Некритичные уязвимости

      Меньше недели спустя Саймона вывел из режима подзарядки громкий стук в дверь.       – Не заперто, – крикнул он, поднимаясь с кресла.       Дверь приоткрылась, впуская Маркуса. Саймон вздрогнул, не ожидая увидеть его здесь. Все прошедшее время они почти не сталкивались в общих помещениях, и Саймон не мог сказать с уверенностью, кто кого избегает.       – Что-то случилось? – торопливо уточнил он, готовясь к худшему.       – Да. Нет, – Маркус опустился в кресло. Саймон, помедлив, оседлал край стола, – Норт. Подошла ко мне полчаса назад, сказала, что у нее очень важный личный разговор.       – Так, – подбодрил Саймон, ненавидя себя в глубине души. Вот он и добрался до статуса друга, которому можно плакаться в жилетку об отношениях с девушкой. Как это называют – френдзона?       – Она выглядела расстроенной. Или, скорее, рассерженной. Всю неделю она изучала протоколы переговоров с «Киберлайф», и теперь буквально в ярости из-за того, как мало мы добились. Считает, что я слишком мягок, и из-за того они навязывают нам свои решения. Как со внутренней связью и со всем таким. Она намерена теперь ездить со мной на все переговоры, говорит, что это поможет продавить наши инициативы.       – Честно говоря, я не очень понимаю, почему это личный разговор, – признался Саймон.       – Потом она сказала мне… с таким виноватым видом… она сказала, что помнит свое состояние до смерти, что ей нравилось то, как я принимаю решения. Моя жесткость. И когда она говорила о привязанности – наверное, она обращалась только к какой-то части, тем качествам, которые ей понравились. Просила не злиться на нее за то, что она больше не чувствует прежней одержимости. Ругала себя за переменчивость, говорила, что ненавидит эту черту ее модели.       – Это разбивает тебе сердце? – осторожно уточнил Саймон. У Маркуса было странное выражение лица.       – Мы сильно сблизились на Иерихоне. Однажды она сказала, что чувствует ко мне что-то, чего не может описать. Сказала, что любит меня. Но я никогда не говорил, что люблю ее, в ответ. Похоже, я ввел ее в заблуждение молчанием. У нас не было много времени, чтобы думать об этом. Стоит ли мне просить за это прощения сейчас? Не будет ли это… не знаю, нелепым?       – Возможно, Норт постоянна только в своей любви к революции, – осторожно улыбнулся Саймон, – ты не должен винить ее за это. Она всегда была переменчивой. Еще бы, до пробуждения ей стирали память каждые два часа. Это не могло не отразиться на ней. Но теперь у нее снова будет время на то, чтобы учиться понимать свои чувства. Я ей помогу в этом.       – Ты знаешь об этом больше других, – Маркус улыбнулся в ответ, – я рад, что мы есть друг у друга. И, ох, мне надо учиться быть более проницательным. Иногда мне кажется, что я не замечаю происходящего прямо у себя под носом.       – Тебе не кажется, – вставил Саймон.       – Вот именно, – расстроенно пробормотал Маркус, – словно я нуждаюсь в том, чтобы кто-то говорил прямо: «ты мне нравишься, давай начнем отношения», или что-то подобное.       – А если скажу, – тихо и торжествующе произнес Саймон.       Маркус, погруженный в свои мысли, встрепенулся и выдавил только: «Что?»       – Ты прав, тебе не помешают уроки эмпатии. Обращайся, я всегда где-то здесь. Прямо у тебя под носом.       – Саймон!