Мой домашний ягуар. Путь из темноты

За время службы у Лорда Рада я повидала множество чудес, так что думала, что готова буквально ко всему. Меня обращали в птицу, забрасывали в порталы, я свежевала шадринов, обучала гаров, рядом вечно взрывались какие-то магические штуки, а некоторые из них я даже применяла на питомцах, вот только ощущение, возникающее при звуке пения Меча Истины, трудно сравнить со всем прежде пережитым. Конечно, я слышала о такой особенности древнего оружия Искателей, но источники, из которых мне довелось черпать знания, не были способны описать бесконечный трепет и в то же время всепоглощающий ужас, наполняющие тело и касающиеся души. Пение становится все громче. Звонкое, как стекло, оно разносится по помещению, и собравшиеся начинают затыкать уши. Я наблюдаю за ними будто из-за плотного барьера. Звук вокруг меня, внутри меня, и он отрезает прочий мир. Страха в привычном его понимании нет, но тело сковывает так, что трудно рукой пошевелить. Среди собравшихся смятение. Все как один замирают, будто им приказ отдан. На лицах паника, глаза бегают. Словно помощи ждут откуда-то, но помощи нет. Даже волшебник не шевелится, взволнованно глядит, приоткрыв рот. Только собака заинтересованно вытягивает шею: глазки-бусинки блестят от явного интереса. У зверей ли, у людей — взгляд вора я всегда узнаю. Вот только пусть даже не думает. Я хоть и в кандалах, но шею сверну на раз-два. Хотя вряд ли собака рискнет связываться с Искателем, должна ведь понимать — себе дороже. — Во имя Создатели… — шепчет одна из сидящих поблизости женщин. Ее лицо бело, как мел, губы дрожат. — Что это?.. Это песнь Меча Истины, неужели не очевидно? Человеческая глупость продолжает о себе напоминать. Они, погрязнув в своих огородах и сараях, головой вообще прекращают пользоваться? Испытываю облегчение от одной лишь мысли, что не превратилась в одну из этих тупых бабищ. Не забери меня сестры по эйджилу, была б я сейчас какой-то тупорылой свинаркой с не менее тупорылым мужем и кучей спиногрызов. Считала бы эту жизнь счастливой и в числе прочих тупо вопрошала: а что это? Но, к счастью, думать меня научили. Даркен Рал заботился о нашем образовании, и хоть книги были не самой главной составляющей нашего обучения, все же входили в обязательную программу, а о таких вещах, как артефакты, морд-сит просто обязаны были знаю. Так что я узнаю пение моментально, как и сразу же понимаю, что этот меч не просто так поет. Лишь в средоточии лжи, когда врагов больше, чем друзей, а правда забыта и утеряна. В мощи своей этот меч дарует силу десятерых, в песне своей он находит правду. — Что происходит? — раздается из зала. — Прекратите это! Я вижу глаза Ричарда. Он взволнован не меньше. Не напуган — он знает особенности своего оружия. Но он не понимает, почему меч поет именно сейчас. Я тоже не понимаю. Я не лгу и не собираюсь — нужно ли меня принуждать к правде посредством волшебства? — Кара? — Ричард не спрашивает ничего больше, но я знаю и так, о чем он говорит. Мне нечего ему сказать. — Я сказала все, что знала. Достаточно для того, чтобы меня казнить. — Беспечно повожу плечом, чтобы Ричард понял, что меня это не беспокоит. Жить хочется, но то, что морд-сит умеют лучше прочего, так это уходить с достоинством. Без страха и сожаления. Чтобы принять смерть от исповеди, требуется мужество. — Давайте уже закончим, ладно? Мать-Исповедница явно того же мнения. Она смущена мелодии в своей голове так же, как и все, но рука тянется к моему горлу. Прямо здесь, в зале суда, на глазах у тех, кто посмел протянуть в мою сторону свои грязные лапы, я умру. Надеюсь, Ричарду хватит времени, чтобы найти Рада-Хань и защитить себя от боли. Надеюсь, волшебник