Номер четыре

В себя я прихожу, как ни странно, сам. Ияр все так же лежит рядом, спит с приоткрытым ртом. Свет в коридоре теперь отчего-то ярче, проникает через решетку, освещая его лицо. Разбитая губа припухла, но не так уж сильно. Через пару дней будет в норме. Перекатываюсь на спину. Тут же дает о себе знать левая рука. Сжимаю ладонь в кулак. Пальцы вполне работоспособны. Видно, благодарить надо повязку, которая не дала едва сросшимся костям снова сместиться. Интересно, сколько я проспал. Странно, что нас не разбудили. Ну или прошло слишком мало времени. С другой стороны, я не чувствую себя невыспавшимся. Вроде. Сажусь в импровизированной постели. Ияр вскидывается, прижимает руку к ребрам. Ну конечно, болеть у него сейчас должно не слабо. Особенно от такого резкого движения. Кстати. – Ты чего? – интересуюсь. – Нормально все? Смотрит на меня мутным со сна, расфокусированным взглядом. – Да, – а сам тянет руку к шее. Хочу было привычно перехватить его за запястье, но в последний момент вспоминаю о ссадинах. Стискиваю его влажную подрагивающую ладонь в своей. – Что они с нами сделают? – глухо спрашивает после паузы. Ну, учитывая последние события – есть шанс, что ничего. Нам хорошо бы здесь зацепиться. Потому что идти больше некуда. Озвучиваю Ияру свои выводы. – Я им не нравлюсь, – он ежится, дергает рукой, но я держу крепко. – Нет, – тру щеку, похоже, побриться не удастся еще долго. – Они нам не доверяют. А это другое. Ияр поджимает под себя босые ноги, втягивает голову в плечи. Говорит: – Я чувствую страх. Интересная формулировка. Но я не успеваю это как следует осмыслить, потому что Ияр спрашивает вдогонку: – А ты? – смотрит напряженно. Вопрос застает врасплох. Открываю было рот, но не знаю, что сказать. Чувствую ли я страх? Еще б я об этом думал. Немного другие проблемы на повестке дня все время стояли. Но все мы чувствуем страх. Это инстинкт самосохранения. Разве что порой приходится заставить себя об этом забыть. Да, я чувствовал страх. После пожара, кашляя кровью на серую землю? Да. Бредя по пустыне в неизвестность? Тоже да. Когда пришли за Ияром? Нет ничего хуже страха за другого. Просто не обращал внимания. Не думал об этом. Потому что, если бы думал, сдался бы в самом начале. – Кто ничего не боится – долго не живет, – говорю осторожно. – Но страху нельзя поддаваться. Иначе умрешь. – Я не знаю как правильно… – Ияр запинается, кусает губу. – Я не хочу остаться без тебя. Один. Понимаешь? – он вдруг поворачивается, смотрит прямо в глаза. От его неловких слов внутри словно что-то лопается. Медленно вдыхаю носом, а потом осторожно кладу ладонь на его шею, чуть тяну на себя, заставляя прижаться лбом ко лбу. – Я никуда не денусь, – голос хрипит. Ияр закрывает глаза. Дыхание у него прерывистое, неспокойное. Пальцы сами проскальзывают выше, путаются в прядях волос на затылке. А Ияр вдруг говорит едва слышно: – Он сказал, что такие, как я, ничего не чувствуют. Это правда. Я раньше как спал. Просто делал работу. Но потом… – он тяжело сглатывает. – Когда тебя нашел, сначала испугался. Хотел уйти. Но не смог. – Я… – начинаю было, но Ияр словно не слышит. Стискивает пальцы на моих плечах. Так, что больное левое глухо ноет. – Ты разрешил дотрагиваться, – его горячее дыхание греет губы. – Говорил со мной. Так, будто я не просто персонал. И я… Спасибо, – на щеках у него влажные дорожки. Зачем-то стираю их большим пальцем. Ияр судорожно вдыхает сквозь