***
Блондин наслаждался моментом. Неужели это — всё, что ему нужно, чтобы быть счастливым? Он не знал. Честно говоря, в то время он был почти уверен, что не сможет ясно мыслить до конца своих дней. Его пальцы касались его кожи. Его изысканный запах ментола проникал в его ноздри. Его мягкие, сладкие губы соприкасались с его. Это всё, о чём он мог думать в состоянии полной эйфории. Его сердце бешено колотилось в груди, его руки подрагивали от волнения, не зная, как прикоснуться к брюнету. Он так мечтал об этом, он так много думал, и что теперь? Когда это произошло, он не знал, как реагировать. Неужели это — всего лишь сон? Или подарок на День Рождения? Была ли это его награда за то, что он перестал настаивать на конспирации так явно? Улыбка неосознанно появилась на его губах, когда он нежно прикоснулся к губам брюнета. Снова. Температура в помещении подскочила на несколько градусов минимум, но это было ничем в сравнении с огнём, разгорающимся в душе Чимина. Кто-то олицетворял любовь бабочками в животе, блондин же думал, что его чувства к Юнги больше похожи на пламя: такие же стремительные, такие же опасные, такие же тёплые, обжигающе горячие. Он был уверен, что Юнги — именно тот, кто ему нужен, кого он хочет не только как «бойфренда для секса», но и как человека, с которым приятно кидаться тортами и обниматься в промозглой палатке на кемпинге. Он не хотел никого другого, он хотел отдать себя целиком и полностью старшему. Он хотел. Нет, он нуждался. Затем он медленно сунул руки под футболку Мина, пробегаясь пальцами по одурительно холодной коже. Чимин приоткрыл глаза, чувствуя, как ускорило биение сердце Юнги, и на несколько секунд прекратил поцелуй, осторожно отстраняясь. Он посмотрел на Мина, который, в свою очередь, сощурился и вперился в него потемневшими глазами с аномально увеличившимися зрачками. Чимин тяжело сглотнул, заранее зная, что может произойти дальше. — Юнг… У него не было времени даже на то, чтобы произнести чужое имя, потому что брюнет снова завладел его губами. Пак издал удивлённый стон, в порыве эмоций ухватившись за волосы на затылке Мина. Он поймал парочку глюков, когда почувствовал, как зубы старшего начали мягко покусывать его нижнюю губу. Чимин невесомо поглаживал волосы своего хёна, пока тот сводил его с ума своими крышесносными губами. Пак ощутимо оттянул чужие пряди, когда язык брюнета проник в его рот, делая поцелуй более влажным и чувственным. Чимин приоткрыл глаза и позволил своему телу обессилено упасть на стену неподалёку — его ноги подрагивали от шквала эмоций, охвативших его. Блондин откинул голову назад, пытаясь отдышаться, но у Юнги, похоже, были другие планы. Не желая давать ему хоть сколько-нибудь отдыха, его губы начали мягко спускаться вниз по челюсти, переходя на шею и целуя адамово яблоко, кусая ключицы и зализывая места мягких укусов. Пак яростно прикусил губу, чтобы внизу не услышали его стоны, рвущиеся из груди, но чем дальше продвигался Мин, тем больше чувствовал Чимин. Жар охватил его тело, и он не мог больше сопротивляться старшему, который, кажется, и не собирался останавливаться. … Но он не хотел совершать ту же ошибку, что и с Чонгуком. Прежде всего, он должен был прояснить свои чувства — и те, которые он испытывал к Юнги, были кристально чистыми. Он хотел сказать ему, как сильно любит, прямо сейчас. — Юнги, я должен сказать тебе кое-что… Я… — начал он неуверенно. — Чимин. Блондин замолчал, увидев, что брюнет его перебивает, а его сердце провернуло очередной кульбит. Этот хриплый голос, севший от возбуждения. Он мог умереть за это. Неужели Юнги собирался ответить на его чувства? Подсознательно его пальцы сжались на чужой коже. Он опустил голову и уставился на темноволосого; Чимин отступил, терпеливо ожидая его ответа, а его глаза были полны надежды и тепла. Он прикусил губу, когда увидел, что брюнет опустил голову, как будто смущённый чем-то, и принялся нежно прикасаться к уголкам рта. Подождите. Почему он улыбался? — Ладно, пошутили и хватит, — сказал Юнги, подняв лицо, на котором отчётливо виднелась ухмылка. — Пойдём вниз? У Чимина не было желания улыбаться. Он моргнул, не уверенный, что расслышал правильно. Что-то в горле сжалось. Его сердце напряглось, когда он увидел, как темноволосый отвернулся, чтобы поднять свою старую одежду, которая в их странном порыве оказалась на полу. Так он правильно услышал? А… просто шутка? Юнги поцеловал его потому, что хотел подшутить над ним за одежду, измазанную в креме? — Ты сейчас серьёзно? — севшим от прилива гнева и боли голосом уточнил блондин, нарушая тишину. Он