Номер четыре

– Вы меня слышите? – голос тихий, слышится рядом, будто его обладатель склонился совсем низко. – Да, – выдыхаю сипло – горло словно перехвачено железным обручем, дышать больно. Перед глазами рябит. С трудом заставляю себя сфокусировать взгляд на говорящем со мной человеке. Он смотрит внимательно, пристально. Глаза точно красные. Не показалось. – Хорошо, – он кивает и немного отстраняется. Поправляет сбившийся воротник белой свободной футболки, на шее какие-то царапины, словно он расчесывал кожу. Интересно, насколько все изменилось. Наверняка у парня в теле искусственной начинки побольше, чем у меня. – У вас импланты древние, – он коротко прикусывает губу. – Такие… Этот образец был самый неудачный, все из экспериментальной группы получили серьезные осложнения. Несколько смертельных исходов. Откуда вы их взяли? И кто… – У вас слышали что-нибудь про эксперименты с гибернацией в начале двадцать второго века? – перебиваю его. – Двадцать второй век? – он озадаченно хмурится. – Да, у меня есть эта информация. Не то чтобы это были очень удачные эксперименты. К тому же после серии природных катаклизмов, извержения Йеллоустоуна – многие бункеры с капсулами были разрушены. Эксперимент закрыли и… – Я из такой капсулы, – приподнимаю руку с браслетом. – С две тысячи сто двадцать восьмого года. Парень осторожно берет меня за руку, проводит по браслету, а я замечаю под его пальцами тусклое красное свечение. Сканирует, что ли? Технологии… – Вас признали погибшим, – он поднимает глаза, – судя по базе. Но биометрика совпадает. То есть вы не модифицированный человек. В генетическом плане. Понятно, почему… – последние слова он произносит совсем тихо, замолкает, не договорив. Переспрашивать неловко. Вместо этого я интересуюсь: – Надо полагать, я много пропустил? – шутка выходит вымученной, но парень вдруг смущенно как-то улыбается. Трет шелушащуюся щеку и говорит: – Люди больше не живут как раньше. Сознание окончательно оцифровали в конце двадцать четвертого века. Никто не… Не пользуется биологическим телом сейчас. Вот оно как… Кто бы мог подумать, что это все же случится. – А ты? – почувствовав некое облегчение, чуть приподнимаюсь было, но меня опережает кровать – изголовье бесшумно и мягко поднимается вместе со мной. – Я техник, – он пожимает плечами. – Слежу за этим сектором. Батареи обслуживают роботы, но кто-то обязательно должен контролировать их. Чтобы не было сбоев. Башни потребляют очень много энергии. – Башни? – это он о чем? На сотни километров здесь пустыня. Я не видел ничего, кроме скал. – Башни, но только под землей, – улыбается мне. – Это куда безопаснее и эргономичнее. В них подключенные, никто из них не выходит сюда. Да они и не смогут – атрофия. Биологические тела нужны только для того, чтобы обеспечивать работу мозга. Стоп. Не понял. – Но ты же сказал, что сознание было оцифровано? – Без биологического мозга это не работает, – он качает головой, – мыслит человек как и раньше, а оцифровка производится в реальном времени. В простой копии без онлайна нет никакого смысла. – А размножение? – вопросы возникают один за другим. Начинает ныть в висках. – Люди, они… – и я вдруг вижу, как парень краснеет, румянец идет по его лицу алыми пятнами. – Все происходит как обычно, только виртуально. Но пара должна подать запрос. Тогда робот извлекает генетический материал и помещает в инкубатор. Через девять месяцев ребенка тоже подключают к Системе. – А с тобой что? – этот вопрос не дает покоя. – Откуда вообще техники? Сами отказываются от нормальной жизни? – Я… – он заминается, коротко на меня смотрит. – Есть центр. Я оттуда. Кто-то ведь должен обслуживать Систему. Техники посещают ее только во время обучения. Остальное время проводят здесь. Чтобы тело