Непростая математика

В моей голове была каша. Не знаю из мозгов ли, из всех произошедших событий или из топора, но она была. Мысли никак не могли сфокусироваться на чем-то одном. Тело было ватное и ослабленное. Горло очень сильно саднило и горело, будто я выпила стакан раскаленного железа. Я чувствовала себя маленькой тряпичной куколкой в руках Димы. Такой безвольной, тупенькой, потрёпанной куколкой, у которых обычно кроме глаз ничего нет. Не будь я в таком состоянии я бы стала требовать, чтобы меня поставили обратно на землю, но сейчас мне было абсолютно все равно. Должна признать, что в Диме кипит настоящая богатырская силушка. Мало того, что он подрался, а как мы знаем, нормальные люди при этом теряют огромное количество энергии и сильно устают, так ещё и несёт меня до дома. Я свой рюкзак иногда поднять не могу, а учитель меня вообще на руках таскает. В который раз я убедилась, что мой математик — Терминатор. Пока мы шли, Арахис, как самый настоящий защитник, крутился вокруг нас. Вот же оптимистичное создание. Пару минут назад с горящими глазами напрыгнул на человека, а теперь радостно бегает и машет пушистым золотым хвостом из стороны в сторону. Дима слегка оступился, и во мне резко проснулась совесть. Так-то он не Терминатор, и у него тоже есть свой предел. Математик в этой ситуации тоже пострадавший, а я у него на ручках катаюсь, как маленькая. — Дим, отпусти меня, пожалуйста, я могу сама идти, — прохрипела я. — Ань, не геройствуй, тебя только что чуть не убили, — ответил он до безумия уставшим голосом. — Это ты тут не геройствуй, тебе тоже досталось! — возмущённо хрипнула я и заворочалась, чтобы он меня отпустил. Хоть навыки счета у математика и хорошие, но в данной ситуации ему это не помогло рассчитать точку равновесия, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как отпустить меня, иначе мы бы оба грохнулись, так как силу притяжения никто не отменял. И плевать, что это физика. — Вот видишь, ничего страшного. Стою. Сама. Ровно на ногах. Дима не то фыркнул, не то усмехнулся — я не поняла. Но дальше мы шли уже рядом в полном молчании. И было слышно только топающие по каменной дорожке лапки Арахиса.

***

Только мы зашли в учительскую квартиру, как математик с Арахисом сразу же отправились на кухню. Потому что лабрадор-обжора требовал, чтобы его покормили. Что ж, сегодня он заслужил тройную порцию. Я же поплелась в ванную, чтобы смыть с себя грязь и плохие воспоминания сегодняшнего дня. Взглянув на себя в зеркало, я усмехнулась. Выгляжу, как ёжик в тумане, с листочками и травинками, запутавшимися в моих кудрявых волосах. Скинув с себя грязную одежду, которая, казалось, весила тонну. Я встала под обжигающие струи душа. Под горячей водой кожу саднило из-за маленьких ранок, появившихся после падения. Уверена, что когда я выйду из ванной, вся моя кожа будет красной, как варёный рак. Вода была очень горячей, словно из самого ада, прям как я люблю. Так что когда я одернула шторку в душе, всю ванную, казалось, заполнило огромное облако. Я взглянула на запотевшее зеркало, и руки сразу зачесались нарисовать там что-нибудь. Я знаю, что так не стоит делать, так как останется след, но в этом и был смысл моей маленькой шалости. Поэтому я, улыбнувшись в пока двадцать восемь зубов, нарисовала сердечко. После душа я переоделась в чистую пижаму и пошла на кухню. Математик стоял около настенного шкафчика. И когда я подошла к нему, он вытащил оттуда целый ящик с лекарствами и поставил его с громким звуком на стол. — Садись, — тихо, но нежно сказал учитель, слегка кивнув в сторону стула. Я не стала возражать и молча села. Дима взял нужные медикаменты и аккуратно обработал все маленькие порезы. Я поморщилась из-за лёгкой, но от этого не менее противной боли и щипания. — Тише-тише, — мягко и словно баюкая шептал учитель. Мой взгляд упал на его руки. Костяшки были сбиты в кровь. Кровь правда уже стёрлась, но красные болячки никуда не исчезли. Дима, Дима, как всегда, всем помогает, а сам помощи не просит. Хотя может