Непростая математика

Я сидела в углу своей мрачной и холодной тюрьмы, судорожно стараясь придумать хоть что-то. С момента драки с охранником прошло уже, наверное, часов шесть. Точно понятно не было. Я даже не знала, сколько сейчас времени. Щека опухла. В голову лезли разные мысли, но не было ни одной стоящей и действенной. Меня трясло и знобило, а глаза сосредоточенно вперились в одну точку. Тут что-то резко кольнуло в руке. Моргнув пару раз, я опустила взгляд. Все ногти были искусаны до крови, и по одному пальцу даже стекала маленькая красная капелька, оставляя после себя такой же след. Слизнув кровь и почувствовав металлический привкус, я снова выпала из реальности в свои раздумья. Я пыталась проанализировать всю ситуацию и придумать план побега, но моей логики не хватало, чтобы понять, как обезвредить людей, не имея при себе оружия. Зябко поежившись, я снова вернулась в наш бренный мир. Чувствовала я себя максимально дерьмово. Мне было очень холодно, глаза слезились, голова гудела, горло и щеку саднило. Я подняла дрожащую руку и потрогала свой лоб. Горячий. Плохо. Очень плохо. Даже нет, не так. Это просто катастрофа. Это та самая ситуация, в которой я бы не пожелала оказаться даже врагу. Я старалась кое-как держать себя в руках, потому что я взяла на себя ответственность за Олю, и пока что у меня это получалось. Но я чувствовала, как в потаённом уголке моей головы засело чувство полной безнадежности, которое было готово полностью и без остатка заполнить мое ослабевшее тело. Пальцы снова заболели, и я, осознав, что продолжаю грызть остатки своих ногтей, одернула руку и устало вытерла кровь о свои джинсы. Меня сотрясло одинокое рыдание, но после него плакать не захотелось. В коридоре послышались какие-то шаги и голоса, и я сразу же навострила ушки, потому что мало ли какая информация может проскользнуть в разговорах моих тюремщиков. За все время пока я тут сидела, я поняла, что в коридоре прекрасное эхо, и если вести себя как мышка, то можно вполне хорошо слышать, о чем беседуют охранники, сменяющие друг друга. По их разговорам было понятно, что смена караула произошла шесть раз, примерно, через час каждая. Так что в подсчете времени я опиралась именно на это. Охранников было трое, и скоро должна была наступить смена того, с которым я подралась. Голоса были вполне громкими, и они приближались. Причем, голоса эти были мне знакомы. Один принадлежал Виктору, а второй тому самому охраннику. По мне прошлась еще одна волна дрожи. Эти двое вместе, направляющиеся в сторону моей камеры, совсем не к добру. Я напряглась и еще сильнее забилась в свой угол, молясь всем богам на свете, чтобы они прошли мимо. Зажмурившись, я просто сосредоточилась на их разговоре. Они говорили о каком-то фильме, и я немного расслабилась. Но тут голоса зазвучали прямо рядом с моей комнаткой. — Спит что ли? — спросил охранник, и вот тут я поняла, что разговор уже явно идет обо мне. — А тебе не насрать? — спросил Виктор, звякнув ключами. От звука ключей я резко распахнула глаза и увидела, что Виктор открывает дверь в мою камеру. Я быстро вскочила с пола, и чуть не грохнулась обратно от резкого головокружения. Что-то щелкнуло. Камера озарилась на удивление ярким светом, который резал мне глаза. Бабушкина лампочка теперь работала на всю катушку. — Не спит, — пробурчал тюремщик. — Тем же лучше. Добрый вечер, Анна. Я ничего не ответила, а просто продолжала стоять в углу комнаты, быстро моргая и стараясь привыкнуть к свету. Плохое предчувствие и паника росли во мне в геометрической прогрессии. Я старалась выровнять дыхание, но получалось чертовски плохо. — Ты язык проглотила? — снова обратился ко мне Виктор. — А в прочем, не важно. Даже лучше, что ты молчишь. Мы к тебе по делу. Придется поработать немного на камеру. — Мне что? — прошептала я в тихом ужасе. Тут второй мужчина, надев на голову черную балаклаву, быстро подошел ко мне, схватил за руку и грубо дернул. Хрипло взвизгнув, я