найдет правильные слова и поможет усмирить силы внука. Все это будет уже без меня, так что мне остается только надеяться, что близкие и любящие люди смогут понять Ричарда так, как может только преданная ему морд-сит. — Нет, — отрезает он, хватая Мать-Исповедницу за запястье. — Меч никогда не пел без причины, вам ли не знать. Он переводит взгляд на деда, но волшебник лишь поджимает губы. — Значит, есть причина, — задумчиво тянет тот. Поднимается со скамьи и подходит ближе. В глазах не только сочувствие, но и заинтересованность. — Мне доводилось некоторое время быть хранителем Меча Истины, и я успел уяснить: ничего не происходит просто так. Если в силу пришла древняя магия, значит происходит что-то такое, что не нравится богам. — Смешно, — фыркаю я. Лучше бы промолчать, но не сдерживаюсь. — Богам не нравится моя казнь? Богам вообще есть дело до таких, как я? Одному было. Один бог оберегал меня. Будь он здесь, я бы решила, что это его шутки, но он ушел, и не осталось никаких богов, каким я нужна была бы живой. — Меч Истины определяет правду, — задумчиво бормочет Ричард. — А правда не всегда заключена в одних лишь словах. Что, если неправильно то, что происходит здесь? Что, если возмущение меча из-за того, что мы совершаем ошибку? — Пытаться воздать убийце по заслугам — это очень «неправильно». — Матушка-Исповедница, конечно же, спит и видит меня мертвой, и ей явно не нравится, что ее суд проходит не по плану. — Ричард, прошу, давай не будем превращать собрание в балаган. Она говорит тихо, чтобы горожане не слышали. Никто и никогда не смеет перечить исповеднице, так что она и смущена, и напугана. Пальцы у моего горла подрагивают. — Пожалуйста, остановитесь! — раздается голос из толпы. Неожиданно знакомый, до дрожи близкий. Я его люблю и ненавижу. Стараюсь сохранять максимум спокойствия, но сердце стучит так громко, что кажется, будто этот стук скоро достигнет ушей присутствующих. — Пожалуйста, — повторяет голос. — Это бесчеловечно. Кара — хорошая девочка, это подтвердят все, кто знал ее прежде. Теперь я вижу ее: школьную учительницу мисс Кренсон. Она учила нас с Грейс и то и дело повторяла, какая я умница, красавица и какое доброе у меня сердце. Я помню это. Я помню каждое сказанное ею слово. Моя жизнь разделилась на до и после, мисс Кренсон была в обоих ее частях. Она учила меня. — Она убийца! — возмущаются в толпе. — Какая разница, какой она была в детстве?! Казнить морд-сит! Волшелник жестом останавливает выкрики, пропускает мисс Кренсон вперед, и теперь мы смотрим друг на друга. Я так люблю ее… Я так сильно жажду ее смерти… — Вы можете рассказать все, что знаете? — спрашивает Ричард, на что мисс Кренсон кивает. Она напугана, взгляд ее то и дело обращается к мечу, губы дрожат. Истина! То, что пробуждается пением — оно здесь, сейчас, против воли. Не могу не смеяться: свое возмездие я получаю прямо в этот момент, и оно столь неожиданно и столь прекрасно, что мне, находящейся на пороге смерти, становится радостно. Я ждала этого дня. Отвернувшись от Даркена Рала, пережив предательство сестер, я пересмотрела взгляды на многие вещи. Отношение к мисс Кренсон было одной из них. — Кара была очень светлой девочкой, доброй и бескорыстной, — говорит та, все еще не сводя взгляда с меча. — Она старалась хорошо учиться, чтобы радовать родителей, проявляла интерес к чтению и письму, которые большая часть ее сверстников считали пустой тратой времени. Ей нравилось учиться и познавать, и она всегда была послушной, внимательной и исполнительной… — Поэтому-то тебе и хотелось учить меня, верно? Мой вопрос заставляет ее вздрогнуть. Здесь, рядом с Мечом Истины, она не сможет солгать, поэтому очень боится, что