Непростая математика

Меня разбудили солнечные лучи, пробивающиеся через занавески. Было очень тепло и уютно, казалось, что так сладко, как сегодня, я ещё не спала. Впервые за всю неделю мой сон был крепким, а не тревожным, и я наконец чувствовала себя выспавшейся. Когда я открыла глаза, то первым делом попыталась понять, где я. В голове мигом появилось осознание того, что я в комнате своего учителя. И точно с такой же скоростью я поняла, что прямо сейчас я лежу в кровати совсем не одна. Сон как рукой сняло. Моя голова прямо сейчас покоилась на груди у Димы, а рука лежала прямо у него на животе. Прямо на его крепком торсе. И я могла ладонью почувствовать всю рельефность его мышц. Божечки-кошечки, держите меня семеро. Мне хотелось и плакать, и смеяться от смешанных чувств, бушующих внутри меня. С одной стороны я была совершенно не против такого пробуждения, с другой я готова была вспыхнуть, как факел. И тут я поняла, что рукой Дима обхватил меня за талию и его ладонь лежит на моем бедре. Он пошевелился, и его ладонь немного съехала, оказавшись прямо над резинкой моих пижамных шорт. Черт, я совсем забыла, как дышать. Да и как вообще можно думать о каком-то там дыхании, жизненно необходимом человеку, в такой ситуации? Я пыталась немного утихомирить свое сердце, которое устроило в моей груди скачки с блэкджеком и лошадьми. Я не знаю, осознавал ли в своем сне математик то, что сейчас происходит, но у меня тут разворачивалась драма в трёх актах. Я попыталась встать, но рука математика напряглась, прижимая меня обратно к нему. Тут он обхватил меня и перетащил на себя. Ах он гад! Да он же не спит! Через пару мгновений я уже лежала на нем, прижатая щекой к его груди, пока он крепко-крепко обнимал меня. Все, мое сердечко утыгыдыкало далеко и надолго. Учитель уткнулся лицом мне в волосы. — Доброе утро! — услышала я его слегка хрипловатый из-за сна голос. — А, да! Доброе утро, — пискнула я в ответ. Но тут я вспомнила, что он вчера много выпил, и у него должно быть похмелье. — Как ты себя чувствуешь? — Голова болит, и пить очень хочется… — Сейчас я принесу воды и таблетку от головы! Надеясь, что это спасет меня от неловкой ситуации, я попыталась слезть с математика, но он до сих пор держал меня, так что все, что у меня получилось — это просто сесть на нем. У меня ушло секунд пять, чтобы понять, что приличной нашу позу назвать нельзя было. Мои щеки вспыхнули, аки наливные яблочки. Отлично, Аня! Только ты могла сделать эту ситуацию ещё более неловкой. Я предприняла ещё одну попытку слезть. Учитель тихо простонал и закинул голову, что вызвало у меня немало вопросов. Неужели ему настолько нехорошо? Из него вырвался низкий гортанный звук. — Аня… — прохрипел математик. — Не ерзай! Я сначала не поняла, к чему вообще была эта фраза, но тут я почувствовала… Твою ж мать! Теперь я поняла абсолютно все. Покраснев, как Сеньор Помидор, я наконец вскочила с него. — Черт! — вырвалось у меня и я кинулась на кухню за водой и таблетками, и просто чтобы убежать от неловкости. Как только я выскочила за дверь его комнаты, я услышала его заливистый и громкий смех. Давай, давай, смейся, пока можешь. Ух, черт! Вот тебе и доброе утро.

