Кто я?

      Мы собираемся в Новогорск. Диша уже готова, а я как всегда пытаюсь ничего не забыть. Даня должен заехать на своей машине уже через пару минут, а я никак не могу до конца увериться, что все вещи на месте.       Диана спускается на улицу со своим рюкзаком и сумкой, оставляя меня искать зарядку и закрывать квартиру. Даня входит почти бесшумно и смотрит на мои метания с улыбкой.       --Теперь ты еще больше похожа на ведьму,--шутит он.       Я швыряю в него шарф и закидываю зарядку в сумку. Ее конец торчит и тянется, как черный хвост, пока я не запихиваю его обратно.       --Где же эти чертовы солнечные очки,--бурчу и оглядываю все свободные поверхности.       Даня ловит меня за руку и притягивает к себе. Он аккуратно снимает с моей головы пропажу, запускает пальцы в волосы и нежно целует. От этого поцелуя у меня реально подкашиваются колени.       --Выдыхай, Этери,--только говорит он и снова целует.       Я выдыхаю. От его голоса и спокойствия весь задор пропадает и я становлюсь даже излишне умиротворенной, кусая Даню за ухо.       --Ты играешь с огнем,--шепчет он.—Внизу ждет Диша, но я запомню, на чем мы закончили.       Я смеюсь, отбираю у него очки, тянусь за сумками, но не успеваю. Даня берет все мои вещи и выходит из квартиры.       Мы едем на двух машинах друг за другом и переписываемся. Я чувствую себя ребенком, которому хорошо. Диша слушает музыку и тоже смеется. А я никак не могу понять, заметила ли она, что что-то изменилось между мной и Даней, и как она к этому относится.       В Новогорске мы расселяемся по комнатам. Я уже и забыла, что распределяла номера еще тогда, когда Даня был просто хореографом, поэтому соседний номер так и был записан на Эдуарда. У себя в комнате Даня пишет мне сообщение и я понимаю, что этот вопрос его расстраивает. Неужели он думает, что я собираюсь с Аксеновым спать? Хотя и с Даней мы тоже не спим, а просто целуемся при каждом удобном случае.       “Переезжай в комнату Аксенова”,--пишу я и складываю вещи в шкаф.       Даня приходит чуть позже, пытается извиниться и поэтому шутит. Но мне не смешно. Его постоянные шутки о том, что мы друзья или намеки на мои прошлые отношения с Эдуардом, меня вымораживают. Словно он не верит, что у нас что-то получится. Или это я не верю? И я злюсь, что поддаюсь на эти провокации, которые он сам даже не отслеживает.       Но Даня уходит, закрыв за собой дверь. Сквозь стену я слышу, как он зло стучит шкафом. Стены здесь все-таки почти картонные.       Выдохнув, открываю окно и встречаюсь глазами с Даней, почти перелезшим на мой балкон с медведями в зубах. Мгновенно оцениваю высоту и все последствия, если он упадет. И на долю секунды мне становится так страшно, что я не могу вдохнуть.       Затягиваю Даню в комнату под вечные шуточки о том, что я ведьма, но страх пересиливает злость.       --Ты рехнулся, Глейхенгауз!—ругаюсь я.       А он опять шутит и признается мне в любви. Невыносимый безумный мальчишка. Идиот. Ненормальный. И Даня снова шутит, делая вид, что собирается лезть обратно через балкон.       И тут я понимаю, что эти шуточки как раз от того, что я не говорю ему каких-то вещей. Важных вещей, без которых мы не можем дальше двигаться вперед. И я сдаюсь:       --Прости,--и целую его.       Я надеюсь, что он поймет все грани этого прости. Что увидит, как я испугалась, и на сколько сильно не хочу его терять.       --Ты-- ведьма,--говорит Даня.       --Я-- богиня,—возражаю в ответ.       Мы идем на тренировку и погружаемся в работу. Только вечером опять остаемся вдвоем. Мне на столько спокойно, что я сушу волосы после душа, не думая, как при этом выгляжу. Даня сидит на стуле и смеется:       --Ты—чудо в перьях.       Еще никто не придумывал мне столько имен, как он, и не смотрел таким взглядом. А потом Даня признается мне в любви. Эти слова кажутся такими правильными и настоящими в тот момент, но я никак не могу ему ответить. Потому что понимаю, что мне все равно страшно. И я задаю ему тот вопрос, который мучает меня так давно:       --Кто я для тебя?       