работало. Что ж, занятно. – И много таких как ты? – я вдруг понимаю, что боль ушла совсем, а по телу прокатываются волны мягкого тепла. – Если по всей планете, – он нервным каким-то движением чешет уже расчесанное место на шее, – то два миллиона двести восемьдесят человек. Именно столько нужно для обслуживания Системы. Основную часть функций выполняют роботы. Техники просто следят. – Часто связываешься с начальством? – все не могу оторвать взгляд от расчесанной шеи парня. Он замечает мой взгляд, дергается, вскидывает руку, будто в желании прикрыть поврежденную кожу, но потом безвольно роняет ладонь и опускает глаза. – Только в экстренных случаях, – голос у него звучит как-то совсем тихо. – За все время, что я работаю – ни разу не приходилось. Здесь… Здесь очень спокойное место. Мой случай, выходит, не экстренный? – Я о вас не стал сообщать, – он все же поднимает взгляд. – Потому что, если они заподозрят хоть что-то по их мнению опасное, вас просто сотрут. Память скопируют, тело отправят на экспертизу, а личность удалят. Так они поступали с теми, кто, ну… Не захотел быть в Системе. Сейчас такого давно нет, но… Не знаю. Тех-то наказывали из-за террористических атак, они портили электростанции, гибли люди. Но просто… – Они – это кто? – да уж, не все спокойно в Датском королевстве. – Служба безопасности, – он, видимо забывшись, снова царапает ногтями шею, но, бросив короткий взгляд на меня, убирает руку. – Типа… Полиция, – смотрит, будто с вопросом. – Да, раньше это полицией называлось, – киваю. – Это у вас все так хорошо историю знают, или ты просто интересуешься? – Я много изучаю о старом мире, – касается пальцем виска. – Но это никому не нужно сейчас. Черт. – Я так и не узнал твое имя, – обозначаю. Вздрагивает, смотрит странно. Как будто я сказал что-то такое, что не принято обсуждать. – Мое… – он закусывает губу, снова скребет ногтями по шее, царапины вспухают мелкими алыми каплями. – Я не то чтобы… Ияр. Мое имя, – тихо заканчивает он. – С этим проблемы? – занятное имя. Но почему с такой заминкой? – Типа… – он на секунду поджимает губы. – У меня нет имени, на самом деле. Есть номер. А это я из истории древнего Вавилона взял. Мой номер… М-да… – Макар, – протягиваю ему руку. – И у меня тоже есть номер. – Макар, – он пожимает мою руку и вдруг снова улыбается. – Вы русский? – Можно на «ты», – возвращаю улыбку. Пацана почему-то жаль. И еще… – Да, русский, – перебиваю свои мысли. – Только помню мало чего. – Я знал, что люди были такими контактными, но… – он смотрит на меня почти восторженно. – Сейчас никто не касается друг друга. Только в Системе. А там… Это совсем не то. Особенно, если часто бываешь здесь и редко там. Это он про рукопожатие? – Никто не жмет руки? – интересуюсь. – Контакты не приветствуются, – Ияр зачем-то смотрит на свои пальцы. – Но никто и не хочет. Типа… Я знаю, в Древнем Риме рукопожатие обозначало добрые намерения. Значило, что у человека нет оружия. Однако. Занятно, что из моих знакомых шестьсот лет назад данный факт не назвал бы никто. Да и сам я… – Выходит, все время ты просто сидишь тут один и от скуки изучаешь историю? – не то чтобы приятное времяпрепровождение. – Если бы я был гражданином, – он снова царапает шею, над ключицами все в розовых царапинах, и мне хочется перехватить его за худое запястье, останавливая. Сжимаю пальцы в кулак, а Ияр продолжает, все расцарапывая кожу: – поступил бы в международный исторический университет. Там дают доступ к внутренним архивам. Все как настоящее. Идеальные копии с реальных документов. Видел рекламу. – То есть профессию ты сменить не можешь? – отвожу взгляд в сторону. Неприлично так пялиться. – Техники не могут, – он качает головой. – Те, кто с детства не подключен к Системе – не