Номер четыре

Первое, на чем останавливается взгляд – моя собственная рука. Предплечье перепахано до мяса, в ране осколки бетона, ладонь липкая от крови. Пытаюсь было дернуться, но понимаю, что не могу двинуться с места. Я словно сторонний наблюдатель за самим же собой. Чертовы воспоминания. Тот я, что лежит сейчас на пыльном полу, определенно оглушен. Бестолково мотает головой, беспорядочно шарит здоровой рукой вокруг. Пытается найти оружие? Углепластик винтовки противно скребет по покрытому мусором и осколками бетону. По щеке и шее тоже течет горячее. Я вдруг вижу все со стороны. В помещении как минимум восемь трупов. Изувеченные, посеченные осколками. У стены жутко, на одной ноте воет какая-то женщина, прижимая ладони к окровавленному животу. Мой двойник с трудом приподнимается, хрипло тяжело дышит. Это надсадное дыхание отдается в ушах. Мелькает мысль, что взрыв, должно быть, оказался крайне мощным. Взрыв? – Команду медиков сюда, – странно слышать свой голос со стороны. – Есть выжившие. Взрыв… 2123 год. Атака радикалов на торговый центр в Объединенной Европе. Бельгия? Черт. Это словно удар в затылок. Одно дело вспомнить что-то одно, а другое – когда память обрушивается внезапно и всей массой. Я помню все, как будто это было вчера. И свою жену. И смерть родителей. И выпускные экзамены в академии. Первый боевой выход в составе международной группы быстрого реагирования – работу в Европе. Какие-то отрывочные, ничего не значащие кадры. Все наваливается скопом. Так, что становится почти невыносимо. А потом все вдруг прекращается. Я понимаю, что сижу на полу, напротив – Ияр. Смотрит на меня как-то виновато. – Прошу прощения, – он привычно тянется к шее. – Я не подумал. У тебя ведь нет нейрофильтра. – Что? – меня начинает потихоньку отпускать. Опускаю глаза на наши до сих пор сцепленные руки. – Твой мозг не оборудован нужными для выхода в Систему элементами, – он тоже смотрит на наши руки. – Нет фильтров. А самому контролировать память невозможно. Но ты... – он вдруг смотрит прямо в глаза, – ты ведь вспомнил? Потому что я… – Ты все видел? – становится неловко. Пацану ни к чему было смотреть и на половину того дерьма, что со мной происходило. – Типа… – он сглатывает. – Ты многих убил? Твою ж мать. – Смотря с чем сравнивать, – говорю это, чувствуя, как его пальцы вздрагивают в моей ладони. – Но они были виновны, – Ияр снова нервно раздирает свежие царапины на шее. – Я знаю о террористах. Это как те, что были из сопротивления. Убивали невинных. Их нельзя было не остановить. – Религия порой творит с людьми странные вещи, – киваю. – В Системе есть религии, – Ияр зажимает ладонью царапины на шее. – Настоящие. Как раньше. Ты принадлежал к какой-то из религий? – Ну, я крещеный, – осторожно вынимаю руку из его пальцев – прикосновение затянулось на неудобно долгое время, почему-то кожа на внутренней стороне ладони зудит. Сжимаю кулак. – В России принято. Было, – добавляю, спохватившись. – Веришь в Бога? – Ияр пристраивает освободившуюся руку на колено. В Бога. Не думаю, что Бог допустил бы все дерьмо, что творят люди, будь он реален. – Нет, – отвечаю коротко. – Бог мог бы многое исправить, – тихо говорит Ияр. – Но теперь люди могут делать то же, что и он. Хлеб из камня. – Это ему Сатана предлагал, – поправляю машинально. В голове совсем другие мысли. Невольно думается, что люди совершенно не изменились. Все так же цепляются за религию. Даже умея превращать камень в хлеб. – Ты читал Библию? – в глазах Ияра загорается интерес. – В старом варианте? Без редакции? – А ее редактировали? – интересуюсь. Вот людям заняться нечем. – Фрагменты с участием Дьявола в основном, – Ияр кивает. – Из-за церкви Сатаны. Чтобы… – Я