Непростая математика

Со дня пропажи Насти прошло пять дней. И вот уже конец пятницы, а вестей никаких нет. И как бы не было противно мне это признавать, но многие отошли от всеобщего траура. Правильно Достоевский писал: «Ко всему-то подлец-человек привыкает!». Не было уже постоянной грусти, не было слез. Периодически эта тема проскакивала в разговорах окружающих, но уже не вызывала такого ажиотажа и быстро затухала. Но, даже несмотря на то, что одноклассники и остальные школьники уже отошли, депрессивное состояние все же осталось у близких к Насте друзей. В том числе и у меня. Я не отдавала всю себя постоянной скорби и тревоге, но иногда эти эмоции накатывали на меня с такой силой, что я не могла ни на чем сосредоточиться. Мысли о том, что моя подруга находится сейчас в лапах какого-то маньяка или вообще убита, наступали обычно перед сном, из-за чего я стала хуже спать. И это отразилось и на моей учебе, и на моем здоровье. Если такое происходит со мной, то какого же сейчас родителям Насти. Мы с Василисой постоянно держались вместе, и это помогало справиться со страхом. Мы даже иногда шутили и смеялись, но всегда в такие моменты у меня в голове возникал образ Насти, и веселый настрой сразу же пропадал, потому что мне было стыдно, что я смеюсь тогда, когда моей подруге может быть ужасно плохо. Мы не плакали, не страдали, не истерили, нет. Мы просто находились в состоянии полного погружения в свои мысли и какой-то странной апатии. С Димой мы виделись только в школе, и в минуты наших встреч я всегда испытывала умиротворение и спокойствие. Это была колоссальная поддержка, так как уроков с Дмитрием Игоревичем у нас было очень много. Нет, ну, серьезно. Восемь уроков математики в неделю, так еще и замены. Учитывая то, что мы, как бы, гуманитарный класс. А после всех уроков я всегда приходила к нему кабинет, где просто сидела на первой парте перед его столом и пила кофе. Мы просто сидели и болтали ни о чем, после чего я шла домой. Кофейный запах уже напрямую стал у меня ассоциироваться с Димой, потому что весь кабинет его был пропитан нежным ароматом этого напитка. И это успокаивало меня и дарило ощущение комфорта еще больше, даже несмотря на то, что я больше люблю чай. И вот сегодня конец пятницы, я стою перед кабинетом математики и, дергая за ручку, понимаю, что дверь в кабинет математики заперта. Что ж, видимо, сегодня мне кофе попить с Димой не судьба. Сразу же почему-то стало невыносимо грустно, в горле встал ком, и я проглотила подступившие слезы. Но разум быстро прояснился, и я ужаснулась тому, насколько я стала сентиментальной. Кошмар, рыдаю по пустякам. Можно же просто позвонить. Достав из кармана рюкзака телефон, я увидела там сообщение от Димы, в котором он говорил, что его вызвали на другую работу и сегодня у нас не получится посидеть вместе. Вот и все, он даже первый написал, а я переживать уже начала. Самой от себя противно стало. Да настолько, что я поняла, что мое лицо перекошено уже с минуту. Сделав лицо попроще, я глубоко вздохнула и отправилась домой. Сегодня моя мама уезжает в Тулу на выходные, чтобы проведать бабушку. Мама мне предлагала поехать вместе, но я отказалась. И она, поняв мое состояние, не стала меня уламывать. Так что сейчас у меня, из-за отмены нашего с математиком кофепития, появилось лишнее время, которое я могу провести вместе с мамой. Мамы дома не было. Она, скорее всего, вышла в магазин, так что я быстро переоделась и поставила чайник, чтобы, когда пришла мама, устроить чаепитие и поедание сладостей перед ее отъездом. После отъезда мамы я планировала заняться своим любимым делом — ничегонеделанием. Но не просто ничегонеделанием, а отягощенным грустными эмоциями ничегонеделанием. Например, просмотром слезливых фильмов. Я облажалась, потому что мама пришла через полчаса, и за это время чайник уже успел остыть, и мне пришлось снова включить его. — Привет, Аня. Как в школе дела? — мягким голосом поинтересовалась мама, но в глазах ее промелькнула легкая тревожность. В последнее время она очень много за меня переживала. После того, как мама и отчим Саша расстались, мамино состояние стало намного лучше. Она стала намного мягче, живее, стала здоровее выглядеть, перестала