осела на пол. Коленки заболели от такого неожиданного столкновения с твердой поверхностью. Я тут же попыталась встать, но охранник, сильно схватив меня за плечо, удержал на месте. Я уже хотела было начать вырываться, собрав все оставшиеся силы, но тут он вытащил из кобуры пистолет и приставил его прямо к моему виску. Второй раз в жизни на меня был направлен пистолет, но на этот раз шансы, что им воспользуются были намного выше. Дыхание сперло и почти совсем пропало. Вероятно, в моих глазах плескался дикий ужас, потому что Виктор, смотря на разворачивающуюся перед ним картину, злобно улыбался всей своей гнилой улыбкой. Мои глаза судорожно забегали по комнате. Вот и все. Вот так моя жизнь и закончится. Из глаз полились горячие слезы. — Значит так, Анна, — начал Виктор, улыбаясь еще шире при виде плачущей меня. — Попробуй только рыпнуться, и сама понимаешь, что произойдет. Помнишь наш договор? Пока ты нас слушаешься, мы тебе не причиняем тебе вреда. Просто сиди и молчи. Он достал из кармана своей куртки телефон и навел на нас с охранником, явно собираясь снимать происходящее. В голове было пусто. Я совершенно не понимала, зачем меня держат на волосок от смерти в объективе камеры. Слезы нескончаемым потоком текли по щекам, немного пощипывая поврежденные места, а я даже не могла пошевелиться, чтобы их вытереть. Тут Виктор начал свою речь. — Дорогой наш друг, Дмитрий. Я думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что происходит… Все сразу же стало понятно. Они записывают видео для Димы, показывая, что я у них в заложниках, чтобы тот стал выполнять их условия. Я почти не слушала, что говорит Виктор. Казалось, все мои чувства ушли к виску, к которому был приставлен пистолет. В этом месте неимоверно жгло, в то же время сильно морозило, ну, или мне это все просто казалось. — …если ты не явишься через три дня, мы убьем ее, — услышала я речь Виктора. — Придешь не один, мы убьем ее… Господи, если Дима придет сюда, они же его раздерут, как настоящая свора волков. Их намного больше, он не справится со всеми. А если он приедет с подкреплением, вызовет полицию? Нет, это маловероятно. В конце концов Серые волки не тупые, чтобы называть постороннему человеку адрес своего логова. Следовательно, адрес они назовут ему другой и там же и убьют. Рыдания снова сотрясли мое тело, но под пистолетом я сдерживала дрожь, как только могла. — Дима… — услышала я свое поскуливание, — не надо… — Заткнись! — рявкнул Виктор. Тут второй мужик сильно треснул меня по голове. Голова сильно закружилась, в ушах встал гул. Комнатка завертелась в индийском танце, и тут, почувствовав под щекой холод, я поняла, что лежу на полу. Из моего горла вырвался тихий хриплый стон… — Все, пошли отсюда… — услышала я голос Виктора. — Материал есть, его телефон у нас есть. Благо, он звонил этой девке. … свет в моей камере резко погас, и я провалилась во тьму. * * * Перед глазами крутился калейдоскоп образов. Все вертелось настолько быстро, что меня начало тошнить. Я чувствовала себя так, как, мне кажется, чувствуют себя будущие космонавты, вращаясь в своей центрифуге. С большим трудом мне удалось разлепить опухшие глаза. Не знаю, сколько я времени пролежала так. То ли десять минут, то ли десять часов. Все тело горело, а воздух казался невероятно ледяным. Было ощущение, что я несколько часов дралась с Саб-Зиро из Мортал Комбат. Я чувствовала себя настолько слабой, что хотелось просто уснуть и никогда не просыпаться. Я подползла к стене и, оперевшись на нее, села, запрокинув голову. Черт! Мало того, что вся избитая, убитая, разбитая я, так кажется, что я еще и заболела. И как же мне бежать отсюда в таком состоянии? Хотя сначала мне нужно было разобраться с вопросом, как вообще бежать. Но я чувствовала себя настолько уставшей, что даже не хотела ничего придумывать. Мои мысли вдруг повернули совсем в другое русло. Мама уже, наверное, приехала. Скоро она заметит, что я не возвращаюсь домой. А