От кого: Любимый хён Приступ? С тобой все в порядке? Оставайся на месте, Чонгук, хён уже бежит. Я пну Намджуна, поэтому не волнуйся. Я убью этого Юнги, если он что-то сделает с тобой.
Чонгук улыбается и тихо смеётся с двух последних сообщений. Он и не сомневался, что Сокджин тут же сорвётся с места, только вот неужели тот держал в руках телефон, что так быстро среагировал? Недовольное сонное лицо Намджуна, в панике спешащего одеться по приказу Джина, всплывает в голове. Аппарат пиликает в руке ещё раз, а в диалоге высвечивается сообщение:От кого: Любимый хён Не верь ему, он сейчас матерится на шнурки, а я даже не успел надеть футболку. Намджун-хён.
Кому: Любимый хён. успокой его хен пожалуйста я правда в порядкеОт кого: Любимый хён Я надеюсь на это, Гук-и. Мы скоро будем. Намджун-хён.
Чонгук расслабляется и убирает телефон в карман, при этом старается прислушаться к каким-либо звукам разговора из кабинета директора, но там тихо. О чём мистер Чан хочет поговорить с Юнги? Тот не сделал ничего из ряда вон выходящего, даже помог в неожиданной ситуации с приступом, его не за что ругать, если подумать. Значит, причина для разговора должна быть другой. Наверное, стоит спросить у самого Юнги, а не гадать. Сегодняшний день слишком утомительный. Юнги стоит перед директором и надеется, что это не отнимет много времени, потому что в коридоре только что отошедший от панической атаки Чонгук. Ему нужно ещё раз удостовериться, что младший в полном порядке, иначе придётся отвести в медкабинет. Он сомневается, что там чем-то помогут, но перестраховаться всегда стоит. Мистер Чан осматривает фигуру старшекурсника и опускает плечи, которые уже некоторое время были напряжены. Ему ещё не приходилось быть в таких ситуациях. — О чём вы хотели поговорить? — не выдерживает Юнги, начиная разговор первым. — Я должен сейчас побыть с Чонгуком, тот наверняка ещё не отошёл полностью. Мужчина понимающе кивает. — Я всего лишь хотел тебя поблагодарить, что помог с Чонгук-щи, — говорит он. — Но я должен тебя ещё кое о чём попросить. Юнги приподнимает в вопросе бровь, готовый выслушать. Он привёл в этот кабинет Чонгука, подтолкнув его рассказать о происходящем, так что ещё нужно? Он не сомневается, что директор предпримет меры хотя бы потому, что является хорошим человеком, не терпящим насилие в стенах своего учебного заведения. — Ты должен присматривать за ним, — Юнги удивляется просьбе, но не успевает ничего ответить, как следует пояснение. — Я поговорю с Дахёном и остальными, как и обещал, даже сделаю выговор и проведу беседу с их родителями, если это потребуется, но ты должен и сам понимать, что подобные меры не всегда действуют. — Что вы имеете в виду? — Ты ведь и сам наверняка понимаешь, как это работает, — мужчина откидывается назад и с сожалением продолжает. — Получив вызов ко мне, они легко поймут, что Чонгук-щи всё-таки нашёл смелость сказать об этом. Как думаешь, что Дахён и остальные сделают? Юнги поджимает губы от раздражения, не нуждаясь в ответе на этот риторический вопрос. Чонгук отхватит в разы больше, чем обычно, ведь донести о подобном директору считается высшей мерой. Дахён вряд ли будет сдерживаться, потому что привык, что его жертва никак не отвечает, а молча выносит подобное. Мистер Чан видит, как на лице студента появляется понимание проблемы, нависшей над Чонгуком, и не сомневается, что Юнги поступит так, как считает нужным. — Я не говорю тебе следовать за ним везде, — говорит директор, вздыхая. — Просто прояви к нему и Ким Тэхён-щи повышенное внимание, хорошо? — Причем тут Ким Тэхён? — слегка резко спрашивает Юнги. — Разве он не всегда ходит с Чонгук-щи? — недоуменно спрашивает мужчина, получая кивок. — Я предполагаю, он тоже попадается под руку компании Дахёна. Я не заставляю тебя, просто прошу. Ты ведь уже помогал им двоим, да? Юнги не задаётся вопросом, откуда директор узнал об этом, но и оправдываться не будет. Он знал и видел, что никто этим двоим не оказывает никакой помощи, только поглядывают и о чём-то переговариваются. Неужели в этом институте всем настолько наплевать на подобное? Все боятся попасть под чужую руку, не осознавая, что следующими жертвами избиений могут стать они, только сделай неправильный шаг в сторону. Иерархия здесь всегда заставляла кривиться: что за глупости двадцатилетних подростков? Юнги бурчит себе под нос «хорошо» и направляется к выходу из кабинета, больше не удостаивая вниманием мужчину. Он не может отказать в такой обычной просьбе, да и глубоко в душе понимает, что сделал бы это в любом случае. Ему нравится Чонгук, как бы странно это ни звучал. Он кажется Юнги другим, более открытым и способным заинтересовать любого, кто проявит немного доброты и вежливости. Хочется узнать его поближе и стать хорошим хёном. Останавливаясь только у самой двери, он прокручивает вновь появившийся вопрос в голове и находит смелости задать его, так и не оборачиваясь. — Из-за чего Дахён избивает Чонгука? Тишина длится около пятнадцати секунд, пока директор прожигал чужую спину нечитаемым взглядом. — Юнги-щи, — с огромным сожалением в голосе говорит мистер Чан, поджимая губы. Юнги не понимает, почему ему сожалеют, и сжимает ручку двери в ладони сильнее. — У меня нет прав разглашать такую информацию. Хочется тут же спросить «какую», но сдерживает свой порыв. Если у директора нет на это прав, то тогда есть только у самого Чонгука. Что же это за информация, которую не спешат озвучивать вслух? Значит, Дахён знает об этом, поэтому и считает Чонгука подходящим человеком для избиений и издевательств? Юнги не предполагал, что всё настолько серьёзно, но теперь понимает, что ошибался. Сам Чонгук среагировал на вопрос очень резко и не дал точного ответа, видимо, из-за стоящего рядом Юнги. Это что-то, что пока нельзя ему знать, но причина так же неизвестна. Чонгук встречает его встревоженным взглядом, вскакивая с места и подходя к нему. Он хочет что-то спросить, но не решается, что вызывает у Юнги лёгкую улыбку. Чонгук неожиданно ойкает, быстро делает шаг назад и резко кланяется на девяносто градусов, повергнув в шок, не отражающийся на лице, ничего не понимающего Юнги. — Спасибо за оказанную помощь, хён, — робко говорит Чонгук, выпрямляясь. — Мне жаль, что… всё так получилось, — он искренне хочет донести свои извинения, но тот, кажется, вообще не парится на этот счёт. — Тебе не за что благодарить меня, ребёнок. Так поступил бы любой на моём месте, я действовал… не знаю, так, как считал нужным? — Юнги издаёт смешок и чешет затылок. — Не думаю, что именно так надо останавливать паническую атаку. Чонгук во все глаза смотрит на стесняющегося хёна, совсем не ожидая услышать такие неуверенные слова. Тот не замечает прожигающего взгляда, поэтому так и остаётся стоять на месте и вести этот разговор. Спустя всего мгновение поза Юнги меняется, а взгляд становится нечитаемым, как и выражение лица. У самого Чонгука улыбка тоже исчезает; такой серьёзный хён его пугает, он совсем не знает, чего ожидать от резкой перемены. Юнги видит, как тот приходит в недоумение и произносит чуть заинтересованное «а?». Не хочется давить на парня, в конце концов это не дело Юнги, но что-то подсказывает, что необходимо хотя бы попытаться. — Ты скажешь мне причину, которую не озвучил в кабинете? — спрашивает Юнги. У Чонгука в животе всё переворачивается за секунду, и уже потом он смотрит на хёна расширенными глазами, в которых плескается страх. Причину? Что он… — Что? — сипло переспрашивает Чонгук, а Юнги топчется на месте, замечая каждое изменение в парне напротив. Наверное, это было лишним, но он не собирается делать вид, что ничего не было. — Директор спросил тебя причину, по которой Дахён избивает тебя, — произносит Юнги, видя, как Чонгук бледнеет и приоткрывает рот, чтобы что-то ответить, но так и не находит слов. Взгляд притупляется, он смотрит поверх старшего и нервно облизывает губы. — Что это за причина? — спрашивает в лоб, заранее догадываясь, что не получит ответа. Чонгук напуган, потому что он не может даже и слова произнести, чтобы утолить интерес парня. В голове проносится лишь одна единственная мысль: он не должен узнать. Не должен узнать о том, что Чонгук действительно является ошибкой природы, как это твердит Дахён каждый раз при виде него. Он живёт с этим несколько лет, клятвенно убедив себя, что нельзя говорить о себе каждому встречному, даже если тот внушает доверие. «Юнги не поймет», — странный голос возникает в голове, заставляя принять эту правду. Он не знает о Юнги буквально ничего. Как он может довериться ему? Рассказать? Слепая симпатия это не повод идти на глупые поступки, которые Чонгук не хочет совершать, потому что это может навредить ему, морально или физически — не важно. Как Юнги относится к таким, как он? Да и вообще, насчёт ЛГБТ+ в целом? Признаки внимания, забота, помощь, — это правда, или Чонгук пытается обмануть самого себя, надеясь, что такой человек, как Юнги, может проявить к нему симпатию? Он знает, что поступает нечестно по отношению к нему, ведь Чонгук не тот, кем его считают многие в этом институте. Скрывать свою трансгендерность, скрывать часть себя — с какой стороны не посмотри, но это неправильно. Давать надежду на что-то большее, когда шанс на это «что-то» так мал. Чонгуку впервые жаль, что он… это он. Ему понадобилось около года, чтобы собраться и рассказать о себе своим самым дорогим хёнам, пока те не приняли его и не поддержали. Но Юнги, незнакомый старшекурсник, совершивший для него столько хороших дел за такой короткий срок, — заслуживает ли он знать? Чем закончится обман Чонгука? И кто может ему сказать, чем завершится всё это, реши он открыться? Не сейчас. Не когда в его голове всплывает насмешливое лицо Дахёна, после сменяющееся на отвращение и ненависть. Чонгук знает, кто он, знает, кем хочет быть, и он ни разу не пожалел о своём решении, когда сделал себе свой первый укол с этими чёртовыми гормонами. Он не хочет извиняться перед кем-то, жалеть себя всю оставшуюся жизнь и думать, что не достоин чего-то. Возможно, так думают многие, но не он. Иметь право на счастье, на жизнь, на любовь и дружбу, — он может иметь всё это, потому что является человеком. — Хён, — тихим голосом говорит Чонгук, фокусируя свой взгляд на лице Юнги. Тот молчал и никак не прерывал младшего, пока тот выглядел абсолютно потерянным, потому что знал, что этот вопрос значит для Чонгука очень многое. Откуда? Глупое предчувствие. Юнги мычит, видя, как студент слабо улыбается и мотает головой, издавая мягкий смех. — Пожалуйста, хён, спроси меня об этом, когда я действительно буду готов, хорошо? — Юнги удивляется быстрой смене настроения юноши и странной просьбе, даже не успевая как-то отреагировать, потому что Чонгук вмиг серьёзнеет и уже добавляет более неохотно. — Я пока не готов сказать тебе об этом, но, возможно, когда-то смогу. Юнги вглядывается в слабую улыбку, надеясь найти там что-то, что утолит его возникшее любопытство, но так и остаётся ни с чем. На удивление, младший не мешает проводить маленькую проверку, оставаясь на месте и всё же решаясь предупредить: — Мои хёны должны вот-вот приехать за мной, поэтому мне надо спуститься вниз, — Юнги угукает и дёргает головой в сторону лестницы, молча предлагая довести его. — Спасибо, но я сам, — поспешно отвечает Чонгук, пятясь назад и поправляя и так идеальную укладку на голове. Чёрт, он дико смущён. — Мне не составит труда, — говорит Юнги, засовывая руки в карманы брюк. Он видит бледный румянец на щеках Чонгука и хмыкает, в очередной раз отмечая привлекательность и открытость эмоций у этого ребёнка. Его иногда так легко прочитать. — Всё хорошо! Не волнуйся, Джин-хён встретит меня прямо у дверей, поэтому… да. Что ж, спасибо ещё раз за помощь, — скомкано говорит Чонгук, делая маленькие шажки назад и поклонившись в благодарность. — Мм… Наверное, мне стоило бы как-то отблагодарить тебя посерьёзнее, чем просто словами, так что… — Кофе, — громко говорит Юнги, улыбнувшись на резко прекратившуюся болтовню Чонгука и ошарашенного «о». — Угости меня кофе завтра после пар, — уточняет он. — Считай, что это единственный вариант, чтобы принести свою благодарность мне. Возможно, Юнги играет не по правилам, но ведь ему нужно найти хоть какой-то повод, чтобы узнать Чонгука получше, вне стен института. Он не рассчитывал даже на минимальное общение с ним в учебном заведении, ведь совместных пар у них нет, а Хосок в лице общего приятеля вряд ли как-то поспособствует их встречам. Выпить кофе — хороший предлог. Чонгук колеблется, прежде чем неуверенно кивнуть. Юнги хочет, чтобы он купил ему кофе? Или это включает в себя ещё и совместное времяпровождение после? Слабая улыбка и выжидающий взгляд ставят в тупик, но желание искать подвох в чужих словах отсутствует. — Я… думаю, что это вполне могу сделать, — соглашается Чонгук, и Юнги не нуждается в большем. Они стоят минуту в тишине, хотя обоим нечего больше сказать друг другу. Он, может быть, и остался бы ещё в компании Юнги, но мысль о Джине напоминает, что надо уже бежать. Он поспешно отворачивается к лестнице, немного сконфуженный, и чувствует взгляд затылком. — Увидимся завтра, хён, — бросает напоследок Чонгук, скрываясь из виду. Юнги бурчит себе под нос «ребёнок» и сам не спеша направляется к аудитории. За прогул его точно не погладят по головке.****