быть такой осунувшейся. У нее заблестели глаза и зарумянились щеки, она даже постройнела. Голос ее стал звучать намного громче и увереннее. И такая картина дома меня очень радовала и тоже помогала справиться с навалившимися трудностями. — Нормально. Устала, правда, но сейчас выходные начались, так что отдохну. Да и тем более, нам осталось перед летними каникулами всего неделю учиться, — ответила я, улыбнувшись, чтобы успокоить маму. — Это верно! Я тут, кстати, тортик к чаю купила, и тебе на выходные останется, — после этих слов мама достала из пакета с продуктами огромный шоколадный торт. У меня сразу же загорелись глаза! Этот шоколадный торт был вторым в моем списке любимой еды, сразу после самых вкусных в мире печенек. Что ж, тортик мне сейчас действительно не помешает. Мама налила нам по чашке чая и отрезала по кусочку. Через час маме уже нужно было ехать, и все вещи ее уже были собраны, так что все это время мы провели на кухне за чашкой чая. Этот час был лучшим моментом за весь этот день. Мы постоянно о чем-то говорили, и о важных вещах, и об абсолютно глупых. Такой домашний уют давно пропал из нашей квартиры, но поняла я это только сейчас. Мы с мамой давно так не собирались, и я очень скучала по нашему общению. Надо нам чаще вот так вот просто сидеть вместе. Наконец пришло маме время уезжать. Прощались мы долго, хотя мама уезжала всего на два дня. И чмокнулись в обе щечки, и на дорожку посидели. И только тогда, когда маме написал таксист, о том, что он ее уже минут двадцать ждет, она подхватила чемодан, и снова поцеловав меня в лоб и попрощавшись, выскочила в коридор. Квартира вмиг превратилась из теплого и уютного места в холодную коробку. И я сразу же пожалела о том, что мама в последнее время постоянно в разъездах. Черт, я такими темпами вообще погружусь в темную пучину грусти и страданий. Чтобы как-то отвлечься, я села смотреть фильм. Но его сюжет даже не откладывался у меня в голове. Когда фильм закончился, мое состояние только ухудшилось. И я поняла, что мне нельзя сейчас оставаться одной. Я сразу же отмела все свои старые планы, в которых главным пунктом было ничего, и позвала Василису к себе на ночевку, попытавшись заманить ее тортом. Но она отказалась, сославшись на то, что завтра рано утром она с родителями едет на дачу. Тогда я стала просматривать остальные варианты. Остальных не было. У меня, конечно, были хорошие друзья, которых я могла бы позвать гулять, но никак не на ночевку. И тут у меня в голове созрела одна интересная идея… Я взяла телефон и написала Диме: «Можно я к тебе приеду?». Эта идея казалась мне немного странной. Я уже жила у своего учителя почти неделю, но тогда мы находились в статусе друзей. А сейчас мы в статусе… А кого, собственно? Мы никак не обговаривали то, что между нами происходит. С одной стороны, Дима не стал бы целовать ту, которая его не привлекает. С другой стороны, он же взрослый мужчина, а взрослым мужчинам, во-первых, не нужны малолетки, а во-вторых, для многих взрослых поцелуи почти ничего не значат и никакой романтичной составляющей в себе не несут. Мои философские размышления прервало оповещение о том, что пришла смска. Это был Дима, и его ответ был: «Да». Что ж, это развитие событий меня действительно обрадовало, потому что я не проведу все время одна и наконец увижусь с человеком, которого люблю. Надо, кстати, разузнать у него, что все-таки между нами происходит. Быстро побросав свои вещи в рюкзак, я покинула квартиру. На улице было тепло, даже несмотря на то, что солнце уже начало садиться, обливая все вокруг красновато-розовым светом. Такая погода буквально кричала, что лето уже через две недели, а учиться осталось и вообще одну. Эта мысль грела мою душу побольше, чем двадцать три градуса по Цельсию грели мою кожу. Через полчаса я была уже на станции, где живет математик. К моменту, когда я вышла на улицу, уже окончательно стемнело, и везде зажглись фонари, заливая улицы желтоватым светом. В некоторых улочках свет не горел, и, к сожалению, именно дворами, где почти нет фонарей мне нужно было идти к дому учителя. Картина темных улиц была пугающей, но была в этом все-таки какая-то своя романтика, а если бы со мной был Дима, то