он считает, что это эстетично? Эх, эстетичный мой. — Теперь ты садись, — сказала я, вскакивая со стула. — Зачем? — недоуменно спросил он. — Как зачем? Лечить тебя будем, — ободряюще улыбнулась я. — Ты посмотри на свои руки. Учитель, слава Пифагору, не стал спорить и повиновался. Я взяла ватный диск и стала обильно смачивать его перекисью. Рассевшись на стуле, он взглянул на меня снизу вверх и по-доброму усмехнулся. — Хочешь, чтобы ты была медсестрой, а я твоим пациентом? Я глубоко вздохнула. Боже, ну и шуточки у него. Слегка смутившись, я продолжила шаманить с перекисью водорода, садясь на стул перед ним. Затем я приложила мокрые ватные диски к рукам учителя, и он шумно выдохнул. А я, следуя каким-то глубоко спрятанным во мне материнским инстинктам, стала дуть на больное место. — Терпи… пациент, — сказала я с небольшой хрипотцой и болью в горле и усмехнулась. Молодец, Аня, прогрессируешь! Теперь ты не краснеешь после каждой лёгкой шутки Димы, а можешь даже ответить что-то. Но отставим шутки в сторону. Кто всё-таки эти мужчины, которые докопались к нам поздно вечером в парке, в безлюдном месте? Они называли себя друзьями Димы, хотя на друзей они явно не походили. А эта фраза, брошенная самым главным из них о том, что Дима «переметнулся». Что бы все это не значило, я должна знать правду. — Дим, кто были эти мужчины? Учитель замер, и я почувствовала, как он напрягся. Повисла напряжённая тишина. По комнате проносилось только тиканье настенных часов. Было слышно как смачно зевнул Арахис. Но учитель собрался с мыслями и слегка покачал головой. — Никто, Ань, не бери в голову. Во мне начало просыпаться раздражение. Вот! Он опять увиливает! Опять он мне ничего не рассказывает, несмотря на то, что теперь я тоже часть его жизни. Я быстро подавила растущее во мне негодование, потому что понимала, что это может привести к ссоре, а это мне не нужно было. Так что я, глубоко вздохнув, приняла ещё одну попытку допроса. — Прошу тебя, скажи мне, кто это и что вообще происходит. Может я могу как-то помочь? Да, наивно полагать, что семнадцатилетняя школьница сможет помочь взрослому мужику справиться с проблемами, но все же. Хотя вот боевые ранения я смогла ему обработать. И отложив ватку, я положила руки себе на колени. Дима мягко и ободряюще улыбнулся, но мне показалось, что за этой улыбкой скрывалась боль. И я очень надеялась, что мне просто показалось. — Не волнуйся, ничего не происходит и помощь мне не нужна. Господи, неужели так трудно просто объяснить мне, кто были эти люди?! Я же не прошу мне все секреты полиции и какую-нибудь государственную тайну разбалтывать или признаваться в любви к Сатане! Во мне снова вспыхнула вспышка раздражения, но на этот раз она была сильнее и ярче. Я пострадала сегодня, а он говорит не волнуйся?! Вот это совет! Да как же я сама не догадалась-то? — Дима, — процедила я сквозь зубы. — Меня сегодня душил какой-то странный мужик, а ты говоришь, чтобы я не волновалась? В нас хотел выстрелить очень мутный тип, а ты говоришь, чтобы я не волновалась? Ты избил человека до полусмерти, и хочешь, чтобы я не волновалась?! На последних словах я сорвалась на крик, а точнее на громкий хрип, и весь мой план по спокойному общению без ссор и истерик пошел Арахису под хвост. Во мне бушевала злость вперемешку с обидой. Голова кипела из-за нахлынувших эмоций. Что я такого сделала, чтобы он мне не доверял? Математик явно не ожидал от меня такой ядерной реакции. Так что вначале опешил. И, должна признать, такой его удивленный вид в данный момент принес мне какое-то садистское удовольствие. Он с офигевшими глазами молча смотрел на меня пару секунд. Затем учитель тяжело вздохнул и устало потёр рукой глаза. — Ань, я прошу тебя, не усложняй ситуацию… — Не усложняй ситуацию?! — взвилась я, хрипя, как заядлая курильщица и вскакивая со своего места. — Все уже сложно, не находишь?! Все. Грань была пересечена, и меня уже было не остановить. Плотину прорвало, и слова безостановочно лились из моего рта. — С какого ж хрена ты такой