми и двумя предельно радостными собаками. Вдруг в окно рядом с его кроватью кто-то тихо постучал. Ал замер, решив, что послышалось, но стук повторился, уже громче и настойчивей. Шустро выбравшись с постели, он увидел Геллерта, зависшего за окном на метле.       — Ты спятил?! — зашипел он, приоткрыв окно. Почему-то задрожавшие пальцы не сразу справились с рамой. — Сейчас всю башню перебудишь!       — Если ты поторопишься, никто не проснётся. Накинь что-нибудь, полетим к твоей Выручай-комнате. Я не могу спать там, где нас поселили. Простыня жёсткая, одеяло кусается, подушка ругается подушечьим матом и грозится меня придушить! — Геллерт весь сиял, как начищенный галлеон, выглядя жутковато в тусклом лунном свете. Альбусу невольно подумалось, что немец будто застыл в промежуточной стадии превращения в летучую мышь.       — А я тебе зачем?       — Будешь моей подушкой. Ну, или одеялом, как пойдёт… Не хлопай на меня глазами, нет на это времени! Сейчас твои соседи проснутся от холода! Хотя бы обуйся, в воздухе я тебя согрею, тут недалеко лететь, я уже вычислил, где нужные окна.       Альбус воровато оглянулся. Вроде, пока никто не шевелился, или все дружно решили притвориться спящими, чтоб не мешать влюбившемуся соседушке лазать по ночам в окна. Натянув свитер поверх пижамы и обувшись в кеды, парень осторожно взобрался на подоконник. Внизу была головокружительная пропасть, аж колени подкосились от представления, сколько придётся лететь до земли, и наверняка не хватит выдержки затормозить себя в полёте, если что…       — Прикидываешь, не уроню ли я тебя? — Геллерт схватил его за руку. — Прыгай смело. Даже если промажешь мимо метлы с перепугу, я тебя поймаю… Эй, не волнуйся так, — немец нагло нащупывал его пульс. — Я тебя не похищаю, просто действительно хочу поспать с тобой в укромном месте. Ты наверняка уже догадался, почему, я как-то говорил об этом…       — Кошмары мучают?       — Только не рядом с тобой. С тобой я сплю, как убитый.       — Сам не понимаю, почему я соглашаюсь… Это настоящее безумие… — Альбус поставил оконную раму обратно, глубоко вдохнул, примерился, собрав всю волю в кулак, чтоб не вскрикнуть, и прыгнул. Рука Геллерта направила его прыжок, метла была успешно осёдлана и тут же провалилась в воздушную яму, но в следующую секунду Геллерт выровнял полёт и рванул вдоль стен с такой скоростью, что у Альбуса захватило дух. В темноте мелькнула короткая вспышка из палочки, и резко куснувший за всё тело холодный ветер сменился тёплым коконом вокруг.       — Как у тебя хватает сил летать после тренировки? Мне рассказали, что тебя весь вечер держали на стадионе! — с гулом ветра в ушах всё равно ничего нельзя было сделать, приходилось кричать.       — Я летел на метле от Дурмстранга до Бельгии, и тебя удивляет, как я выдержал тренировку четырёх школьных команд? — Геллерт самодовольно хохотнул. — Но приятно, что ты беспокоишься обо мне, а не о том, что нас заметят и накажут.       — Чёрт… — было страшно оторвать руку от куртки Геллерта, чтоб достать палочку и замаскироваться. Метла лихо лавировала между шпилями крыш, иногда опасно накреняясь, Альбус не различал в темноте почти ничего, очки он не захватил, и этот полёт в неизвестность, да ещё и на такой скорости, здорово пугал. Как и начала пугать его внезапная сговорчивость. Надо было послать немца подальше, а не доверять ему свою жизнь и репутацию в этом безумном полёте.       — Не бойся, всё будет хорошо. Честно говоря, мне ужасно нравится, как ты испуганно цепляешься за меня, я сразу начинаю чувствовать свою значимость и тешу своё самолюбие, но бояться на самом деле нечего. Ты весишь куда меньше Радована, которого я тоже таскал по ночам когда-то, потому что в полётах он неповоротливый слонёнок, а ведь мы с ним на одной метле удирали от преследования браконьеров и всяких злобных летающих тварей.       — Ты подозрительно хорош во всём, за что бы ни взялся…       — Ты что-то говоришь? Я не слышу!       — Ничего! Это, по-моему, нужная башня, тормози!       