было бы вообще прекрасно. Я мечтательно вздохнула, упиваясь своими романтичными фантазиями. Но тут мое мечтательное состояние мигом испарилась, потому что за спиной я услышала шаги. Не осознавая, что я делаю, я ускорила шаг и навострила ушки на макушке. Шаги тоже ускорились. По спине медленно пополз страх. Не сбавляя шагу, я сделала самую тупую вещь — я оглянулась. И уже ожидая получить по морде кастетом, я поняла, что позади меня никого нет. Я резко остановилась. Так, блэт. Что это у меня за шизофренические наклонности? Я не ослабила бдительности и надолго там оставаться не стала, а, наоборот, вернулась к своему быстрому шагу. Можно даже сказать, побежала, спотыкаясь в темноте о каждый камушек и чуть не падая. Да уж, глаза кошки, грация картошки. Спустя небольшое количество времени я была уже около нужного мне дома. Набрав в домофоне код, который я наизусть выучила, пока жила здесь, я забежала внутрь, и как только я оказалась в освещенном холле, сразу же успокоилась и пошла к лифтам. Выйдя на нужном этаже и позвонив в звонок двери в квартиру математика, я стала ждать. За дверью послышался лай Арахиса, и я невольно улыбнулась, но дверь мне никто не открыл. Странно, может он не услышал звонок? Я позвонила еще раз, но мне опять никто не открыл, только Арахис продолжал свою серенаду. Что ж, это уже совсем странно. Я попыталась позвонить Диме, но трубку никто не взял, там только шли гудки. Может, он не может сейчас говорить? Я ему написала сообщение о том, что приехала и жду его под дверью. Сообщение даже не было прочитано. Я не на шутку испугалась. А вдруг с ним что-то случилось?! Вдруг он сейчас лежит в квартире без сознания?! Вдруг он там умирает?! Я в истерике сразу же стала опять звонить в звонок, но в ответ слышался только недовольный лай Арахиса. Но тут сознание прояснилось. Боже, ну я и дура. Будто это поможет, если человек без сознания. К тому же, Арахис же умный пес, и, если бы учителю стало плохо, он бы начал лаять без остановки. А когда я пришла, лая не было. Как ни странно, но эти доводы меня успокоили. В конце концов, математик мог просто выйти в магазин, или еще куда. Чего панику разводить? Он же все-таки разрешил мне приехать, значит, он знает о моем визите и скоро придет. Я уселась на стульчик, стоявший в коридоре рядом со столиком, на котором стояла переполненная окурками пепельница, и стала ждать. Он не пришел даже через сорок минут. И да, я все это время ждала его около его двери, сидя на стульчике. Во мне начала закипать злость. Он на мой вопрос о том, можно ли мне приехать ответил положительно, а теперь куда-то ушел, а я тут сижу и жду. Что это за херня вообще? Это как понимать? Я стала рассерженно мерить коридор шагами, проклиная Лебедева всеми матерными словами, которые только знала. Я подождала еще десять минут в надежде его прихода, но чуда не случилось. Нет, ну охренеть он пида… гог, педагог, да. Мое терпение лопнуло, и я приняла решение ехать обратно домой. Насрать на мое грустное настроение и насрать на эту тупую математичку по имени Дима. Гневно схватив рюкзак, я чуть не опрокинула столик, рядом с которым он стоял. Плюнув на это, я зашагала к лифтам. Около лифтов послышался какой-то мужской голос. Я понадеялась, что это был Дима, но голос ему не принадлежал. Мужчина что-то причитал, но я даже не вслушивалась, а просто продолжала идти. Я подошла к фойе с лифтами, но тут из-за угла кто-то вышел, и я чуть было в него не врезалась. — Ой, девушка, простите, — послышался голос того самого мужчины. Я отскочила, из-за чего удалось избежать столкновение, и подняла глаза. То, что я увидела, шокировало меня. Передо мной стояли двое: какой-то неизвестный мужчина и мой учитель. Причем Дима был явно пьян, и почти нельзя сказать, что он стоял, скорее висел на одном плече у другого мужчины. Голова его была опущена. Тот другой по виду был ровесником математика, и он, закинув руку моего учителя себе на шею, спасал последнего от падения на пол. Я охреневшим взглядом осматривала эту картину. — Лебедев? — послышался мой возмущенный голос. Математик поднял голову, и его мутный взгляд встретился с моим. Так вот в чем причина его опоздания — он бухал! Злость забушевала во мне с новой