могут быть в ней долго. Начинаются проблемы. Сложно возвращаться. А там сложно осознавать реальность. Получается, не можешь нормально функционировать ни там, ни здесь. – Это у тебя тоже из-за Системы? – не удержавшись, все же киваю на его расчесанную шею. – Это? – смотрит на меня растерянно. – Шея, – уточняю. – Нервы, – он ежится. – Думаю. Не хочу сообщать. Стараюсь контролировать, но сейчас это сложно. Если есть возможность обратиться к медику, то почему нет? – Почему не хочешь сообщать? – вопрос звучит грубовато. Парень смотрит как-то почти испуганно. А потом поясняет: – Меня очень легко заменить. А те, кого заменяют, идут на биоматериал или на тесты. Поэтому лучше не привлекать внимание. У меня и так всего полтора года осталось. Прогрессивное, блядь, будущее. – А потом? – спрашиваю зачем-то. – Потом все, – он пожимает плечами. – Заменят. – Тебе лет сколько? – смотрю на его бледное лицо, шелушащиеся щеки, и в груди царапается глухая злоба. Тоже мне, будущее. Кто бы мог подумать, что люди снова опустятся до узаконивания рабства. – Девятнадцать, – смотрит на меня озадаченно. – А что? Да ничего. Ребенок совсем. – И что, всех вот так заменяют в двадцать с небольшим? – Вроде, – Ияр хмурит светлые брови. – Сложно сказать. Типа… Сейчас много исследований. Нужен материал. Вроде даже есть подвижки. – И что за исследования? – наблюдаю, как Ияр стискивает в пальцах край медицинского лежака. Судя по всему, ему очень хочется снова вернуться к расчесыванию шеи. – Отделить разум от биологического тела, – он прячет руки за спину. – Полностью. Тогда люди станут окончательно свободны. Это как бессмертие. Зато какой ценой. С другой стороны, я тоже… Ничем не лучше. Такой же биоматериал. Под номером. Только согласился на это сам в отличие от него. Хоть какое-то подобие свободы. Смешно слушать. – И ты согласен с этим? – уточняю. – С тем, что умрешь. – Ну, я… – смотрит искоса. – Это благая цель. О как. – Это ты так считаешь, или так тебе сказали считать? – вот уж не думал, что превращусь в проповедника постулатов свободы выбора. У меня его, выбора этого… Да нет. Был. Я мог и не ложиться в капсулу. Мог не идти в армию. Мог. Но я добровольно отказался от возможности делать выбор. У пацана нет и этого. – Мне просто немного страшно, – Ияр упрямо поджимает губы. – Но кому бы не было. Все же… Я тоже живой. Это инстинкт самосохранения. К тому же я не знаю, что сделают с моим разумом. Буду ли я что-то чувствовать. Он отворачивается. Теперь я вижу только его худую спину. – Мне тридцать два, – говорю это его затылку. – И я тоже боюсь умирать. Но я точно не пойду делать это добровольно. Всегда есть выбор. – Какой у меня? – он так и не смотрит в мою сторону. – Ну… – начинаю было. Но Ияр перебивает: – Лучше не будем обсуждать, – он все же поворачивается. – Я посмотрю, что с твоим состоянием. Молча киваю. Может, и правда лучше не лезть. Со своим уставом, как говорится… Ияр тем временем проводит надо мной ладонью, периодически задерживая ее на пару секунд, а потом просит: – Блок запрашивает еще сканирование. Можно? Снова киваю. И тогда он опускает ладонь мне на грудь. От прикосновения по телу расходится тепло. Тяжело сглатываю, следя за сосредоточенным лицом парня. Интересно, что у него с кожей. Выглядит словно авитаминоз. – Не буду передавать твои данные? – смотрит внимательно. – Не надо, – киваю. – В общем, отторжения больше нет, – Ияр почему-то не спешит убирать руку. – Но и импланты функционировать не будут. Их пришлось заглушить. Я не врач потому что. Не знаю, как сделать иначе. Извини. Ну и… Остальное тоже получилось исправить. Теперь нужно просто какое-то время побыть в покое. Тут предлагается пять суток. Мне все равно пока некуда идти. По крайней мере, пока я окончательно