И Даня отвечает:       --Чудо в перьях, ведьма, вредина, поедательница конфет, несносный ребёнок, всё самое прекрасное и самое непредсказуемое, что есть в моей жизни. Ты солнце. Ты любовь. Ты счастье. Всё лучшее, что есть в мире - это ты…       И я не знаю, что сказать на это, а потом целую его. От этого поцелуя чувствую, как сердце бьется еще быстрее. Даня прижимается ко мне сильнее и я чувствую, как он хочет меня, а я безумно хочу его. Я хочу почувствовать его целиком и не думать о том, что это заглушение боли, как в Корее. Потому что сейчас мне не больно, а безумно хорошо. Сейчас я хочу открыться ему полностью и ничего не бояться.       Когда данины пальцы проникают под мою майку и касаются груди, я не могу себя сдерживать и отключаю мысли. Теперь я хочу подчиниться и отдать ему всю себя.       После секса я все еще чувствую, как дрожат ноги и сердце колотится в груди. Мне безумно приятно и я даже не могу стоять. Поэтому прижимаюсь к Дане так крепко, как могу. Нежность заполняет меня с головой и я не могу вспомнить, чтобы с кем-то мне было на столько хорошо. Я должна сказать об этом, поэтому, когда сердце приходит в норму я открываю рот, но не успеваю.       --Ну что, теперь мы просто друзья?—говорт Даня. Я смотрю ему в глаза, не понимая, шутит ли он.       Даня шутит, но мне от этого не смешно. Потому что мы ни разу не просто друзья. Потому что к друзьям ты не можешь чувствовать всю эту гамму эмоций.       --Глейхенгауз, ещё одна такая шутка, и я тебя уничтожу,--говорю ему в ответ.       “Или ты меня уничтожишь,”—вдруг проносится в голове, но этого вслух не произношу.       Даня опускает меня на пол и ведет в сторону кровати. Тело тает и подрагивает, поэтому, когда я наконец оказываюсь под одеялом, то наконец понимаю, как же хочу спать.       Даня укутывает меня и собирается в свой номер, но я не могу его отпустить. Не сегодня. Не сейчас.       --Останься,--тихо произношу я, боясь, что он откажет.       Но Даня смотрит в мои глаза и остается. Он укладывается на эту жутко неудобную кровать, прижимаясь ко мне всем телом. Я чувствую его кожей, понимая, что между нами больше нет преград. Его руки гладят мою спину, а губы не перестают целовать, пока я не кусаю его за запястье. Сейчас во мне столько счастья, что я никак не могу поверить в реальность происходящего.       Утром Даня не выспался и постоянно выговаривает мне, что я дико пинаюсь. В отместку я отправляю его лезть через балкон обратно. Я смотрю на него, зная, что в случае чего успею схватить. Это для него полезно. Чтобы не оговаривал меня и понимал, какое счастье—спать рядом. Я дразню Даню и говорю сделать кофе и принести сладкое. Он безропотно соглашается, но в глазах я читаю, что потом, когда я окажусь в его руках, управлять будет уже он. И я согласна.       Мир кажется прекрасным и удивительным местом. Я собираюсь на завтрак и слышу стук в дверь. Даня, очевидно, пришел за мной, чтобы идти вместе:       --И почему не через балкон?—шучу я открывая дверь и сталкиваюсь с Аксеновым.       --Мне было сложно это сделать,--четко говорит он.—При условии, что живу я у черта на куличках.       Эдуард заходит в комнату и оглядывает ее. Он все понимает с первой минуты.       --Но я вижу, что свято место пусто не бывает,--ухмыляется Аксенов.—Твой молоденький хореограф более подходит для того, чтобы прыгать по балконам.       Эд стоит близко ко мне и наклоняется к лицу. Я инстинктивно отворачиваюсь.       --Вот только на сколько его хватит, после того, как он получил уже то, что хотел.       Я открываю дверь и выхожу, почти выталкивая Эда в коридор.       --Это тебя не касается,--зло отвечаю я.       --Я просто подожду, пока ты сама это поймешь. Когда ты поймешь, что он тебе не ровня.       --Я. Не. Буду. Это. Обсуждать.—четко произношу, чтобы Аксенов понял.       