еще заметит торт несъеденный и точно заподозрит что-то неладное. Эх, торт… У него уже, скорее всего, истек срок годности. Как жалко, это ведь мой любимый торт. Завтра понедельник, надо в школу, а у меня даже домашка не сделана. Тут вопреки сложившейся ситуации я заливисто рассмеялась. Да уж, только я, находясь в заложниках, могу думать о тортах и домашней работе. Мой смех перешел уже в истеричный гогот. Но через секунд пять он резко затих, закончившись глубоким печальным вздохом. Надо же, у меня еще есть силы смеяться. Тут я услышала щелчок в двери и быстро повернула голову в сторону звука. За решеткой стоял охранник, который до этого держал у моего виска пистолет, и копался ключами в замочной скважине. И хоть во мраке помещения нельзя было точно разглядеть черт лица, я поняла, что это он по мату после того, как ключи выпали у него из рук. — Что? Опять будете видео записывать? — устало спросила я. — Ну, если хочешь, можем и записать, — сказал он с какой-то странной усмешкой, из-за которой у меня появилось очень нехорошее предчувствие. Я подняла на него недоуменный взгляд в тот момент, когда он зашел в камеру и захлопнул за собой дверь. Медленными, грозными шагами он стал надвигаться на меня. Я попыталась встать, превозмогая усталость, но тут охранник, приблизившись ко мне очень-очень близко, сел прямо передо мной на корточки. — Сейчас разговор с тобой вести будем. Ты же помнишь, что пока ты ведешь себя хорошо, тебя оставляют в живых? — спросил он с такой мерзкой и противной интонацией, что меня затошнило. — Какой разговор? Я ничего не знаю. Я засуетилась и попыталась встать, но он, положив мне руку на плечо, удержал меня на месте. — Давай по-хорошему общаться, Анечка. Не сопротивляйся и больно не будет. Анечка? Больно не будет? Что он… И тут я почувствовала его ладонь на своей груди. Он стал по-хозяйски лапать меня, удерживая вторую руку все еще на моем плече. Ужас, как цунами, захлестнул меня. Адреналин с невероятной скоростью ударил мне в голову, и я, забыв про боль и усталость, оттолкнула мужчину и отскочила в дальний угол. Тяжело дыша, я думала лишь одно: «Дерьмо». Просто дерьмо, блять. Отсюда нет никакого выхода. Как в замедленной съемке, я видела, как охранник встает и оборачивается в мою сторону. — Я же вроде ясно выразился, когда говорил «по-хорошему», — тихо прорычал он. Это разве «по-хорошему»? Он явно идиот, если считает, что это хорошее отношение к человеку. Даже крошка сын знает, что насилие — плохо. Так что я не хочу ни «по-плохому», ни «по-хорошему». Он в два шага пересек комнату. Я дернулась было в сторону, будто это могло спасти меня, но он поймал меня за руку и грубо дернул на себя. Я повалилась обратно. Сердце стучало, как сумасшедшее, норовя пробить мне грудную клетку, выскочить наружу и убежать подальше от этого пиздеца. Чтобы удержать равновесие, я сделала два шага назад, и меня дернули снова прямо в угол комнаты. Я готова была, как белка из «Ледникового периода», скакать по всей этой маленькой камере, лишь бы не дать ему совершить задуманное. Но теперь я была в самом углу комнаты, прижатая им к стене. От страха я была готова вот-вот упасть в обморок, а от омерзения тянуло блевать. Охранник схватил одной ладонью мои руки и поднял мне их над головой, а вторую он запустил мне под футболку и лифчик. Я задохнулась от страха, из глаз потекли слезы ужаса. Мужчина наклонился к моему уху и прошептал: — Будь хорошей девочкой. Тебе все равно никто здесь не поможет. И черт возьми, он был прав! Я здесь нахер никому не сдалась, никто ко мне не придет. Совсем никто. Я совершенно одна. Во мне начала клокотать истерика. Я не могу вот так. Только не так. Это должно произойти с любимым человеком и по доброй воле, а не насильно с каким-то мужиком. А его рука и дальше продолжала исследовать мою грудь. Тут во мне что-то щелкнуло, и страх резко пропал, и на его месте начала вскипать ярость. В голове была только одна мысль: «Я так просто не