Номер четыре

– Рассвет, – Ияр щурится, глядя на занимающийся розовым горизонт. В голосе у него почти восторг. – Выехали из зоны облачности. Теперь будем видеть солнце. Быстро мы. Кто бы мог подумать, что сеть дорог содержится в полном порядке. Содержалась. После всего навряд ли найдётся кто-то, чтобы следить за этим. Или… – Это роботы с дорогами разбираются? – интересуюсь. – Да, – Ияр кивает. – Этот процесс полностью автоматизирован. Дороги еще долго будут в хорошем состоянии. Даже без… – он тяжело сглатывает, скребет пальцами поверх повязки на шее. – Без техников, – это он договаривает словно через силу. Молча беру его за руку. Ияр вцепляется в мою ладонь так, что мне становится больно. Глаза у него воспаленные, с алой сеткой лопнувших сосудов. Он с пару секунд смотрит на меня, а потом он вдруг сбивчиво выдыхает: – Я могу… Макар, я… – Что? – вдруг понимаю, что во рту у меня пересохло, голос дерет горло. Вместо ответа Ияр укладывает подрагивающие пальцы на мой висок и вопросительно смотрит. А я неожиданно для себя понимаю, что он от меня хочет и молча киваю. И через секунду мы стоим… на берегу чертового океана. Полоска пляжа тянется во все стороны сколько видно глазу, но это из-за темноты. На самом деле справа должен быть холм, заросший густой тропической зеленью. Твою ж мать. Ияр сбоку восторженно вздыхает. – Это где? – в голосе у него почти благоговение. Черт-черт-черт. Запрокидываю голову в черное ночное небо. – Это пляж, Ияр, – слышу свой голос, будто со стороны. – В Индийском океане. На мне нет ничего, кроме дурацких шорт с пальмами и черных резиновых шлепок. Шорты я купил на местном рынке-развале, а шлепки привез с собой. Еще у меня был рюкзак с набором туриста, пять армейских суточных рационов, бутылка воды и та одежда, в которой я прилетел. Впрочем, все это я оставил в палатке, которую разбил в метрах трехстах от моей нынешней дислокации. Песок под ногами белоснежный. Бездумно сбрасываю шлепки, зарываюсь в него пальцами. – У тебя шрам совсем свежий, – тихо говорит Ияр. Теплые пальцы, здесь они у него почему-то теплые, касаются кожи под правой лопаткой. – Зацепило немного, да, – ложь. Зацепило меня тогда не немного. Провалялся в отключке почти три дня. Потому мне и выделили внеплановый отпуск после моей выписки из госпиталя. Ияр слабо усмехается у меня за спиной и гладит шрам ладонью. Ну да, кому я вру. Он все равно знает обо мне все и даже немного больше. – Почему твоя жена не с тобой? – интересуется. Да не почему. К тому моменту у нас были уже давно не те отношения, чтобы ездить вместе в отпуск. К тому же она никогда не согласилась бы ночевать в палатке и питаться сублимированной херней. Вместо этого я говорю: – Да мне и одному было неплохо. – Зачем тогда пил? – Ияр кивает на валяющуюся в песке бутылку. Ну а чем мне было еще здесь заниматься? Днем я таскался по острову или валялся на пляже, а ночью бухал. Не то чтобы у меня было много идей для того, как убить время в отпуске. Я давно растерял интерес к чему бы то ни было. – Просто не знал, чем заняться, – обобщаю. – Тебе здесь не было хорошо, – растерянно говорит Ияр. – Я думал, что… – Это хорошее место, – перебиваю его. – Мы останемся, если тебе здесь нравится. – А тебе? – отзеркаливает Ияр. – Ну это не самое дерьмовое место, в котором я побывал, – невольно улыбаюсь. Ияр молчит, я только слышу его дыхание. Вернее, даже чувствую – настолько он близко. – Пошли в воду, – дергаю завязки на шортах, стряхиваю их с себя и только потом понимаю, что плавок у меня под ними нет. Вот черт. Оборачиваюсь к Ияру и едва сдерживаюсь, чтобы не схватить шорты и не натянуть обратно: он тоже совершенно голый, стоит, опустив глаза. На щеках у него, я точно знаю, красные пятна. Ладно… Делаю было шаг, но Ияр хватает меня за руку, не давая идти. – Ну, чего ты? – получается хрипло, совсем не так, как я рассчитывал. – Это же не реально, – тихо говорит он. Вот же блядь! – И что ты хочешь, чтобы я сделал? – глупый вопрос. Я понял сразу, как только он вцепился в мою руку. – Не знаю, – на меня Ияр так и не смотрит. – Что-нибудь. Молча стираю с его щеки прозрачную