Номер четыре

– Если пойдем поверху – есть большой риск нарваться на один из патрулей или быть обнаруженными со спутника, – Султан стоит перед шеренгой из шести человек, включая нас с Ияром. Хотя из оружия у нас на двоих только мой нож, в отличие от бойцов, вооружённых нашим трофейным и холодным оружием. – Разумеется, – продолжает он, – поверху на транспорте будет в несколько раз быстрее и удобнее. Но это не значит, что более безопасно. – Но в этих туннелях уже происходили… – Абда едва заметно запинается, – инциденты. – Инциденты, – Султан смеется. – Не говори мне, что в это веришь, дядя. Всевышний не допустит, чтобы с его воинами что-то случилось, если мы будем следовать его воле. Абда не отвечает. Кивает только и бросает на меня короткий взгляд. Расшифровать его не составляет никакого труда. Я и сам в курсе, что план явно придется переиграть. И сделать это нужно будет на ходу. Вот прямо сейчас. И без обсуждения. Благо, хоть с Ияром мы можем общаться без лишних ушей. Удобно знать язык, который давно стал архивным. Мельком оглядываю бойцов. Все они пока без масок – тряпки болтаются под подбородками, лица хмурые, настороженные. Судя по всему, далеко не все присутствующие разделяют оптимизм Султана по поводу прогулки по заброшенным туннелям. – Уверен, что не знаешь подробностей о местном метро? – тихо интересуюсь у Ияра. Он качает головой, трет шею сначала ладонью, но потом, явно не удержавшись, зацепляет ногтями, тут же сдирая пару подсохших корочек. Султан морщится, замечая. За одно это мне хочется впечатать его лицо в стену. Так, чтобы на облупившейся краске остался красный отпечаток. Не то чтобы это повод, но… Я сталкивался с лицемерием, да. Но здесь оно проявлялось в самом мерзком виде, что я встречал. Осторожно беру Ияра за запястье. Шея у него, конечно, выглядит паршиво. Сколько бы я его ни одергивал, помогало это определенно недостаточно. – Нет ничего хоть сколько-нибудь проясняющего ситуацию, – Ияр дергает рукой, заставляя отпустить запястье, а потом стискивает мою ладонь влажными пальцами. – Либо неправдоподобные легенды о призраках, либо официальная, максимально бессодержательная информация. С одной стороны может показаться, что выдумкам верить не стоит, но то, как скоропостижно и тихо законсервировали объект, вызывает подозрения. – О чем это вы там? – Султан подходит ближе, взгляд его останавливается на наших сцепленных руках. – Не поделитесь с присутствующими? – это он говорит уже почти неприязненно. – Обсуждали слухи о местном метро, – стараюсь, чтобы голос звучал максимально нейтрально. Отпускаю руку Ияра. Просто разжимаю пальцы. Он неловко убирает ладонь, прячет за спину. И мне почему-то стыдно. Словно я... С другой стороны – разве я не прав? Нельзя привлекать внимание. Мы не в том положении, чтобы давать лишние поводы. Но я все равно негромко говорю: – Извини. Ияр снова дергает было руку к шее, но останавливается на полпути, засовывает ее в карман. – Имеешь что-то против моего решения? – с вызовом спрашивает Султан. Имею ли я что-то против? Мне становится смешно. К чему этот вопрос? Зачем задавать его человеку, который изначально против всего плана? Детский сад какой-то. – Мое мнение ничего не значит, – пожимаю плечами. – Ты не идешь, – через паузу выдает Султан. – Останешься здесь. От этих слов Ияр дергается, смотрит на меня с отчаянием. Черт! – Ничего, – говорю ему быстро. – Это ничего. – Не говори с ним, – нервно реагирует Султан. Явно злится, что не понимает языка. А еще мне вдруг кажется, что он что-то подозревает. Бросаю быстрый взгляд на Абду: лицо у него напряженное. Не с его ли подачи… Тогда почему я еще не заперт? Если Султан в курсе. Если не в курсе, то у него хорошее чутье на подставы. Неудивительно. В таких условиях паранойя – не болезнь, а жизненно важное качество. На его месте я бы поступил