В этот момент мимо проходит Даня и направляется к зовущему его Морису. Он не смотрит мне в глаза. А потом мы погружаемся в работу. Эдуард решает все вопросы и мы должны взаимодействовать. Он больше не касается темы Дани, но я не могу не видеть, как молоденькая работница базы улыбается ему и о чем-то щебечет на улице. Даня улыбается ей в ответ. Я знаю, что это ничего не значит, но слова Аксенова не идут из головы. Что будет, если Даня действительно устанет? Ведь он реально молод и почти каждая девушка обращает на него внимание. Эд тоже видит данину новую знакомую и с ухмылкой проходит рядом.       --Вот об этом я и говорил, Этери. Суть человека не меняется.       Я сжимаю кулаки и иду в другую сторону.       Вечером Эдуард приходит ко мне сам. Он часто так делал и раньше. Мы обсуждали рабочие вопросы, а потом занимались сексом. Эд никогда не оставался на ночь. Эти одноместные кровати решали все за нас. Он их ненавидел.       После рабочих моментов Аксенов откидывается на кресле и выдыхает.       --Извини, если был резок,--вдруг говорит он.—Просто я желаю тебе счастья, Этери. Ты—богиня, нереальная, невозможная, восхитительная. И я не верю, что Глейхенгауз—тот человек, который сделает тебя счастливой.       --Откуда ты делаешь такие выводы?—только и спрашиваю я.       --Он еще мальчишка. Я помню себя в его возрасте. Тогда все женщины казались трофеями. Чем больше их завоевывал, тем больше хотелось еще. А самая большая победа—получить самую недоступную. И чем неприступнее, тем больше ее хочется. Но когда получаешь, уже не так интересно. А потом хочется чего-то нового. И это нормально . В этом и есть молодость. Такую женщину, как ты может оценить только взрослый мужчина.       В этот момент Даня присылает мне сообщение.       "Что происходит?"       Отвечаю под пристальной улыбкой Эда.       “Ничего, Дань”.       Он хочет зайти, но я прикрываюсь работой. Я просто не хочу, чтобы Аксенов понял, на сколько близким на данный момент стал Даня.       --Продолжай,--сухо говорю я.       Эдуард сидит и допивает свой чай. --Время все покажет, Этери. Мы оба взрослые люди и все понимаем. Ты знаешь меня не с самых лучших сторон, но я никогда тебе не врал. Я никогда не обещал бросить семью или измениться. И ни разу не просил меняться тебя. Это договор взрослых людей. А вот что тебя может связывать с тем, кто тебе почти в сыновья годится? Хороший секс? Так это все рано или поздно приедается. Быт съедает любые отношения, поверь мне. А потом приходит ответственность. Твой Даня до сих пор живет с мамой и покупает себе вещи от Гуччи за сотни евро. Для него это важно и самоценно. Он ходит по барам и бухает виски с друзьями. Со своими молодыми друзьями. И как думаешь, он позовет тебя с ними? Познакомит? Расскажет?       Я сижу и вдавливаюсь в стену,чтобы Эдуард не видел, как дрожат мои руки. Он говорит сейчас то, что всегда звучит в моей голове, когда Дани нет рядом. Эд будто слышит все эти голоса внутри меня и озвучивает все страхи.       --Я говорю так не для того,чтобы сделать тебе больно,--наконец продолжает Аксенов.—А потому что я тебя люблю. И у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь.       После беседы он наконец встает и подходит ко мне, прикасаясь сухими губами к щеке.       --Спокойной ночи.       Я сижу долго, прислушиваясь к звукам в даниной комнате. Там тихо. Когда наконец ноги перестают дрожать, я иду к балкону,чтобы подышать. На полу нахожу букет полевых цветов и конфеты. Сердце предательски стучит и я улыбаюсь. Даня. Я прямо вижу, как он бегает по полю и собирает эти цветы. И мне тепло. Если пару минуь назад мне казалось, что может Аксенов и прав, то теперь я снова сомневаюсь. Ведь секс со мной Даня уже получил. Тогда зачем это все теперь?       Я ставлю цветы в вазу, дышу ими и выключаю свет.       Когда я просыпаюсь ночью, то читаю сообщение от Дани:       "Я люблю тебя, что бы ты там не придумала в своей голове, Этери .”       Он отправил его еще вечером, но сейчас отвечать поздно. Да я и не знаю, что сказать. Он любит меня. Мне кажется, это самое главное. Но что к Дане чувствую я сама?       На завтраке Даня не садится за стол с нами. Аксенов пришел и даже не выбирал другого места кроме как рядом со мной и Дудаковым. Даня идет к молодежи, хотя с другой стороны от меня есть свободное место. Он обижен и зол. Я вижу это по его резким движениям. Но у меня просто нет сил ничего объяснять.       