понял, – фыркаю. – Толерантность. – Это почти четыреста лет назад было, – улыбается Ияр в ответ. – Сейчас такого понятия нет уже. Разве что в медицине. – Почему ты так любишь историю? – интересуюсь. – У вас же тут… – осекаюсь, вспоминая, что для Ияра здесь определенно не утопия. Да и толерантность на него определенно не распространяется. – Раньше люди типа… – он на секунду прикусывает губу, – свободнее были. В твое время. Я не про рабовладельческие государства древности, разумеется, – он коротко улыбается. – Конечно, у вас была примитивная медицина, низкий уровень технологий, но для жизни хватало. Зато люди могли распоряжаться своей жизнью сами. Могли выбирать профессию, например. Хотел спросить, – он поднимает на меня глаза, – почему ты стал военным? Ты ведь мог выбрать что угодно. – Ну… – замолкаю, подбирая слова. – Я защищал население. Противодействие терроризму было очень важным в… те годы. Конфликтов было много, ситуация обострилась. В моем городе, когда я в школе учился, каждый год почти теракты случались. Думал, смогу что-то сделать. В итоге, конечно… – не могу сдержать смешок, – все это хренью оказалось. Кому-то сверху все это дерьмо нужно было. Ради денег. И политики. Куда легче объединить нацию под властью определенного лидера, создав внешнего врага. Чтоб было против кого бороться. – Все равно, что высечь море, – кивает Ияр. – Вроде какой-то греческий царь приказал? – пытаюсь блеснуть своими историческими познаниями. – Нет, – мягко улыбается Ияр. – Персидский. Его звали Ксеркс. Но поход был против Греков. – Ну вот я помню, что там было, что-то про Греков, – улыбаюсь в ответ. Смеемся. – А если не армия, то кем бы ты мог стать? – Ияр пересаживается удобнее, скрещивая ноги «по-турецки». А я замечаю на его правой щиколотке номер. Ияр замечает мой взгляд, неловко пожимает плечами. Поправляет штанину, сдвигая резинку ниже. Почему-то хочется извиниться. Но вместо этого я говорю: – Да я много кем хотел стать. Но в итоге ничему толком не научился. – Почему? – Ияр склоняет голову набок. Его пальцы, явно машинально, гладят царапины на шее. Почему. Долбоеб потому что был. – Не особо задумывался о будущем, – тру затылок, пытаясь прогнать тупую боль. – А когда предложили службу – согласился. Все равно не знал, что дальше делать. К тому же там платили хорошо. – А потом? – коротко спрашивает Ияр. – Потом втянулся. Женился. Вроде как стабильность появилась, – зачем-то смотрю на свою правую руку. То, что там были ожоги, напоминают только белесые следы на коже. – Но раз у тебя была семья, зачем ты… – Ияр неловко заминается, бросает на меня короткий взгляд, открывает было рот, чтоб продолжить, но мне это не требуется. – Изжила себя. Вроде как, – добавляю неуверенно. – Это сложно. В тот момент участие в проекте казалось правильным. Мне этого хотелось. – А сейчас? – быстро спрашивает Ияр. Сейчас? Будущее определенно оказалось не таким, каким я его себе представлял. Где межпланетные шаттлы? Жилые космические станции на орбите? Освоение Луны, хотя бы? – А что Марс? – интересуюсь. – В итоге закончили там терраформирование? – Программу ведь свернули еще в двадцать первом веке, – непонятливо хмурится Ияр. – Насколько я знаю. – Но вроде же возобновить хотели? – с другой стороны, зачем им космос, если они под землю зарылись и торчат в своей Системе всю жизнь. – Это не рентабельно, – подтверждает Ияр мои мысли. – Солнечные электростанции покрывают все энергетические затраты человечества. Защитная спутниковая сеть работает в автономном режиме. Хотя, конечно, и за ней следят техники. И, наверное, видя разочарование на моем лице добавляет: – Но в Системе все это есть. Там люди добились многого. Возможности… – В симуляции, – отчего-то мне обидно. Хотя этот