Они без проблем забрались в окно восьмого этажа и проникли в Выручай-комнату, снова превратившуюся в уютную спальню. У Альбуса опять начали дрожать руки, постепенно дрожь охватила всё тело, он нервно и почти испуганно наблюдал, как Геллерт раздевается и раскидывает одежду на полу, и не решался стянуть свитер и кеды. Теперь явно предполагалось, что они вдвоём будут укрываться одним одеялом, и это заставляло чертовски волноваться. Разумеется, Ал посещал все лекции по половому воспитанию, входившему в курс колдомедицины, и задолго до этих лекций знал, какой бывает физическая сторона романтических отношений между людьми в разных комбинациях полов — в конце концов, он был фанатичным книгочеем и проглатывал любую литературу, которая попадала ему в руки. И сейчас он понимал, во что может вылиться ночёвка под одним одеялом двух молодых парней, испытывающих друг к другу романтические чувства, возможно, Геллерт именно за этим и приволок его сюда. А самое ужасное: несмотря на все доводы рассудка, что для сексуальных отношений ещё слишком рано — даже если шестнадцать лет многие считают нормальным возрастом для первого опыта, то заниматься сексом фактически на втором свидании Альбус считал неприемлемым, — парень чувствовал, что не сможет сопротивляться, если дело действительно зайдёт так далеко. Он просто снова поплывёт в чужих объятиях, растает, как шоколад на солнцепёке, и из него можно будет вить любые верёвки.       — Эй, чего ты застыл? — Геллерт разлёгся на кровати, возясь в подушках в поисках позы поудобней. — Иди сюда, и свитер сними, жарко будет.       Альбус стащил свитер, старясь, чтоб рубашка пижамы сильно не задиралась, и осторожно присел на край кровати. Дрожь скрывать получалось всё хуже, а когда Геллерт схватил его за пояс и, весело хихикнув, опрокинул на кровать, прикрывая одеялом, вскрик сам вырвался.       — Спокойно, — ласковый поцелуй в ухо и утешающий шёпот. — Я стараюсь всегда быть честным с тобой. Если сказал, что мы будем спать вместе, значит, именно спать, и ничего больше… Давай договоримся, что всегда будем обсуждать друг с другом проблемы наших отношений, хорошо? Тогда и проблем будет меньше, и решать их будет легче.       — Ты о чём?..       — Ну, я не считаю, что это нормально, тащить человека в постель для чего-то, кроме сна, если ещё не знаешь его толком. А ты?       — Я тоже…       — К такому делу надо подходить ответственно, чтоб оба партнёра были морально к этому готовы, доверяли друг другу и не рисковали расстаться только из-за того, что секс не оправдал их ожидания.       — Согласен…       — Сегодня я однозначно слишком устал для любых телодвижений, но, если тебе действительно этого хочется, в ближайшее время договоримся и всё устроим.       — Эмм… нет. Я ещё не готов.       — Прекрасно. Видишь, первую проблему мы уже решили.       Альбус невольно рассмеялся, слегка пихнул Геллерта в бок и устроился поудобней, укрывая их обоих одеялом получше. Ещё один повод возгордиться своим парнем, таким понимающим и прям не по годам мудрым. Словно… словно он уже когда-то обжигался в отношениях и теперь старается учесть все свои ошибки. Хотя какое-то смутное разочарование всё равно почувствовалось, как если бы часть Альбуса жаждала «весёлой ночки», несмотря ни на что, но этой части благоразумно слова не давали. Подверженность сиюминутным желаниям, о которых с высокой вероятностью очень быстро пожалеешь, — явление, типичное для подростков, а Алу всегда хотелось быть нетипичным, взять от своего возраста лучшее и старательно бороться с худшим. Тем более, что нашёлся такой потрясающий Геллерт, способный снять любой камень с его души. Пока дрожь в теле постепенно спадала, немец взял его ладонь в свою, поднёс к губам тыльной стороной и принялся со странной, прямо неожиданной для него нежностью поглаживать губами каждый палец. Ещё и глаза прикрыл, будто не хотел показывать Альбусу их выражение. Ал наблюдал за этим немигающим восторженным взглядом, затаив дыхание, и молчал, боясь нарушить тонкое красивое волшебство момента. Именно в этот момент он почувствовал, как любовь к Геллерту внутри него принимает почти физическое воплощение, роем ярких золотистых искр наполняет его кровь и вылетает наружу с дыханием. Он практически видел эти искры, плавно летающие перед глазами.       — Что ты на меня так смотришь?.. — шепнул Геллерт, прижавшись губами к самому центру ладони.       — Как «так» смотрю? Ты вообще с закрытыми глазами лежишь.       — Как?.. Слишком влюблённо… будто обнимаешь меня всей своей душой. Это прекрасно чувствуется, глаза тут не нужны…       У Ала язык зачесался сказать «я тебя люблю», но он почему-то сдержался. Слишком важная фраза, чтоб вот так просто ею разбрасываться. Они мало друг друга знают, только начали встречаться, а любовь не рождается в спешке. Геллерт отпустил его руку, устроил голову на плече и вскоре задремал, дыша теплом в ключицу. Альбус ещё некоторое время глубоко вдыхал запах шоколадно-вишнёвых сигарет от его волос, блаженно щурился и чувствовал себя неправдоподобно счастливым, пока сон не сморил и его. В самом деле, за всю ночь Геллерт ни разу и не подумал проснуться, какие бы кошмары его ни мучили, присутствие Альбуса их таинственным образом отгоняло.