знал, что брюнет может заиграться, а его извечный стёб уже давно не являлся весомым поводом для обиды. Он сознавал свою привычку относиться к подобным вещам легкомысленно, и Юнги чувствовал свою безнаказанность. Пак никогда ничего не говорил на подколы, наоборот, это его забавляло. Но всему есть предел. И он также был уверен в том, что Юнги знал о его чувствах. На этот раз он зашёл слишком далеко. Старший обернулся: его одежда безвольно повисла на руке, а её обладатель, приподняв бровь, всё ещё не понимал всю серьёзность блондина. Он также, казалось, недоумевал, почему глаза Чимина внезапно наполнились влагой. — Что? — «Что»? Ты правда осмеливаешься сказать мне «что»? — голос Пака задрожал. Он был сыт по горло. Надоело быть хорошим Чимином, который берёт на себя инициативу и пытается войти в положение. Надоело ждать, чтобы быть счастливым. Надоело мечтать, иметь всё большие надежды лишь для того, чтобы пережить более жёсткое падение в реальность. Он чувствовал гнев, вторгавшийся в него, но не мог игнорировать тот факт, что его сердце медленно разрывалось на тысячу кусочков. — Ну да, я пошутил, — пожал плечами Юнги. — Тебе было грустно, я сделал что-то, чтобы тебе стало веселее. В чём проблема? Пак пропустил нервный смешок, прежде чем закатить глаза к потолку, чтобы его слёзы не пересекли хлипкий барьер из ресниц. Он аккуратно провёл рукой по щекам, чувствуя, как крепче сжалось горло. — Как ты думаешь, мои чувства — всего лишь игра?! Просто инструмент для твоих тупых шуток и подколов?! Ты поцеловал меня «в шутку», прекрасно зная, что я… Агрх, какой же ты идиот! — он прикусил губу, не в силах договорить своё «что я» до конца. Он просто не мог. Не после того, как над его любовью так жестоко посмеялись. По этой причине он не мог сказать вслух то, что так хотел озвучить буквально пару секунд назад. «Я хотел признаться в любви, а мне вместо этого плюнули в лицо. Фигурально», — фыркнул Чимин. Он повернулся к стене, чтобы смахнуть набежавшую влагу, не в силах больше смотреть брюнету в глаза. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, почувствовав движение позади себя. — Чими… — Заткнись. Прошу тебя, замолчи! — Смотри, мы можем… — Убирайся! — выкрикнул Пак, одновременно с этим чувствуя, как его плечи сотрясались от вырвавшейся наружу истерики. Юнги уставился на спину младшего, испытывая смешанные эмоции по этому поводу. Он повернулся к двери и положил руку на дверную ручку, прежде чем снова взглянуть на Чимина, который остался стоять на месте, тщательно контролируя свою дрожь. Но Юнги не слепой и не глухой: он ясно слышал чужое тихое шмыганье и ясно видел капли, падающие на пол у его ног. — Чимин, я… — Я сказал тебе убраться! — закричал Пак, ощутимо напрягаясь. Юнги вздрогнул, когда услышал его крик. Чимин никогда не говорил с ним в таком тоне. Мин не решался уйти, открыть дверь и отрезать себя от милого, маленького и глубоко несчастного по его вине Пак Чимина. Он хотел вновь обратиться к блондину, желая получить прощение и быть точно уверенным в том, что Чимин в порядке, когда дверь перед его носом внезапно открылась и в комнату вошёл обеспокоенный Джин. — У вас тут всё хорошо? Юнги уставился на спину Чимина, которая всё ещё дёргалась от непрекращающихся рыданий, и вздохнул. Он взял свои вещи и повернулся к двери, глядя на блондина. — Я ухожу. Пак не ответил, оставаясь стоять спиной к старшему. Он опустил голову, но его слух всё ещё оставался при нём, так что он мог ясно слышать, как брюнет вышел из комнаты. Чимин тяжело сглотнул и попытался на ходу придумать нормальное оправдание для Джина, который, вероятно, ждал его объяснений, не понимая, что тут только что произошло. Глубоко вздохнув, Пак провёл рукой по лицу и попытался уверенно улыбнуться, прежде чем светить своей зарёванной мордашкой перед Кимом. Он повернулся к ожидающему его слов хёна с сомнением во взгляде. — Ты… подождёшь две секунды? Я уже иду. — Разве ты не хочешь поговорить об этом? — Нет. Нет, я… я немного устал. Чимин широко улыбнулся и почесал затылок. — Всего две секунды. Джин посмотрел на него и вздохнул: — Очень хорошо. Кажется, его актёрской игре не поверили. — Спасибо. Ким вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставляя Чимина в гордом одиночестве смотреть на стену в тщетных попытках найти там хоть что-то, способное переключить его внимание на себя. Губы Пака начали дрожать, не в силах выдержать груз фальшивой улыбки, его нос снова начало покалывать, а глаза увлажнились. Он издал непонятный звук, походивший на помесь хрипа и всхлипа, и внезапно почувствовал тот невыносимый груз из печали и непонимания, продолжавший валиться на его плечи. Да что он вообще себе думал? Почему у него, пусть даже на секунду, возникла мысль, что он мог заполучить Юнги? Это ничего для Мина. Это всегда было просто «ничего». Он был только бойфрендом для секса. Больше ничего.***