я заставлю ее ответить на мои вопросы. Но мне плевать на ее страхи. Я не собираюсь спасать ее шкуру. Все еще люблю ее той безусловной любовью, которой любят только родных людей, вот только я убила даже собственного отца, что меня удержит сейчас? — Мне нравилось учить тебя, — соглашается мисс Кренсон. — Из всех учениц ты была самой способной и храброй. — Заканчивайте! — поторапливают из зала. — Убейте падаль! Но Ричард не слушает. Он смотрит на мисс Кренсон, и я узнаю этот взгляд: чувствует, что что-то не так, прислушивается к ощущениям. — Ричард, отступи, — шепчет Мать-Исповедница напряженно. — Мы не должны тратить время. Ох, неужели она вспомнила о поджимающих сроках? Или нашла причину все закончить прямо сейчас? — Нет, Кэлен, — однако обрывает Ричард. — Пусть говорит. Кара, — он переводит взгляд на меня, и я вижу еще больше смущение. — Чутье меня не подводит, верно? Он знает. Я понимаю это по тому, как крепко сжимаются губы. Как напрягается рука на рукояти меча, по ставшему в момент жестким взгляду. Он знает. — О чем ты, Ричард? — Мать-Исповедница хватает его за руку, пытается заглянуть в глаза. — Эта женщина… Я не могу прочитать ее, но я думала, что мне просто кажется… Она… Ричард кивает. — Скажи нам, Кара, — мягко просит он. — Скажи им. Я не хочу говорить, пытаюсь сопротивляться. Это бессмысленно и ни к чему не приведет, так стоит ли? Только пение в моей голове не оставляет выбора. Оно заполняет до краев, слова буквально вываливаются сами собой. — Она учила меня, — хочу остановиться, но не могу. — Всему. И всегда. *** Дорога, усеянная обломками, мало походила на королевский тракт. Недавно, если верить девчонке, здесь могли без проблем разминуться две телеги, теперь же широкая трещина, горящая зеленым пламенем, разрубила тракт надвое, растерзала землю и сделала проход невозможным. Прежде они уже видели нечто подобное — в такую расщелину ускользнула странная тварь. Тогда рассмотреть трещину получше Сиф не решилась — они спешили и было совсем не до этого. Теперь же, когда девчонка и так их задерживала, интерес возобладал над осторожностью. Сиф поежилась, подойдя ближе. От трещины тянуло могильным хладом, а стоило протянуть руку к зеленым языкам, кожа сморщилась, как у старухи. В Асгарде никто не прожил еще настолько долго, чтобы высохнуть так сильно. Смерть — вот, что несло в себе пламя. Стало не по себе. — Мы не пройдем здесь, — подойдя ближе, заключил Тор. — Придется искать обходной путь. Сиф не ответила. Она прекрасно знала, что с помощью Мьёльнира, если достаточно его раскрутить, можно преодолевать большие расстояния, а эту трещину, в принципе, можно и перепрыгнуть, если хорошо разогнаться. Вне пределов пламени ладонь, хоть и медленно, все же возвращалась к первоначальному виду, так что можно было рискнуть. У них в запасе тысячи лет — смерть не сможет так быстро пожрать их все. Они могут пересечь разлом и продолжили путь. Они могут. Но вот мидгардка — нет. Сиф не была уверена, что той вообще можно подходить близко, и понимала, что рисковать ею Тор не станет. Слишком благородный, чтоб бросить леди в беде. Сиф было жаль каждой минуты, пройденной вразрез первоначальному плану. Им бы заняться поисками Локи, а не без толку стаптывать сапоги на мидгарских дорогах, нарываясь на сомнительно вида крестьян. Радовало одно: столкновение с зараженными не принесло им неприятных последствий. Не проявляла признаков заражения и смертная. Кем бы ни были те странные люди, они, всей видимости, не распространяли хворь. — Тут так тихо… — Девчонка шагнула ближе и обняла себя за плечи. Тор раздражающе быстро подошел ближе, преградив ей дорогу. Спасал жизнь бестолочи, а она, казалось, вообще не соображала что