приоткрытые губы, смотрит не моргая. А потом вдруг раздаются шаги, скрежещет металл замка. Ияр дергается, отпускаю его от себя. Створка открывается. В дверном проеме Абда. Говорит что-то отрывисто. – Предлагает сходить в уборную, потом на завтрак, – переводит Ияр. – Потом нас ждет Султан. Молча киваю и поднимаюсь. Жду, пока Ияр наденет обувь. Почему-то все смотрю на номер на его щиколотке. Цифры ровные, яркие. Их бы свести. Что-то нетерпеливо говорит стоящий в дверях Абда. Ияр торопливо натягивает второй ботинок и с трудом встает. *** Свет в коридоре в этот раз ярче. Горит больше свечей. Они толстые, неровные – явно самодельные. Наверняка стеариновые. По крайней мере, теоретически, делать их здесь больше не из чего. В плане, мыло-то есть. Кстати, интересно, что они тут едят. И откуда эту еду берут. Пользуются принтерами, вроде того, что был у Ияра? Но как? Если любая техника у них под запретом? Или не любая? Искоса смотрю на Ияра. Он тоже поворачивает голову. В дрожащем свете свечей его ресницы отбрасывают тени на щеки. – Как ребра? – спрашиваю зачем-то. – Ничего, – тихо отзывается он. И тут же переводит слова Абды: – Пришли. Тот коротко смотрит на нас и толкает тяжелую дверь. Это большой зал. Бетонные стены покрашены аккуратнее, чем в коридоре, хотя краска явно давно не обновлялась. Освещение тусклое, но не свечное – под потолком с десяток неярко светящихся полос. Отражаются в блестящей поверхности металлических столов. Народу не много. Человек семь. Замолкают, оборачиваются как по команде, едва мы входим. – Еда в окне выдачи, – переводит Ияр. – Говорит, чтоб ели быстрее, потому что Султан ждет. Ладно. Интересно будет взглянуть, чем здесь кормят. Окно выдачи представляет собой высокую стойку. За ней средних лет женщина в мусульманском платке. Смотрит на нас с секунд десять, потом берет из стопки два пластиковых лотка, шлепает в каждый по ложке какой-то серой каши, добавляет по куску хлеба. Так же молча ставит на стойку. Ияр откровенно пялится. Женщина не остается в долгу. Забираю лотки и говорю: – Пошли. Он вздрагивает, кивает. Идет за мной. Я выбираю места в дальнем углу. На умеренном расстоянии от сидящих группой людей. Так, чтобы можно было видеть весь зал и заодно слышать, о чем говорят. Нам сейчас не повредит никакая информация. Абда становится у дверей. В зале гнетущая тишина. Все до сих пор смотрят на нас. – Садись, – киваю Ияру на лавку. Тот молча слушается, скребет ногтями кожу над ключицами. Через стол остановить его неудобно, поэтому просто говорю: – Не чеши. Он вздрагивает, прячет руки под стол. И, едва я беру в руки ложку, спрашивает: – Почему она в платке? – Мусульманка, надо полагать, – пожимаю плечами и отправляю первую ложку в рот. Каша совсем пресная, не соленая. Холодная. И я не могу определить, из чего она сделана. Какие-то крупные, чрезмерно разваренные зерна. – Но мусульманские женщины носили платки столетия назад, – озадаченно смотрит на меня Ияр. – Это было очень давно. – Судя по всему, восстанавливают старые традиции, – невольно бросаю взгляд на так и стоящую за стойкой женщину. Рядом с ней теперь еще одна. Переговариваются о чем-то, глядя в нашу сторону. Старые традиции, да уж. Что платок. В двадцать втором веке в Аммане сложно было встретить женщину с открытым лицом. Ияр не отвечает. Тоже косится на женщин, а потом утыкается взглядом в тарелку. Ковыряет серую массу ложкой. Тоже возвращаюсь к еде. И похуже блюда пробовал. Каша