так же. Только это его не спасет. Я вдруг понимаю, что Султан, сам того не зная, облегчил мне задачу в разы. – Выдвигаемся, – бросает Султан. Смотрит на меня со странным торжеством. – Макар… – в голосе у Ияра самая настоящая паника. Дергаю его на себя, обнимая. И незаметно вкладываю ему за пазуху нож, прижимаю так, чтоб почувствовал. Ияр вздрагивает, стискивает мою руку, перенимая рукоять. – Я тебя не брошу, – говорю это ему в ухо. – Нормально все будет. – Пошли, – Султан грубо отдергивает его за плечо. Они уходят, а я прислоняюсь к стене и начинаю отсчитывать минуты. *** Когда я подхожу к выходу в метро, меня ожидаемо встречают двое. Но вместо того, чтобы остановить, один из них вдруг молча протягивает мне клинок в ножнах с перевязью для ношения на спине, вроде тех, что были у группы Султана, мой нож, тот, что конфисковали на поверхности, и небольшой, помещающийся в ладони, плоский фонарь с красным фильтром. А другой отодвигает в сторону железный щит, которым был закрыт проход и коротко говорит: – Направо. Киваю и молча прохожу внутрь. Обдает холодом и затхлостью. За спиной гремит, лязгает, и я оказываюсь в кромешной темноте. Тишина густая, какая-то ватная. Включаю фонарь. Он слабый, едва выхватывает из мрака заваленную осколками бетона, полуразрушенную маглев-колею. Пристраиваю клинок за спину, сжимаю нож в свободной руке и спускаюсь со скрипящего мостка на пути. Иду тихо, но быстро, прислушиваясь к окружающим звукам. Вернее, к их отсутствию. Но я прекрасно знаю, что в такой тишине я услышу шаги шести человек задолго до того, как будет установлен визуальный контакт. Особенно учитывая то, как петляет туннель. А за своими они не услышат мои. Стены туннеля в пыли и паутине. Я не рискую прибавлять яркость у фонаря, так что вижу окружающее пространство ровно настолько, чтобы не споткнуться. Никогда не любил подземелья. Особенно незнакомые. Мало места для маневра. Единственное мое преимущество сейчас – возможность внезапного нападения из темноты. Их четверо, если не считать Ияра. И трое, если предположить, что Абда на моей стороне, и все это – не одна глобальная подстава. С другой стороны, это ведь его люди стояли у входа. Какой смысл… Мысли мои прерывает странный звук. Низкий, на грани слышимости, гул. Он настолько ощутим, что на секунду я чувствую волну почти ужаса. Это нечто неконтролируемое, идущее словно извне. Спина тут же покрывается холодным потом. Подкатывает тошнота. Хочется рвануть со всех ног, бежать без оглядки до тех пор, пока это невидимое нечто не отстанет, не выберет себе другую жертву. И я бы побежал. Но вместо этого я наоборот останавливаюсь, глубоко вдыхаю и закрываю глаза. Чертовщина или нет – плевать. Никто, кроме меня, не сделает мою работу. К тому же я уже слышу голоса и шаги. Они еще едва различимы, но угадываются безошибочно. Особенно на фоне этого заполняющего пространство гула. Нагоняю я отряд еще минут за пять. В основном потому, что иду медленно, периодически прислушиваясь. На их месте я не рискнул бы болтать. Тем более так громко. Скоро я уже различаю слова. Судя по всему, гул слышу не я один. Что ж. Радует, что это не только мой глюк. По крайней мере, так – мы в одних условиях. Гашу фонарь и ускоряю шаг. За очередным изгибом туннеля отряд оказывается в прямой видимости. Медлить больше незачем. К тому же пока никто из них не ожидает атаки. Так что я перехватываю нож удобнее и медленно, вдоль стены крадусь вслед за отрядом, стараясь попадать в шаг. Как и всегда в боевой обстановке, сознание очищается от лишних мыслей. Теперь я не думаю ни о давящем на виски гуле, ни о чем-либо другом. Удобный момент предоставляется минут через десять. Это полузаваленный технический туннель. В нем как раз будет удобно спрятать тело и подождать тех, кто отправится на поиски. Не мешкая больше, подбираюсь к замыкающему