У Чонгука красные щёки, чуть сбитое дыхание из-за волнения и слабое чувство ожидания, появившиеся после выхода из института. Он смущён и немного потерян, потому что… он ведь поступил правильно, да? Захотел поблагодарить Юнги, согласился на его предложение с кофе. Нет ничего, что показалось бы ему слишком странным. Юнги не посмотрел на него косо или недовольно, только улыбнулся; значит ли это, что всё в порядке? Чонгук никогда не ощущал себя настолько растерянным, и Сокджин наверняка заметит и задаст около десяти вопросов разом, совсем не облегчая ситуацию. Он чувствует мандраж от мысли о разговоре с хёнами про сегодняшнее происшествие с ним в кабинете директора и скорую помощь Юнги. Джин только утром корил себя за то, что надавил вчера вечером, а сегодня снова будет вынужден заботиться о Чонгуке после панической атаки. Два раза подряд с разницей всего в несколько часов? У него очень стрессовые дни в данный момент, раз приступы стали такими частыми. Парень быстро спускается по лестнице, игнорируя тепло на щеках, и с энтузиазмом бежит к воротам, где мелькают две фигуры, одна из которых топчется на месте и крепко держится за рукав второй. Даже отсюда видно, как Сокджин нервничает и беспокоится. Ему наверняка пришлось бросить все свои дела, чтобы прибежать сюда, да ещё и разбудить Намджуна, который как никто другой заслуживает отдыха. Как только Чонгук подбегает к ним, Джин отталкивает рядом Намджуна, недовольно ругнувшегося под нос от такой выходки, и налетает на парня с крепкими объятиями. Чонгуку приходится сделать шаг назад, чтобы устоять на месте, он терпеливо молчит, дожидаясь первых слов от хёна. Он слышит взволнованный голос прямо у уха: — Пожалуйста, скажи, что с тобой всё в порядке, — требовательно, но мягким тоном говорит Сокджин, прикрывая глаза от облегчения, видя, что Чонгук физически не пострадал. Он старается не замечать чуть потную спину и влажные пряди волос; не первый раз ему приходится видеть Чонгука в таком состоянии после приступов. Чонгук бросает взгляд на успокаивающую улыбку Намджуна, стоящего позади, и вздыхает, кивнув. Он привычным жестом кладёт ладонь на широкую спину хёна, поглаживая по кофте и тем самым обнимая в ответ. Он не знает, действительно ли Сокджин нуждается в утешении, но лишним всё равно не будет. — Да, Джин-хён, сейчас мне уже лучше, спасибо, — старший ослабляет хватку и нехотя отстраняется, осматривая лицо Чонгука. У него мягкая улыбка на губах, румянец и чуть покрасневшие глаза, которые означали только то, что младший плакал. Он пытается всем своим видом показать, что Джину не о чем волноваться, о нём позаботились уже в стенах института. Юнги действительно сделал всё возможное, и это не осталось незамеченным. Простое его присутствие рядом помогло Чонгуку избавиться от головной боли и дрожи, которые часто преследуют его ещё некоторое время после приступов. — У тебя уже давно не случалось атак в институте, что случилось на этот раз? — спросил Намджун, подходя ближе и хмурясь. — Где был Тэхён? Это из-за… — Нет! — перебивает его Чонгук, не давая даже договорить. Он вскидывает руки и мотает головой. Старшие даже пугаются такого неожиданного рвения. — Дахён здесь ни при чём, честно, — он видит, что оба хёна не особо ему верят. — У меня был разговор с директором про… про мои избиения, поэтому я запаниковал. У Сокджина читается удивление на лице, потом неверие, сомнение, а после тянет негромкое «эv», рассматривая Чонгука, пока тот опускает глаза на асфальт от такого пристального разглядывания. По хёну не заметно, что он рад такой новости, и Чонгук молчит, пока не слышит ёмкое: — Что? Чонгук мнётся на месте, не зная, как правильно объяснить. Он понимает недоумение хёна, ведь, чего скрывать, он игнорировал такие просьбы от самого Джина. Сокджин перестал делать вид, что всё в порядке после того, как Гук пришёл домой с кровью на лице и огромным синяком на спине, из-за которого младший не мог разгибаться около двух дней. Разговор с директором был единственным верным решением, и Джин бы сразу пошёл в его кабинет, не встань Чонгук на его пути с твёрдым «нет». Джин называл Чонгука глупым ребёнком, не думающим ни о самом себе, ни о волнующемся о нём хёне, который уже устал чувствовать стресс на почве переживаний. Он не знал, что в голове у донсена, но в последнюю ссору из-за этого ему пришлось выслушать умоляющие слова, что не стоит лезть в это дело, и Чонгук разберётся со всем сам. Разобрался ли? Нет, совсем нет, но Джин оставил эту затею, устав натыкаться на стену сопротивления. Сейчас Чонгук стоит перед ним и говорит, что был в кабинете директора. Разговаривал на тему, которая была закрыта для обсуждения уже несколько месяцев. Что вообще происходит с этим ребёнком? Сокджин бы разозлился, пустился в долгие рассуждения, требуя ответов на вопросы, но понимает, что это лишнее. Не важна причина, важно то, что Чонгук каким-то образом согласился. — Чонгук, — говорит Намджун после долгой паузы, в течение которой никто не сказал и слова. — Ты хочешь сказать, что обратился за помощью к директору? И сказал ему, что происходит между тобой и Дахёном? — он старается не напирать, спрашивая спокойным тоном, когда у самого внутри вопросов больше, чем два. Он тоже не понимает, что происходит. Чонгук согласно мычит и чувствует, что ему всё-таки придётся об этом говорить с хёнами. Наверное, этого не избежать. — Мистер Чан сказал, что уже давно знал обо всём этом, но не мог предпринять что-то, так как я не показывал этого в открытую и никому не говорил, — признаётся он и хватается за руку рядом стоящего Джина, чтобы сжать её для поддержки. — Он… он разберётся с этим, я думаю. Тишина, повисшая между ними, немного напрягает, но Чонгук не спешит что-либо говорить и ожидает реакции хёнов. Сокджин поворачивается к Намджуну с растерянным выражением лица, мысленно спрашивая, что ему делать, но тот мотает головой и в успокаивающем жесте кладёт ладонь на чужое плечо. Они переводят взгляд на Чонгука, который, честное слово, готов ответить на любой вопрос, только бы не молчать. Сокджин нервно вздыхает, привлекая внимание. — Мы поняли тебя, Гуки, но… почему? «Почему?» — хочет переспросить Чонгук, не до конца понимая вопрос, а потом приходит его время замолчать. Почему… и правда, почему? Он ответил на вопрос директора положительно, потому что было бы некрасиво врать на такой прямой вопрос: он бы не оказался в кабинете, не будь избиения правдой. Его попросил Юнги, не понятно чем руководствуясь: своими ли убеждениями и желанием? «Да, точно, — про себя соглашается Чонгук, смотря на выжидающее лицо Джина. — Юнги». Юнги подтолкнул его на такой серьёзный шаг. Он сказал, что так больше не может продолжаться, а Чонгук последовал его совету и набрался сил зайти в кабинет директора. Чем больше он думает о своём поступке и человеке, который натолкнул его на это, тем больше чувствует стыд и непонимание самого себя. С чего вдруг он послушался Юнги, когда тот является для него новоиспечённым хёном, тогда как Джина в своё время смел останавливать и заверять, что это не его дело? Он проигнорировал Сокджина, когда тот настаивал на том же самом, что и Юнги, и решил пойти на такой отчаянный шаг только после того, как именно последний немного надавил на него? Откуда такое доверие? Это немыслимо. Что подумает Джин, когда поймет, что какой-то старшекурсник по неизвестной причине имеет на Чонгука влияния больше, чем названный брат? Он любит Сокджина самой сильной любовью, которую вообще может испытывать, и не хочет заставлять того сомневаться в этом. Он также не видит смысла скрывать про Юнги или врать, ведь легче ситуацию это не сделает. — Юнги-хён забрал меня с пары и мягко настоял на том, что я должен сходить к директору и сообщить ему о Дахёне. Я начал отпираться, но тот сказал, что мистер Чан и так всё знает, мне стоит лишь подтвердить информацию об этом. Поэтому… я пошёл и сделал это, — он через пару мгновений видит, как вытягивается в неверии лицо Сокджина перед собой, и чуть отступает назад. — Этот Юнги что, чёртов Иисус? — вырывается у Джина, поднявшего бровь и взмахнувшего свободной рукой, которую Чонгук ещё не отпустил. — Я уговаривал тебя сделать то же самое несколько недель, а он просто подошёл к тебе и «мягко настоял»? Чонгук, что происходит с тобой? Чонгук не ответил на возмущения хёна, потому что и сам не знал ответа на вопрос. Возможно ли, что из-за своей симпатии к Юнги он инстинктивно доверяет ему, игнорируя два дня знакомства? Но Джин… Он ведь старший и самый близкий хён, заслуживает доверия не меньше, чем Юнги. Так в чём проблема? Намджун, молчавший всё это время, рассматривает чуть зажатого студента и только мягко улыбается, выпуская смешок. Сокджин тут же реагирует на него, поворачиваясь: — А тебе что смешно? Разве у самого не возникает куча вопросов? Намджун качает головой, не отводя взгляда от Чонгука. Его действительно смешит вся эта ситуация, ведь в поступках донсена нет ничего странного, особенно теперь, когда они узнали, что здесь замешан некий Юнги. Он пока не особо вызывает доверие, в любой момент может показать себя не с самой лучшей стороны, и сам Чонгук расстроится, видя, как рушится этот мнимый образ парня, который помог ему по доброте душевной. Или не совсем. Намджун не отрицает того факта, что хочет поговорить с этим незнакомцем, но догадывается, что такая возможность выпадет ещё не очень скоро. Пока им с хёном остаётся только наблюдать и надеяться, что Юнги не является мудаком. — Тебе не о чем волноваться, Джин-хён, — отвечает Намджун. — Этот Юнги вовсе не Иисус, как ты выразился, — Сокджин издаёт возмущённый булькающий звук, замолкая, как только звучат следующие слова. — Он просто нравится Чонгуку. У Джуна улыбка превращается в издевательскую усмешку, когда младший вскидывает голову и с красным лицом открывает рот, с готовностью отразить любую атаку от хёнов. Этого не происходит, потому что Джин реагирует быстрее: шагает ближе к Чонгуку, хватает за плечи и резко трясёт, выпытывая ответ. Чонгук находится в прострации, пока дёргается из стороны в сторону. Смущённый, атакованный и незнающий, что делать дальше. Он не отрицает того факта, что Юнги ему нравится. В смысле… нравится. Неужели это так легко прочитать по нему? Для Намджуна нет ничего невозможного, но чтобы тот ещё и чужие чувства узнавал только лишь по одному поступку? Нет уж, Чонгук к такому не был готов. Юнги ведь не мог ему не понравиться, если уж так подумать. Чонгук предполагает, что даже не помоги Юнги ему с Тэхёном в тот раз, он не смог бы проигнорировать старшекурсника, слоняющегося по институту на этажах. Аура плохого парня Шугу не преследует, чего не скажешь о Дахёне или Минхо с Сынри, например. Юнги именно тот, впечатление о котором не надо строить по внешнему виду или слухам, ведь оно в итоге окажется неверным. Юнги вовсе не сахарный, но и не похоже, что тот готов пустить в ход кулаки, когда подвернётся подходящий случай. То, что он услышал от студентов, любящих пошептаться, не вызывает желания поверить и обходить его стороной. Чонгук не особо хорош в чтении людей, да у него и не получится это сделать, даже если он сильно того захочет. Хён не позволит себя узнать, как открытую книгу, м надо искать подход. Мягкие на вид мятные волосы, чуть заметная худоба, глубокий хриплый голос и нечитаемое выражение лица. Из многих только Чонгуку удалось увидеть приподнятые уголки губ и эмоции на лице старшего, он уверен. Он вовсе не чувствует себя особенным и не собирается этим хвастаться, но он гордится, что смог поднять хёну настроение. При виде Юнги в животе нет никаких бабочек, руки не потеют, а постоянной мысли «хочу его поцеловать» в голове не возникает. Единственное, что чувствует Чонгук, осознавая, что Юнги ему нравится, это смущение и учащённое сердцебиение. Интересно, сам Юнги замечает изменения в Чонгуке, когда оказывается рядом? — Чонгук, тебе стоит рассказать нам об этом чуть подробнее, понимаешь? — Намджун привлекает к себе внимание Гука, оттягивая возбуждённого Джина. Чонгук соглашается кивком, не видя смысла отпираться. Намджун и Сокджин привыкли знать многое о его жизни, тот никогда и не был против, потому что скрывать абсолютно нечего. Они были теми, кто поддерживал его до перехода и после, по сей день. Разве есть смысл скрывать какую-то симпатию к парню? Чонгук делает вид, что его не передёргивает от последней мысли. Хёны ведь не имеют ничего против, если он немного промахнулся в выборе своего объекта влюбленности? Парень или девушка, это ведь неважно. И то, что он трансгендерный парень, влюбившийся в цисгендерного, тоже не особо требует разъяснений. Или потребует Юнги когда-нибудь.****
Джин, зайдя в квартиру, позволил Чонгуку нагло сбежать без объяснений, а Намджун настоял на разговоре во время обеда. Чонгук успокоил хёнов и пообещал, что выйдет через пару минут, как переоденется и напишет Тэхёну. Он будет рад узнать, что тот не перевернул половину института в его поисках, потому что, ну, он мог. Юнги уж точно не подойдёт к Тэхёну на перерыве, чтобы объяснить пропажу. Чонгук забежал в комнату, закрывая за собой дверь и вздыхая полной грудью. На сегодня достаточно потрясений, большего он не выдержит. С каких пор его дни стали такими насыщенными? Ещё вчера он шёл домой, думая, что всё пройдет как обычно, а сейчас уже открыто признаётся в своей симпатии к какому-то старшекурснику и даже не пытается это отрицать. Тэхён его засмеёт, как только узнает. До этого осталось совсем недолго, особенно с его любопытством и желанием знать всё. Он достаёт телефон и не удивляется десятку сообщений с паникой от Тэхёна.От кого: Тэ чонгук? где ты? тебя не было на паре почему ты не отвечаешь? лол твои однокурсники сказали что ты ушел с шугой? какого хера? ,? ,? ,?