Мы работает. Эдуард сама любезность. Он приносит мне кофе и даже не пытается делать что-то более личное. Он приходит ко мне в комнату после обеда, чтобы подписать нужные документы, видит данин букет из полевых цветов и хмурится. Он бы никогда не тратил время на хождение по полям. Эд просто купил бы цветы. Заплатил курьеру и принес мне самые дорогие розы из магазина. Эдуард так всегда выражал свою любовь—самыми дорогими подарками из возможных. Для него, самое лучшее—это то, что стоит больше .       Я выхожу из комнаты, чтобы найти Даню, как вижу его спину и Аксенова с документами в руках.       Даня уходит и не смотрит в мою сторону.       --Твой хореограф передал,--с ухмылкой говорит Эд и протягивает мне бумаги.       --Что ты ему сказал?—спрашиваю.       --Ничего такого. Правду. Что ты Богиня и к тебе нужно относится соответственно, а не играть в любовь.       --Да пошел ты,--резко перебиваю Эда.—Не смей больше лезть в мою жизнь и что-то за меня решать.       Аксенов удивлен. --Хорошо, --только отвечает он.-- Извини. Я думал, что ты вчера была со мной согласна. Вот только сегодня за обедом молодежь обсуждала, как пойдут в бар смотреть футбол. Думаю тот, кого ты сейчас защищаешь, пойдет туда первым. И я не уверен, что тебя хоть кто-то позвал, ведь так? Все отношения—это вопрос выбора, Этери.       Я беру документы у Эдуарда и иду обратно в комнату. Да, это все вопрос выбора, но у меня так болит голова, что я просто засыпаю на кровати, выключив звук в телефоне.       Мне никто не пишет и не ищет, поэтому когда я просыпаюсь, то мечтаю о чае и сладостях. Но вкусняшек нет. А я уже слишком привыкла, что Даня дает мне их по первому зову.       Открываю дверь на балкон и нахожу там пачку медведей с надписью на них:       "Богиню в тебе видит каждый. Но, надеюсь, однажды ты встретишь кого-то, кто докажет тебе, что ты прежде всего человек, имеющий право на счастье."       Я держу этих медведей и стараюсь дышать. Читаю текст один раз. Потом второй. Что я встречу кого-то, кто докажет мне, что я человек, заслуживающий счастье? Встречу в будущем? Кого-то? Но не Даню?       И в этот момент мне страшно, что Даня сдался. Это он меня бросает?       Это значит, что Эд был прав? Или то, что я сама все испортила? Я не могу найти правильный ответ, поэтому иду в комнату Дани сама.       Она открыта, но так никого нет. Я думаю, что Даня в баре. Даже представляю, как сидит там и пьет пиво под футбол. Но я больше не хочу сбегать. И чтобы так не произошло, я просто его дождусь. С этой мыслью я опять засыпаю у Дани на кровати, вдыхая его запах.       Даня приходит не утром, а поздно вечером. Смотрит на меня, как на приведение в своей кровати и молчит.       --Где ты был?—просто спрашиваю у него, боясь ответа.       --Гулял. Пока ты работала.       Я морщусь и наконец понимаю, что должна сказать.       -Я не хочу больше быть Богиней. И мне холодно.       Я смотрю на него и знаю, что да, мне холодно. Я просто женщина, которой холодно и которую надо согреть. И Даня все понимает, укутывает меня в свитер и прижимает к себе.       --Я тебя люблю,--в который раз говорит мне Даня, а я все боюсь сказать ему тоже самое.       Во мне столько эмоций, что они захлестывают меня с головой. В ответ я целую его так сильно, как могу и запускаю руки под кофту. А потом делаю то, что никогда не делала—царапаю Дане спину, словно действительно мечу территорию.       Он смотрит на меня удивленными глазами и не верит.       --Это на случай, если послезавтра ты решишь пойти в Москве в бар, сильно напиться и снять шлюху, - смеюсь я. - Она же как-то должна понять, что ты - мой.       Он действительно мой. Я думаю об этом и чувствую огонь внутри. Смотрю Дане в глаза. Кутаюсь в его кофту и утыкаюсь носом с шею. Он—мой. И я никому его не отдам.       Даня обнимает меня крепче, укрывает одеялом и согревает своим телом.       Мне больше не холодно, а очень хорошо и спокойно.       Наверное, так и чувствует себя не богиня, а просто женщина, которую любят.