и, зажав его рот, перерезаю горло одним точным движением. Естественно, шум это создает все равно. Но когда шедший перед моей жертвой оборачивается, я уже вне зоны досягаемости его фонаря. Подтаскиваю труп к завалу, кладу на его грудь фонарь. Сам отступаю в темноту. Жаль, не у него был огнестрел. – Расим! – слышится испуганный крик. – Расим, где ты?! Вот это интеллект надо иметь, чтоб в присутствии предполагаемого врага так орать. – Тихо! – а это уже Султан. Слышится звук шагов. Явно одной пары ног. Глупо вдвойне. Посылать одного на неизвестного противника чревато дурным исходом. Так и происходит. Едва боец склоняется над освещенным фонарем трупом, я точно так же, как и первому, бесшумно перерезаю ему глотку. Теперь остался только Султан. Поднимаю с трупа оружие. – Хамаз? – неуверенно зовет Султан. – Что у тебя там? Абда! Посмотри! Дерется он неплохо, но в тактике не смыслит ровным счетом ничего. Кто его учил? Прижимаюсь к стене, жду пока Абда медленно завернет в туннель и пройдет мимо меня, ближе к трупам. – Макар? – вдруг едва слышно окликает он. Молча подхожу. Он кивает. В слабом свете нагрудного фонаря лицо его кажется словно сделанным из дерева. Резкие морщины только усиливают эффект. В руках у Абды моя, распечатанная на принтере, винтовка. Перехватываю оружие удобнее и осторожно выглядываю из-за угла. Султан стоит с трофейным автоматом на изготовку. Что ж… Выстрел не громкий. Просто едва слышный хлопок. Султан падает, нелепо взмахнув руками. Автомат с лязгом грохает о покрытие путей. Ияр отшатывается беззвучно, зажимая рот обеими ладонями. Под обрубком шеи Султана расползается черное в темноте пятно. Однако неплохая убойная сила у пушки. Хоть и с близкого расстояния. В свете фонаря видно, как от краев раны по коже трупа Султана расходится чернота. Ияр смотрит на это, не отрывая взгляда. – Эй, – зову. – Посмотри на меня. Он поднимает голову, но вдруг дергается, в его глазах отражается испуг. Бросается ко мне, одновременно указывая мне за спину. – Осторожно! – его крик сливается с грохотом короткой очереди. От мгновенной смерти меня, наверное, спасает то, что я начинаю оборачиваться. Бок прошивает болью, валюсь навзничь. Дыхание перехватывает, я силюсь вдохнуть хоть немного, но только бестолково хриплю. – Прости, – голос Абды доносится словно сквозь толстый слой бетона. – Но ты больше не нужен. – Ублюдок! – а это уже Ияр. Я чувствую, как он пытается зажать ладонями мой бок, стискиваю его запястье. – Автомат… – хриплю. Правда получается это едва слышно. Во рту вкус крови, давлюсь ею, кашляю. От этого боль продирает еще сильнее. Перед глазами мутная дымка. – Он ему не нужен, – смутно вижу, как Абда вздергивает Ияра на ноги, бьет по лицу, когда тот в попытке сопротивления выхватывает нож, клинок со звоном падает на пол. – И это тоже, – Ияр дергается, пытается вырываться, но у него ожидаемо не выходит. А я не могу даже шевельнуться. Только бестолково хватаю ртом ставший вдруг твердым воздух. Судя по лязгу, Абда забирает мой автомат, говорит почти сочувственно: – Мне жаль, что так вышло. Что-то с едва слышным звоном падает. Хотя, возможно, мне уже просто кажется. – Четвертое положение, слышишь?! – орет Ияр уже откуда-то издалека. – Четвертое! Макар! Четвертое? О чем он? Меня уже вырубает. Я не слышу ни гула, ни звуков удаляющихся шагов, ни того, что еще кричит Ияр. Накатывает холодное оцепенение. Четвертое положение… Инъектор! Это его Ияр выронил? Судя по звуку. Но чтобы найти чертов инъектор, мне нужно перевернуться на живот. Заставить себя это сделать. Дергаюсь, пытаюсь перевернуть ставшее непослушным тело хотя бы набок. Перед глазами темнеет. Вместо крика из горла вырывается жалкий хрип. Может, ну его к черту все это? Я бы мог умереть прямо здесь. Позволить себе истечь кровью. Я не промучаюсь долго. Но я ведь