мир не имеет ко мне никакого отношения уже как шестьсот лет. – Ну да, – невесело соглашается Ияр. – В симуляции. Но для них это реальность. В разы лучше этой. Ответить мне нечего. В наступившей тишине я слышу только наше дыхание и какой-то тонкий, на грани слышимости, писк. – Уже почти полночь, – Ияр поднимается на ноги. – Распечатаю пару одеял. Климат-контроль барахлит. А я пока не разобрался что не так. Даже если так. Ночевать под крышей куда лучше, чем в чертовой пустыне. Так что я киваю и тоже встаю с пола. *** Наблюдать за тем, как на рабочей поверхности принтера буквально из воздуха материализуется предмет – как минимум странно. Так что я тупо пялюсь на процесс создания одеяла и пары подушек все три минуты, которые на это затрачивает принтер. – Тормозит, – Ияр досадливо стучит костяшками пальцев по черной гладкой крышке. – Надо бы вскрыть его, почистить. Старая модель. Невольно улыбаюсь. Проблемы с техникой, похоже, одинаковые во все времена. Поднимаю из лотка выдачи одно из одеял. Вес едва ощущается. – В каталоге были только такие, – почему-то оправдывается Ияр. – А новые параметры я… – Да брось, – трогать мягкую поверхность приятно. – Хорошее одеяло. – Ладно, – он неуверенно улыбается. – Распечатаю тебе еды. От упоминания в животе у меня приветственно урчит. – Что на ужин? – интересуюсь. – Ну… – Ияр на секунду подвисает. – Есть четыре набора. Мясной, рыбный, овощной и комбинированный. Какой будешь? – Раз есть мясо, давай мясо, – сглатываю накопившуюся слюну. – Хорошо, – говорит Ияр, и через пару секунд в лотке передо мной лежит странный, темного цвета брикет весом граммов в двести. И еду люди умудрились превратить неизвестно во что. Мясо, поди ж ты. Мало я в армии этих питательных рационов съел. Но есть хочется серьезно. Так что молча забираю брикет и так же молча ем. – Больше ничего в каталоге нет, – Ияр словно читает мысли. – Я никогда не занимался им. Могу попробовать взломать, занести новые… – Да не, – на вкус брикет похож на бумагу, слегка отдающую тушенкой. – Мало ли. Лучше не трогай. Есть же можно. – Держи, – Ияр достает из лотка стакан. – Вода. – Кстати, что у нее за привкус? – интересуюсь, делая глоток. – Привкус? – в голосе у Ияра удивление. – Горький, – уточняю. – Странный. – Так это у всей воды вкус такой, – он снимает с лотка другой брикет – зеленоватого цвета, вертит в пальцах. – В нее входит комплекс витаминов и микроэлементов. – Ну раз витаминов, – в три больших глотка допиваю оставшуюся в стакане воду. Ияр смеется. Забирает у меня стакан и засовывает в отверстие, тут же образовавшееся в левой панели принтера, и просит: – Идем. Покажу спальные места. *** Когда Ияр переводит здание в «ночной режим», освещение не исчезает полностью: остается подсветка под потолком, в дверном проеме, рядом с аварийным экраном. Свет яркий, холодный. Но, судя по всему, Ияру это кажется нормальным. Он снимает обувь, раздевается и усаживается на лежащий на полу матрас. Вопросительно на меня смотрит. Молча проделываю то же самое. Забираюсь под одеяло. Ияр зябко поводит худыми плечами, достает из кармана брошенных штанов инъектор. Вместе с ним на пол выпадает тот самый брикет из принтера. Но он этого не замечает. Ежится и прижимает прибор к шее. И когда Ияр засовывает инъектор обратно в карман, я вдруг вижу, как подрагивают его пальцы. Он буквально падает на матрас и так и замирает, даже не укрывшись. – Эй, – зову негромко. Но Ияр не отвечает. Он безразлично смотрит в потолок, медленно моргая. Пальцы безвольно свесившейся на пол руки подрагивают. В холодном синем свете расцарапанная шея выглядит еще хуже, чем есть на самом деле. Несколько царапин глубокие, явно не сегодняшние. Помедлив, встаю, накидываю на него