— Будьте осторожны по дороге домой! Спасибо, что пришли! Джин поднял руку и осторожно взъерошил волосы блондина. — Ещё один год в твою копилку старости, Чимин-и! Извини за конец вечера… Пак посмотрел на старшего и улыбнулся. — Это не твоя вина, хён. Всё хорошо. Эй, Тэ, не пей больше сегодня, даже когда вернёшься домой, нет, особенно когда вернёшься! Чонгук-и, смотри в оба и помни о балансе. — Бра, я не так много выпил. — Тогда объясни мне, почему ты чуть не повалил своей тушкой стол? — Это всё торт! Блондин усмехнулся, прекрасно зная, что Чонгук найдёт все возможные оправдания, чтобы успокоить его. Он посмотрел на Джина, который взглядом дал понять, что позаботится о нём. Пак ещё раз всех обнял, прежде чем увидеть, как они сели в машину и разъехались по домам. Улыбка, которую он нацепил на лицо, исчезла вместе с последними гостями, покинувшими вечеринку, а Чимин почувствовал, как свежесть вечера сушит его кожу. Груз на его сердце, который временно притупило прощание с друзьями, снова дал о себе знать, стоило только остаться одному. Он хотел объединить людей, которых любил, он просто хотел, чтобы они поладили. Но теперь он понял, что то, что он хотел, никогда не будет тем, что он имеет в итоге. Не каждый может измениться. Хосок и Юнги — наглядный пример. Он закрыл входную дверь и устало посмотрел на следы прошедшей вечеринки. Повсюду был жуткий беспорядок, тарелки павшими в неравной битве с едой бойцами целыми ротами возлежали на столе, бутылки из-под пива и соджу валялись на полу, недалеко уйдя от своих посудных собратьев, а подарки, которые он получил, находились на диване в торопливо развёрнутом состоянии. Ну, почти все из них. Он посмотрел на пакет от Юнги, и его сердце автоматически сжалось. А хотел ли Чимин знать, что скрывалось внутри? В конце концов, всё было кончено. Однако он не мог помешать своим ногам продвинуться к пакету и рукам — вытащить из него коробку. Недолго думая, он сорвал декоративную бумагу, расположившись на диване в позе лотоса. Чимин положил коробку на колени и медленно провёл пальцем по краю, смотря на обёртку так, будто из неё в любой момент мог выскочить крокодил и откусить ему половину лица. «Если ты хочешь забыть о нём, не открывай», — сказал себе Чимин. Его пальцы сжались на коробке. Он действительно хотел забыть? Превратить Юнги в греющее душу воспоминание? Сделать свои чувства далёким миражом? Из лёгких будто выбили весь воздух при одной только мысли. Он не хотел отпускать его. Но правда ли боль, которую он постоянно чувствовал, того стоила? Глубокий вздох сорвался с губ, когда его телефон неожиданно подал признаки жизни. На экране высветилось сообщение: Юнги, 3:34: Прости. Чимин удивлённо моргнул. Он потёр глаза и фыркнул, прежде чем вернуться к смс-ке, чтобы убедиться, что он прочитал правильно. «Прости»? Юнги просит прощения? Юнги, который говорил ему действовать так, чтобы никогда не извиняться перед другими, написал «прости»? Прежде чем он успел осмыслить ситуацию, к уже имеющемуся добавилось ещё одно сообщение. Юнги, 3:37: Я не хотел причинить тебе боль и испортить твой День Рождения, Чимин. Пак тяжело сглотнул, не зная, что и сказать. Он не ожидал такого поведения от Юнги: Юнги, которого он знал, никогда не просил прощения, даже если вёл себя по-скотски. Он сжал телефон, пытаясь что-то придумать для ответного послания, но старший вновь взял инициативу на себя. Юнги, 3:39: Я, вероятно, зашёл слишком далеко… Чимин прочитал сообщение и издал нервный смешок. Он поспешил ответить: Чимин, 3:40: Да, ты зашёл слишком далеко. Юнги, 3:41: О, ты не спишь? Чимин, 3:41: Ты видел много людей, отправляющих сообщения во время сна? Блондин не мог сдержать свой скепсис. Он начал стучать пальцами по экрану, подметив, что Юнги начал писать сообщение, чтобы потом стереть его — и так несколько раз. Что он пытался сказать ему, раз так долго колебался? Юнги, 3:43: Я могу войти? Чимин нахмурился, не понимая просьбу старшего. Войти куда? Ответ пришёл быстро, когда он услышал три раза повторившийся стук в дверь, эхом раздающийся в пустом доме и достигший сердца Чимина, которое начало вибрировать от этого тихого звука. Было ли хорошей идеей оставаться с брюнетом наедине, когда он твёрдо решил забыть его? Пак взял свой телефон и глубоко вздохнул. Чимин, 3:44: Входи