***

Весь день я выхаживала похмельного учителя, попутно пытаясь забыть утреннюю ситуацию. Но каждый раз, когда мы встречались глазами, я вспоминала сегодняшнее утро, и мое лицо пылало, как пожар. Я понятия не имела, как на это реагировать. Конечно, никто не отрицал биологию и все такое, но для меня это все же было в новинку. К вечеру Диме уже стало лучше. Он по крайней мере порозовел и перестал походить на зомбака из Walking Dead. Но, хочу заметить, что из всех зомби он был бы самым красивым. Также он наконец перестал шататься каждый раз, когда вставал со стула. Об утренней ситуации мы не говорили, и она как-то сама благополучно забылась. Так что неловкость ушла, и я снова вернулась к своему обычному состоянию — неадекватности. Периодически проскакивали мысли о Насте, и появлялось волнение. Спустя какое-то время я находила причину, чтобы успокоиться, но вскоре снова появлялась тревога. И так весь день. Меня перебрасывало из одного настроения в другое просто за секунду. Такие перепады настроения действительно утомляли и изматывали. Было чувство, что у меня какое-то помешательство или шизофреническое расстройство. К вечеру Диме окончательно стало лучше. И я была этому безмерно рада, потому что я выхаживала его потом и кровью, просто как самый настоящий доктор Айболит. И если бы он до сих пор чувствовал себя плохо, то это было бы просто несправедливо. По крайней мере к моему труду. К вечеру математик уже не грозился помереть от обезвоживания и от головной боли. А Арахис был весь день негулянный, что резко повышало шансы того, что где-нибудь на коврике в коридоре он заложит мину и устроит нам газовую атаку. Чтобы этого избежать, было принято решение пойти в близлежащий парк. — Ты серьезно хочешь после вчерашнего ещё и гулять идти? — недоумевала я. — Ну, да. Во-первых, Арахиса надо выгулять, а то он скоро взвоет. Во-вторых, я и сам пойду проветрюсь. — Может лучше я сама его свожу? — А может, пошли вместе? И с Арахисом погуляешь, и за мной присмотришь? — лукаво улыбался учитель. Вот же хитрожопый! Мало того, что сам дома не останется, так и предложение мне такое сделал, что выглядит, как компромисс, а на деле полное наебалово. Но, я должна сказать, предложение было заманчивым. Можно вместе погулять по парку, а то у нас даже ни разу не было милых свиданок. В конце концов я согласилась. Диме с такими навыками находить компромиссы, которые только ему на руку, в политики идти нужно было, а не в учителя математики. Хотя в полиции, думаю, навык этот ему очень нужен, чтобы всяким преступникам зубы заговаривать. Кстати, насчёт полиции. Я надеюсь, что за связь со школьницей ему ничего не будет. Хоть я и достигла возраста согласия, но как показывает практика, это никого не спасает. Боже, а если узнает моя мама, как она отреагирует? А если она и папе расскажет? Уже стоя в коридоре, математик окликнул меня, прерывая мою внутреннюю тираду. Я быстро накинула джинсовку, влезла в кроссовки и выскочила из квартиры. Как оказалось, этот лесопарк был практически рядом с домом. Буквально в двух шагах, так что уже через пять минут Арахис, счастливый, носился по лесным тропинкам, радуясь, что с него сняли намордник и поводок. Мы решили погулять около получаса, потому что уже темнело, и ходить по лесу, даже по лесопарку, в темноте не самая лучшая идея. Мы с Димой шли в молчании. Каждый думал о своем. У меня в голове мелькали мысли о пропавшей Насте, за которую я осень волновалась, о лете, которое должно наступить через две недели, о том, что через неделю я уже официально буду в одиннадцатом классе, о том, что будет со мной и с Димой, о выгуле собак без намордника… — Дим, а разве можно Арахиса без намордника и поводка выгуливать? — прервав тишину, неожиданно спросила я. — На собаку надо надевать намордник в местах большого скопления людей. А тут