вредный, как сто китайцев? Неужели ты думаешь, что если ты мне расскажешь хоть что-то о себе, то мир рухнет, начнутся стихийные бедствия и планету поглотит черная дыра? — возмущалась я, пока математик с непроницаемым лицом смотрел на меня. — Ты понимаешь, что если ты мне просто расскажешь, как идут дела в расследовании, я не побегу к маньяку, похищающему детей, с этой информацией? Моя подруга пропала! А я просто хочу знать, что с ней. А ещё на меня напали! Напали, понимаешь?! Меня хотели убить! И я бы хотела знать, по какой причине я чуть не откинула сегодня коньки и кто были эти люди! — Ань… — умоляюще сказал он, — ты не понимаешь… — В том-то и дело, что я нихрена не понимаю! Я о тебе ничего не знаю, Дима! Он тяжело вздохнул и начал тихо говорить, хотя лучше бы он кричал. Потому что я уже взорвалась и из-за этого чувствовала себя уязвимой, и сейчас он контролировал ситуацию. — Во-первых, я тебе не рассказываю этого, потому что это опасно для тебя же. Во-вторых, есть вещи, о которых я просто не хочу говорить. И в-третьих, меньше знаешь, крепче спишь, а тебе не нужно знать этих вещей, поверь. Ты лезешь туда, куда тебе совсем не надо, и почему-то не осознаешь этого. Последняя фраза была достаточно обидной. Я не претендую на звание мудрого и взрослого человека, наоборот, я ещё подросток и во многих вещах некомпетентна. Но с другой стороны я уже не маленький несмышлёный ребеночек, который не может понять, о чем говорят взрослые дяди и тети. В голове возникла противная мысль. Быть может, я для него просто временное развлечение, может он не хочет мне ни о чем рассказывать, потому что не считает наши отношения серьезными? Может он просто решил поиграться с маленькой глупенькой девочкой? Мне стало мерзко от таких размышлений, но под давлением ситуации, эти мысли, как сорняки, заполнили мою голову. — А может ты просто не считаешь, что у нас все серьезно? — тянуло блевать от мыслей, что на этот ответ мне могут ответить положительно. Брови математика взметнулись вверх, и взгляд у него стал реально охуевший от такого вопроса. У него даже рот приоткрылся от полного охреневания. И он молчал. А я страстно желала, чтобы он ответил на этот вопрос, который до этого момента просто противным червячком сидел у меня в голове. Наконец учитель ответил. — И как ты пришла к такому выводу? — голос его был ровный, но напряжённый, я бы даже сказала, с лёгким наездом. — Для этого есть много причин, — буркнула я. — Взрослым мужчинам обычно не нравятся малолетки, и ты мне ничего не рассказываешь. Может быть я просто девочка на время, и ты не хочешь посвящать меня в свою жизнь? Может ты со мной просто поиграться решил? Глаза учителя ужесточились, и в них запылало адское пламя ярости. Было видно, что он достиг точки кипения. Он и до этого злился, но теперь его терпение окончательно лопнуло. — Чё за бред? — громко прорычал он. — Чё за херню ты сейчас несёшь? Он говорил с такой яростью и так громко, что я аж вздрогнула и мой пыл поубавился. И я действительно почувствовала себя маленькой девочкой, которую отчитывают. — Поверить не могу! — продолжал возмущаться математик. — С какого хера ты вообще это взяла?! Я похож на такого человека?! Блять, это просто пиздец! Дима начал материться, и это повергло меня в больший шок. Роли переменились. И теперь уже орал он, а охуевала я. — То есть, то, что я помогал тебе решить проблему с отчимом, взял к себе пожить, беспокоился из-за тебя, когда эти мудаки на нас напали, первый тебя поцеловал, ни о чем тебе не говорит?! А то, что я вообще твой учитель и с тобой рискую прослыть растлителем малолеток и лишиться работы, но почему-то не прекращаю общение?! И ты думаешь, все это я бы делал с девушкой, с которой решил «поиграться»?! Это был очень странный момент. Мне было страшно из-за того, что он орал, приятно, потому что он признавал, что я для него важна, и стыдно, потому что своим предположением я его явно обидела. — Да я ради тебя стараюсь принцем на белом коне быть, хотя им уж точно не являюсь. Я стараюсь