к чему. — И холодно… — оглядевшись по сторонам, пробормотала она. — Нужно уходить, — напряженно напомнил Тор и обменялся с Сиф кивками. Конечно, пришлось поддержать его, хотя с губ так и норовили сорваться слова возражения. Им не следовало думать о какой-то крестьянке и не их вина, что она не в состоянии о себе позаботиться сама. Но если уж Тор что-то решил — Сиф знала — отговорить его не сможет никто. Девчонка, однако, не считала себя обязанной молчать. Наглая или глупая — а может и все вместе взятое. — Мы не можем уйти! — Таким тоном с Тором не говорила даже родная мать. — Это главная дорога, по ней должны были возвращаться мои друзья. Они наверняка на другой стороне, и я бы хотела поскорее догнать их. Мы должны… Тор отступил от разлома на пару шагов, увлек девчонку за собой. — Мы должны что? Сиф возликовала — хамка посмела поспорить с царем, и в том пробудился божественный гнев? Того и гляди небо заволокут тучи, а после вспыхнут на горизонте молнии и раздадутся раскаты грома. Тогда эта «леди Джен» поймет, что значит открывать рот, не подумав. Но секунды шли, а тучи не сгущались. Тор и смертная просто смотрели друг на друга, и взгляд великого громовержца становился все мягче. Сиф фыркнула. Царь всех миров, Тор был слишком любезен с этой деревенщиной. Они спустились, чтобы найти Локи, пока Йотунхейм, обозленный пропажей своего принца, не превратил Асгард в ледяной край. Пока мировое древо Иггдрасиль окончательно не сгинуло в бесконечной северной ночи. Но что делал Тор? Прислушивался к смертной? Тогда, когда каждая минута была на счету? Мысль, подозрительно сладкая, хоть и несколько неправильная, ударила в виски, яркая картинка перед глазами не казалась пугающей, скорее заманчивой. Сиф не спешила ее отогнать: вот она подходит к девчонке, вот с размаху швыряет ее в трещину, вот та за считанные секунды превращается сперва в древнюю старуху, а затем и в прах, вот Тор ругается, но все равно продолжает идти. По их делу. За Локи. Спасать Асгард. — Мы должны перейти здесь. — Наглая девчонка даже не выглядела виновато. — Хоть как-то… Свалить дерево или… Это был шанс — избавиться от балласта раз и навсегда. И Тор не смог бы даже сыпать обвинения после такого: она сама попросила. — Я помогу… Сиф понимала, что времени у нее мало. Реакции у Тора всегда были отменными, но так как в этот раз он не ожидал подвоха, то не успел вмешаться. Подскочив к девчонке, Сиф ухватила ее за грудки и со всей своей божественной силы швырнула на другую сторону. Время словно бы замедлилось. Смертная пересекла разлом, пролетев сквозь зеленое пламя, рухнула на дорогу, прокатилась по пыли. Кости, вопреки ожиданиям, не загремели по земле и не превратились в прах, но наверняка девчонка уже не дышала. Дряхлая, седая и сморщенная — со своего места Сиф не могла разглядеть, но ясно все представляла. Сметную было даже немного жаль. Но Асгард было жаль больше. — Ты!.. — конечно же, напустился Тор. — Ты ведь знала, что!.. Он не договорил. С другой стороны разлома прозвучал стон, а после: неуверенное «спасибо». Слова застряли у Тора в горле, а Сиф буквально услышала, как ее собственное сердце ударило по ребрам. Быть того не могло! Ее рука все еще не вернулась в прежнее состояние после короткого прикосновения к зеленому пламени, девчонка же, простая смертная, выглядела ровно так же, как и до броска. Все такой же раздражающе рыжей и не менее раздражающе юной. Тор не стал долго думать: раскрутил Мьёльнир и перемахнул на другую сторону. Принялся расспрашивать девчонку о ее состоянии, хотя и издалека было понятно: все с ней в полном порядке. Раздражение преобладало над любопытством: не важно, какие боги совершили это чудо, куда важнее было