одеяло. На всякий случай прижимаю пальцы к шее. Кожа у него ледяная. Пульс медленный, но стабильный. Ладно… Черт его знает, как у них тут принято. Заснуть мне, вопреки усталости, так и не удается. *** – Мы можем поехать вместе, – это Ияр говорит мне утром следующего дня, после того, как я интересуюсь, куда он собрался. – Посмотришь на станции. Если ты уже… ну, – он неловко переступает с ноги на ногу, – типа уже в норме. А могу быть не в норме? После того, как местный автоматический медицинский блок заштопал мне дырку в животе так, что шрам едва заметен. И не найдешь, если не знаешь, где искать. Так что я говорю: – Почему нет. Поехали. – Ладно, – Ияр все еще немного заторможенно двигается. Роняет футболку, медленно нагибается, подцепляет кончиками пальцев. Сейчас они у него не дрожат. Невольно зацепляюсь взглядом за некрасиво выступающий позвоночник. Ну, конечно, чтоб иметь нормальный вес, надо хоть что-то жрать. Ияр тем временем выпрямляется, натягивает, путаясь в вороте, футболку, надевает куртку и рассеянным жестом зовет меня за собой. Слушаюсь. Из принтера он достает точно такой же набор одежды, что и у него самого, только на пару размеров больше. Отдает мне. Взгляд у него какой-то совсем расфокусированный. – Машина… в гараже, – Ияр делает шаг к выходу. – Идем. – Не поедим? – спрашиваю у него. – Да, – кивает. – Да. Сейчас. Тебе… – Давай рыбный, – уточняю. – Да, – снова повторяет Ияр. Беру из лотка брикет и интересуюсь: – Сам что не ешь? – Я потом, – Ияр трет ладонью глаз. – Идем. Нам пора. *** На воздухе ему определенно становится лучше. Ежится от ветра, растирает шелушащиеся щеки ладонями. Так что опустить крышу я не предлагаю. Да и передвигаемся мы не быстро. Километров, может, сорок в час. Датчиков на приборной панели все равно нет. Машина идет плавно, «проглатывая» многочисленные неровности старого дорожного покрытия. – Далеко ты меня нашел? – спрашиваю. Ияр поворачивается. Глаза у него слезятся. Но в них больше нет пустоты. – На северном конце второго сектора, – он убирает с лица растрепанные волосы. – Километров пятьдесят отсюда. Да уж. – Камеры тебя увидели, – Ияр откидывается на спинку кресла. – Я думал, не успею. Ты в очень плохом состоянии был. Хорошо, что тебе удалось дойти до батарей. Это он прав. Максимум пара часов – и я благополучно отправился бы на тот свет. Где мне и место, строго говоря. Тру обросший подбородок. Мне бы бритву. Озвучиваю это Ияру. – Бритвенный станок? – уточняет зачем-то он. – Да? – Да, – киваю. – Наверное, можно будет попробовать напечатать такой, – задумчиво говорит Ияр. – В сети наверняка есть схема устройства. Стоп. А он сам… – А ты сам чем пользуешься? – закономерный вопрос. – У людей… – Ияр смотрит искоса. – Типа у людей больше не растёт борода. Почти ни у кого. Это уже двести лет назад редкостью стало. Вот это да. Я типа неандерталец, что ли, своего рода? Офигеть рудимент. – И мышечной массы такой больше нет ни у кого, – добавляет Ияр. Эволюция, чтоб ее. – А я думал, это просто ты тощий, – говорю неловко. Но Ияр улыбается. – У меня действительно не хватает массы, – он впервые за это утро тянет руку к шее. – Но на качество выполняемой работы это не влияет. Но я ж не имел в виду ничего такого. – Конечно, мне каждый раз обращают на это внимание, когда проходит проверка, – Ияр сжимает пальцами воротник куртки. Кажется, ему очень хочется вернуться к шее. – Но какое им дело? Я ведь делаю, что положено. Все показатели в норме. – Что ты себе вколол перед сном? – перевожу тему. Ияр открывает было рот, но вдруг дергается, резко тормозит. А когда я задаю закономерный вопрос оборачивается и абсолютно ровно сообщает: – Через полчаса здесь будет комиссия. – Что за комиссия? – ситуация начинает