чонгук! 1! омг пжлст скажи что ты живой я знал что он только строил из себя хорошего, а теперь забирает тебя с пары и? он угрожает тебе или что? я не паникую чтобы ты знал да простО ОТВЕТЬ МНЕ,,,,, блятб я готов звонить джин хену потому что ты умер? ¿
Кому: Тэ тэхен, успокойся, ты тупой, я не сдох, лол мне нужно было поговорить с директором, юнги-хен помог мне меня освободили от пар из-за панической атаки, но сейчас все норм! хены забрали меня поговорим позже Он блокирует телефон и отбрасывает его на кровать, направляясь к шкафу и доставая домашнюю одежду. Чонгук не особо осторожно кидает стянутую футболку с джинсами, застопорившись лишь перед тем, как снять утяжку. На протяжении всего дня лёгкое давление, которое ощущается под одеждой, успокаивает его, являясь доказательством, что грудь утянута и не выделяется под более обтягивающей рубашкой. Дома приходится снимать её для своего же здоровья, потому что не особо хочется иметь какие-то серьёзные проблемы с этим спустя время. Джин не позволяет покупать биндер меньшего размера, игнорируя слова о том, что тот будет лучше утягивать. «Перестань думать, что все парни плоские доски, Чонгук. У многих накаченная грудь, поэтому тебе не надо ещё сильнее себя мучить», — сказал когда-то хён с возмущением, узнав, о чём думает Чонгук. После Намджуна в обтягивающей водолазке все мысли испарились сами собой. Он вздыхает, снимая через голову ткань телесного цвета и тут же надевая свободную растянутую футболку, и выползает из комнаты в направлении кухни. Намджун уже сидит за столом и читает какую-то книгу, надев очки, а Джин орудует над плитой. Наверное, эту картину можно назвать по-семейному уютной; Чонгук не помнит, когда в последний раз он ел за этим столом с ними двумя, так как у каждого свои дела на протяжении учебного года. Сейчас, смотря на расслабленных хёнов, в груди разливается тепло и благодарность за всё, что они делают для него. Сегодня Намджуну стоит дать поспать подольше, иначе весь оставшийся день он будет крайне сонным и неповоротливым. По мнению Джина, на кухне он такой всегда. Чонгук присаживается перед Намджуном, привлекая внимание. Джун откладывает книгу в сторону, снимает очки и показывает свои ямочки, улыбнувшись. Чонгук вот-вот ждёт какого-то подвоха, но хён молчит и просто смотрит на него, пока Сокджин через пару минут не присаживается рядом с чашкой чая. Он делает глоток, переводя взгляд с одного на другого, но теряет терпение через пару мгновений. — Помолчать мы можем и в любое другое время, разве нет? — спрашивает он, приподнимая бровь. Намджун вздыхает, сцепляет руки в замок и кладёт их на стол, опираясь. У них троих давно не было подобных разговоров, а сейчас, кажется, он один из самых серьёзных, чем когда-либо. Нельзя пустить на самотёк обсуждение такой важной темы, но и давить на Чонгука тоже не стоит. Разве это имеет какой-то смысл? Они пришли не выпытывать информацию о каком-то Юнги, а просто узнать побольше. — Гук-и, — мягко зовёт Намджун. — Тебе не о чем беспокоиться. Мы просто хотим узнать немного о том парне, что имеет на тебя такое большое влияние. И опережая твой вопрос, нет, это вовсе не плохо. — Что вы хотите узнать? — робко спрашивает Чонгук, оглядывая хёнов. Джин не спешит что-либо говорить, считая, что все нужные вопросы задаст Намджун. Чонгук уверен, что не сможет ответить на все, потому что и сам знает совсем немного. Вчера он уже сказал о Юнги кое-что, но не стал вдаваться в подробности: не было времени и сил после приступа. — Вчера ты сказал, что Юнги помог тебе и Тэхёну, да? Он старшекурсник, о котором мы мало что слышали, но будет неплохо, расскажи ты о нём подробнее, — Намджун не напирает, давая собраться с мыслями. — Я не знаю, чего вы ждёте от меня, потому что и сам мало знаком с ним. За два дня что-то не особо выдалось возможности это сделать, — признаётся Чонгук и хмурится, отсеивая в голове то, что он может сейчас сказать вслух. — У него фамилия Мин, он учится на пятом курсе. Ну, у него крашеные волосы, — он морщится, не уверенный, что это важно. Джин отстраняет кружку от своего рта, переспрашивая: — Ему около двадцати пяти? И цветные волосы? — он присвистывает, качая головой. — Неплохо. Он всё ещё знает толк в бунтарстве. Чонгук усмехается; Юнги точно можно назвать бунтарём по внешнему виду, но на этом всё. Он смотрит на улыбающегося Намджуна, который закатывает глаза на слова хёна; его собственные фиолетовые волосы, не меняющие свой цвет уже несколько лет, привлекают внимание. Если подумать, то Намджун в свои двадцать четыре тоже мало чем похож на хорошего послушного парня со своим видом. — Не суди людей по цвету волос, хён, — говорит он. — Бунтарь в тебе самом всё ещё живёт. Сокджин машет руками, не отрицая слов, и отпивает чай из кружки. Чонгук хмыкает и продолжает. — Ну, он ниже меня и достаточно худой. Я не знаю, есть ли у него друзья в институте, но ни в какой «плохой банде» он не состоит. На самом деле, он не особо выделяется из толпы, не считая волос, но первое впечатление оставляет не самое хорошее. — Что ты имеешь в виду? — Грубый? Безэмоциональный? Отстранённый? Я не знаю даже. Тэхён нехило так испугался Юнги, когда тот нам помог, но мне это ни о чём не сказало, ведь слухи о нём в институте остаются только слухами. Джин подпёр щёку рукой, не комментируя никак слова Чонгука. Он смотрит на его выражение лица и замечает там только смущение и неожиданный энтузиазм. Видно, что Чонгук тщательно подбирает слова, но даже несмотря на это готов вот-вот спустить себя с поводка и рассказать всё, что думает. Сокджин доверяет ему, поэтому нет причин сомневаться, что Юнги действительно неплохой парень. Да, он обязательно устроит ему допрос, но сейчас видит влюблённого Чонгука и понимает: в этом нет необходимости. Они никогда не обсуждали возможные отношения Чонгука с кем-то, ведь это довольно болезненная тема, особенно для младшего. Он сто раз подумает, прежде чем согласится сходить с кем-то на свидание, и Джин не винит его за это. Не каждый человек примет тот факт, что перед ним трансгендерный парень, а уж завести отношения? Люди нынче слишком злые, чтобы принять транс*персон в обществе и допустить даже мысль о том, что они живут среди них. Чонгук осторожен настолько, насколько может, помня о каждом оскорблении на последнем году школы; можно ли его винить за это? Сокджин рад, что Чонгук заботится о своей безопасности, аккуратно подбирая круг общения и тех, кого можно подпустить к себе ближе: так шанс повторения прошлых ошибок минимален. Сейчас Джин не может и предположить, как сложатся отношения между Чонгуком и Юнги дальше. — С тобой он тоже себя так ведёт? — этот вопрос без подвоха, как кажется на первый взгляд, но Сокджин видит, как Чонгук тут же застывает на месте, а потом резко поворачивает к нему голову с удивлённым выражением лица. — Смею предположить, что нет, — отвечает он за него. — Может, этому Юнги ты тоже приходишься не просто миленьким второкурсником, которому он помог чисто из вежливости? — строит безучастное выражение лица, смотря на Намджуна, который ухмыляется и качает головой. — Засранец, хён, — одними губами произносит Джун, наслаждаясь приподнятыми уголками рта на лице Джина. Чонгук впивается взглядом в стену перед собой, отвернувшись от Сокджина, и тихо паникует. Юнги никогда не видел его до вчерашнего дня, на устроенных институтом конкурсах он тоже отсутствовал, так как наверняка находился в академе, а слухи, ходящие о Чонгуке, явно содержат больше информации о его не очень хорошей репутации из-за Дахёна, так… почему вдруг он должен понравиться Юнги? Оказать помощь он мог и любому другому студенту, подвергшемуся оскорблениям. Это не значит, что Чонгук какой-то особенный. Возможно, всё происходящее просто совпадение, и завтра он даже и не услышит имя хёна, а запланированный кофе отменится из-за каких-то важных дел у Юнги или у него самого. Чонгук стопорится, только когда мысли заходят о сегодняшней просьбе хёна; это тоже чисто случайность? Случайностью могла быть вчерашняя помощь в столовой, так как Юнги просто оказался рядом в это время, но это? Хён просил не искать двойного дна в его словах, но Чонгук не может. Он привык обдумывать всё происходящее по несколько раз, особенно если это касается малознакомого человека. Человека, который ему совсем немного нравится. Ему приятны те крохи внимания, которые Юнги оказывает. Неважно, случайно или с искренним желанием, это всё ещё остаётся тем, чему Чонгук несказанно рад. Такое происходит впервые за несколько лет, когда он снова и снова сталкивается с заинтересовавшим его объектом воздыхания и даже готов пойти на поводу у безрассудства, если бы не приходилось скрывать себя. Чонгуку хочется рассмеяться, ведь какого чёрта? Он даже не знает, как Юнги относится к транс*персонам, чего уж говорить об отношениях? Они не на той стадии дружбы, когда можно даже спросить об этом, не то что сделать каминг-аут. — Что насчёт тебя самого? — прерывает раздумья парня Намджун. Чонгук вопросительно мычит и ожидает конкретики. — Ты ведь знаешь, что я имею в виду, — Сокджин рядом цокает, пряча половину лица за кружкой. — Хён… — тихо говорит он, строя жалостливый вид. Намджун качает головой, прерывая все попытки. Жалостливый взгляд и тон не помогут в этот раз. — Я не хочу, чтобы ты думал об этом, даже толком не начав дружбу с этим Юнги, но ты знаешь, что я рассчитываю на твою рассудительность, а не на ту часть твоего мозга, где работает только твоя появившаяся влюбленность. Сокджин издаёт протестующий звук, привлекая внимание. Он нахмуренно смотрит на Намджуна, который под этим натиском теряет весь свой запал и готов забрать слова обратно. — Джун-и, — мягким тоном зовёт Джин, показывая, что он не будет возмущаться или ругаться, даже если и недоволен тем, что тот сказал. — Нельзя же так делать. Чонгук никогда не был глупым, особенно не пренебрегал своей безопасностью. Он знает, что делает, не сомневайся в этом. Дай ему возможность самому решить, когда стоит сказать Юнги о своей трансгендерности, — Чонгук удивляется, когда Сокджин произносит последнее слово так же свободно. Джин не любит напоминать себе или Чонгуку, кем является последний. Он старался всегда по максимуму избегать этого слова, не потому что ему было отвратительно, а потому что думал о комфорте. В первую очередь, Чонгук парень, а уже потом — трансгендерный. Намджун извиняюще кивает, принимая сторону хёна. — Извини, Гук, — говорит он. — Но, пожалуйста, не теряй голову из-за своих чувств. — Этого не будет, хён, — понимание причины волнения Намджуна отражается на его лице, и он улыбается. — Если узнаю, что Юнги является трансфобом, то прекращу всякое общение с ним. Я не могу влюбиться в человека, который ненавидит меня за то, кто я есть. Сокджин позволяет чуть грустной улыбке появиться на лице, сочувствуя Чонгуку, который оказался в такой ситуации. Этот ребёнок не заслужил подобного. Он тянется к нему, нежно целуя его в висок и взъерошивая волосы на затылке. — Мы любим тебя, — говорит Джин, вкладывая всю свою любовь и поддержку в признание. Чонгук смотрит на Намджуна, окидывающего взглядом их двоих, и видит трепетное выражение лица, говорящее о куда большем, чем слова. — Я знаю, хёны.****