дамся». Я стала вырываться и кричать на него, как банши, но он крепко удерживал мои руки над моей головой. Против него у меня не было никаких шансов. Он был вдвое выше, и в десять раз сильнее. Мужчина, вытащив руку из-под моей футболки, залепил мне смачную оплеуху по и так уже больной щеке. Моя голова резко дернулась, и я затылком ударилась об каменную стену. Воспользовавшись тем, что я ослабла, он схватил мою футболку и со всей силы рванул ее на себя. Послышался звук рвущейся ткани, и я почувствовала, как холод стал блуждать по моему животу и груди, а вместе с ним и вторая рука охранника. Порванная футболка клочком повисла на одном моем плече. Я всхлипнула, и несмотря на то, что во мне бушевал яростный ураган, это прозвучало жалко, а мужчина лишь усмехнулся. — Отпусти меня! — крикнула я, но охранник действий, естественно, прекращать не стал. Бюстгальтер был отодвинут наверх, и теперь меня уже ничего не скрывало. Его руки делали больно и очень неприятно. Я со всех сил сдерживала растущую истерику, чтобы сохранять разум ясным, но с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее. Я не могла даже ударить его в пах, потому что он так прижимал меня к ледяной стене, что я была полностью обездвижена. Тут мужчина отпустил мои руки, и я уже было обрадовалась. Но это была буквально секундная радость, потому что в следующее мгновение он схватил меня за волосы и дернул вниз. Боль пронзила тело. Хрипло взвизгнув, я упала на колени, злобно крича, чтобы мужчина прекратил делать мне больно, и схватила обеими руками руку охранника, чтобы хоть немного ослабить его хватку. Мое лицо теперь находилось на уровне его паха, и в тусклом свете старой лампы я увидела, что мужчина расстегивает свою ширинку. Даже не осознавая, что я делаю, я дернулась в сторону. Сильная боль разлилась по коже головы, и я почувствовала, как пряди волос просто рвутся. Но зато я освободилась от его хватки. Быстро я отползла в противоположный угол комнаты, поправив верх нижнего белья и попытавшись хоть как-то прикрыться тряпкой, в которую превратилась моя футболка. Пытаясь проглотить как можно больше воздуха и вытирая грязными руками слезы, я поднялась на ноги. — Сука, — выругался охранник, поворачиваясь ко мне и заводя руку за спину. — Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому. Даже в таком сумеречном помещении я явно разглядела, как мужчина достал пистолет и, щелкнув предохранителем, направил его на меня. Повисла тишина. Ни он, ни я ничего не говорили. Слышалось только мое тяжелое дыхание. — Что, мы уже не такие храбрые? — усмехнулся тюремщик, надвигаясь на меня. Я было начала инстинктивно пятиться назад, бросая гневные взгляды, но пятиться уже было некуда. — На колени, — услышала я приказной тон. Появление пистолета в развивающемся сценарии немного угомонило мой пыл, и я нехотя выполнила его повеление, с горечью понимая, что у меня впереди два пути: изнасилование или смерть. А может и то, и другое. Теперь я снова стояла на коленях, но на этот раз не рыпаясь. Сейчас я уже потеряла всякую связь с миром, мне все казалось невероятно абсурдным. Моя жизнь всегда была нормальной, а тут бац, и я морально готовлю себя к тому, что сейчас будет больно, мерзко, страшно и унизительно. Казалось, что я просто сплю, потому что в моем розовом мирке это что-то далекое и чуждое. Все-таки Дима был прав, я до сих пор смотрю на мир через розовые очки. Мужчина приблизился ко мне вплотную и приставил пистолет к моему лбу. На удивление я отреагировала совершенно спокойно, мой разум был чист. Не пуст, именно чист. Надо же, как мозг может менять состояние человека в критических ситуациях. Смене моего поведения позавидовал бы сам Билли Миллиган. Охранник потянул вниз свои штаны, и в этот момент в моей голове зародилась одна мысль. А что если… Раз уж мои шансы умереть резко возросли, то можно и рискнуть. Ведь, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Только бы он не успел среагировать. Так, на