каплю, глажу по голове. Волосы под ладонью мягкие. Ну не полный же я мудак в самом деле. Какая разница, что я сделаю здесь. Тяну его к себе, медлю несколько секунд, а потом коротко целую в уголок рта, чуть отстраняюсь, но Ияр тянется ко мне, не давая увеличить расстояние. Глаза зажмурены, руки как-то безвольно висят вдоль тела. Зачем-то глажу пальцем его губы, чуть оттягиваю нижнюю. Ияр дергается, подается еще ближе. Поцеловать его нормально? Без постоянного ощущения, что в любой момент может произойти какое-нибудь дерьмо. Без этой херни про нельзя. Наверное, это малодушие и потакание своим желаниям, но я сдаюсь. Укладываю ладонь на его затылок, фиксируя, и накрываю его губы своими. Ияр тут же приоткрывает рот и замирает. Осторожно целую его, без языка и прочей слюнявой ерунды, просто прихватываю его нижнюю губу своими, потом позволяю сделать то же ему самому. Накрываю его живот ладонью, Ияр глухо со стоном выдыхает, буквально вжимаясь мне в руку. И что, мне сейчас… – Ну-ка, – чуть толкаю его, заставляя опуститься на песок так, чтоб он оказался задницей на моих шортах, проталкиваю колено между его бедер, опираюсь рукой где-то рядом с его шеей и снова целую. – Пожалуйста! – лихорадочно шепчет Ияр. Глажу его по груди, веду ладонью ниже, останавливаюсь под пупком. – Подумай о чем-нибудь скучном, – получается так, что я говорю это ему в губы. – Но я… – Ияр недоуменно хмурится. – А то опять раньше времени обкончаешься, – фыркаю. Ияр густо краснеет, вжимается лицом в мое плечо. Вот же ляпнул, придурок. – Ну прости, – успокаивающе глажу его по животу. – Расслабься. Это ничего. Кожа под ладонью горячая и гладкая. Не такая сухая, как на спине. Да чего я очкую? Я же уже… Закрываю глаза и накрываю рукой его член. Ияр задушено всхлипывает, вцепляется в мою спину ногтями. Надо же – ощущения как настоящие. Во всех, мать его, смыслах. Это не очень удобно, в смысле, когда дрочишь не самому себе. Я почему-то боюсь сжать чересчур сильно. Хотя Ияру, похоже, все нравится, потому что от каждого движения он тихо, на грани слышимости стонет, подаваясь в мою руку, и я чувствую, как горячо и влажно от его дыхания моей шее. А потом… – Макар… – выдыхает. – Можно, я тоже? – Что «тоже»? – сначала до меня не доходит. – Я тоже хочу трогать, – он коротко касается пальцами низа моего живота и тут же отдергивает руку. У меня разом пересыхает во рту. Я представляю себе, как... Походу, мне тоже нужно подумать о чем-то скучном. – Ладно, – прижимаюсь лбом к его лбу. – Ладно… – зачем-то повторяю, чувствуя, как он обхватывает ладонью мой член. Меня никогда не держал за член другой парень. Мне одновременно хочется и сбежать отсюда как можно дальше, и остаться, чтобы чувствовать, как теплые пальцы неловко гладят мой почти болезненный стояк. Больше того, я бы хотел… Стоп. А вот это уже вообще лишнее. – Как мне… – Ияр запинается. – Чтобы правильно. Я просто… – Дай сюда, – накрываю его руку своей и делаю пару движений. Обдает жаром, стискиваю зубы, пережидая. А потом Ияр говорит: – Я хочу по-настоящему. Не здесь. И я… Я просто киваю. В салоне тихо. Так, что я слышу только наше дыхание. Ияр напряженно на меня смотрит, закусив губу. – Иди сюда, – дергаю его на себя, заставляя сесть на мои колени. Мы снова оказываемся лицом к лицу. Только теперь я не чувствую себя в безопасности. В глазах у Ияра что-то обреченное. Глажу пальцами его шелушащуюся щеку, а потом опускаю руку и молча спускаю с него штаны, потом снимаю с него верхнюю одежду – всю разом. Отбрасываю неряшливым комом на соседнее сидение. Раздеваюсь до пояса сам. Стояк у Ияра не хуже, чем был на пляже. Только теперь все это… Ияр целует меня в лоб. Прижимается сухими губами и замирает. Меня продирает каким-то совершенно нездоровым болезненно-кайфовым чувством. Вцепляюсь плохо слушающимися пальцами в волосы на затылке Ияра и целую нормально. А потом обхватываю ладонью его член, провожу пару раз вверх-вниз, настраиваясь на нужный ритм, и не сопротивляюсь, когда Ияр забирается рукой мне в штаны. Он дрочит неумело, неловко выворачивая кисть, но мне плевать. Потому что я не чувствую