то, что смертная задерживала их. Все еще. Мысленно кляня все на свете, Сиф отошла на некоторое расстояние, разогналась и перепрыгнула расщелину. Тотчас в ее сторону потекли совершенно не нужные слова благодарности. От ярости и отчаяния хотелось завопить. — Откуда ты узнала, что она Первозданная Неодаренная? Вопрос Тора прозвучал так неожиданно, что по коже пробежали мурашки. Что она могла ответить? Откуда знала? Да она даже не знала наверняка, что это название может значить. Конечно, до Асгарда доносились отголоски мидгарской жизни и деяний мидгардских богов, и что-то про Неодаренных она даже слышала, возможно, мимоходом, но все же не так много, чтобы понимать, с чем именно ей сейчас довелось иметь дело. Вероятно, с чем-то, не подверженным никакой магии. Только вот пламя Подземного мира не стояло ли выше всяких неодарений? Думать об этом времени не было, Тор все еще ждал ответа, поэтому Сиф, расправив плечи для пущей уверенности, как могла спокойно заявила: — Она сама сказала. Девчонка, которая, конечно же, в действительности и словом на этот счет не обмолвилась, округлила глаза. — Когда?! Невозмутимость сохранять было непросто. Врать Сиф не любила и не то чтобы умела. Но говорить, что девчонке просто повезло не умереть, когда она должна была это сделать, тоже не хотелось. — Когда-то, — небрежно поведя плечом, Сиф прошла вперед. Тело, побывавшее в пламени, казалось непривычно тяжелым и дряхлым. Злило, что деревенщина не испытывала подобного. — Ты думаешь, я помню? Конечно, так просто девчонка не сдавалась. Сложив руки на груди и бросив в сторону Тора весьма говорящий взгляд, уверенно заявила: — Я не могла сделать этого. Это не та тайна, о которой трезвонят на каждом углу. Тор глядел волком, руки Сиф все сильнее дрожали. Продолжать лгать было трудно — девчонка оказалась не из тех, кого легко запутать. Но и признаться, что имела намерение избавиться от смертной, она тоже не могла. — Однако, ты рассказала. — Дабы не встречаться взглядом ни с Тором, ни с девчонкой, Сиф пошла прочь. — Вероятно потому, что здесь нет углов. Она очень надеялась, что разговор на этом и завершится. Может углов в лесу и не было, но тупик — очень даже. В него она и попала. — Вероятно, вы действительно забыли, — начал Тор неуверенно. Сиф буквально затылком ощутила, как девчонка открывает рот, чтобы ответить. Но не успела. Раздался рев — где-то над головой, совсем близко, — затем затрещали ветки и что-то рухнуло справа от них. Большое, серое и лысое. Громадная пасть с несколькими рядами клыков угрожающе раскрылась. Последовал удар. *** Признание наставницы делает свое дело. По залу проходит возбужденный шепот. Меня слышат, но не понимают. Мисс Кренсон, школьная учительница, пока еще остается для всех просто нею. Но и Ричард, и Мать-Исповедница и, кажется, волшебник уже осознают, о чем я говорю. Меч Истины покидает ножны, в сторону моей наставницы оборачивается острие. — Говори, — требует Ричард. — Все. Лишь одна сила признана способной развязать язык: исповедь. К такому дознанию правды волшебники пришли еще много веков назад и до сегодня она считалась действительно единственным доступным методом. Но я вижу, как дергается мускул на лице наставницы, когда она понимает, что не ответить не может. — Кара была очень способной, — бормочет она, взгляд испуганно бегает: попалась! — Так что я научила ее всему, что сама знала. — Чему? — настаивает Ричард. — Произнеси это вслух. — Создатель нас сохрани… — Волшебник делает шаг по направлению к нам, его ладонь едва ощутимо пробегает по моим волосам. Своеобразная попытка поддержать? Сочувствие? Для меня это не больше, чем унижение. Должно быть. Почему-то нет. — Я научила ее… — наставница