счет «три». Раз… Мужчина уже спустил свои штаны, держа меня под дулом пистолета. Надеюсь, темнота в камере сыграет мне на руку. Два… Его рука потянулась к резинке его нижнего белья, а моя сжалась в кулак. Адреналин начал снова закипать в крови. Три… Я резко и с полной решимостью, будто делала это уже много раз, со всей дури, на которую только была способна, ударила тюремщика в пах, после чего со скоростью света дернулась в сторону, включив свой варп-двигатель. Охранник дико заорал, начав очень громко материться, послышался выстрел. Я на секунду зажмурилась и затаила дыхание, ожидая приступа боли, но его не последовало. Ну нихуя себе мне повезло! Я не могла поверить, что мой план сработал и я сбежала из-под дула пистолета. Фортуна — непредсказуемая сука. Если выберусь отсюда, куплю лотерейный билет. Облегченно вздохнув, я вскочила на ноги. В тусклом свете лампы я разглядела матерящегося во всю голосину охранника, который, скрючившись, лежал на полу. Выстрелов больше не было. Либо ему настолько больно, что ему не до этого, либо рикошетов боится. В любом случае действовать нужно было незамедлительно. Подскочив к нему, я замахнулась ногой и просто ударила вслепую. Не знаю, куда я ему попала, но мне несказанно понравилось это ощущение. Особенно когда я услышала новую порцию отборных матов и неприличных предположений того, кем является моя мать. Мужчина, превозмогая боль, кинулся на меня и повалил на пол. Благо, спущенные штаны мешали ему двигаться в полной мере, так что он просто ухватил меня за ноги. Но я сейчас не чувствовала ни боли, ни холода, ни страха, ничего не чувствовала. В этот момент были только три вещи: я, насильник и желание выжить. Дернув ногой со всех сил, я зарядила охраннику прямо в лицо. Снова послышался выстрел, и боль резанула по моей ноге. Ахнув, я схватилась за поврежденное место. Сердце на мгновение ушло в пятки. Царапина. Пуля просто резанула по ноге. Второй раз за эти пять минут я поблагодарила Иисуса, Аллаха, Шиву, Будду и Зевса за невероятную удачу. Рванувшись еще раз в сторону и сильно дернув ногой, я освободилась от его хватки и снова поднялась. Кровь гремела в ушах, а все тело трясло от переизбытка гормона смелости. Я опять замахнулась ногой, но на этот раз свет старенькой лампочки падал так, что я могла разглядеть куда я бью. Мужчина поднялся на коленях, и рука с пистолетом направлялась в мою сторону. И абсолютно безжалостно и с жестокостью, на которую я бы никогда не могла подумать, что я способна, я ударила его ногой прямо в лицо. Мне даже показалось, что я почувствовала, как в месте удара что-то хрустнуло, но я не обратила на это внимание. Мужчина не то взревел, не то застонал. Рванув к нему, я попыталась выхватить пистолет из его рук, которые он после удара прижал к лицу. Но охранник был не лыком шит, и просто так отдавать оружие не собирался. — Отдай, ублюдок, — рыкнула я и пнула его ногой в живот. Несмотря на то, что я чуть не сломала себе ногу о его пресс, я все же смогла ослабить его хватку и выхватить пистолет из его руки. Оружие тяжелым камнем чувствовалось в руках, но при этом приносило ощущение какой-то безопасности и радости, будто я наконец достала заветную игрушку из автомата. Мужчина, осознав, что карты в игре немного поменялись, взревел и снова кинулся ко мне. — Сука! Ну что ж, ублюдок, мать твою, а ну иди сюда говно собачье, решил ко мне лезть? Ты, засранец вонючий, мать твою, а? Ну иди сюда, попробуй меня трахнуть, я тебя сама трахну, ублюдок. И совершенно с пустой головой я подняла пистолет и нажала на курок. Раздался грохот, и несмотря на то, что я уже слышала выстрелы, этот засел в моих ушах. Это был мой первый выстрел, и тем более в человека. Мне казалось, что каменные стены подземелья, как сойки-пересмешницы из «Голодных игр», разносят этот звук по всему помещению и не дают ему затихнуть. Но тут все умолкло. И наступила грохочущая тишина. Невероятно громкая тишина, после того, что тут