Чонгук сидит за столиком в кафе неподалёку от института и спрашивает себя, как не показаться полным идиотом перед Юнги. Он сдержал своё вчерашнее обещание, так как отказаться не было никаких сил. Юнги стоило лишь посмотреть своим серьёзным взглядом и произнести «ты хотел отблагодарить меня, так сделай это», и Чонгук активно закивал головой. Он сделает что угодно, только пусть Юнги прекратит говорить этим низким мурлычущим голосом, сбивая с толку. Юнги выловил его после пар и потащил в кафе, не особо заботясь о том, предупредил ли Чонгук Тэхёна о своих планах или нет. Тэ бы наверняка всё понял и не стал напрягать обоих своей компанией, но и пропадать так резко тоже не входило в планы. Чонгук отправил хёну незамысловатое сообщение, в котором говорилось, что не собирается помирать и дойдёт до дома самостоятельно. Сегодня был не слишком стрессовый день, по крайней мере, Дахён или Минхо с Сынри не сторожили на этажах за поворотами. Кому сказать об этом спасибо: Юнги или Мистеру Чану, — непонятно. Наверное, они оба приложили к этому усилия. Компания хёна была не слишком навязчивой, Чонгук знал, что может настоять на своём «нет» и уйти без лишних проблем. То ли сам Юнги понимает, что нельзя давить на него, то ли его не особо волнует, в чьей компании распивать кофе, Чонгук не задумывался об этом, но всё равно был благодарен. Было ли это свиданием? Или просто дружеской прогулкой, где всё объяснялось простым желанием Чонгука отблагодарить хёна? Хочется думать, что Юнги бы не стал возиться с ним чисто из вежливости, ведь это вовсе не в его духе. Юнги бы прямым текстом сказал о нежелании сидеть с Чонгуком за одним столом, достаточно просто оплатить заказанный кофе, однако сейчас они сидят у окна и молчат. Вспоминаются слова Джина о том, что Чонгук бы никогда не подверг себя опасности, не будь уверенным стопроцентно в человеке, прежде чем завести с ним хотя бы дружбу. Думает ли сейчас Чонгук головой, а не сердцем? Здравый рассудок всё ещё при нём, а сердечки в глазах не появились, так что всё под контролем, если не считать смущение и осознание своей беспомощности в данный момент. Он ведь и уйти не может, ведь это вовсе не вежливо, что остается ему делать? Сидеть и ждать Юнги, волнуясь и продумывая каждое своё слово? — Стойка в этом кафе очень интересная, но удели мне немного своего внимания, — звучит откуда-то со стороны, и Чонгук резко переводит взгляд на улыбающегося Юнги, который уже присаживается перед ним за стол с двумя кружками кофе. Чонгук от сказанных слов чуть краснеет, извиняясь. — Всё в порядке, — отвечает Юнги, отпивая и одобрительно мыча. — Я надеюсь, что ты хорошо себя чувствуешь здесь, с таким большим количеством посетителей. Чонгук удивляется, что тот подумал о его самочувствии и панических атаках, поэтому чуть приоткрывает рот в неверии, но берёт себя в руки и мотает головой, пододвигая свой напиток ближе. — Если я нахожусь в таких многолюдных местах с кем-то из хёнов, то приступы не особо меня беспокоят, — объясняет он под пронзительным взглядом. — Спасибо, что беспокоишься обо мне, — робко добавляет следом, делая глоток. Юнги отвечает хмыком, склоняя голову и рассматривая его. Чонгук выглядит сегодня в более приподнятом настроении, чем вчера. У него чуть неряшливо уложенные волосы, румянец на щеках и кое-где заметные порезы на подбородке от бритвы. Юнги удивляется, каким неаккуратным тот может быть, и замечает покрасневшие прыщи, мелькающие на приоткрытом лбу. Чонгук… подросток. Как бы глупо это ни звучало, но Юнги видит в нём обычного двадцатиоднолетнего студента института в пубертате. Дело не только во внешности, но и в самой личности. Чонгук кажется тем, кто уже имеет свой стержень внутри, но при этом чуть больше многих зависит от своих хёнов или тех же родителей. Чонгук не может прервать чужое разглядывание себя, поэтому молчит и не мешает. Он очень хочет поговорить, но не знает, с чего начать. Вдруг покажется невежливым или слишком любопытным, настырным? — Мне нравится тишина, не подумай лишнего, но может всё-таки немного узнаем друг друга? — неожиданно для Чонгука предлагает Юнги, потягиваясь. — Ну, кроме того, что я успел узнать от Хосока, — добавляет он, ловя мгновенную реакцию в лице встревоженного студента. — Хосок-хён что-то рассказывал обо мне? — Чонгук морщится, представляя, сколько всего тот мог рассказать. — Ты ведь не поверил каждому его слову, правда? Он часто всё приукрашивает, совсем не думая, каким боком это потом выйдет ему самому, а сейчас ещё и мне. Юнги улыбается в своей манере с Чонгука, который проявил активность. Он качает головой и успокаивает его. — Он рассказал мне не так и много, как ты думаешь. Моё мнение о тебе вовсе не испортилось, тебе не о чём переживать. Чонгука не особо успокаивают эти слова, и Юнги убавляет свой пыл и задаёт интересующий его вопрос. — Что он тебе рассказал? — мала вероятность того, что ему сейчас всё расскажут, и даже те крохи надежды пропадают, когда видит ухмылку на лице напротив. — Ты ведь мне не скажешь? — выходит слишком смиренно. — Почему же? — отвечает Юнги, пожав плечами. — Расскажу. Ты занимаешься танцами уже около трёх лет, а вокалом и того больше. Хосок заметил тебя в начале года, когда ты проходил мимо и заглянул в его зал. Он сказал, что тогда ты был похож на оленёнка со своими большими глазами и взъерошенными волосами, — Чонгук отводит взгляд в пол после таких слов, считая такое описание себя смущающим. Юнги никак не комментирует, продолжая: — У тебя есть талант к обоим этим видам искусства, ты тренируешься на износ, не прощая себе даже одну не заметную для остальных ошибку. Хосок сказал, что ценит в тебе это качество, даже он сам в своё время не тренировался так много, — Юнги не пытается скрыть своё восхищение в голосе, действительно поражённый таким рвением парня посвятить себя делу. Он видел много тех, кто работал в поте лица, но Хосок, как заведующий залом, впервые так отзывался об одном из студентов, видя почти каждую его тренировку. Чонгук хочет сказать «ничего особенного», но сам понимает, что многое из сказанного правда. Хён часто хвалил его за отлично проделанную работу, зная, что и на вокале всё лучше, чем просто хорошо. Хосок никогда не волновался об успеваемости своего донсена, прекрасно понимал и так, что нельзя плохо учиться, когда занимаешься своим любимым делом. Чонгук польщён, хоть Хосок никогда не говорил об этом лично. Интересно, Юнги будет считать так же, когда увидит хоть одну его тренировку или выступление? — Хён рассказал тебе лично своё мнение обо мне, а ты как сам считаешь? — из любопытства спрашивает Чонгук, улыбаясь. — Я не видел твои танцы, да и вокальными навыками не наслаждался, — отвечает старший. — Мне сложно сделать выводы, но я привык верить своим наблюдениям, поэтому не думаю, что слова Хосока далеки от правдивости. — Когда-нибудь ты увидишь моё выступление, хён! — обещает Чонгук, уже в голове прикидывая, когда в институте будет ближайший конкурс или фестиваль. Было бы легче, станцуй он в танцзале, но там совсем не серьёзная атмосфера из-за активного Хосока; наделать кучу ошибок не составит труда, а ему бы хотелось показать Юнги что-то отменное. — Не сомневаюсь в этом, — отвечает Юнги. Чонгук раздумывает всего пару секунд, прежде чем задать ответный вопрос, ведь о самом старшем они так и не поговорили. Ему нужно узнать о нём чуть больше, и это ведь нормально, верно? — Расскажешь что-нибудь о себе? — спрашивает Чонгук, приподняв бровь и словив выразительный взгляд. — Я точно могу сказать, что знаю о тебе в разы меньше, чем ты обо мне, а Хосок-хёна я не хотел расспрашивать, — признаваться в том, что ему было немного страшно, он не будет. Танцор действительно мог бы заподозрить его в чём-то, ведь с чего это вдруг ему спрашивать о каком-то незнакомом старшекурснике, которого он видит в институте впервые? Юнги уже два глотка назад закончил пить свой кофе, но так и не встаёт с места, предпочитая шумной комнате в общежитии разговор с симпатизирующим ему парнем. У него нет скорых дедлайнов, а сосед уж точно не будет против его отсутствия. Как бы ни противился Юнги, он не может устоять перед этим милым второкурсником, который смотрит на него своими глазами оленёнка. Хосок так точно подметил эту деталь во внешности Чонгука. Многое о Юнги известно уже всему институту, и в этот раз слухи довольно правдивы, хоть некоторые и вызывают недоумение: откуда вы взяли такую чушь? Чонгук наверняка слышал уже многое, не мог не, учась в стенах этого учебного заведения. Юнги машет рукой в сторону, давая зелёный свет для чужого любопытства.. — Как ты познакомился с Хосок-хёном? И почему именно дизайн музыки? — это первые два вопроса, которые пришли в голову Чонгуку, и он видит по выражению лица Юнги, что тот явно ожидал чего-то более обобщенного. Чонгук весь подтягивается на стуле и думает, что хён откажется отвечать, но тот мычит и произносит: — Я встретил его, когда занимался звуковым сопровождением очередного фестиваля в институте на третьем курсе. Он отдал организатору не ту флешку, поэтому ему пришлось буквально за десять минут до своего выступления искать меня, чтобы я поставил правильную музыку для его танца, — на лице Юнги читается раздражение, но Чонгук смотрит на него с улыбкой. По старшему видно, что он и сам вспоминает об этом с оптимизмом. Зная Хосока, Чонгук уверен: с ним действительно могло приключиться подобное. — Что касается второго вопроса, — тут он задумался, ленивым взглядом скользнув по всему помещению и вернувшись к ждущему ответа студенту. — Почему ты выбрал вокал? Чонгук тянет тихое «эм», не уверенный, какой ответ от него ждут. И какое отношение это имеет к самому Юнги? Так резко переводить стрелки не умеет даже Сокджин, который частенько уходит от вопросов, касающихся его личной жизни. — Мне нравится музыка, — отвечает он, замечая улыбку на лице Юнги и блеск в глазах. — Я хотел научиться хорошо петь, поэтому и пошёл на вокал, а танцы… это как маленький бонус? Я чувствую, что могу выпустить весь пар в конце дня, — он замолкает на пару мгновений, но больше не находит, что добавить, поэтому кивает и подводит итог. — Мне нравится это. Он выжидающе смотрит на хёна, который внимательно его слушает, и готов поклясться, что улыбка стала уже не такой слабой, какую он привык видеть. Чонгук смущается под пристальным разглядыванием, но ему не хочется скрыться или сказать прекратить. Внимание со стороны Юнги… приятно. Это не то же самое, что он испытывал в коридорах института, где каждый второй смотрящий на него прожигал спину или затылок взглядом, пока он не скроется за поворотом или в толпе. Хочется делать что-то, чтобы Юнги лишний раз посмотрел на него или сделал незаметный комплимент. Это желание такое странное и эгоистичное, что Чонгуку становится стыдно за самого себя. — Я мало чем отличаюсь от тебя, когда дело касается того, чем я занимаюсь, — Чонгук хочет уточнить, но Юнги отвечает сам. — Я выбрал дизайн музыки, потому что мне нравится музыка, и я с довольно раннего возраста хотел не петь или танцевать под неё, как многие, а сочинять самому. Продюсирование, если конкретнее. — Хён… — Я уважаю то, чем занимаетесь вы, будучи на направлении танцев или вокала, даже хора, но искренне считаю, что такое проявление музыкального искусства, чтобы это в себя не включало, не для меня. Чонгук поджимает губы, не зная, какие подобрать слова, чтобы как-то ответить на сказанное. Он и сам не представляет увлечённого хип-хоп танцами или пением Юнги, но… студия? Маленькое помещение, заваленное дорогим оборудованием, в котором свет немного приглушен, а в тишине разносятся тихие биты или щёлканье компьютерной мышки; сидящий перед монитором Юнги, исправляющий что-то в своих набросках или качающий головой в такт мелодии, включенной на компьютере. Чонгук и сам удивляется, как сильно хотел бы увидеть такого старшего, в своей собственной студии, работающего и сосредоточенного. Да, Юнги такое занятие подходит больше, чем проводить часы в потном зале или пытаться вытянуть нужную ноту. — Никогда не рассматривал такой вариант работы с музыкой, — признаёт Чонгук, склоняя голову к плечу и заинтересованно мыча. — Думаю, это идеально тебе подходит, — говорит он. — Что ещё ты хотел спросить? — Юнги принимает более удобную и расслабленную позу, растягиваясь на диванчике. Чонгук не может не заметить в очередной раз привлекательность Юнги, поправляющего сейчас ворот футболки. Навряд ли можно увидеть его в более парадной форме, исключая рваные джинсы или лёгкие кофты с короткими рукавами, но как бы на нем смотрелась белая рубашка с черными классическими брюками? Маленькие сережки-гвоздики, черная оправа очков и смелая ухмылка на губах. Юнги привлекателен настолько, насколько вообще может быть в глазах Чонгука. У него никогда не было какого-то типажа или прочего, но сейчас ему кажется, что хён точно подходит под все критерии «красивого мужчины», которые так любят придумывать некоторые люди. — Что-то