ничего, кроме его влажных холодных пальцев. И это ощущение куда правильнее. – Тебе нравится? – задыхаясь, шепчет он. – Скажи! – Тише… – ни на что большее меня не хватает. – Просто… Что «просто» – я не знаю. В голове у меня совершенно пусто. Потому что я знаю, если начать думать – хорошим это не кончится. Не сейчас уж точно. – Я сейчас, – жалобно выдыхает Ияр. – Я… И кончает со всхлипом мне в кулак, вздрагивая всем телом. А потом виновато частит: – Прости! Я просто... Я не мог больше! Я… Во дает. – Ну ты чего, эй, – обнимаю его чистой рукой поперек спины. – Это же нормально. Все хорошо. – А ты? – Ияр снова обхватывает мой член. – Ну уж заканчивай, раз начал, – советую ему. То, что должно было прозвучать шуткой звучит вовсе не ею. Ияр вздрагивает и дергает рукой. Чуть сильнее, чем мне бы хотелось, но я ему не мешаю. Просто закрываю глаза и пытаюсь не думать. Получается плохо. Кончаю чисто механически, под мысли о том, что шанс, что на нас нападут сейчас крайне мал. Вернее, в попытках убедить себя в этом. А потом Ияр подается ко мне и прижимается лбом. Меня накрывает. Так, что аж в глазах темнеет от чертовой болезненной нежности. Или как это называется. Никогда не разбирался в сортах чувств. – Что ж ты делаешь, а? – вырывается против воли. – Я знаю, что ты думаешь, – тихо говорит Ияр. – Ну и пусть. Какая разница? Все уже плохо закончилось. – Считаешь? – сейчас опять начнет свою шарманку про вину и прочую хрень. Но вместо этого Ияр роняет: – Я соврал. – Вот как? – ровно спрашиваю. – И насчет чего? В груди начинает шевелиться мерзкое ощущение. – Насчет Мюнхена, – он смотрит мне в глаза. – Там нет ничего, что бы мне помогло, – и добивает: – мне недолго осталось. Отключится центральный имплант – и все. И все? – В смысле «и все»? – спрашиваю зачем-то. – Стану, как ты выразился, овощем, – спокойно отзывается Ияр. – Заменить новым железом не получится – ткани слишком сильно повреждены. – Это с чего ты так решил? – интересуюсь зло. Совершенно неоправданно зло. Но если не злиться, то будет слишком паршиво. – Это не я, – Ияр пожимает голыми худыми плечами. – Это результат диагностики. – И почему ты мне не сказал? – позволяю ему пересесть на свое место. – Не хотел все портить, – отзывается почти без паузы. – Зачем сейчас сказал? – запала во мне не остается, теперь я чувствую только то, что все проебал. – Не хочу больше врать, – он все же опускает глаза. Прижимает тыльную сторону ладони к губам, и я вижу как по его щекам катятся крупные прозрачные капли. – Уверен, что ничего нельзя сделать? – спрашиваю беспомощно. Слезы под пальцами теплые. – Может и можно, – а вот голос у него спокойный. – Но я не знаю что. – А как же эти чертовы медблоки? – уж наверное, если медблок мог бы помочь – Ияр бы им воспользовался. – Здесь не хватит его возможностей, – Ияр качает головой. – С мозгом… сложнее, чем с чем-либо. Восстановление должно проводиться вручную, а для этого нужен нейрохирург. Надо же, у них тут и нейрохирурги есть. Были. – И сколько у нас в запасе? До того, как твой имплант отрубится, – уточняю. – Меньше двух недель, – помедлив, отзывается Ияр. – Дней двенадцать. – Значит у нас двенадцать дней, чтоб найти хоть что-нибудь, – делаю над собой усилие, заставляя голос звучать уверенно. – Для начала доедем до Мюнхена. По крайней мере, там есть хоть что-то. Начнем оттуда. – Хорошо, – равнодушно соглашается Ияр. Молча обтираю его и себя своей футболкой, заставляю его одеться, одеваюсь сам. Ияр тоже молчит. И старательно не смотрит мне в глаза. – Эй, – заставляю его поднять голову. – Ну ты чего, а? Мы все… исправим. Нормально все будет. Еще бы верить в это. – А если нет? – и в голосе у него я слышу столько безысходного страха, что становится паршиво. – Посажу тебя в горшок и буду поливать, – шутка дурацкая, но Ияр неуверенно улыбается. – Не парься, – закрепляю успех. – Нет ничего, что нельзя было бы исправить. Ложь. Но это лучше, чем хныкать в ожидании неизбежного. Лучше я сделаю хоть что-то. И когда Ияр неловко, словно боясь, что я оттолкну, берет меня за руку, я думаю, что согласен сдохнуть, лишь бы все исправить.