Кто я?

      Я еду на работу и слушаю музыку, пытаясь привести мысли в порядок. В них какой-то непонятный хаос, который мне нужно заполнить делом. По дороге пишу сообщение Дане с просьбой купить кофе. Он всегда каким-то странным образом покупает самый вкусный кофе в моей жизни. В любом случае, должна же быть от Глейхенгауза хоть какая-то польза по утрам.       Работать он может в последнее время с трудом, пока не приходит в себя. Его сексуальная жизнь на столько разнообразна, что я могу уже собрать всю цветовую палитру помад, побывавших на его щеке. Иногда я вытираю эти следы влажной салфеткой,чтобы не смущать учениц, или отправляю его отсыпаться.       Полностью работоспособность Даня, конечно, не теряет, поэтому и проблемы в этом большой нет, но издеваться над ним—это тот редкий вид дружеского удовольствия, в котором я не могу себе отказать.       А мы с ним друзья. Даня хорошо сходится с Дишей и весело проводит время с ней, пока я немного занята. Он умеет рассмешить меня и помочь с новым номером. А еще он никогда не обижается на шутки и может пошутить сам.       Я беру свежий кофе из даниных рук и делаю первый глоток.       --Ты принес напиток богов и поэтому спасен,--наконец говорю я и оглядываю Даню с ног до головы.—И как она? Твоя ночная пассия?       Я замечаю царапины на его шее и неясный отпечаток губ на воротнике белой рубашки. Глейхенгауз морщится и отпивает свой кофе.       --Вот ты мне скажи, как женщина,--спрашивает Даня.—Неужели вы действительно считаете, что царапаться—это сексульно. У меня ощущение, что я побывал в клетке с голодным тигром и он меня подрал. Ну, реально, Этери, хватит ржать. Моя спина похожа на жертву наказаний.       Даня морщится и продолжает:       --И это ну нифига не сексуально. Хорошо, что пока холодно. А еще эти привычки целовать в шею с накрашенными губами. Вы что так метите территорию чтоли? Чтобы о вас не забыли? Моя рубашка стоит слишком дорого,чтобы на ней оставляли свои губы всякие…--Даня силится вспомнить имя своей ночной спутницы, --Вероники…Я не понимаю женищин.       --Женщин не нужно понимать,--начинаю цитировать я и стараюсь не смеяться в голос.—Их нужно… в твоем случае трахать и все.       --Как грубо, --шутит в ответ Даня.       --Я называю вещи своими именами. Хочешь мягких советов, это тебе к Дудакову, а я…       --А ты ведьма,--перебивает меня Даня.—Ты ведьма…Хотя врядли вредная. Ты бы не стала так царапать никому спину, правда?       Я смеюсь и пока Глейхенгауз сокрушается о том, как несправедлив мир, я выхватываю его кофе и отпиваю из стакана.       --Ну, почему у тебя всегда кофе вкуснее?—не понимаю я.       --Он одинаковый! Сколько раз тебе повторять,--Даня забирает у меня стаканчик.—Вот опять все блеском для губ испортила.—Он притворно вздыхает и пьет дальше.       --Одним блеском больше, одним меньше. Хочешь сказать, что по сравнению с тем, что ты слизываешь с губ всяких Вероник, мой самый невкусный?       --Конечно, твой самый лучший,--обреченно соглашается Даня и морщится, когда я стучу его по спине.       --Ты специально,да?—наконец до него доходит.—Ты это специально?       --Не знаю, о чем ты,--делаю самое невинное из своих лиц.       --Я же говорил, ведьма,--одними губами шипит Даня, потому что мы проходим мимо группки мирно беседующих фигуристов.       --Ладно…--миролюбиво сдаюсь я.—Пошли в кабинет, я тебе спину чем-нибудь обработаю.       Закрываю дверь на ключ, нахожу перекись водорода и смотрю, как мой хореограф снимает с себя рубашку. От него пахнет тем самым парфюмом и…сексом. Я подхожу к нему ближе и незаметно вдыхаю этот запах, невесомо прикасаясь к коже. И начинаю смеятся.       --Что?—Даня оглядывается.—Что ты все ржешь?       --Тебя будто кинули в мешок с дикими кошками и хорошенько потрясли,--Я еле сдерживаюсь,чтобы не смеяться в голос и как можно аккуратнее обрабатываю данину спину.       Глейхенгауз сидит молча и тяжело дышит. Я тоже больше не говорю ни слова, пока его телефон не звонит какой-то заводной молодежной мелодией.       --О, Вероника,--заглядываю в экран.—Наверное, хочет повторить.       В глазах Дани ужас смешанный с истерикой. Я беру с его рук телефон.       Поднимаю трубку и уверенно говорю:       --Даниил не может сейчас говорить. Он без рубашки. Как кто я? Я его невеста,--протягиваю телефон обратно. –Она бросила трубку. Не благодари.       --Ведьма,--с улыбкой отвечает Даня.       --Ну, мы можем ей перезвонить и сказать, что я пошутила. У тебя даже появится шанс на вторую серию программы “Из мира диких кошачьих”.       Я все также аккуратно провожу ватным диском по даниной спине и замечаю, как она подрагивает от беззвучного смеха.       Он называет меня ведьмой по несколько раз на день, а я никогда не сопротивляюсь. Только ему это позволено, так как только Даня может сказать это с интонацией, способной меня рассмешить. И только он из всех друзей знает, что мишки с колой способны вернуть меня в состояние покоя. Мне кажется, он ограбил магазин, потому что не было ни дня, чтобы Даня не приносил мне их на работу. А ведь я всего лишь однажды рассказала ему о том, какие конфеты люблю больше всего.       