кончается быстро. Облизываю ложку, закидываю в рот остаток хлеба. Не сказать, что полноценный завтрак. Но хоть что-то. Ияр все так же ковыряется ложкой в лотке. На лице у него страдальческое выражение. – Чего не ешь? – интересуюсь. – Нас ждут. – Я не могу больше, – говорит, не поднимая глаз. Твою ж мать. – Давай сюда, – забираю у него почти нетронутую кашу, доедаю несчастные пару ложек. – Спасибо, – благодарно смотрит на меня Ияр. Было бы за что. – Хлеб хоть съешь, – прошу его. – Черт знает, когда еще поедим. Вертит в пальцах кусок, потом все же откусывает. В итоге я еще с минуту наблюдаю, как он давится этим хлебом, не поднимая глаз. К выходу идем молча. Абда окидывает нас взглядом и выходит первым. Снова идем по лабиринту из коридоров, мимо закрытых дверей, каких-то темных ниш. Пару раз встречаются люди. Все смотрят настороженно. А я отмечаю вдруг, что все они с восточными чертами лица. Включая нашего проводника. Почему я не заметил этого раньше? Делюсь наблюдением с Ияром. Он молча пожимает плечами, тяжело сглатывает. Лицо у него какое-то… напряженное. – Ты чего? – не выдерживаю через пару минут. – Меня сейчас стошнит, – выдыхает хрипло. Приехали. – Скажи ему, что тебе надо в сортир, – командую. Ияр медлит, потом говорит что-то Абде. Тот недовольно дергает плечом, но сворачивает в один из коридоров. Пара минут – и мы у давешней уборной. Здесь настоящий лабиринт, этого не отнять. Сложно поверить, что мы в бывшем метро. Хотя… Как знать. Может, и не в метро вовсе. Это тоже предстоит выяснить. Ияра выворачивает без всякого «два пальца в рот». Он кашляет, болезненно кривится – наверняка дают знать о себе отбитые ребра. Сплевывает плохо пережеванную массу вперемешку со слюной. – Я никогда прежде не ел хлеб, – почти шепчет виновато. – Только читал о нем. – Ничего, – помедлив, осторожно кладу руку на его худую спину. Да уж. Я хорош, что тут скажешь. Мог бы и догадаться, что нельзя ему такую пищу, учитывая, что всю жизнь он ел полностью сбалансированные рационы и пил воду с «витаминным комплексом». С другой стороны, не голодать же ему совсем? Принтер, а вместе с ним и привычная еда, остались в машине. Которая сейчас неизвестно где. Ияр открывает было рот, чтобы сказать что-то еще, но его снова скручивает сухим уже спазмом. Машинально глажу его по спине. Выпрямляется, вытирает тыльной стороной ладони глаза. – Рот прополоскай, – киваю на умывальник. – И умойся. Молча слушается. Руки у него заметно подрагивают. Зачем-то подхожу ближе. Ияр оборачивается, заправляет за ухо пряди влажных от воды бесцветных волос. На щеках красные пятна, ресницы слиплись, торчат стрелками. Хочется стереть с его подбородка воду. Возможно, задеть пальцем нижнюю губу. Смаргиваю и говорю: – Больше не тошнит? – Нет, – качает головой. Поворачиваюсь было к двери, но он вдруг хватает меня за рукав. – Что? – спрашиваю. – Макар… – глаза у него лихорадочно блестят. Вот черт. – Что такое? – повторяю вопрос. Хотя уже и так примерно догадываюсь в чем тут дело. – Я просто… – Ияр прикусывает губу. – Не знаю. Взгляд у него странный: растерянный и одновременно просящий. Зато я знаю. – Нас ждут, – подталкиваю его к двери. – Шагай. *** Султан встречает нас сидя на полу скрестив ноги. Рядом дымится кальян. В воздухе витает пряный запах. – Садитесь, – он жестом указывает нам на место рядом. Ковры явно домотканые, вытертые. Словно им не один десяток лет. Но узор сохранился отлично. И я