произошло. Я осознала, что вцепилась в пистолет настолько мертвой хваткой, что ладони начали неметь. Чувства все еще не пришли в норму, так что я до сих пор ощущала себя, как в вакууме. Я медленно и осторожно двинулась вперед. Свет старой лампочки падал на бездвижное тело охранника. Он лежал вниз лицом на полу с раскинутыми руками и спущенными штанами. Из-под его головы неспешно вытекала кровь, которая казалась в темноте камеры пустотой, поглощающей наш мир. И только металлический запах свидетельствовал о том, что это на самом деле такое. Тут мозг, видимо, решив, что опасность миновала, решил включить все эмоции обратно, и они смешались в какой-то непонятный ком. Я кинулась к телу, и крича «Сдохни, тварь!», стала избивать ногами и так уже мертвого охранника. Из глаз текли слезы обиды и ярости. И почему-то было очень-очень страшно. Чуть успокоившись, я отошла от тюремщика и оперлась спиной на стену. Тут ко мне резко пришло осознание произошедшего. Я убила человека. Убила человека. Я. Убила. Он заслужил, но все равно в голове сидела мысль, что я вот так просто оборвала чью-то жизнь. Все тело затрясло, а живот резко скрутило. Я отвернулась от представшей картины и согнулась пополам. Меня стошнило, но из-за того, что желудок был почти пуст, тошнило меня желудочным соком, который приносил сильную боль моему поврежденному горлу. Угомонив свои рвотные позывы, я вздохнула и, усиленно сосредоточившись, взяла себя в руки и стала рассуждать. Только что я подписала себе приговор. Волки точно узнают, что я убила охранника, и тогда они убьют меня. Надо уносить ноги. Срочно. У меня не было никакого плана побега. Но действовать нужно было быстро, поэтому сейчас мне придется импровизировать. Я подошла к телу и, несмотря на отвращение, перевернула его на спину, после чего стала обшаривать все его карманы. У него точно должны быть ключи от всех камер и пропуск, открывающий дверь отсюда. Бинго! Из внутреннего кармана его жилетки я достала белую карточку, а в наружном обнаружилась звенящая связка. В остальных карманах не было ничего важного, но тут, обшаривая последний карман, я вытащила маленький черный кнопочный телефон. Удивительно, удача вдруг неожиданно решила повернуться ко мне лицом! Включив телефон, я увидела надпись: «Пн, 10:36». Мои глаза сразу же округлились. Господи, это получается, что после записи видео я отрубилась на всю ночь, потому что, судя по словам Виктора, тогда был вечер. Мама приехала еще вчера, следовательно, мою пропажу уже заметили. Я посмотрела на заряд и связь. Зарядка, к моему счастью была полной, а вот связь не ловила совсем в этом богом забытом месте. Так что Диме придется звонить, когда я выберусь из этого подземелья. Что ж, либо сейчас, либо никогда. За дело! Навострив ушки, я не услышала никаких разговоров, что свидетельствовало о том, что путь свободен. Я захватила с собой все награбленное: пистолет, карточку и ключи. Отперев дверь, я вышла в коридор и, стараясь ступать очень тихо, потому что мне казалось, что если я нарушу эту тишину, то случится что-то плохое, проследовала к камере Оли. — Оля, — тихо позвала я. Девочка задумчиво сидела в уголке комнаты, что-то бормоча себе под нос. Услышав мой голос, она вскочила и быстро подскочила к решетке. — Аня! Почему ты здесь одна? Что случилось? Я слышала, как ты дралась с охранником! Ты в порядке? — громко зашептала девочка. — Кошмар, ты вся в крови! А твоя футболка… — Я в порядке, все остальное потом объясню, — ответила я, пытаясь подобрать нужный ключ к двери камеры и копаясь в замочной скважине. — Сейчас мы с тобой бежим отсюда к черту. — Бежим? — Именно! Обещай, что будешь делать все, что я скажу. — Обещаю. — Молодец. Держись ближе ко мне, и я тебя защищу. Наконец, замок в двери щелкнул и дверь, скрипя, открылась. Оле приглашение было не нужно, и она пулей выскочила из камеры. Я взяла ее за руку, в другой же я держала оружие, и мы побежали вместе к выходу из этого чертового места.