силой. — Лебедев, ты совсем охренел?! Я тут к тебе в гости приехала, а ты бухать ушел! — Аня, я… — начал было учитель, но тут его перебил другой. — А вы, собственно, кто? — я обратила свой взор на него. В его глазах была чистая заинтересованность в раскрытии моей личности. — Я Анна Казначеева, его… — тут я запнулась, но потом решила не тянуть быка за яйца, — девушка. Наступила пауза. И я уже ожидала, что мужчина мне не поверит, но тут он закинул голову и заливисто засмеялся. Я недоуменно посмотрела на него, а потом перевела взгляд на математика. Он уже более-менее встал ровно, но все равно держался за своего товарища, который продолжал угорать. — И ведь действительно школьница, — смеясь, сказал мужчина, а потом обратился к математику. — Дим, я думал, ты прикалываешься, а ты действительно в педофилы подался. Математик испепеляющим взглядом посмотрел на своего друга, но ничего не сказал. Зато сказала я. — Прошу прощения?! — разозлилась я, сложив руки на груди. Это он сейчас мне предъявил или что? — Ой, нет, прошу не обижайся, — продолжая смеяться, сказал парень. — Это просто шутка. Он наконец перестал смеяться и протянул мне свободную руку, другой продолжая поддерживать забухавшего короля логарифмических выражений. — Константин, можно Костя. Лучший друг и коллега этого алкаша, — он кивнул на Диму. — Аня, я… — я пожала руку, собираясь, продолжить, но Костя меня перебил. — Его ученица, я знаю, — он улыбнулся. — И девушка, Дима про тебя рассказывал. Рассказывал? Про меня? Своему лучшему другу? Вау! Мне это действительно польстило, и злость как-то сама начала сходить на нет. — А что произошло? Почему он такой… нетрезвый? Костя вздохнул и взглянул на Диму, который до сих пор молчал — А это он тебе уже сам расскажет. Аня, я могу на тебя этого дурака оставить, а то мне так-то домой надо? — Да, конечно! — встрепенулась я и, подскочив к учителю, перекинула его руку через плечо, чтобы он не дай Бог не упал. Хотя сделать это было сложно, потому что разница в росте у нас с Димой была сантиметров двадцать, да и тем более это был здоровый взрослый крепкий мужик, и весил он немало. Как только Костя почувствовал, что стало легче, сразу же облегченно вздохнул. Мы довели математика до двери. Шел он, спотыкаясь, но хоть не падал, и на этом спасибо. Около двери учитель достал ключ из кармана, и я, выхватив ключ у него из рук, быстро открыла дверь. Мы завели Диму в коридор, из гостиной сразу же выскочил Арахис и принялся радостно прыгать вокруг. — Привет, Арахис, — синхронно сказали мы трое. Совместными усилиями мы с Костей помогли математику усесться на пуфик в коридоре. Учителю стало уже лучше, но координировать движения ему все равно было непросто. — Что ж, я думаю, я дальше справлюсь, спасибо большое за помощь Диме, — обратилась я к Косте. — Тебе спасибо, я тогда домой поеду, — улыбнулся мужчина. — До свидания, Аня. Пока, Дима. Мы попрощались, учителю уже стало лучше, потому что он даже смог внятно ответить. После этого Костя скрылся за дверью, а я помогла математику встать и повела его на кухню. Арахис засеменил за нами. — Где ж ты так надраться-то успел? — раздраженно спросила я. — И какого хера ты вообще где-то пил, пока я тебя тут, как Хатико, ждала?! Я взглянула на учителя. Вид у него был очень виноватый, и это немного сбавило мою раздраженность. Но только немного. Посадив Диму на стул, я уже и не ждала, что он ответит. Но он ответил, и вполне внятно, что означало, что опьянение проходит. Но язык у него все равно заплетался. — Прости, Аня, прости меня, пожалуйста. Я разрешил тебе приехать, а потом не заметил, как напился. Прости меня. Он так искренне извинялся и так виновато выглядел, что я вообще уже перестала злиться. Но видимость раздражения все же оставила, чтоб он не расслаблялся. — Пф, забыл он… А по какому поводу вообще набухаться решил? — Да дело это гребанное о пропаже детей… — ой-ей, пахнет жареным. — Никаких успехов, ну меня на работе и отчитали за это. Просто, как маленького ребенка отругали. Я и решил после в бар с коллегами сходить развеяться. — Развеялся? — раздраженно спросила я, но в ответ было лишь молчание. — Эх, ладно, раненный, как у тебя самочувствие? Лечить тебя сейчас