лёгкое? — предполагает Чонгук, облизывая губы и пропуская тот момент, когда взгляд Юнги на секунду приковывается к ним. — Твой любимый цвет? — начинает онн, получая мгновенный ответ. — Чёрный. — Твой любимый кофе? — Любой без кофеина, и нет, не спрашивай об этом, — Юнги улыбается на тихий смех Чонгука, оценившего быстро выпаленную просьбу. — Жанр музыки? — Хип-хоп, — «оуу» вырвалось у Чонгука, не ожидающего такого ответа. — Мой хён тоже заинтересован этим жанром, — Юнги пожимает плечами и говорит, что у того есть вкус. — Хорошо, мм, — он осматривает собеседника, думает над тем, что бы ещё спросить, как взгляд падает на яркую макушку. — Почему мятный? — указывает жестом на волосы. Юнги касается пальцами своих прядей, делая задумчивое лицо. — Я был брюнетом, блондином, с розовыми волосами, голубыми, рыжими, серыми, красными и многими оттенками русого, — отвечает он, пока у Чонгука рот открывается от шока. Как у этого хёна вообще волосы остались на голове? — Мятный, потому что это показалось мне необычным. — Хён, — заторможено отвечает Гук. — Разве необычным не является то, что ты перепробовал так много цветов на своей голове? — он не мог покраситься даже в один, оставив это на более удобное время, а сколько же раз в год приходилось это делать Юнги? — Мои подростковые годы, Чонгук, были безумны, — отвечает Юнги. — Ну, по меркам многих, да и моих родителей тоже. Сейчас я уже не порчу свои волосы так, как раньше. — Это… радует, — неуверенно отвечает Гук, опуская взгляд на стол. Юнги смотрит на притихшего парня, облизывая губы. Он проверяет время на часах, цокая от недовольства. До собственной квартиры ехать никакого желания нет, а комната в общежитии уже точно в полном распоряжении соседа. — Я сомневаюсь, что у тебя есть комендантский час, но надеюсь, ты предупредил кого-то, что придёшь чуть позже, чем обычно, — он бросает чуть любопытный взгляд на Чонгука, который мотает головой. — Джин-хён сказал, чтобы я позвонил ему, когда соберусь уходить из кафе, — время уже наверняка чуть больше пяти вечера, им стоит уже расходиться, как бы сильно Чонгук ни противился. — Он обещал забрать меня, — добавляет он, пугаясь резкого звука отодвигания стульчика перед собой. Юнги задвигает его обратно, поправляя футболку, и с вопросом наблюдает за удивлённым студентом. Он разводит руки в стороны, хмыкнув и удостоверившись в том, что тот тоже допил свой напиток, говорит: — Тебе стоит поторопиться, иначе я уйду без тебя, — эти слова действуют на Чонгука, недоумевавшего, с чего вдруг старший не должен идти без него. Чонгук торопится достать из кармана кошелёк, чтобы заплатить за кофе, но на его руку мягко ложится чужая, более бледная, и он останавливается, поднимая взгляд в удивлении. Юнги успокаивающе улыбается, доставая свободной рукой свои чуть помятые купюры. — Ничего не имею против, чтобы ты заплатил за нас, но я привык делать это сам на первом свидании, — со спокойным лицом говорит Юнги, промурлыкав последнее слово застывшему на месте Чонгуку с приоткрытым ртом. Старший отворачивается и уходит к стойке, пока у Чонгука срабатывают мыслительные процессы. Он вовсе не думал, что в свои двадцать один испытает гейскую панику посреди многолюдного кафе и без Тэхёна под рукой.****
Они ступают по знакомой улице в тишине, которая наступила с того самого момента, как вышли за пределы кафе. Чонгук не стал убегать, услышав признание Юнги, а стойко вытерпел взгляды посетителей и подождал хёна, бросившего только короткое «пойдём». Чонгук не знал, нуждались ли они сейчас в разговоре вообще, но что-то подсказывало, что да, чёрт возьми. Потому что он уже около десяти минут мусолит в голове сказанное Юнги, особенно ту часть, где точно расслышал слова «на первом свидании». Когда этот обычный поход в кафе в благодарность Юнги перерос в свидание? Чонгук явно пропустил переломный момент, отпивая свой латте и разговаривая, потому что готов поклясться, что точно бы заметил изменившуюся атмосферу между ними. Юнги не давал и повода думать, что они сидят за столиком на свидании, а не на обычной прогулке после пар. Он дал понять, что происходит, только в самый последний момент, идя платить и оставляя тихо паникующего Чонгука так и стоять с расширенными глазами посреди кафе. А где официальное приглашение? Или намёк? Хоть один чёртов намёк, чтобы Чонгук успел насладиться этим свиданием с Мин Юнги, старшекурсником, который ему симпатизирует. Неужели все последующие их встречи тоже будут иметь совсем не дружеский характер? А самого Чонгука об этом предупредят? И всё же, откинув сейчас нотки паники, Чонгук прикусывает от волнения губу, наслаждаясь всё тем же видом, что и в первую их встречу, когда прожигал взглядом чужой затылок и широкую спину. Юнги действительно назвал их короткое распитие напитков свиданием. Не значит ли это, что старший сам хотел, чтобы это было чем-то большим, чем просто знак благодарности от донсена? Чонгук хочет сказать, что запутался во всём происходящем, особенно, не получив никаких объяснений от самого хёна. Волнует ли его это? Он впервые за несколько лет был на свидании с понравившимся ему человеком, разве не очевидно, что да, ещё как? У него краснеют щёки от мысли, что Юнги чётко произнёс «на первом», давая понять, что рассчитывает и на второе, где платить уже может и сам Чонгук. «О каком втором может идти речь, когда я так паникую и после первого?», — думается ему. Юнги, идущий впереди, как-то хмыкает и замедляет шаг, выравниваясь с ним. Он таким же цепким взглядом оглядывает волнующегося Чонгука и осознаёт, что тот вечер, когда провожал он его до дома, повторяется. Тот же румянец на щеках, бегающий взгляд и привычка облизывать губы. Он прочищает горло, прерывая повисшую тишину. — Я напугал тебя, да? — в голосе читается сожаление, и Чонгук не может не удивиться. Лицо Юнги остаётся безэмоциональным, когда младший хмурится и хочет что-то сказать, но в итоге отвечает вопросом на вопрос. — О чём ты, хён? — он знает, что имеет в виду Юнги, однако не готов признаться, что действительно напуган. Да, это было неожиданным, он никак не подготовился морально к такому повороту событий, но этого уже не исправить, ведь сейчас они, как бы странно ни звучало для Чонгука, всё ещё на свидании. Он старается не думать, что его вроде как провожают до дома, хоть это мог сделать и Джин-хён; жаловаться и возмущаться нет причин, благодаря этому можно поговорить с Юнги ещё немного. По нему не видно, что он жалеет о своём решении, только плечи напряжены больше обычного, а сам смотрит на Чонгука нечитаемым взглядом. — О моих словах в кафе, — Чонгук еле сдерживается, чтобы не сделать рваный вдох. — Возможно, я поспешил, — продолжает он, читая каждую эмоцию на лице напротив. — И хочу извиниться за это. Ты рассматривал наш поход туда только как жест благодарности мне, и никак по-другому, а я сделал свои собственные выводы. Обещаю, такого больше не повторится, если тебе некомфортно. Чонгук прикусывает губу, чтобы не ответить необдуманными словами. Раньше с ним подобного не приключалось, поэтому ему сложно опустить эту ситуацию так, как сделал бы кто-нибудь другой на его месте. Ему приятен Юнги, его компания, забота и волнение, которое тот испытывает за него, и нет причин для дискомфорта, если так подумать. Не было бы, будь они обычными парнями, без лишних секретов, от которых зависит буквально всё. Возможно, слишком громко сказано, но сам Чонгук так не думает. У него есть причины волноваться, обдумывать каждое слово и действие, спрашивать у себя самого дозволения сделать что-то большее, позволить Юнги сделать что-то большее, если тот захочет. И как отвратительно будет чувствовать себя он, когда придёт время заканчивать всё это. — Ты прав, хён, — медленно говорит Чонгук, кивая. — Я не думал об этом, как о свидании. Но я не напуган, а просто… удивлён? Ты не… —он запинается, подбирая слова. — Не давал мне и намёка на то, что это что-то большее, чем просто дружеская встреча. Мин не отводит от него взгляда, но теперь он теплеет, становится менее серьёзным. — В следующий раз я предупрежу тебя об этом, — он улыбается чуть шире, чем обычно, как будто то, что сейчас сказал, не является огромным делом. — Следующий раз? — Чонгук корит себя за дрогнувший голос. — Я же сказал тебе, — твёрдо говорит Юнги, без намёка на сомнения. — На первом свидании я плачу сам. Чонгук не отвечает. Он не знает, то ли Юнги наглый, то ли слишком самоуверенный, но и сказать ему «нет» не может. Хёны сочтут это хорошей идеей или скажут, что он снова думал своей глупой влюбленностью, а не разумом, который кричит, что надо остановиться. Что они оба могут поиметь с будущих отношений? Кроме как заботы со стороны хёна и ещё одного донсена, за которым нужен глаз да глаз. Разве это может перерасти во что-то большее? Пока он не будет полностью уверен в Юнги, не стоит бросаться в омут с головой, даже если очень сильно хочется. — Хён… — Я слишком давлю на тебя? — довольно резко прерывает Юнги, заглядывая в глаза сомневающегося Чонгука. — Скажи мне, и я прекращу. Я ни к чему не обязываю тебя, если ты думаешь об этом. Юнги не выглядит как тот, кто будет действительно кого-то обязывать или принуждать насильно что-то делать. У него наверняка не было никаких плохих мотивов, когда сказал про свидание и возможное второе по счёту. — Не думаю, что ты поступил бы так, — признаётся Чонгук, мотая головой. — Да? — Юнги мычит, издавая смешок. — Хах, хорошо, как скажешь, — он делает короткую паузу, прежде чем сбить с толку собеседника. — Так… Ты пойдешь со мной на свидание, Чонгук-а? Чонгук снова стопорится на месте, делая шаги уже автоматически, но осознавая, что от него ждут не молчания, а хотя бы кивка, быстро выпаливает "да". Тишина между ними повисает ещё на некоторое время, пока Юнги не заговаривает снова: — Хороший мальчик, — это настолько тихо, что сначала Чонгуку кажется, что ему послышалось, но не может отрицать свой чуткий музыкальный слух. Он поджимает губы, не давая какому-либо постыдному звуку сорваться с губ. Сказанные мягким тембром слова отзываются где-то в потаённом уголке, как награда и признак искреннего внимания к нему. Чонгук не замечает мягкого прикосновения к своей шее. Чужие пальцы незаметно касаются оголённой кожи и останавливаются у кромки ворота футболки. Чонгук боится даже дышать, и руки покрываются мурашками. — Ты отзывчивый, — подмечает Юнги, хмыкая. Чонгук не спешит что-то говорить, потому что он, возможно, немного в шоке, а ещё напуган и, о боже, ему нравится ощущение чуть холодных пальцев на своей коже. Здравый рассудок кричит, что атмосфера становится слишком интимной, и допустить развития ситуации нельзя, потому что они ведь только что говорили о свидании, а сейчас… Чон прикрывает глаза, снова облизывая губы, и изо всех сил сдерживает себя, чтобы не повернуться на тихое мычание со стороны старшего. Юнги рассматривает чужой профиль с потаённым трепетом, не смея отрицать то, что парень до безумия красивый. Как бы сильно он ни хотел продолжить свои незамысловатые ласки, ему нужно сбавить обороты. Старший знает, что Чонгук невинен в прямом смысле этого слова, поэтому нельзя проявлять чересчур огромное давление. Юнги царапает ногтем загорелую кожу шеи, но отступает сразу же, как Чонгук шепчет дрожащее: — Х-хён… Юнги сдерживает себя, чтобы не задать встречный вопрос, и берёт себя в руки. Он кратко улыбается, шаркает ногами и говорит, убирая хрипотцу: — Не заставляй хёна ждать, Чонгук-а, — и тот смотрит на него чуть расфокусированным взглядом с проблеском интереса и непонимания. — Он будет волноваться, — и, махнув рукой на прощание, уходит в ту же сторону, откуда и пришёл. Чонгук провожает мятный затылок, ловя дежавю, и позволяет отчаянному стону сорваться с губ. Он в таком дерьме, Джин-хён точно будет в восторге. Он в шаге от того, чтобы признаться себе в трепете, который испытывает, и наличию странного ощущения в животе. Если так ощущаются те самые бабочки, возникающие из-за влюбленности, то он дико разочарован, потому что это чувство одно из самых бесящих, которые ему повезло испытать. Да и к тому же