обещал… Обещал. Я не могу его так бросить. Не сейчас. Нельзя, чтобы Абда довел начатое до конца. Когда я нашариваю инъектор, то от боли уже почти не соображаю. Пальцы едва слушаются, они скользкие от крови. Она же капает с моих губ густыми темными каплями. Перевожу инъектор в четвертое положение, прижимаю к продырявленному боку. Несколько пуль прошли насквозь. По крайней мере, я нащупываю два отверстия на животе и три на спине. Через пару минут дышать становится значительно легче, боль отступает и я понимаю, что могу подняться. Не то чтобы это легко, но терпимо. Что там было, в той инъекции? Плевать. Теперь главное найти Ияра. И убить Абду. Размазать его чертовы мозги по стене. *** Дорогу в дата-центр я практически не запоминаю. Она откладывается в памяти переплетением коридоров, темнотой и холодным ветром. Не знаю, что меня ведет. Может, это то самое пресловутое шестое чувство. Черт его разберет. Но в итоге я оказываюсь у поднятой гермодвери, за которой начинается ярко освещенный широкий коридор. Свет безжалостно бьет в привыкшие к тьме глаза. Пошатываюсь, ладонь оставляет красный жирный след на белой гладкой стене. Раздвижные двери из толстого матового стекла приоткрыты. Ровно так, чтобы можно было протиснуться боком. Что я и делаю. Зал, в который я попадаю, абсолютно белый. Настолько, насколько это вообще возможно. И абсолютно пустой. Если не считать лежащего посредине Ияра и сидящего рядом в молитвенной позе Абды. Автомат его лежит чуть поодаль. Подойти не успею. Нож в руке чувствуется тяжело. Я отчетливо осознаю, что мои возможности сейчас ограничены. И я навряд ли… Но что мне остается? Я не смогу подобраться на расстояние удара, выстрелить мне не из чего. Я должен попасть. Или умру. И Ияр тоже. И еще черт знает сколько народу. Жаль, я не верю в бога. А то помолился бы. Медленно выдыхаю и отпускаю нож. По-ученически некрасиво, из самого простого хвата. Абда не успевает никак среагировать. Клюет носом и так и остается. Нож вогнан в затылок по самую рукоять. Смотрю на свою позорно подрагивающую грязную руку. Мой армейский инструктор за такой бросок заставил бы отжаться раз пятьдесят. Похуй. Тяжело переставляя ноги, иду к центру зала. Выдергиваю первым делом нож из затылка Абды. Обтираю лезвие об штанину. Опускаюсь рядом с Ияром на колени. Лицо у него спокойное, сосредоточенное. На правой щеке поверх свежей ссадины размазана кровь, губы разбиты. – Эй… – зову его, склоняясь совсем низко. – Ияр, это я. Слышишь? Ноль реакции. Как с трупом разговариваю. Стискиваю кулаки, пытаясь унять тремор. А потом ударяю Ияра по щеке. Раскрытой ладонью, с оттяжкой, так, чтобы было ощутимо. Эффекта снова никакого. У Ияра не меняется даже дыхание. И мне становится вдруг страшно. Страшно так, как не было тогда в туннеле. Как не было, наверное, ни разу в жизни. Я отчетливо понимаю, что вот в данный момент мозг Ияра разрушается. И каждая секунда может быть той самой, после которой последствия будут уже необратимы. – Твою мать! Ияр! – снова ударяю его по лицу. – Отключайся, слышишь? Отключайся, пожалуйста… – голос срывается, трясу его за плечи. Перед глазами уже плывет. Неудивительно. Вряд ли инъектор рассчитан на такие повреждения. Спасибо, что хоть обезболивание работает как надо. Мне недолго осталось. Ияр все так же смотрит в потолок, в его взгляде пустота. Осторожно глажу его измазанную в крови щеку, зацепляю пальцем сухие искусанные губы. Приглаживаю влажные от пота волосы. Нож в ладони лежит привычно. Мне не остается ничего другого. И если это не сработает, то... Стаскиваю с Ияра футболку, провожу пальцами по его плечу. Кожа теплая, гладкая. На секунду задерживаю дыхание, а потом всаживаю клинок. Ияр кричит, вскидывается, вцепляется в рукоять поверх моих пальцев, сжимаю его руку, не давая выдернуть нож. – Макар! – он задыхается. – Мне... Больно, знаю. Я