замечаю, как Ияр, усевшись, осторожно проводит по ткани ладонью. – Спасибо, – скрещиваю ноги, садясь в позу, аналогичную той, в которой сидит Султан. – Как завтрак? – интересуется он. Ияр переводит теперь почти синхронно. Голос у него чуть хрипит. – Думал, вы еду на принтерах печатаете, – отзываюсь. – У вас, слышал, есть такой, – тут же говорит Султан. – В машине, – киваю. – Жизнь в подполье накладывает определенные ограничения, – Султан подносит к губам мундштук. Затягивается. – Мы не можем позволить себе электростанцию. Выносим заряжать батареи несколько раз в неделю. К тому же делать это приходится не у входа. Ну, конечно, не очень-то приятно будет спалить таким образом спуск. Вслух я говорю: – Да, заметил, что у вас нехватка электроэнергии. – Это к лучшему, – он снова затягивается, выпускает дым. Ияр кашляет. Так что последнее слово получается у него скомканным. – И у нас нет, как ты их называешь, принтеров. Таких. – А какие есть? – любопытствую. – Куда более примитивные, – с плохо скрываемым сожалением говорит Султан. – Мы можем забрать наш? – пожалуй, сейчас это жизненно важно. – У твоего техника заглушены импланты, – Султан складывает руки на груди. А Ияр добавляет: – Я не смогу его даже включить. – Так почему бы не разблокировать их? – делаю вид, будто не вижу никакой проблемы. – Сделаем это, и кто даст гарантии, что он не сообщит о нас своим хозяевам? – перед последними словами Ияр запинается, но все же переводит. Ответить хочется грубо. Но сейчас очень важно сохранять хотя бы видимость хороших отношений. Поэтому говорю: – Не думаю, что Ияр хочет вернуться. Его хотели заменить. Ему нет смысла вас раскрывать. В ответ Султан смеется. – За раскрытие службе безопасности местоположения нашего укрытия ему, может, и срок службы на пару лет продлят. Но я еще раз говорю: у техников мозги промыты. Ему плевать, что с ним сделают. – Сомнительно, – качаю головой. – Слишком многое не сходится тогда. Зачем было способствовать побегу, если… – А как по мне, все как раз сходится, – перебивает Султан. – Ты же не знаешь, какое задание ему дали. Может, так они надеялись нас обнаружить. Думаешь, он не сообщил о тебе? Да сразу, как нашел. И действовал по инструкции. Нам просто повезло заглушить его импланты раньше, чем он успел настроить связь. Цирк с конями. Поворачиваюсь к Ияру и едва не вздрагиваю. Он разодрал шею так, что кровь пропитала воротник футболки. Осторожно беру его за предплечье, заставляю опустить руку. – Мы уже пытались вербовать техников, – продолжает Султан. – И каждый раз одно и то же. Много людей погибло. Переубеждать его явно не имеет никакого смысла. Пока что, по крайней мере. Поэтому я не спорю, а просто говорю: – Ияр не может есть вашу пищу, без принтера он долго не протянет. – А нам и не надо долго, – пожимает плечами Султан. – Наши специалисты разрабатывают последовательность, которую загрузят в его мозг. Это дело пары дней. Потом останется проникнуть в дата-центр и, соответственно, загрузить эту последовательность уже туда. – Зачем вам это? – по позвоночнику у меня пробегает мерзкий холод. – Пока не могу сказать, – отказывается Султан. – Это вызовет необратимые изменения в моем мозгу, – тихо говорит Ияр. – Слишком большая нагрузка. Мои импланты на такое не рассчитаны. – Скажи ему это, – прошу. – Какой в этом смысл? – равнодушно спрашивает Ияр. – Скажи, – повторяю. Хотя прекрасно понимаю, что он прав. Наверняка Султан все прекрасно знает. Ияр