из-за какого-то невинного прикосновения к своей шее. Она никогда не была чувствительной, но сейчас кажется, что любая часть тела горит. И как у него ещё дыхание не сбилось? Чонгук в тихой панике пытается сообразить, почему так сильно хочется пить, но громко зовущий его Джин не даёт и шанса пройти на кухню за такой нужной сейчас водой. Чонгук раздевается в прихожей, проходя вглубь квартиры и падая на мягкий диван. Ему немного стыдно вести разговор с хёном, когда фантомное чувство холодных пальцев всё ещё присутствует на коже. Голова Намджуна показывается в проёме сразу же, как Чонгук свешивает свою ногу на пол и громко топает, и проходит в гостиную, не сдерживая смешка на ещё один стон, заглушённый руками. Он думает, стоит ли прерывать стенания донсена или оставить в покое и пойти помогать Сокджину. Ступая к дивану, тянет мягкое: — Гук-и, что такое? — Намджун садится рядом на свободное место и тянет Чонгука за щиколотку, улыбаясь на тихий смех. Чонгук дёргает ногой, слабо пытаясь избавиться от захвата, но Намджун прилагает ещё немного усилий, чтобы закинуть чужие ноги на свои колени, уже в более расслабленной позе устраиваясь на диване. Он молчит, наблюдает, как Чонгук убирает от лица руки и приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на хёна и улыбнуться. — Всё отлично, — получается слишком неправдоподобно, и Гук в этом убеждается, когда видит приподнятую бровь. Он с тихим матом снова плюхается на спину, проклиная себя. — Что, в том кафе делали слишком отвратительный кофе? — и Чонгук не отвечает, позволяя тишине повиснуть в комнате. Его следующие слова звучат серьёзно, без насмешки. — Хён, — пауза. — Ты когда-нибудь влюблялся? Рука Намджуна, поглаживающая чужую ногу, вмиг останавливается, и он с сожалением в голосе произносит: — Чонгук… — Нет, нет, — Чонгук вскакивает, размахивая руками и мотая головой, — я не… ты… хён, извини, я не хотел. Намджун опускает взгляд обратно на свои руки, а Чонгук хочет ударить себя за такой бессмысленный вопрос. — Я спросил это, имея в виду тебя в более раннем возрасте, — пытается объясниться Гук, прикусывая губу от волнения. Он поймёт, если Намджун сейчас скажет, что не хочет обсуждать это. Оно и понятно, разговор идёт не о погоде, а о важной части его жизни. Чонгук спросил потому, что привык получать дельные советы от хёна, тот всегда найдёт подходящие слова или выскажет своё собственное мнение насчёт ситуации. Наверное, глупо каждый раз полагаться на Намджуна, но сам Чонгук не слишком разбирается во влюблённости, отношениях и прочем. У него не было времени на это, да и где найти того, кто принял бы его со всеми изъянами? Отношений никогда не было, хоть и имел огромное внимание со стороны сверстников ещё до перехода, но всё казалось не таким и важным. Сейчас, имея шанс взаимности на собственную симпатию, вопросы то и дело появляются в голове. Как себя вести, как признаться, что делать, а чего не делать; разве сам, без помощи хёнов, он разберётся? Намджун рядом слабо улыбается, даже не хочет обижаться на то, что донсен напомнил обо всём этом, но и помочь он не сможет, как бы сильно Чонгук не хотел. — Пока я не осознал себя как аромантика? — тихо спрашивает Намджун, смотря на расстроенного Чонгука. Ему хочется потрепать его по голове и сказать, что не стоит себя корить за вполне обычный вопрос. Только вот не Намджуну надо было его задавать. Он знает, что Гук не хотел задеть или обидеть, он всегда был вежливым и понимающим, особенно к его романтичности. Это не делает из Намджуна другого человека, и Чонгук понимает это. Чонгук кивает, вздыхая. Вина накатывает на него волной, и он пытается проглотить образовавшийся в горле ком. У них уже был разговор на эту тему, примерно два года назад. Сокджин даже пустил слезу, польщённый тем, что заслужил такое доверие со стороны Намджуна. Они ведь толком и не общались, а после того, как Чонгук сделал каминг-аута, дальнейшие дружеские отношения уже развивались сами. Никто не ожидал, что через несколько лет они будут друг для друга самыми близкими людьми, а после признания Намджуна каждый начал ощущать ту связь между ними, что не разорвётся ещё долгое время. Чонгук не знал, что такое аромантичность, поэтому и признание Намджуна для него сначала не имело ничего значимого. Потом он выслушал хёна с кучей неизвестных, но полностью разжёванных для него, не смыслящего в подобной теме, слов. Он понял, насколько личным это являлось. Он с Джином были первыми, кому Намжун сказал о своём отсутствии романтического влечения к кому-либо. Было столько вопросов, столько обсуждений и объятий, что Чонгук до сих пор считает тот момент одним из самых важных в жизни их троих. Говорить об этом для него странно даже сейчас, но хён давно сказал, что принял себя, поэтому нет причин избегать эту тему или всячески делать поблажки, чтобы лишний раз не задеть его. — Разве ты не пришёл к этому выводу после какого-то опыта? Ты пытался построить с кем-то отношения? — спрашивает Чонгук, наблюдая за Намджуном. Тот пожимает плечами. Объяснить это довольно трудно, и донести мысль до Чонгука тоже требует усилий. — Главное слово тут «пытался», Гук-а, — произносит он. — Я не влюблялся в том понимании, которое ты имеешь в виду, у меня были лишь отголоски этого чувства, — на секунды повисает тишина, пока Намджун теряется в собственных словах и всё-таки признаётся: — Я не советчик тебе в этом вопросе, мои слова будут бесполезны. Джин, находящийся сейчас на кухне или в своей комнате, и то поможет больше. Намджун знаком с любовью или влюблённостью через книги и философию, где она описывается с разных сторон, но всё равно как что-то превознесённое. — Не говори так, хён, — качает головой Чонгук. — Ты всегда помогаешь мне разобраться в себе, ты даёшь хорошие советы. — Но не касаемо любви, — снисходительно отвечает Намджун, улыбнувшись. — Что-то произошло между тобой и Юнги? Ты бы не стал так неожиданно задавать мне такие вопросы. Рассказать Намджуну о сегодняшнем «свидании» — неплохая идея. Он, в отличие от Джина, точно не будет смеяться и называть его тугодумом, который сразу не догадался о чужих намерениях. Да как он вообще мог? Юнги нечитаемая книга, откуда ему знать, о чём тот думает? Юнги вообще не похож на того, кто ходит на свидания со всякими младшекурсниками, да ещё и не с самой хорошей репутацией. — Он… Хён назвал сегодняшний поход в кафе свиданием, а после вполне не прозрачно намекнул на то, что рассчитывает на второе, — Чонгук морщится, понимая, как это звучит. Ну, это хоть не выглядит так, будто его заставили идти туда, хоть и получилось, что его просто-напросто обманули. Намджун неожиданно тихо смеётся, не обратив внимания на нахмурившееся лицо . Он хлопает по чужой ноге, со временем успокоившись. Он с любопытством смотрит на Чонгука, ожидая продолжения, но его не следует. — А он не любит тянуть, как я погляжу, — со смешком замечает Джун, пока Чонгук закатывает глаза. Хёнам, возможно, и смешно, а у него в голове хаотичные мысли, и все связаны, как ни странно, с Юнги. — Ага… — мямлит Чонгук, — Не знаю, хорошо ли это, — что-то в голове подсказывает, что не в этот раз, но и он не в силах отрицать очевидное: новоиспечённый хён вполне настойчивый. Намджун смотрит на него, никак не комментируя реплику. Если не знать Чонгука, то можно точно сказать, что никаких изменений в нём абсолютно нет, но для него с Джином эти изменения заметны с полувзгляда. — Он нравится тебе, — ласково произносит Намджун, не стыдясь своей догадки. Чонгук выпрямляется, но молчит. — Судя по его словам о свидании, ты ему тоже, — Гук вздрагивает и спешит сказать «нет», но Намджун продолжает. — Однако если ты чувствуешь давление с его стороны или тебе некомфортно, что ваши отношения развиваются так быстро, то скажи ему об этом, — тон стал более серьёзным, таким, с которым он привык давать советы. — Он послушает тебя, если хоть немного заботится о твоих чувствах. Юнги проявил внимание к его проблеме с паническими атаками, даже готов был уйти из кафе, если Чонгук почувствует себя некомфортно. Это считается за заботу? Чонгук думает, что это немного другое, но раз в этот раз старший подумал о его самочувствии, то почему не прислушается по поводу быстрого развития их отношений? Чонгук привык думать, что они строятся намного дольше; несколько месяцев вполне себе нормально для обычных пар, а дальше уже следующая ступень. За три дня он не заводил даже друзей, что уж говорить о… парне? возлюбленном? Друзьями их не назовёшь, а вот знакомыми вполне можно. Так и что это получается, у него свидание со знакомым? Он прокручивает это у себя в голове и морщится. Глупо звучит, а вслух — тем более. Если Юнги продолжит быть настойчивым в той мере, которую Чонгук не посчитает переходящей в «слишком», то нет ничего плохого, как он думает. Чонгуку нравится Юнги, и это, может, взаимно, так… есть ли веская причина медлить? Посчитает ли старший быстрое развитие их отношений хорошей идеей, Чонгук не знает. Сокджин заходит в комнату именно в тот момент, когда между парнями повисает тишина. Чонгук бы и задумался сейчас о сказанном, но у появившегося хёна точно есть маниакальное желание узнать про встречу с Юнги. «Про свидание», — исправляет себя Чонгук, слабо веря в происходящее. Джин видит ухмылку Намджуна, уже подозревая что-то нехорошее, но Чонгук не похож на того, кто готов вот-вот расплакаться, поэтому всё прошло, наверное, как обычно. Сколько бы Сокдждин ни выставлял себя гиперзаботливым хёном, сейчас он не хочет лезть со своими каверзными вопросами. Тот расскажет обо всём и сам, нет причин вытаскивать информацию из него клещами. Джин спокойно проходит к дивану, приподнимает голову Чонгука и плюхается на освободившееся место сам, позволяя младшему устроиться поудобнее затылком на его коленях. Теперь точно никуда не деться от разговора. — Итак, — тянет Сокджин, улыбаясь. — Я жду подробностей, только если они не выше рейтинга шестнадцать плюс, — Чонгук глухо стонет, пропускает мимо ушей смешок и мягкое успокаивающее поглаживание по коленке от Намджуна. — Какой рейтинг, хён? — спрашивает он, сворачиваясь клубком от смущения. По коже проходит дрожь, а на шее появляется фантомное ощущение чужого прикосновения и хриплый голос над ухом. Возможно, он признается, что будет думать об этом ещё очень долго, но только самому себе. Хёнам такая информация не нужна. Вообще нет. — У нас ничего не было, только недолгий разговор за чашкой кофе. Сокджин задумчиво мычит, бросает взгляд на Намджуна и решает расспросить всё у него. — Что произошло с нашим ребёнком, Джун-а? — спрашивает он, игнорируя возмущённое «эй!», и выжидающе смотрит. Намджун думает, что находиться под дулом пистолета старшего хёна и своего младшего донсена не самая лучшая идея, но Чонгук только корчит своё лицо и передразнивает Джина, никак не протестуя из-за просьбы. Всё равно узнает обо всём рано или поздно. — Чонгук думал, что это будет обычный поход в кафе в знак благодарности Юнги, но тот назвал это свиданием, — у Сокджина вытягивается лицо под конец, и он заглядывает в глаза безучастного к происходящему Чонгуку, умоляюще смотрящему в ответ. Джин не знает, о чём тот просит, но смех всё-таки сдерживает, поджимая губы. Оба младших ничего не говорят, ожидая реакции от Кима, но тот облизывается и громко вздыхает. Не то чтобы он ожидал такого поворота событий, вовсе нет, но и услышать подобное не был готов. Чем Юнги думает, делая такие жирные намёки? Джин неглупый, он бы догадался о намерениях Мина, но тут Чонгук. Невинный, ни разу не имеющий дел с отношениями или флиртом Чонгук. Для него даже свидание с парнем в новинку, и он уж точно не рассматривает под этим что-то более серьёзное. Интересно, сколько Юнги придётся топтаться на месте, чтобы донести до младшего свои намерения? — У вас всё прошло хорошо? — спрашивает Джин, и Чонгук сквозь смущение кивает. — Он был… не знаю, мягок со мной? — предположил младший, прикусывая губу. — Он даже позаботился о моих атаках в многолюдных местах, поэтому, наверное, хён был также и внимателен. Он отвечал на мои вопросы, даже самые глупые, — парень улыбается, сам не понимая причину. — Юнги-хён согласился посмотреть однажды на мои танцы, — с большим энтузиазмом воскликнул Чон, задирая голову и натыкаясь на нежный взгляд Джина. — Я рад за тебя, Гук-а, — отвечает он, проходясь по открытому лбу донсена подушечкой пальцев, улыбнувшись на хихиканье. — Я не знаком с Юнги, но он хорошо относится к тебе. Думаю, ему можно тебя доверить. — Да, хён, — соглашается Чонгук и притихает, больше не закидывая голову, а возвращая её в более удобное положение. Он смотрит на задумчивого Намджуна, мягко поглаживающего его ноги у себя на коленях. Ким ловит взгляд на себе, приподнимая в вопросе бровь и кивая неуверенному Чону. — Только вот, — начинает он, сделав паузу, — я не знаю, правильно ли делаю, идя на поводу у своих чувств. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Джин. — Я хочу ходить с ним на свидания, получать заботу и внимание от него, — делится Чонгук, размахивая руками. — Это приятно, я не могу отрицать, но… Хён, я ведь знаком с ним меньше недели. Я не могу просто взять и признаться парню в симпатии, а сразу же после начать встречаться, если он ответит мне взаимностью. Сокджин молчит, выслушивая все сомнения Чонгука, и не может корить его за это. Они вполне оправданы: их знакомство произошло недавно и при странных обстоятельствах. Намджун, сидящий на другом конце дивана, всё-таки неуверенно высказывает своё мнение: — Что плохого в том, что ваши отношения будут быстро развиваться? — тихо спрашивает он, ловя на себе две пары глаз. — Просто подумай о достаточно веских причинах, чтобы быть против этого. Вы не знаете друг друга достаточно? Ты боишься самих отношений? Что именно тебя смущает в том, что через неделю ты уже признаешься человеку во влюблённости? — Джин хмурится, лишь вскользь понимая, о чём говорит Намджун. Чонгук смотрит на хёна, готовый ответить на все вопросы, но молчит. Узнать друг друга можно и находясь в отношениях, как это делают даже те, кто знаком с человеком несколько лет. Даже в браке люди продолжают узнавать что-то новое друг о друге, и у них не возникает проблем с этим. Что касается его страха перед отношениями… Чогукн не уверен, что его эмоции на этот счёт можно назвать страхом. Любопытство, нетерпение, трепет, — среди этого нет места страху. Ему хочется знать, каково целовать Юнги, брать его за руку, прикасаться, когда захочешь и где хочешь, и, когда он думает об этом, ему плевать, сколько они знакомы, если сам Юнги позволит ему это и проявит взаимное желание. Чонгук мнется и молчит, пока Сокджин задумчиво тянет: — Тебе необязательно идти тем темпом, который принят у многих, — Чонгук строит недоуменное лицо. — Я имею в виду, что у тебя в голове есть какой-то определённый таймер, нет? Что-то наподобие «должно пройти два месяца, прежде чем я смогу поцеловать его» или «через четыре месяца можно признаться ему в любви и начать встречаться». Этот глупый отсчёт времени в месяцах, которому ты пытаешься следовать, возник у тебя из-за других. — Хён… — пытается прервать Чонгук, мотая головой. Сокджин обращает своё внимание на него с поднятой бровью. — Если ты подумаешь об этом, то поймешь, что я прав. Чего не скажешь о тебе, — Гук хочет возмутиться, но получается громкое «цыц». — Если у кого-то так, то не значит, что и у тебя должно быть точно так же. Кто-то любит человека годами и только лишь потом предлагает встречаться, а у кого-то это занимает буквально месяц, чтобы понять, что он тот человек, с которым ты хочешь отношений. — И что ты хочешь этим сказать? — спрашивает в итоге Чонгук, надувая по-детски губы и закидывая голову. — Если тебе комфортен тот темп, который у тебя сейчас с Юнги, то просто не пытайся вбить себе в голову глупые мысли. Притормози, если будет нужно, но нет ничего плохого в том, что тебя привлёк парень почти с первого взгляда. Он же всё-таки не разочаровывает тебя по мере того, как ты его узнаешь получше, так? Чонгук мгновенно отвечает отрицательно. — Нет, хён. Кажется, он нравится мне ещё больше, — признаётся он, вздыхая и прикрывая глаза. Сокджин и Намджун всегда помогают ему разобраться в подобных вещах, и это часто упрощало его жизнь. Обдумывать каждый поступок трудно, зато хёны могут в этом помочь, как и сейчас. Возможно, ДДжин прав про темп и чёртов таймер в голове. Как он мог считать, что всё в порядке, если в реальной жизни он не встречался ни с одной парой, чьи отношения начались через неделю знакомства друг с другом? У Намджуна отношений не было вообще, а Джин… он стоит на месте уже несколько месяцев и отрицает всякие попытки Чонгука сблизить его с Хосоком. Сердечные дела хёнов не его проблема, если честно, он лишь наблюдатель. — Тогда тебе не стоит переживать, — отвечает Намджун, улыбнувшись. — И стоит поскорее устроить нам знакомство с этим Юнги, иначе пеняй на себя, — в шуточно-серьёзной форме добавляет следом. — Да, да, да, — Чонгук закатывает глаза и махает рукой. — Как же без знакомства с родителями, — он вскакивает с дивана и убегает в свою комнату, игнорируя громкое «я тебе маму заменил!» от Сокджина.****
Чонгук чувствует себя лучше, когда заходит в танцзал, в котором на этот раз не играет громкая музыка. Хосок с огромным энтузиазмом стоит около аппаратуры и с кем-то разговаривает. Чонгук не особо знаком с другими студентами с факультета танцев, как бы Хосок не пытался заставить его с кем-то подружиться. В зале находятся ещё человек пять, и он замечает, как они движутся в направлении раздевалки. Время их занятий, видимо, вышло; сейчас у Хосока перерыв, после которого ещё двухчасовая практика. Иногда Чонгук думает, не спит ли его хён прямо в зале, иначе нельзя по-другому объяснить то, как он остаётся до самого позднего вечера, а утром снова находится здесь. Он уверен, что танцор даже не отдаёт ключи заведующему, ведь в этом нет смысла. Хосок громко смеётся на реплику собеседника, активно качает головой и провожает чужую спину взглядом, пока та не скрывается в раздевалке с остальными. Чонгук чувствует себя в зале довольно комфортно, нежели несколько месяцев назад, поэтому спокойно поправляет рюкзак и движется через всё помещение к хёну, кричащему «Гук-и». — Давно не виделись, хён, — говорит он, терпящий сильные объятия. Хосок не спешит отстраняться, только делает маленький шажок назад, чтобы видеть его лицо. На лице Хосока огромная улыбка, та, из-за которой самому хочется улыбнуться. В глазах играют странные огоньки, и Чонгук понимает, что хён не в курсе всего, что сейчас происходит в жизни донсена. Есть большой шанс, что сам Юнги, являясь лучшим другом Хосока, как-то смог упомянуть об этом, но наверняка не вдавался в подробности, и теперь выпытывать танцор их будет у кого-то другого. — С того дня, как я отдал тебя в плен плохому Шуге, да? — издевательски тянет Хосок, а Чонгук кривит лицо и отрицательно мотает головой. — Разве не таким он тебе казался? — спрашивает он, добавляя громкое «а?» в конце. Чонгук готов признать, что ошибался насчёт хёна, но разве его можно винить? Теперь же всё совсем по-другому и Юнги не кажется плохим. Ну, пока что он не сделал ничего, чтобы так считать. — Мы уже прошли через это, Юнги-хён теперь довольно мил в моих глазах, — Хосок рядом издаёт пищащий звук, повторяя тонким голосом «Юнги-хён». Чонгук готов к непрозрачным намёкам танцора, который с этого момента только этим и будет смущать его. — Он уже стал тебе хёном? — Хосок смягчается, хлопает по плечу и сменяет тон на более заботливый. — Я рад, что ты нашёл с ним общий язык, Гук-а, честно. Он хороший человек, тебе стоило познакомиться с ним ещё в прошлом году, но, — он делает паузу, поджимая губы. — Из-за некоторых проблем в его личной жизни, полагаю, это было почти невозможно. Чонгук понимающе кивает и не собирается уточнять эти «проблемы». Возможно, это связано с матерью, которую Тэхён уже упоминал, а возможно, что это совсем другое, куда не хочется влезать без разрешения. Судя по чуть расстроенному лицу Хосока, он сам не очень сильно желает разговаривать об этом. В прошлом году наверняка многое бы изменилось в жизни Чонгука, познакомься он с Юнги. Дело даже не в Дахёне и его шайке, а в собственных чувствах. Интересно, он бы тоже смог влюбиться в Юнги год назад? — Ничего страшного, Хоби-хён. Я рад, что сейчас могу с ним общаться, он и правда хороший, — «…и нравится мне», — договаривает про себя Чонгук. Хосок ещё раз хлопает по плечу Чонгука, отстраняясь на этот раз подальше, и всё-таки интересуется причиной его прихода. Он не исключает того факта, что его донсен пришёл снова снять стресс или отрепетировать хореографию, однако в такие случаи Чонгук не задерживается в зале долгое время, сразу направляясь в раздевалку и уже потом здороваясь с хёном. Сейчас ситуация полностью наоборот: Чонгук всё ещё мнётся на месте, осматривая своё отражение в зеркале и топчась на месте. Хосок думает, что это место Чонгук считает максимально безопасным и комфортным для себя, как и свою аудиторию для вокала. Несмотря на то, что они считаются многолюдными, Гук находит моменты, когда он там только один, либо с хёнами. Он чувствует себя более уверенным, готовым после тяжёлого дня заскочить сюда и поговорить с танцором о многих вещах. К сожалению, они не могут находиться здесь за разговорами долгое время, это место предназначено для другого, но даже недолгих двадцати минут иногда хватает. Чонгук уходит уже не таким нагруженным и более расслабленным, и Хосоку нечего жалеть о времени, которое он потратил не на танец, а на обычный разговор. Танцор осматривает напряжённую фигуру Чонгука, понимая, что сегодня именно такой день. Не будет утомительных нагрузок, громких битов и запаха пота, потому что тот пришёл поговорить, как не делал уже давненько. Хоби задумывается, хватает ли тому разговоров с Джином и Намджуном, раз он всё равно стремится в танцзал не для очередной практики. Возможно, Чонгукможет рассказать ему то, чего не может остальным, как и наоборот. Хосок знает, что о многом младший не спешит ему поведать, некоторые темы он обсуждает только с Тэхёном, например, или Кимами. В этом нет ничего обидного или странного; с каждым хёном он чувствует безопасность в разной степени, как и готовность открыться. Хосок чувствует ту нежность, которая затапливает его изнутри каждый раз, когда он смотрит на Чонгука и понимает, что тот хочет открыть маленькую частичку себя, причину своих переживаний или радостей. У него нет другого варианта, кроме как выслушать его и помочь. — Милый? — мягко зовёт Хосок, ловя взгляд карих глаз. Он редко обращается к нему таким прозвищем, но это почему-то заставляет Чонгука меньше нервничать. — Хочешь поговорить о чём-то? — подталкивает он. Чонгук снова смотрит в пол, робко кивая. Ему нужно задать хёну пару вопросов и рассказать обо всём, что с ним сейчас происходит. Он знает, что Хоби не станет его ругать или презирать, поэтому не стоит ждать осуждений. Старшие всегда понимали его. Они присаживаются на то же самое место, что и пару дней назад, прямо у зеркала лицом друг к другу. Пока Чонгук собирается с мыслями, танцор бегло осматривает его. Поза более расслаблена, чем пару минут назад, и он понимает, что сейчас тот больше настроен на разговор, нежели когда стоял на месте и боялся что-то обсудить. — Я не знаю, говорил ли тебе Юнги-хён, — начинает издалека Чонгук, подбирая слова очень тщательно. — Но за последние несколько дней мы… сблизились, — Хосок ободряюще улыбается и кивает, чтобы тот продолжал. — Он помог мне, даже не один раз, и два дня назад он сказал, что наша прогулка, носящая сначала только дружеский характер, является свиданием, — Чонгук не может не робеть, когда снова вспоминает серьёзный взгляд и тон Юнги, говорящего это. Хосок удивлённо мычит, проклиная друга, который даже не удостоился объяснить всё. Поэтому он завалился тогда к нему в комнату чуть потерявшимся и твердящим что-то об огромном проёбе. В чём он выражался — Хосок так и не выяснил, но это явно было очень важным для Юнги. Он не помнит, когда Юнги о чём-то так сильно заботился. Теперь всё встаёт на свои места и «проёб» лучшего друга становится