знаю. – Тише, – хрипло шепчу ему в ухо. – Тише. Дыши. Слушай мой голос. Он тяжело втягивает воздух. Дышит со всхлипами, его трясет крупной дрожью. – Ты отключился? – запускаю пальцы свободной руки в волосы на его затылке. – Да, – из-за пробирающей его дрожи даже это короткое слово звучит невнятно. – Хорошо, – утыкаюсь лбом в его голое, мокрое от пота плечо. – Хорошо, – повторяю зачем-то. Сознание затягивает нехорошим дурманом. – Ияр, – с усилием заставляю себя отстраниться, заглядываю ему в лицо. – Да, – выдыхает. – Ложись, – сам помогаю ему улечься на спину. – Сейчас разберусь с ножом. Извини, инъектор сдох. Обезболивающего нет больше. – Надо было новый распечатать, – шепчет. – Но я же… Я не знал… – Придется потерпеть, – не знаю, зачем говорю это. – Зато продезинфицировать получится. Ияр молча кивает. Складываю его футболку в несколько раз, снимаю со своей руки эластичную повязку. Осторожно прижимаю ткани вокруг глубоко вошедшего в плечо ножа и тяну клинок на себя. Ияр кричит, дергается. Щеки мокрые от слез. Заставляю себя не смотреть. Просто механически выполняю требующиеся от меня действия. Дезинфицирую, прижимаю сложенной футболкой, туго приматываю повязкой. Рана чистая, заживет за пару месяцев. – Все, – осторожно укладываю его руку. – Кровотечения сильного нет. Зато у меня… На пробу прижимаю ладонь к животу, там влажно и горячо. Кровь пропитала и одежду, и импровизированную повязку. Паршиво. Тяжело опираюсь рукой об пол, зажмуриваюсь, силясь отогнать дурноту. Во рту привкус железа. – Макар! – голос у Ияра хрипит, срывается. Резко садится, ведет трясущейся рукой над моим животом. – Нам нужно найти медблок, – он поднимается на ноги. – Макар, вставай, – как-то совсем по-детски тянет меня за руку. – Что было в инъекторе? – выдыхаю, пытаясь одновременно подняться. – В плане… Я все еще жив. Это странно. – Мобилизует все ресурсы организма, – Ияр закидывает мою руку себе на плечо и тянет меня вверх. – Одноразовая вещь. И очень… – он запинается. – Это опасно. Действует недолго, а организм оказывается обессилен. Поэтому нам и надо как можно скорее найти медблок. Иначе… – голос у него срывается, даже не видя лица, я понимаю, что он закусил губу. – Ну, главное, я тебя нашел, – говорю неловко. В конце концов, я должен был умереть очень давно. И если я умру сейчас, это будет куда менее обидно. Я свое дело сделал. Хотя бы отчасти. – Он тут есть, – Ияр говорит едва слышно. – Я уверен. – Ты… – сглатываю накопившуюся во рту кровь, – ввел последовательность? Или… – Я не знаю, – выдыхает Ияр, пальцы его руки, удерживающей меня за пояс, давят на продырявленный бок сильнее, но у меня нет сил даже почувствовать боль, идем мы со скоростью больной черепахи, ноги у меня конкретно заплетаются. – Я не понял, что произошло. Ты слишком резко меня выдернул. Резко… Согласен – нож в плечо это резковато. – Прости, – хриплю. – Но я не знал, как иначе тебе… Кашель не дает договорить. Выблевываю на белоснежный пол какие-то почти черные сгустки. – Ты все правильно сделал, – быстро говорит Ияр, в голосе у него почти слезы. – Макар! Только не теряй сознание! Проще сказать, чем сделать. Но бросать его наедине с моим бессознательным телом будет определенно жестоко. Потащит ведь меня. Не бросит. Я бы бросил. Спасался бы сам. А Ияра? Бросил бы и его? Сглатываю, понимая, что лучше бы подох сам. И плевать на эффективность такого решения. Просто нахер. – Тише, – глажу его по плечу. – Если вырублюсь, то… – Я тебя не оставлю, – упрямо выдыхает в подтверждение моим мыслям. От этих его слов больно тянет в груди. Ну, или это от того, что у меня три дырки в боку. Плевать. Перед глазами уже конкретно плывет. Я теряю всякое ощущение пространства и собственного тела. И когда Ияр, что-то сказав, опускает меня на пол, я все же вырубаюсь. Просто перестаю чувствовать.