переводит. – Что ж, это печально, – Султан снова пожимает плечами. – Но другого выхода нет. Нас рано или поздно отследят. И уничтожат. Нельзя упускать такой шанс. – И ты позвал нас, чтобы это сказать? – уточняю. – Чтобы не возникало вопросов, – кивает Султан. Зачем-то смотрю на свои ладони. Я мог бы убить его прямо сейчас. Голыми руками. – Не надо, – вдруг говорит Ияр. – Они убьют тебя. Как будто я и без него не видел охрану с трофейным оружием. Так что я просто говорю: – Вы ничем не лучше Системы. – Трудные времена требуют трудных решений, – в его голосе почти сочувствие. А говорил, чтоб я их с Системой не сравнивал. Какое лицемерие. Вот уж точно кто-то "в своем глазе бревна не чувствует". Надо валить. А Ияр что-то вдруг говорит Султану. Но мне не переводит. Безуспешно вслушиваюсь в их разговор, но разбираю только отдельные слова, которые невозможно сложить воедино, чтобы понять смысл. Говорят не долго. Минут пять. А потом Султан вынимает из кармана и отдает Ияру инъектор. Тот забирает его, поднимается. Молча делаю то же самое. Абда возникает откуда-то сбоку, открывает нам дверь. Но с нами не идет. – Что ты ему сказал? – спрашиваю уже в коридоре. – Что согласен, – Ияр смотрит в пол. – Им не придется ничего взламывать у меня в мозгу. Я сам дам доступ. И помогу с последовательностью. – Зачем тебе это? – хрипло интересуюсь. Слишком много «зачем» для одного утра. – Они не хотят вредить Системе, – Ияр упорно прячет глаза. – Никто не пострадает. Кроме данных и имплантов сотрудников Службы безопасности. Они загрузят обновление и… – он сглатывает, – погибнут от перегрузки. – А ты? – спрашиваю зачем-то. – Вероятно, меня ждет утрата когнитивных способностей, – спокойно говорит Ияр. – Овощем станешь, – зло уточняю. – Овощем? – Ияр поворачивается. Глаза у него, словно сейчас расплачется. Злоба исчезает, словно и не было. – Выражение такое, – теперь я сам опускаю глаза в пол. – Я должен им помочь, – тихо говорит Ияр, касаясь моего локтя. – Только я могу. Это спасет очень много людей. – Тебе надо шею промыть, – не то чтобы мне есть, что ответить. – Пошли, найдем воду. *** Душевую мы находим быстро. Я всегда хорошо запоминал маршруты. Полы мокрые. Но людей нет. По расписанию они что ли моются? Зачерпываю немного из бочки и предлагаю Ияру: – Футболку сними. Он слушается. Забираю ее, откладываю в сторону. Нужно будет застирать. Смачиваю ладонь и начинаю стирать подсохшую кровь с кожи. Ияр вздрагивает, ежится. Ну, конечно, вода здесь со вчерашнего дня теплее не стала. – Это не только ради них, – вдруг говорит он. – Ради меня тоже. – В смысле? – интересуюсь. Царапины очень глубокие, кожа вокруг горячая. Ияр морщится, когда я нажимаю чуть сильнее. – Сделаю хоть что-то, – отзывается после паузы. Не отвечаю. Просто сосредотачиваю внимание на смывании крови. Руки у меня подрагивают. А потом Ияр вдруг вцепляется в мою футболку, оказывается совсем близко. Так, что я чувствую его дыхание на своих губах. – Чего ты? – голос хрипит. В ответ Ияр коротко и смазанно целует меня куда-то в угол рта. С секунд пять просто смотрим друг на друга. Потом Ияр отстраняется. Его пальцы как-то совсем безвольно соскальзывают с моей груди. Молча зачерпываю из ведра еще воды и смываю остатки крови с его кожи. Убираю руку. А когда он поворачивается спиной, чтобы взять футболку, зацепляю его за плечо, разворачиваю и обнимаю. Лучше это дерьмо не ворошить. Драма нам сейчас точно ни к чему.