Некритичные уязвимости

      Маркус возвращается через неделю. Почему-то не звонит Саймону, чтобы тот мог забрать его из аэропорта, добирается на автобусе и затем долго идет пешком. Они сталкиваются буквально нос к носу в дверях кабинета для совещаний.       – Я скучал, – успевает выпалить Саймон, но Маркус говорит одновременно с ним и с легкостью перекрывает его взволнованную реплику:       – Привет, ты не представляешь, что я сейчас узнал от Джоша! Мы собрали деньги для воскрешения первых трех прерванных! Организуешь все для голосования? Завтра в полдень. Нужно оповещение и все такое.       – Да, конечно, – тут же переходит на деловой тон Саймон. Джош зовет их обоих из глубины кабинета, и остаток дня они проводят, составляя обширные списки дел для завтрашнего внепланового собрания.       Все приоритеты снова смешиваются, другие важные дела отодвигаются в сторону. Саймон злится, утопая в десятках уведомлений, извиняется перед Лео, с которым не сможет встретиться в очередную пятницу (и, возможно, в следующую тоже), рассылает бесконечные пресс-релизы. Его терминал, не выдержав бешеной гонки, выходит из строя, и он проводит три часа на складе, препираясь с техниками, прежде чем получить другой. Все валится из рук, и к концу недели он оказывается совершенно обессиленным.       За день до приезда инженеров из «Киберлайф» он завершает все необходимые приготовления, доползает до своей комнаты, запирает дверь и проваливается в десятичасовой сон, растянувшись на полу и положив ладонь на зарядную платформу.       ***       Саймон не присутствует на воскрешении непосредственно. Отговаривается необходимостью следить за камерами. После отключения внутренней связи Иерихон-1 сходит с ума по запечатлениям важных событий на видео. Плюс неизменная трансляция событий для тех, кто не сможет прибыть в коммуну. Множество желающих приобщиться к ритуалу собрались сегодня этих стенах, но еще тысячи жадно прильнули к экранам по всей Америке.       Когда Саймон вызывается контролировать камеры, Маркус не может сдержать удивления.       – Послушай, ты не обязан. Не надо жертвовать своими интересами. Мы можем назначить кого угодно.       – Не стоит, – отмахивается Саймон, но Маркус ждет объяснений, и приходится на ходу сочинять убедительную ложь, – Я хочу быть в рубке сегодня. Это напоминает мне о Стрэтфорде. Закольцованная композиция. Мне это нужно.       – Хорошо, – кивает Маркус, – пусть будет по-твоему. И – спасибо.       Он проводит пальцами по волосам Саймона, как делал это раньше, но еще – сжимает другой рукой знак киберпацифика на своей груди, и от этого внутри у Саймона что-то вздрагивает. Это кажется ему демонстрацией чего-то, что он не может разгадать. Маркус смотрит прямо на него, и Саймон, не выдержав, отводит глаза. Отступает, прикрывается делами.       Спустя час все готово. Андроиды образуют круг в главном зале. В центре – несколько специалистов-людей в униформе «Киберлайф». Они явно чувствуют себя неуютно под прицелом сотен взглядов. Им предстоит контролировать процесс «воскрешения». Первые три оболочки доставили в Иерихон-1 сегодня утром, они лежат на постаменте, собранном из паллет и накрытом баннерной тканью. Саймон думает о том, что не хотел бы возвращаться к жизни в окружении толпы, под обшарпанным потолком бывшего склада. Но с другой стороны, есть ли разница, как воскресать, если ты возвращаешься к жизни?       В крошечной рубке, нависающей над залом, тесно от экранов и полукруглой консоли управления, но Саймон чувствует себя здесь как в раковине – невидимый и недосягаемый, он может наблюдать за всем происходящем через окно или на экранах.       Настроив одну из камер на крупный план, он больше не смотрит в экран, но изображение упрямо вспыхивает на изнанке век – непривычно спокойное, умиротворенное лицо новой Норт. Она никогда не была такой при жизни. Специалисты из «Киберлайф» воссоздали ее одежду – не форму секс-куклы, а ее революционный костюм – узкие брюки и жилетку с открытым плечом. Дань уважения? Саймон это оценил. Справа от Норт лежит Жан в униформе официанта, один из первых девиантов Иерихона. Слева – Стелла, модель-домохозяйка. Саймон почти не знал их обоих, но у них были близкие среди иерихонцев, и их ждали, затаив дыхание, если бы могли.       