отступает, уходя из-под меча. Хотя не решается отойти слишком далеко. — Я научила ее быть морд-сит. Сказано. Ожидаемо зал приходит в такое возбуждение, что гвалт перекрывает звук пения. Морд-сит в городе — это их самый худший кошмар. — Ты учила наших детей! — вопит какая-то женщина. — Мерзость! Это ты их уводила, да? Ты?! — На этот раз голос принадлежит мужчине, к нему же Ричард обращается с вопросом. — Сколько девочек морд-сит увели за это время? Меч все еще направлен вперед, наставница напряжена и напугана. Ни одна госпожа в здравом уме не выдаст ни себя, ни сестер, однако меч все еще поет, сопротивляться бесполезно. Сегодня будет сказана вся правда. — Двенадцать! — доносится сразу с нескольких сторон. — Они забрали двенадцать наших девочек… — отвечает мужчина. — Включая ее. Взгляды обращены на меня, Ричард явно доволен происходящим. — Как вы видите, эта женщина жертва. Ее забрали совсем ребенком и просто лишили права выбора. Мне бы стоило смолчать, но песнь в моей голове не дает этого сделать. — Это не так. — Замечаю, как Ричард легонько качает головой, но не могу ничего с собой поделать. Правда есть правда. Я и так не терплю лжи, а сейчас и вовсе не могу сопротивляться. — Морд-сит сделали меня сильной. Помогли научиться защищать себя и то, что мне на самом деле дорого, — продолжаю под проклятия, доносящиеся из зала. — Мне открыли глаза на этот продажный мир и предложили семью. — Хотелось бы добавить, что эта семья, в отличии от первой, меня не предавала. Но в свете последних событий сделать этого не могу. Одна морд-сит не определяет всех, но говорить о преданности не выйдет. — Госпожа Нетейр забрала меня из лжи и слабости, наделила силой, стала мне матерью и сестрой. Я не сожалею ни секунды, что выбрала ее. — Госпожа… — начинает Ричард и осекается. Переводит взгляд на мисс Кренсон. — Нетейр, — заканчивает она за него. Уже не пытается увиливать: смирилась. — Это я, да. Среди сестер по эйджилу я ношу это имя. — Грешницы! Убийцы! — И не такое мне доводилось слышать в свой адрес. — Казнить обеих! Мать-Исповедница явно согласна с приговором, так что ее рука снова ложится на мое горло. — Нет! — Ричард обращается не к ней — к залу. — Маленькая девочка, попавшая в башню морд-сит в девять лет! Вы только задумайтесь! Ей было больно и страшно. Ее пытали эйджилом, затуманивали разум. Я был в плену у морд-сит, и познал эту боль. Такую, что одним касанием прожигает до кости. Посмотрите! Он явно подготовился: на боковом столике сверток ткани, и когда Ричард отворачивает угол, я замечаю один из своих эйджилов. Цепочка, переплетенная волосами Трианы, заставляет меня невольно усмехнуться. Не ту он защищает, ох, не ту. — Найдется смельчак, который рискнет хотя бы просто коснуться рукояти? Предупреждаю: это боль тысячи мечей и тысячи костров, — он обводит зал глазами и берет эйджил в левую руку. Денна хорошо постаралась: ни словом, ни взглядом Ричард не выказывает боли. — Ну же, — поторапливает он — Никто? Давайте же. — Слабаки, — фыркает полосатая собака и соскакивает с лавки. — Давай свою игрушку сюда. У зверя явно проблемы с головой. Одно прикосновение эйджила может его убить и почти наверняка сделает это. Но все же собака настроена решительно, вот только Ричард не уверен. — Ты… Не думаю, что… — он не спешит опустить эйджил в пределы досягаемости зверя. — Я сделаю это! — подскакивает вдруг какой-то дурак. Через секунду он уже не будет таким храбрым. — Сириан, ты не можешь… Голос Грейс. Ну точно, дурак-доброволец никто иной как ее муженек. Из-за него я здесь. Пусть помучается. — Все хорошо, Грейс. Не только барсук может быть храбрым. Собака щерится. Не то хочет возразить насчет эйджила, не то не слишком