теоретически лес, так что, я думаю, можно, — слегка помедлив, задумчиво ответил он. Я задумчиво улыбнулась. Мы сошли с дороги, освещенной фонарями, на тропинку, ведущую куда-то в лес. Из-за того, что лето было уже на подходе, до сих пор было светло, хотя солнце уже скрылось за горизонтом. — Одни теории и мысли… Краем глаза я заметила, что Дима слегка усмехнулся вместе со мной. — Кстати о птичках, надумала, куда поступать? О, Боже, нельзя же бить в самое больное. Выбор вуза — это самое настоящее мучение. Потому что я вообще не знаю, чем хочу в жизни заниматься, а меня уже заставляют идти и учиться для того, чтобы потом всю жизнь работать. Это как выкинуть маленького птенчика из гнездышка с криками «Лети, сука!». Но кое-что у меня все же было на примете. Я очень любила звёзды, да и вообще сам космос в целом. Так что и профессию собиралась выбрать, связанную с этим. — Не знаю, куда я пойду учиться. Но хочу, чтобы это было связано с космосом и звёздами. Астрофизика какая-нибудь, или космические исследования, — сказала я после достаточно длительного времени размышлений. — Ничего себе, — протянул Дима. — Я не знал, что тебе это интересно. Думал, ты в экономику какую-нибудь пойдешь. От упоминания экономики меня аж передёрнуло. Вот что-что, а вся эта муть со своими невидимыми руками рынка, спросами и предложениями и прочей белибердой мне совсем не нравилась. Как и всякие обществознание с историей. Мне гораздо интереснее было изучать точные науки. — Я об этом и не рассказывала, — усмехнулась я. — Раньше хотела в космонавты пойти, но здоровье у меня слабенькое. А экономика это мой страшный сон! — Значит, звёзды любишь? — Да, особенно люблю созвездия всякие рассматривать. В городе, правда, их особо не рассмотреть, зато на даче в безлунную ночь все небо в звёздах. О, у меня даже в детстве на потолке были маленькие звёздочки, которые в темноте светились. Во мне проснулось воодушевление, как и во всякий раз, когда я говорила о космосе. Вся эта тема мне нравилась ещё с детства, когда папа купил мне огромную энциклопедию о мире. Космос там был самой первой главой. Посмотрев на учителя, я поняла, что он весело улыбается. — Ты чего смеёшься? — удивилась я. — Я не смеюсь. Просто ты так воодушевленно говорила о звёздах. Это здорово! — Ну, а ты? — Что я? — Что тебе нравится, кроме математики? Я решила переменить тему, а то мы все обо мне, да обо мне. Да и как оказалось, мы с Димой вообще мало что знаем друг о друге. Я, например, вообще ничего не знаю про него, кроме того, что он работает в полиции, хотя не особо этого хочет, и что ему больше нравится математика. Да я о друге его лучшем только вчера узнала. Ни его семьи, ни его друзей, ни увлечений я не знаю. — Ну… — протянул математик. — Я… — Так, так, так, кто это у нас тут? — послышался позади нас низкий, незнакомый мужской голос. — Лебедев под ручку с малолеткой. Сколько лет, сколько зим? Мы с Димой резко обернулись. На дорожке перед нами стояли трое совершенно незнакомых мне мужчин. Видимо, с нами заговорил тот, который из всей этой троицы стоял по середине. Выглядели они так, будто только что с зоны вышли. Хотя кто их знает, может, так и было. На вид им было лет под сорок. Мужчина, стоявший посередине, выглядел самым крепким, как и второй, слева от него. Третий же выглядел, наоборот, очень хилым, и в эту компанию особо не вписывался. Я взглянула на Диму, в надежде, что он прояснит эту ситуацию, потому что он явно был знаком с этими джентльменами удачи. Но его вид не выражал никакой радости, из-за встречи с ними. Все в его лице и позе выдавало сильное напряжение. — Что? Даже не поздороваешься со старыми друзьями? — продолжил тот по середине. — Мы не друзья, — процедил сквозь зубы учитель. Так, эта ситуация мне теперь вообще не нравится. Хороший же выбрали эти мужчины момент, чтоб с «другом» поболтать. Вечером, на неосвещенной дорожке. И Арахис где-то пропал. — Тц, тц, тц, — закачала головой мужчина. — Быстро же ты нас забыл. Тут его взгляд переметнулся на меня. Он прошёлся по мне глазами, из-за чего меня бросило в холодную дрожь. Подсознание орало мне, что надо улепетывать, но я была с Димой и чувствовала, что он ситуацию вырулить сможет. — Как вас зовут, юная леди? — усмехнулся мужчина, глядя прямо мне в глаза. — Не говори с ней! — рявкнул на него математик, вставая чуть передо мной и закрывая от мужчин. — От чего ж не говорить? Я новые знакомства завожу, раз ты отказываешься нашим другом быть, — он слегка рассмеялся, зато двое позади него загоготали в голос. — Ответь же на вопрос. — Анна, — ответила я, и, слава богу, мой голос прозвучал ровно. — Анна, — медленно и по буквам произнес мужчина, будто смакуя. — Хорошее имя. «Благосклонная» с иврита. Может быть ты будешь к нам более благосклонна в разговоре, чем наш друг? Последнюю фразу фразу он сказал с нажимом, глядя на Диму. Учитель напрягся ещё больше. — Что тебе надо? — сказал он ледяным голосом. — Ах, да! — встрепенулся его собеседник. — Мы тут слышали ты на полицию работаешь. Хорошо устроился! Но тут все наигранное дружелюбие сошло с лица мужчины, и он оскалился, показывая всю свою злость и становясь действительно страшным. — Ты думаешь, что можешь так просто взять и переметнуться, подставив нас, сукин сын?! — прорычал мужчина. — А потом продолжать доставлять нам проблемы?! Мужчина уже просто орал, в глазах явно отражалось бешенство. Твою ж мать! Да он ненормальный! Я ничего не понимаю! Вообще ничего! Что за херня сейчас происходит?! Тут он быстро завел руку за спину, вытащил пистолет и направил его прямо в нас. Черт, черт, черт! Все совсем плохо. Ужас и паника накрыли меня с головой. Я в страхе посмотрела на Диму. Его взгляд не выражал ничего. Тут я услышала его шёпот. — Беги, когда я подам знак, и никаких возражений, — сказал он, не отворачиваясь от мужчин. — Но… — начала было я. — Никаких возражений! — прорычал тихо он. — Поняла, — ответила я, проглотив ком в горле. — Ну что? Последнее слово, или обойдетесь? — взревел мужчина. Тут я услышала шорох в кустах рядом, и мне показалось, что я увидела золотую шерсть. Учитель тихонечко свистнул. И началась настоящая вакханалия. Из соседних кустов пулей вылетел Арахис, рыча, как какая-то адская собака Баскервилей, и вцепился в державшую пистолет руку мужчины. Мужчина взревел от боли, и послышались выстрелы из пистолета. — Аня, беги! — прикрикнул на меня учитель, но увидев, что я всё ещё стою на месте, он даже толкнул меня. — Сейчас! После этого он метнулся ко второму мужику и ударил его прямо в челюсть, как Джеки Чан какой-то. Выпав обратно из ступора в реальный мир, я развернулась и побежала. Меня разрывали эмоции. Я не хотела бросать его одного там, где трое мужчин, и один из них точно с пистолетом. Но с другой стороны я была бы ему сильной обузой, потому что я уж точно не Джеки Чан со своими слабенькими ручками. Я убегала, и звуки борьбы становились все тише, так что я решила наконец остановиться, чтобы отдышаться, а то мои лёгкие уже сильно горели от бега. Сделав последние два шага, я остановилась и упёрлась руками в коленки. Дышать было очень тяжело. Было ощущение, что я вдыхаю и выдыхаю раскалённую магму. Я обернулась, чтобы посмотреть, что там происходит, но не успела. Что-то резко влетело в меня, сбивая с ног, и я упала на холодную землю, больно ударившись головой. Перед глазами все вертелось, но кое-как сосредоточив взгляд, я поняла, что меня сбил тот самый худощавый из всей компании. Офигеть! Дрыщ-дрыщом, а бегает и бьет, как качок-легкоатлет. В голове в панике билась только одна мысль: нужно встать. Но этого сделать у меня не получилось. Худощавый сел на меня, прижав меня к земле так, чтобы я не