От милостей до ссор

      Уже за два ночи показывают электронные часы, стоящие на широкой спинке кровати. Маленькая тесная комната освещена лишь блеклым светом белой гирлянды, которой освещен стол и коробка двери, а конец болтается где-то на шкафу. На кровати постелен махровый колючий плед, который, если честно, никто из парней не особо любит, но, тем не менее, он просто приносит некий уют, а потому он все ещё здесь. В комнате тихо-тихо, разве что если прислушаться, то можно услышать хриплое сопение России, сидевшего на краю постели, согнувшись и потягивая не самое крепкое пиво из стеклянной бутылки.       А США тем временем наблюдал за ним, сидя где-то позади, оперевшись на спинку и накрывая ноги пледом, ибо окно было открыто, и по полу тянулся сквозняк. Америка не понимал, как Россу не холодно, ведь тот был даже без майки, но, видимо, на это влиял градус. Аме завороженно и совсем не скрытно разглядывает Рашу, и полосатый либо действительно не замечает взгляда настолько упорного, либо как раз-таки хочет, чтобы тот смотрел на него именно так.       Бутылка с тихим звоном и бульком спирта внутри ставится на рядом стоящую тумбочку с неработающим ночником, где помимо этого стояли ещё две бутылки: одна пустая, ее уже выпил Росс, и другая недопитая — та, которую не смог осилить Америка.       Худощавое бледное тело, скорее похожее на больное, так как все в синяках и ссадинах, поворачивается к Аме, и он вздрагивает, но быстро успокаивается, облегченно и почти бесшумно выдыхая через нос. Спокойствие, правда, улетучивается довольно быстро, когда Россия залезает на кровать прямо к Штатам, берет его аккуратно за запястья и мягко тянет на себя, касается сухими губами косточки под пястью и прижимает его теплую ладонь к своей щеке. Такие нежности ему не присущи, а, значит, это снова можно списать на градус в его теле. США издает какой-то непонятный звук, похожий на смесь вздоха и пищания. Сердце начинает биться чаще и шумней, и от этого к щекам приливает кровь, отчего они становятся краснее. Федерация смотрит опьяненно на Америку и усмехается, прикрывая глаза, чмокая уголком губ мягкую подушечку большого пальца. Это напрягает Аме, но это не значит, что ему не нравится. Затем его целуют, губами прижимаются крепко и напористо, но, кажется, совсем не просят того же в ответ. Пока с губами звездно-полосатого так нещадно обходятся, кусая своими клыками, он только собирается хоть как-то ответить, но опаздывает. На устах остается горьковатый терпкий вкус, и Штаты утирает рот ладонью, отводя взгляд в сторону от смущения.       Россия, тем временем, устраивается куда-то под бок парню, тычется лицом в ребра, и Америке приходится обнять его, невольно начиная оглаживать костлявые плечи, спину с буграми позвоночника и острые лопатки.       США вздыхает тяжело и прикрывает глаза. Россия тем временем уже мирно сопит — быстро уснул. Пусть так было и не очень-то удобно находиться, но сделать уже ничего нельзя было.       А плед все ещё колется, и ветер задувает в окно. Холодно.