рада определению «барсук». В любом случае, Сириан ее полностью игнорирует. Оторвав от себя мою сестру, зятек подходит к Ричарду и тянет ладонь. Пока он выглядит вполне уверенно. Не верит, что это правда больно? Ну, ему везет, что эйджил в руках Ричарда, а не в моих. Он явно не станет использовать оружие в полную силу, так что Сириан познает только самую малость того, что девятилетняя я испытывала на протяжении долгих месяцев. — Готов? — Ричард оборачивается на меня и коротко кивает. И я понимаю. Не знаю, существует ли такая связь между ним и его разлюбезной Амнелл, но вот в нашей связи я уверена. По одному взгляду, по одному кивку я знаю, что будет дальше. Сириан вскрикивает. Одно казалось бы осторожное движение, и вот его ладонь рассечена надвое. Кровь течет ему под ноги, заливает пол, сам он орет так, будто его пополам разорвали, не меньше. Грейс верещит и рвется вперед, однако волшебник не дает подойти ближе. Мне плевать на них всех. Я смотрю на Ричарда — он, мой лорд, — моя главная забота. Оборотная сторона силы: чем больше действие, тем сильнее отдача. Кровь стекает с его пальцев, эйджил в руке подрагивает. Наверняка и сам прорезал кожу до кости, даже я редко дохожу до такого. Но, пожалуй, это стоило показать. — Зедд, займись им. — Ричард убирает эйджил и демонстрирует собственную ладонь собравшимся. — Это адская боль, — заверяет он, хотя уверена, что в зале и так уже это поняли. — Такая, что разум в считанные дни становится податливым и готовым принять любую ложь. Маленькую девочку резали и жгли не один день, пока не превратили в то чудовище, каким вы ее окрестили. За это вы требуете казнить ее? — Она не выказала раскаяния! — проходит по залу возмущение. Какие наблюдательные, надо же! Да откуда ему взяться — раскаянию, — выбирая между службой лорду и жизнью с семьей, готовой продать и меня, и сестру за гроши, я бы и сейчас выбрала служение. Бытность морд-сит была лучшим временем моей жизни. — Прости, Ричард, но они правы. Матушка-Исповедница, конечно, ухватывается за любой повод скорее покончить со мной. Мне жаль ее сестру и племянника, но та сумасшедшая девка сама напросилась. Если бы Амнелл была там, если бы видела, как умирал младенец, она не была бы столь категорична. Но даже скажи я — не поверит. А поверит — возненавидит еще сильнее, что разрушила ее представление о милой сестрице. Ричард качает головой. Он все еще не согласен с моей участью. Магия в нем восстанавливается так быстро, что я снова начинаю испытывать головную боль, но уверена: спасти меня он хочет совершенно по иной причине. — Я хочу знать, — говорит он, настойчиво убирая ладонь Матери-Исповедницы с моего горла. — Как Искатель Истины я не могу отвернуться от этой ситуации, не узнав все до конца. Кэлен, я понимаю твой гнев и понимаю твои желания, но ты — последняя Исповедница, ты — представительница всего своего рода. Представь же его беспристрастным и справедливым. Позволь им говорить. Уверена, что в других обстоятельствах Матушка-Исповедница и слушать бы его не стала, но на глазах у народа она просто не может отказать. — Времени мало, Ричард, — напоминает она. — Пусть говорят быстро. Говорят? Да что мне еще осталось? Я, кажется, и так сказала уже больше, чем следовало. Однако Ричард спрашивает не меня, и вопрос этот не из тех, на которые ему стоит получать ответ. — Как вы заставляете девочек убивать собственных отцов? Как вы заставили Кару это сделать? Меня не заставляли. Они просто вложили эйджил мне в руку, и я сделала остальное. Человек, что звался моим отцом, не заслужил жизни. Он продал меня им, глазом не моргнув, а после вознамерился продать и Грейс — я не могла ему этого позволить. Сестра всегда боялась крыс.