нравиться мне все меньше с каждой секундой. – Комиссия, – Ияр буквально раздирает ногтями кожу на шее. – Из службы безопасности. Они… Не знаю. Возможно, что-то поняли. Они за мной. Приказали подготовить объект к передаче другому технику, – последние слова он говорит совсем тихо. По шее, у него из-под пальцев ползут алые дорожки. Так. Вот дерьмо! – Для начала успокойся, – перехватываю его руку, заставляю убрать от шеи. – Сколько их будет? Говори! – встряхиваю его. – Думаю, двое, – послушно отзывается. – Надо ехать. Нельзя опоздать. А ты… – С ума сошел? – резко интересуюсь. – Тебя же убьют. Валить надо, а не возвращаться. – У меня чип слежения, – Ияр снова было поднимает руку к шее, но я не даю. – Не знаю, где именно. Значит выход только один. – Мы вернемся, – Ияр вскидывает на меня лихорадочно блестящие глаза, – и разберемся с ними, – продолжаю. – Вернее, я разберусь. А ты как-нибудь уберешь из себя этот чип. Сообразишь. Давай. Разворачивай машину. – Они просто убьют тебя, – я чувствую, как его бьет мелкая дрожь. – Нет, – качаю головой. – Если не будем клювом щелкать – может и выгорит. – Клювом щелкать? – удивленно переспрашивает Ияр. – Выражение такое. Было. Неважно. Мы можем ехать быстрее? – план в голове обрастает деталями. – Надо поднять крышу, – отзывается Ияр. – Так поднимай, – прошу его. Салон в считанные секунду становится герметичным, а скорость существенно увеличивается. И я вдруг понимаю, что мы… летим. – Через три минуты на месте будем, – Ияр тяжело сглатывает. – Почему туда на колесах ехали? – план – откровенное дерьмо. Слишком много неизвестных. А что еще остается? Не отдавать же им пацана. Тем более, это я виноват. – На колесах интереснее, – Ияр опять тянется к шее, но я беру его за руку. – Я их сам распечатал. – А оружие можешь распечатать? – спрашиваю. – Этот принтер не печатает оружие, – качает головой он. – К тому же его схем нет в свободном доступе. – Я нарисую схему каждой детали в масштабе один к одному, – стискиваю его ладонь – почему-то это больше не кажется таким неправильным. – По рисунку получится? – Только если он будет точным, – Ияр как-то оживляется. – Но это не понадобится. Я понял идею. Я подключу принтер к твоему мозгу. Может… выгореть? – Да, – невольно улыбаюсь. – Может выгореть. – Но твое оружие устаревшее, – Ияр опускает глаза. – Вряд ли оно… – Во мне нет вашей электроники, – конечно, все мои попытки, наверняка и яйца выеденного не стоят, но не сидеть же сложа руки. – Элемент внезапности поможет. Хотя бы отвлеку их на время. И давай договоримся, – заставляю его поднять голову. – Даже если со мной случится что-то, обещай, что хотя бы попытаешься свалить. Ияр не отвечает. Просто смотрит на меня. И что-то есть в его взгляде… Прерывает этот сеанс гляделок то, что машина останавливается. Больше времени на болтовню нет. Наружу выбираемся одновременно. И уже когда мы бежим по коридору, Ияр говорит: – Нет. – Что? – не сразу понимаю о чем он. – Не договоримся, – так же спокойно уточняет он. – Я не свалю без тебя. – Ну и дурак, – фыркаю. – Толку от твоего трупа. – Не в том смысл, – Ияр останавливается рядом с принтером. – А в чем? – интересуюсь. – Вот именно, что ни в чем, – он пожимает плечами. – Закрой глаза. Слушаюсь. А Ияр продолжает: – Пока я тебя не нашел – его и не было, – холодные пальцы ложатся на виски. – Типа… Страшно конечно было, но в похожей ситуации я бы и не подумал сопротивляться. И если они тебя убьют, какой мне смысл будет бегать от них. Понимаешь? – Нет, – отвечаю честно. – Ну и ладно, – судя по голосу, Ияр улыбается. А потом просит: – Сосредоточься на нужном оружии. Виски почему-то простреливает короткой болью, а потом принтер с едва слышным гудением начинает работу.