не разобрался в ситуации. – Очень надеюсь, что никто не заметит взлом медицинского порта, – задумчиво говорит Ияр. – Хотя это не особенно контролируют. Тут и защиты как таковой нет. Так он еще и взломом занимался? Вот тебе и смирение с ситуацией. Парень определенно не прост. – Что будет, если заметят? – все же спрашиваю. – Проверка, – Ияр пожимает плечами. – Может, решат, что сбой. Сложно сказать. И пока я решаю, что на это ответить, он вдруг спрашивает: – Ты забыл все? Или есть какие-то фрагменты? Блок диагностировал у тебя частичную амнезию. – Кое-что помню, – киваю. – Думаю, это временно. Амнезия в смысле. Через время… – Можно не ждать, – Ияр быстро облизывает сухие губы. – У меня есть тестовый сервер. Он автономен. Я сбрасываю в него свои данные. Подключимся вместе и восстановим твою память. Если хочешь, – это он добавляет, словно спохватившись. И снова тянет руку к шее. Не выдержав, все же хватаю его за запястье. Вздрагивает, поднимает на меня глаза. И я слышу, как тяжело и неровно он дышит. – Не трогай, – отпускаю его руку. – Извини, – смотрит все так же пристально. И под этим непонятным взглядом и мне становится непонятно. Так что я говорю: – Я согласен на сервер. В ответ Ияр неуверенно улыбается. *** – Надевай, – он протягивает мне стопку чего-то серо-белого. – Так будет удобнее. – Нашел мой размер? – размеры-то у нас определенно разные. – В смысле? – Ияр уже почти привычно озадаченно хмурится. – Уверен, что вещи мне подойдут? – уточняю. – А, – он кивает. – Нет. Все нормально. Это твоя одежда. Я вбил в автомат твои параметры. Автомат? На базе 3D-принтера? – Как работает автомат? – интересуюсь, надевая футболку. – Это 3D-печать? – Ну… – Ияр прикусывает губу. – Я понял, о чем ты. Можно сказать, это действительно 3D-принтер. Только он работает на уровне перестройки атомов. Определенно в технологическом плане человечество достигло серьезных высот – шестьсот лет назад о наноразборщике говорили как о вещи недостижимой. – Выходит, даже молекулярный уже ушел в прошлое? – не уверен, что согласился бы на гибернацию, если б знал, как все обернется, но увидеть своими глазами воплощенные в жизнь концепты из фантастической литературы… – Лет сто пятьдесят назад, – Ияр взмахом руки материализует два кресла. – Примерно. Садись? – поднимает на меня вопросительный взгляд. – А где сервер? – оглядываю пустое помещение в поисках хоть чего-то похожего на названное оборудование. Напрасно. Серые стены, дверной проем в углу – завешен плотной темной пленкой, на полу несколько тонких пластин непонятного назначения. Медицинский порт теперь напоминает о своем существовании только парой индикаторов. В ответ Ияр достает из кармана плоское устройство, напоминающее флешку. Хмурится, а потом озвучивает: – Подключиться получится только через меня. У тебя нет идентификатора. Проведу через свой поток. Но надо осторожно. – Вот сейчас ничего не понял, – мне становится смешно от своей дремучести. Уверен, именно так чувствовал себя мой дед, когда я пытался объяснить ему, как работает нейроинтерфейс. Говорю об этом Ияру. Смеемся вместе. А потом Ияр неожиданно крепко берет меня за руку и просит: – Закрой глаза. Слушаюсь. Меня тащит куда-то в сторону, это почти больно, словно… Словно кто-то выдергивает меня из моего же тела. Пытаюсь было противиться, но вспоминаю, что не должен мешать и отдаюсь темному течению. Это почти страшно. Но я почему-то продолжаю чувствовать, как холодные, чуть влажные пальцы сжимают мою ладонь. И странным образом это ощущение не дает запаниковать. Мелькает мысль, что Ияр знал, что делает, когда брал меня за руку. А потом все вспыхивает выжигающим белым светом, и я, словно с обрыва, лечу в пропасть, наполненную стрельбой, криками и запахом застоявшейся крови.