обычной… неожиданностью. Чонгук, может быть, смущён от этого, но точно не зол или недоволен. Хосок догадывается, о чём тот может поведать дальше. Закрытая поза и опущенный в пол взгляд твердят об этом. — Он предупредил, что ничем не обязывает меня. Думаю, это было очень… вежливо, — танцор рядом издал смешок, отметив, что в той ситуации вежливость была к месту. Чонгук замолчал, не зная, что стоит ещё сказать. Юнги позаботился о нём, был очень мил и добр, хоть это довольно и сложно было заметить. У него дрожь по коже, частые замешательства в голове и куча вопросов. Хосок вряд ли поможет от этого избавиться, потому что и сам Гук не знал как. Танцор ждёт продолжения, выдохнув с облегчением: младший говорит на тему, в которой он разбирается и даже может помочь, потому что знает Юнги. Он кажется неприступным, но на самом деле являет близким людям мягкую сторону себя; к ней легко найти подход, стоит только немного постараться и проявить напористость. Зная Чонгука, Хосок уверен: у него легко это получится. — Он нравится мне, — признаётся тихо Чонгук, и эти слова пропадают в тишине огромного помещения. Хосок громко вздыхает, кажется, даже слишком громко, и Гук уже готовится услышать что-то плохое в свою сторону, но тот ничего подобного не делает. Ладонь, находящуюся сейчас на коленке, накрывает другая, более тёплая. Чонгук чувствует, как хён сжимает её в своей, и спокойный голос заставляет его расслабиться, ведь никаких обвинений не будет. — Я безумно рад за тебя, Гук, — танцор ловит слабую улыбку на лице напротив и пододвигается чуть ближе. — Юнги, возможно, и не предстаёт перед тобой принцем на белом коне, но, как я и сказал ранее, ты тоже ему понравился. Чонгук вздрагивает на этих словах, смотрит на старшего с удивлением, как будто впервые слышит эти слова, и на выдохе произносит недоуменное: — А? Хосок не сдерживает смех из-за больших карих глаз и чуть вытянутого лица. — Поверь мне, я знаю этого засранца настолько хорошо, насколько не знаю себя сам, — Чонгук хочет спросить, насколько же они близки, но сдерживается. — Юнги сложный человек, — успокоившись, признаётся Хосок, опуская плечи. — Иногда ты сам не замечаешь, как он проявляет к тебе заботу или оказывает поддержку, ограничившись всего лишь двумя словами, но это не значит, что он не вложил в них всю свою искренность. Он может съязвить, нагрубить, ответить сарказмом на очень важный и серьёзный вопрос, и я не очень люблю в нём эту черту. Чонгук заинтересованно прислушивается к словам хёна, потому что впервые он узнаёт о характере Шуги, а не о каких-то поверхностных вещах. Он представляет старшего перед собой, кидающего колкие фразы, а после закатывающего глаза на надоедливость своего собеседника, но даже этот образ его не отталкивает. Он всегда получал от старших только самое хорошее, и вряд ли кто-то смел ему грубить, даже в шутку. Однако что-то ему подсказывает, что из уст Юнги это будет звучать… с любовью. Грубость, носящая в себе нежность — Чонгук впервые с таким сталкивается. Это вызывает интерес. — Хён бывает закрытым, — продолжает Хосок, пытаясь объяснить донсену даже не слишком хорошие стороны Юнги, чтобы тот не казался в глазах студента идеальным. — Он может забыть о себе, погрузившись в работу слишком глубоко, и иногда напоминает мне ребёнка, за которым нужен глаз да глаз, — Чонгук сам не замечает, как улыбается, слыша это. — Хён, — говорит он, привлекая внимание. — Что ты хочешь сказать? — Я хочу сказать, Чонгук, — переходит сразу к делу Хоби, вздыхая. — Что могу отличить обычного Юнги от влюблённого. В последние несколько дней он более рассеянный и возбуждённый, и я не мог сначала понять причину такого странного поведения у него, но теперь, кажется, мне всё становится ясно. Чонгук сглатывает ком в горле, выпрямляя спину и не находя слов для ответа. Он не замечал за Юнги рассеянность, которую упомянул танцор, да и маска спокойного и безэмоционального хёна всё ещё смущала его. Возможно, он слишком невнимателен, раз не увидел подобных изменений, либо это может подметить только тот, кто знаком с Юнги довольно долго. Неудивительно, что Хосок говорит об этом со всей уверенностью в голосе. Он-то точно не мог не обнаружить такие вещи. — Обычно он более прямолинеен, — снова делится своими мыслями Хосок. — Но сейчас я вижу, что он медлит, раз так и не сказал тебе о своей симпатии, — он встаёт с пола, отряхиваясь, и смотрит сверху вниз на Чонгука, сбитого с толку. — Не думаю, что это продлится долго, поэтому и тебе не стоит особо зацикливаться, просто скажи, что это взаимно, — как ни в чём не бывало советует танцор, направляясь в сторону аппаратуры, чтобы, как он думал, всё-таки позволить Чонгуку сегодня немного потренироваться. Чонгук провожал взглядом спину, а потом резко встрепенулся, поднявшись на ноги, и с еле заметной паникой ответил громкое: — Нет, хён, — смысл слов дошёл до него спустя всего пару секунд, когда такой же ошарашенный Хосок повернулся к нему с немым вопросом «что?». — Я не могу, хён, — повторяет он, мотая головой. Хосок хмурится, поворачиваясь всем корпусом к Чонгуку. Его предложение не несло в себе никакого агрессивного толчка для совершения действий, только ничем не обязывающий совет, но младший, видимо, считает по-другому, иначе в его глазах не читался бы сейчас очевидный страх. Хосок и сам начинает волноваться, когда видит, с каким рвением тот доказывает своё «нет». — Хэй, — мягко говорит Хосок, ступая медленно. — Что такое, Гук-и? — спрашивает он, боясь, что сейчас снова вызовет своими словами бурную реакцию. Краем глаза он подмечает дрожь в молодом теле, а карие глаза начинают бегать по его фигуре и помещению в общем. Он близко подходит к Чонгуку и кладёт ладони на широкие плечи, чуть усиливая хватку, чтобы привлечь к себе всё внимание. — Сделай вместе со мной глубокий вдох и выдох, — как ребёнку объясняет Хосок, делая незамысловатые действия. Чонгук, полностью не потерявший ещё контроль над собой из-за паники, не спеша повторяет , с доверием смотря в расширенные карие глаза перед собой. — Молодец, — его поощряют, как и всегда бывает в такие моменты, а после осторожно тянут к себе, обнимая. Чонгук прикрывает глаза, как только чувствует ладонь, зарывшуюся в его волосах на затылке, и не прекращает делать глубокие вдохи и выдохи. Хосок так же поддерживающе гладит его по спине, сам на минуту закрывая веки и хваля самого себя за мгновенную реакцию на состояние донсена. Чонгук берёт себя в руки, всё-таки озвучивая мысли, которые вызвали в нём панику: — Ты… ты ведь знаешь хёна достаточно хорошо, да? — спрашивает он, заранее угадывая ответ. Хосок кивает. — Пожалуйста, Хоби-хён, я должен знать, как он относится к… ко мне, — понятно, о чём идёт речь. «К таким, как я», — хочет уточнить Чонгук, но этого не требуется, так как танцор отстраняется и смотрит на него с прикушенной губой и огромным сожалением на лице. Чонгуку не требуется больше ничего, чтобы понять, что Хосок здесь бессилен. Сейчас он не даст совета, как делает это всегда по мере возможностей, да и попытки успокоить и воодушевить тоже будут бесполезны. Не то чтобы он действительно думал, что Хосок посвящён в такие дела, как отношение своего друга ко всем представителям ЛГБТК+. Хосок не может ответить на заданный вопрос, потому что у него нет ответа, но сейчас он всеми силами постарается рассказать уже то, что знает. Ему не приходилось спрашивать Юнги о подобном в лоб. — Я знаю, что Юнги встречался и с девушками, и с парнями, — задумчиво говорит Хосок, когда Чонгук приходит в себя и они снова садятся на пол, чтобы продолжить разговор. Он догадывается, что изначально Гук и явился сюда за этим, а не для практики танцев. — Из этого можно сделать вывод, что он бисексуал, но… — он делает паузу, поджимая губы. — Мне не хочется этого делать, потому что предполагать чужую ориентацию — ужасно. — Хочешь сказать…— начинает Чонгук, на что Хосок кивает и заканчивает сам. — Он может быть и пансексуалом, — с сомнением говорит Хосок, замечая изменения в младшем, вытянувшемся в спине после этих слов. — Я не утверждаю этого, потому что он никогда не делал передо мной каминг-аута. Думаю, он своими разговорами про прошлые отношения уже дал мне знать, что ему плевать на гендер своего партнёра, но это не заходило куда-то дальше. Чонгук считает, что «прошлые отношения» звучат для него немного… оптимистично, хотя так не должно быть. Юнги встречался со многими; он наверняка знает подход и к девушкам, и к парням. Чонгук даже не побоится назвать хёна довольно опытным в отношениях, и это его вовсе не пугает. Наоборот, ему всегда хотелось иметь в партнерах кого-то, кто будет вести, ведь часто он мог совершить ошибку или быть слишком неуверенным. Чонгук уже давно знал, что нуждается в человеке с опытом, а не в таком же несмышленом подростке, как и он сам. — Юнги является человеком довольно… широких взглядов, — продолжает Хосок, видя слабую улыбку на лице Гука. — Я ни разу не слышал из его уст что-то плохое о трансгендерах, квирах или нон-бинарных людях. Он точно не трансфоб, Чонгук, — уверяет он, мотая головой. Чонгук хоть и понимает, что это лишь мнение Хосока, а не сами слова из уст Юнги, но даже это даёт надежду на то, что тот примет его, не отказавшись сразу после того, как случится каминг-аут. Нет уверенности, только догадки, но даже с этим Чонгук готов работать. Он видит, что Хосок хочет сказать что-то ещё, но сдерживает себя, поэтому вопросительно мычит, привлекая внимание и подталкивая к тому, чтобы всё-таки озвучить свои мысли. — Ты ведь понимаешь, что его хорошее отношение к трансгендерам не означает, что… — он запинается. — Что он готов встречаться с ними, — заканчивает Хосок, сохраняя повисшую тишину и наблюдая за донсеном. Чонгук хочет сказать «да», но в горле появляется противный комок, не дающий ответить. Понимал ли он? Как никто другой. Проявлять толерантность и романтическое влечение — две абсолютно разные вещи, которые иногда могут не совмещаться в одном человеке. Нет гарантии, что Юнги примет это с лёгкостью. Чонгук — парень, всегда был им, и он задаётся вопросом, что с ним не так; раз Юнги встречался с другими парнями, то чем он хуже? У него есть грудь и вагина? Должно ли быть у Юнги отвращение при виде женских частей тела на мужском, когда того привлекают оба пола? Он никогда не задумывался о таких вещах, потому что с самых ранних лет понимал, что ему без разницы, кого любить. Сейчас… ситуация другая. Дело не в нём, а в Юнги. В его предпочтениях и готовности принять Чонгука как парня, а не как «девушку в прошлом». Хосок помнит, как в первую встречу большие оленьи глаза были поглощены его отражением в зеркале. Тогда он репетировал для конкурса с ещё двумя второкурсниками, и никто из них не был готов увидеть в проёме тёмную макушку. Чонгук не мог не заинтересоваться неожиданным гостям; он смущался, заикался, делал большие паузы, отвечая на вопросы. Кажется, упомянул, что новичок и пришёл сюда только из-за громкой музыки. Хосок удивлялся такому скрытному подростку, с ухоженной прической и скромной улыбкой, уже тогда понимая, что ему придётся нелегко. Было ли это чутьём? Отчасти. Такие светлые люди всегда проходят через самые ужасные вещи в своей жизни, и откуда ему было знать, что Чонгук уже через это прошёл? И проходит до сих пор. Теперь перед ним стоят проблемы не только личностного характера, но и любовного, в которых разобраться самостоятельно гораздо труднее. Как хён Хосок готов сейчас взвалить на себя заботу о переживаниях младшего, но полностью избавиться от них не в его силах. Возможно, ему стоит поговорить с Юнги на эту тему. Он не хорош в подобном; или сразу заподозрит что-то, и отвертеться уже не будет возможным. Оставить ситуацию тоже нельзя, ведь он видит, как это волнует самого Чонгука. — Извини, Гук, — говорит Хосок. — Наверное, не этого ты ждал, приходя ко мне. Чонгук мотает головой, получается немного расстроенно. — Я хотел правды, — отвечает он, грустно усмехнувшись, и поднимается с пола, хватая рюкзак. — И я получил её. Спасибо, что поговорил, — и убегает из танцзала, оставляя Хосока сожалеть о сказанном.