будем! — Голова кружится, тошнит… — Ясно все с тобой, алкашня, — усмехнулась я и принялась открывать все шкафы на кухне. Математик промолчал. В одном из шкафов я нашла аптечку, в которой был тюбик Энтеросгеля. Набрав столовую ложку, я вместе с водой протянула ее учителю. — На, запей. В душ сможешь сам сходить? — Смогу, мне уже лучше, спасибо. — Иди, если что, зови. Я тебе пока кровать расстелю. Дима, немного шатаясь встал, и я его придержала, чтобы он не грохнулся на пол. Он, покачиваясь, побрел в сторону ванной комнаты. Он зашел внутрь, и я немного насторожилась. Послышался звук включенного душа, и я облегченно выдохнула. Арахис все крутился возле меня с хитрой мордой, явно выпрашивая еду, так что я наполнила ему миску, как он того и хотел, и пошла в комнату Димы. Я сюда заходила только один раз, когда мы жили вместе и он попросил меня что-то принести, но потом я здесь не бывала. Старалась не нарушать личное пространство. Так что сейчас мне было очень непривычно находиться здесь, да еще и расстилать ему кровать. Сняв покрывало, я кинула его на стул рядом. Тут из ванны послышался какой-то грохот и приглушенный мат. Черт! Я мигом метнулась к двери в ванную комнату и, не задумываясь распахнула ее. Душ уже был выключен, на полу валялся стаканчик и пара зубных щеток, видимо, это было источником грохота, а посередине комнаты, застыв, стоял Дима только в полотенце, обернутом вокруг его бедер, и смотрел удивленно на меня. Мать моя родила меня в девятнадцать! Бля! Я резко отвернулась и пропищала: «Прости!», после чего захлопнула дверь. Ну молодец, Аня, вломилась к нему в ванную комнату. О личном пространстве в спальне ты думаешь, а в ванной — нет. Логично — математично. Дверь из ванной открылась, и оттуда вышел Дима все в том же полотенце. Он совсем спокойно направился в свою комнату, слегка мне улыбнувшись. А я просто стояла в ступоре и, как дура, пялилась на капельки, капающие с его волос на тело. — Как ты? — наконец спросила я, выйдя из оцепенения, когда он был уже рядом со мной. — Мне уже лучше, спасибо тебе, — улыбнулся он, речь его все еще звучала немного ватно. — Ванна свободна, можешь идти. — Угу, — только и смогла ответить я, после чего учитель скрылся в своей комнате, а я пошла в душ. Я слышала, что пьяных не стоит надолго оставлять одних, поэтому приняла душ так быстро, что мне любой солдат бы позавидовал. Я помыла волосы и тело всего за пять минут, мне кажется, это рекорд. Вытеревшись наспех полотенцем, просушив немного волосы и напялив на себя свою пижаму, состоявшую уже из моей любимой учительской черной футболки и шорт с Микки Маусом, я вышла из ванной. В квартире свет был уже выключен, и я пошла в комнату Димы проведать его. Он тихо лежал на кровати под одеялом, и я решила, что он уже спит. Тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить его, я подошла к кровати, чтобы поправить одеяло. Но тут мужчина схватил меня за руку и потянул на себя. Тихо вскрикнув, я повалилась прямо на него. Он накрыл нас одеялом и, обхватив меня обеими руками прижал к себе, уткнувшись мне в шею лицом. Это меня невероятно смутило, но тут я поняла кое-что еще. Святые чебупели! Он спит в одних трусах, и я прямо сейчас прижата прямо к его телу. Я слегка задохнулась от этого. Да чего уж греха таить, я вообще забыла, как дышать. — Дим, я думала ты спишь. Я пойду, наверное, в гостиную, там спать буду, — выровняв голос, сказала я, слегка задыхаясь. — Ты никуда не пойдешь, — усмехнулся он мне прямо в ухо, слегка куснув за него, и обнял еще сильнее. Он был таким теплым, и меня так смущала эта ситуация, что голова моя начала слегка кружиться. Господи, да Дима же до сих пор пьян, а до этого отрезвевшим притворялся. Ему нужно было в актеры идти! Я положила ему руку на затылок и стала пропускать его волосы сквозь свои пальцы. Он резко вздохнул. — Боже, Аня, как я тебя люблю! — после этих слов он сильнее зарылся мне носом в шею, а я же совсем забыла, как дышать. Так, Аня, вдох-выдох, вдох-выдох… и мы опять играем в любимых. Так, это уже что-то не то. Вот и ответ на мой вопрос. Ведь, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. На сердце стало очень тепло, и я, обняв его в ответ, прошептала: — И я тебя тоже!