быть лучше, чтобы тебе приятно со мной было, — выплюнул он. — И ты думаешь, я бы стал делать, если бы ты мне не нравилась и я не был настроен серьезно?! — Но ты мне ничего о себе не рассказываешь. Прячешь от меня важные факты. Какая ж тут серьезность? — попыталась защититься я. — Да ты до сих пор на мир смотришь через розовые очки, веришь в единорогов и принцев. Тот случай в Питере на заводе очень показательный. Для тебя все было лишь детской шалостью, веселым приключением, а для меня это опасная работа. Работа! И все, что я от тебя скрываю, это тоже работа! Опасная! А ты не понимаешь таких вещей. И да, я много раз задумывался над тем, какого хрена мне понравилась малолетка, если тебя это так волнует… — Все! Хватит! Я все поняла! — грубо перебила я его, не желая дослушивать остальную часть. Ауч. Это было обидно. Очень обидно. Он считал меня маленькой и глупенькой дитяткой. Зашибись! В глазах от чисто девчачьей обиды и злости стояли слезы, а в горле встал ком. На кухне вновь воцарилась гнетущая тишина. Мы оба молчали, и только Арахис поскуливал в углу, расстроенный тем, что мы ругаемся. — Я все поняла, — повторила я уже тише, и после этой фразы из моих глаз нескончаемым потоком полились слезы. Нет, я не плачу, это просто слезы. Учитель увидев, что я реву уже в три ручья, ошарашенно вскочил со своего стула и начал подходить ко мне. — Аня… — прошептал он. Я отпрыгнула от него и кинулась в гостиную, чтобы покидать все свои вещи в рюкзак и убраться отсюда поскорее. Мне было так обидно. Черт бы побрал этого Лебедева! Хотя в то же время я понимала, что моя обида абсолютно тупая. Но глупая гордость тихонько шептала мне на ушко, что меня трудно найти, легко потерять, невозможно забыть и я тут вообще королевна. Собрав рюкзак, я выскочила в коридор, где уже стоял не понимающий, что происходит, Дима и любопытный Арахис. — Что ты делаешь? — спросил удивлённо математик, пока я напяливала кроссовки. — Иду домой, — бросила я, шмыгая носом. — Какой домой? Поздно уже! — сказал громче учитель и схватил меня за руку. — Аня! — Отстань! — крикнула я, вырываясь, но хватка его была крепкая. А затем уже спокойнее продолжила, — И ничего не поздно. Нормально все. До свидания, Максим Николаевич. После последней фразы учитель отшатнулся, будто обожженный, и отпустил меня. Ненастоящее имя горечью разлилось на моем языке, но я отбросила подальше это чувство. И, воспользовавшись замешательством математика, я прошмыгнула за дверь. На улице было прохладно и темно. Фонари заливали улицу злобным и угнетающим жёлтым светом. И холодный ветер начал высушивать все слезинки с моих щек и из глаз. Я шла к метро и шептала: «Дура! Дура! Дура!», ведь я действительно была таковой. Да и Дима дурак еще тот! Любовь до гроба, дураки оба, блин. И ведь действительно Дима мне не обязан рассказывать то, что сам не хочет. И я сама действительно веду себя часто, как ребенок. Но, твою ж мать, меня сегодня побили! Я имею права знать хотя бы, за что. — И снова здравствуйте, Анна, — услышала я за спиной знакомый мужской голос. Сначала я подумала, что мне показалось, но затем обернулась, и меня захлестнул ужас. Передо мной стоял тот самый главный из тройки мужиков, которые докопались к нам сегодня. А рядом с ним стояли ещё двое, но уже других мужчин. Те, которые были до них, явно были недееспособны. Это была явно плохая идея — идти домой сейчас. — Не будешь ли так благосклонна, — мужчина сделал нажим на это слово с ухмылкой, — пообщаться с нами? Времени раздумывать не было. Покрепче ухватившись за лямки рюкзака, я побежала со всех ног. Хороший момент они выбрали. Ведь именно сейчас я находилась на пустой длинной и неосвещенной дорожке. Я неслась, куда глаза глядят, а в голове в истерике бились остатки здравого рассудка. Мои ноги стучали по дорожке. Я бежала, не оборачиваясь. Тут меня резко схватили за волосы и потащили назад. Из глаз брызнули слезы, а из горла вырвался крик боли. Затем сильный удар по голове. Да такой, что у меня посыпались искры из глаз. А затем тьма.