могла шевелиться, и сомкнул свои ледяные руки на моей шее. Вмиг ко мне пришло осознание того, что происходит, но было уже поздно. Он с силой, казалось бы, несвойственной ему, сжал мою шею. В глазах сразу потемнело. По шее разлилась сильная боль, а горло начало гореть с новой силой. Новая волна ужаса затопила меня с головой. Я пыталась вырваться, но у меня ничего не выходило, потому что мужчина всем телом придавил меня к земле и, из-за потери воздуха и сильной отдышки, я слабела с каждой секундой. В панике я пыталась позвать Диму, но не могла даже вдохнуть, чтобы хоть что-то сказать. По моим щекам потекли слезы ужаса и боли. По лёгким растекался огонь, их просто разрывало от недостатка воздуха. Видимо, это конец. А я так мало времени проводила с мамой. Ее это просто убьет. А как же Василиса, она потеряет и второго своего друга? А Дима, что будет с ним? Я вдруг подумала о Насте. А вдруг ее так же как и меня задушили? Она себя чувствовала так же? Сознание начало покидать меня, и боль стала потихоньку притупляться. И я даже не знала, радоваться этому, или нет. Тут в своем затуманенном сознании я услышала глухой звук удара и чей-то крик. Вмиг я ощутила невероятную лёгкость и почувствовала, что мою шею больше ничего не сжимает. Первый глоток воздуха был очень обжигающим, но в то же время безумно сладким и вкусным. Воздух вообще может быть вкусным? Из-за этого я закашлялась. Тут меня обняли чьи-то крепкие руки, и я услышала над ухом знакомый, такой родной, но омраченный паникой голос. — Боже, Аня, как ты?! — Нормально, — прохрипела я, и это слово опалило мне горло, заставив меня вновь кашлять. Зрение восстановилось, и я увидела, что худощавый лежит, скрючившись, недалеко от меня на земле, рядом со мной сидит Дима и в нашу сторону несётся Арахис. Услышав мой голос, учитель резко встал. Я заглянула в его глаза и ужаснулась. Они были невероятно холодные, будто стеклянные и неживые, будто принадлежали совсем другому человеку. И ничего хорошего этот его взгляд не сулил. — Дим? — прохрипела я. Он медленно подошел к лежавшему на земле мужчине. — Что? Нравится тебе беззащитных, маленьких девочек избивать? — голос его звучал абсолютно безэмоционально, и это ужаснуло меня ещё сильнее. После этих слов учитель со всей силы ударил мужчину ногой под дых. Я вздрогнула от неожиданности, а худощавый захрипел и зашелся в кашле. Но математик не останавливался, он наступил мужчине на кисть руки. — Вот этими руками ты душишь маленьких девочек? Не против, если я их переломаю? Раздался громкий хруст ломающейся кости, и душераздирающий крик лежащего на земле мужчины. Боже, неужели это мой Дима?! Неужели это правда он?! — Дима, не надо, — прохрипела я в ужасе. Но он меня не услышал. Учитель опять ударил мужчину ногой в живот, а затем ещё раз и ещё раз. Все с тем же стеклянным взглядом и выражением лица, лишенном эмоций. Мужчина орал от боли, а я просто в ступоре и ужасе сидела на холодной земле, глядя на эту сюрреалистичную картину. Краешком сознания я понимала, что этот человек только что пытался убить меня, и часть меня хотела, чтобы он страдал. Но это было слишком жестоко. Дима ударил мужчину ногой в лицо, и послышался хруст сломанного носа. Мужчина заскулил и затих. Это была страшная картина. В ночи где-то в лесу человек, лежащий на земле в луже собственной крови и стонущий от боли, и Дима с непроницаемым лицом, который приготовился нанести ещё один удар ногой. — Дима! — закричала я. — Хватит! Перестань! Вдруг его ледяной взгляд пропал, и на его место вернулся живой и теплый. Учитель посмотрел на лежащего на земле, а потом развернулся ко мне. Он преодолел расстояние между нами в два шага и, подхватив меня на руки, как пушинку, подозвал Арахиса. Я уткнулась ему лицом в грудь и всхлипнула. — Тише-тише, — прошептал мне нежно учитель. — Мы идем домой.