Маркус стоит перед постаментом, скрестив руки на груди. В его правой ладони зажат треугольник карты памяти. За его спиной стоит Джош, держа в руках открытую шкатулку, на бархате которой в слотах покоятся две другие карты. Толпа вокруг похожа на беспокойное море. С каждым новым собранием девианты проявляют все меньше синхронности. Вот и сейчас – кто-то молится, стоя на коленях и воздев в воздух освобожденные от скина руки, кто-то молчит и напряженно смотрит на постамент, другие переговариваются.       Лидер Иерихона умело скрывает волнение за отстраненной полуулыбкой, но, взяв крупный план его лица, Саймон может каким-то образом заглянуть за эту маску: считать едва заметную морщинку между бровей, совсем человеческое подрагивание жилки на виске, там, где когда-то был диод.       Наконец, все готово. Техники отходят в сторону, смешиваются с толпой. Гул стихает резко, словно в зале дернули рубильник. Маркус делает шаг на постамент.       – Братья. Сестры. Сегодня мы стоим на пороге, – его голос вдруг срывается, он опускает голову. Саймон бросает тревожный взгляд на экран и успевает увидеть, как Маркус часто смаргивает, пытаясь удержать слезы. Но затем он поднимает голову и обводит взглядом зал, больше не скрывая себя, делясь всем, что теснится в сердце. – Пусть наши ушедшие сегодня вернутся к нам.       Он опускается на одно колено, бережно приподнимает голову Жана, сдвигает в сторону затылочную панель и вставляет в слот карту памяти. Медленно поднимает руку, обнажает скин и касается его виска. Его звенящий голос эхом проносится по залу:       – Проснись.       Несколько секунд ничего не происходит, а затем диод Жана ярко вспыхивает, и его глаза открываются. Маркус подает ему руку, помогая подняться.       Саймон переводит объектив одной из камер на лицо Жана. На нем отражается смятение, но через секунду оно сменяется узнаванием, а затем радостью.       – Мы живы! Мы живы! – Исступленно кричит он, и толпа подхватывает тот крик.       То же происходит и со Стеллой – оторопь, непонимание, а затем – тонкий высокий крик радости. Толпа бушует. Воскресшие сходят с постамента в объятия близких. Саймон запечатлевает всё, избегая смотреть на постамент.       Торжественную тишину уже не вернуть, но Маркус будто не обращает на это внимания. Снова склоняется у постамента – на этот раз опускается на оба колена, но не выглядит при этом покорным. Отводит в сторону распущенные волосы Норт – блестящие пряди медного цвета оплетают его пальцы. Он сдвигает панель, защелкивает в слот последнюю карту и с тревогой вглядывается в неподвижное лицо девушки. Саймон ждет, что он ее сейчас поцелует. Как в сказке про Спящую красавицу, отчего-то лезет на ум сравнение.       Но глаза Норт открываются без поцелуя, и она вспрыгивает на ноги с хищной грацией, такой знакомой, так идущей ей. Она глухо, но торжествующее вскрикивает что-то неразборчивое, оглядывает зал, пронзает взглядом человеческих техников, но затем вдруг съеживается. На ее глазах выступают слезы, скатываются по щекам, она оглядывается зло и беспомощно, не желая показывать свою слабость толпе, и тогда Маркус делает шаг вперед, укрывает ее полами плаща, и она утыкается ему в плечо.       Саймон ожидает, что он почувствует ревность или горечь, но вместо этого его охватывает странное спокойствие. Все так уместно. Правильно. Так, как и должно быть. Спасенная героиня, герой-спаситель. Воссоединение.       Выключив камеры одну за другой, он медленно собирает кабели, раскладывает их по коробкам, убирает оборудование в кофры, спускается по узкой лестнице, оказываясь за спинами ликующих девиантов, и покидает зал, затерявшись в плохо освещенных коридорах технического этажа.       Серые стены не осуждают, не выпытывают ничего. Темнота милостива, и он доверяет ей всё. Одиночество идет ему на пользу, и он возвращается к жилым этажам, опустошенный и почти умиротворенный.       Норт стоит в одном из темных тупиков. Не останавливаясь, он раскрывает руки, и они падают в объятия друг друга, не испытывая необходимости в словах.