С Даней на самом деле все просто, хотя я сама однажды все чуть не запутала. После произвольной программы в Корее я почти все испортила. Это было странное и сложное время, в которое мне не хотелось оставаться одной.       И после барных пьяных посиделок я поцеловала Даню. Теперь, когда я думаю, что произошло, то мне очень стыдно. Но тогда я просто сходила с ума.       --Неужели я настолько хуже всех твоих шлюх?—только и говорю ему, и целую.—Неужели ты меня совсем не хочешь?       Бедный Даня. В его глазах я вижу отчаянье, но мне уже все равно. Это такой вечер, когда мне нужно другое. Мне нужно,чтобы меня вылюбили. Я говорю ему “полюби меня”, но на самом деле почти кричу “вылюби”, возьми, как всех своих одноразовых девочек, молоденьких и юных.       Неужели я противна тебе, как женщина?       Неужели я этого не стою?       Неужели я никто для тебя?       Я хочу почувствовать его огонь внутри, хочу видеть эту юношескую страсть в глазах. Не преклонение Эдуарда и усталость от семейных отношений. А этот молодой пыл и безумие, доступное таким беззаботным парням, как Даня. Мне это нужно.       Нужно,чтобы он посмотрел на меня и не заметил тела, которое покрыто шрамами и первыми морщинами. Чтобы я была для него молодой и красивой, чтобы он не видел во мне своего главного тренера, чтобы просто трахнул, как самую незнакомую девчонку в баре. Не задавая вопросов, не пытаясь вести себя благоразумно. Чтобы он просто забыл, кто я, и сделал то, что у него получается чуть ли не лучше всего--занялся со мной сексом. Мне это нужно. Мне нужно сделать что-то такое, что вытряхнет меня из этого кокона боли и отчаянья. Что-то непривычное, сумасшедшее, безумное.       Я прошу его сделать это со мной, понимая, что если это будет не он, то я все равно пойду к Аксенову и отдам ему свое тело, как всегда. Он не будет задавать вопросов, а просто сделает свое дело. Как обычно. С привычным восхищением в глазах. Но сегодня мне нужен Даня. Молодой, юный, непознанный. Мне нужно,чтобы его жажда жизни заполнила во мне пустоту от самого главного поражения . Как электрошок, который должен запустить сердце.       И Даня сдается. Он снимает с себя одежду и раздевает меня. В его глазах я не вижу немого обожания. Он делает то, что я прошу его, а мне уже все равно. Я никогда не представляла, какой Даня в постели, да и сейчас это тоже не совсем имеет значения. Поэтому, когда он гладит мое тело, а потом входит в меня, кажется, что я разрываюсь изнутри. Во мне смесь удовольствия, вины и отчаянья. И чтобы заглушить все, я просто отпускаю себя и кричу. Даня двигается внутри меня, впечатывая в кровать, убыстряется, словно действительно просто делает то, что обещал. Я не смотрю в его глаза, чтобы не видеть там презрение, чтобы так до конца и не понять, зачем он согласился. Потому что, если пойму, наверное, просто сгорю от стыда. Потому что скорее всего, он просто пожалел меня. А нет ничего хуже, чем жалость.       Я пьяна, и сейчас просто двигаюсь навстречу, ощущая его тело так близко, как никогда больше не смогу почувствовать. Когда я наконец достигаю оргазма, то обхватываю Даню ногами и вскрикиваю, стараясь сдержать дрожь. Словно дождавшись этого, он тоже достигает пика наслаждения и стонет мне в шею.       И все.       Я получила то, что, как мне казалось, хотела.       Но это не помогло.       Все стало только хуже. Потому что к пустоте внутри от возможного ухода Жени примешался страх, что с Даней у нас тоже все закончится. Нет, он останется работать, но друзьями, как раньше, нам уже не остаться. Что мне не стать для него той, кем я была до этого. А кем я, собственно, была? Начальником? Другом? Ведьмой? Кто я для него?       И только тогда наконец чувствую, на сколько я пьяна. Даня не уходит, он прячет меня у себя в объятьях и укрывает одеялом. Я же все еще не могу посмотреть ему в глаза. Мне тепло, но страшно. Обхватываю Даню ногами и прижимаюсь к нему всем телом,чтобы почувствовать, что я не одна. Но сон не идет. Несмотря на усталость, я не могу спать, но и говорить тоже не могу. Напряжение нарастает и пытается вырваться наружу. Но я молчу. Какая же я дура.       Даня гладит меня по волосам, осторожно зовет по имени и убедившись, что я очевидно сплю, встает. Он делает это аккуратно. Стараясь не разбудить, так и не понимая, что я все равно не сплю. Ведь признаться в этом сейчас, значит начать разговор.       Но я не готова.       Мысленно я прошу его не уходить, остаться на ночь и согреть меня среди этой безумной зимы. Но я продолжаю молчать.       Даня медленно одевается и не смотрит в мою сторону. Наверное, я просто ему противна. Я лежу с открытыми глазами. И если бы он обернулся, то увидел бы это. Но Даня не оборачивается. Он уходит, не оглядываясь, плотно прикрыв дверь, оставляя меня один на один со своими мыслями и этим нечеловеческим холодом внутри.       Мне больно.       Когда его шаги стихают в глубине коридора, я просто рыдаю, не в силах больше держать все в себе.       Я плачу, сходя с ума от осознания, что ничего больше не будет прежним. Никогда. И только я в этом виновата.