От милостей до ссор

Америка был для Канады всем. Возможно, даже чем-то бо́льшим. Просто вот так не получалось представить канадцу свою жизнь без энергичного США рядом. — Hey, bro, не хочешь посмотреть хоккей со мной? — Да ладно, не стесняйся, you можешь довериться мне. — Ты же любишь бургеры, надеюсь? Because сегодня на ужин у нас будут именно они. — I promise, когда-нибудь я научусь готовить блинчики с кленовым сиропом. Приятные мелочи, согревающие екающее сердце. Канада порой бережно прижимает к грудной клетке их совместные с США фотографии, разглаживает их мнущиеся края и снова запихивает в толстый альбом. Канада любит вспоминать время, которое они проводят с Америкой, с одним коктейлем и одной трубочкой на двоих, хреновой туче энтузиазма в крови. Вернее, энтузиаст из них, скорее, США. Канада предпочитает чаще отмалчиваться, чем откалывать шутки. Америка всегда пытается развеселить парня, но Канада не может так легко отбросить свою пассивность и постоянное спокойствие. — Бро, знаешь, как будет рыба без глаза? Fsh*, — Штаты белозубо улыбается, делая руками смешной бада-бум. Замирает, вопрошающе глядя на Канаду и ожидая, пока до него дойдет. Младший улыбается, так привычно приподнимая уголки губ, но... это всё. Он пытается заставить себя ответить на искрометную шутку брата, но в итоге из его уст вылетает только тихий смех. Аме чутко подхватывает волну молчаливой радости брата, заливается хохотом таким, что слышно, наверное, за километр. Бро Канады такой шумный иногда, но младший не может сказать, что это ему не нравится. Потому что, эй, он любит это в нем. Канада даже мог бы сказать, что считает себя слишком ничтожным, чтобы наслаждаться жизнью в полной мере, как и Штаты. Безмятежность — классная штука, если не заигрываться с ней слишком сильно. Из-за в неё какие-то моменты... Канадец позволяет себе думать о странных для него в повседневности вещах. «Ничего не изменилось бы, если бы меня не было». И именно в какие-то такие моменты Америка сметает тяжёлые мысли какой-нибудь ерундой, деревянной лопаткой пытаясь отскрести блинчики со сковородки: — Эй, рыба без глаза, помнишь? Даже ничего не видя, она продолжает чувствовать. Не опускай руки, бро, и пойдем есть блины. На этот раз они вроде не сгорели. Бе-ли-бер-да. Но Канада почему-то всегда думает, что брат знает о его скелетах в шкафу и тенях в глазах. И от этого то ли легче, то ли ещё дерьмовее, но младший с удовольствием отмечает, что США наконец научился готовить... почти. Ведь есть это лучше, чем коротать время в мирном одиночестве. Но вот Штаты скоро перестает звонить по утрам. Перестает скворчать на сковородке сироп. Канада в одиночестве придумывает каламбуры, но почему-то самые лучшие шутки, по его мнению, забываются. И на редкие сообщения вечно занятого брата ответить нечем. Канада с досадой листает альбом, но края уже разглаживать просто нет сил. На фото — он, братец и Великобритания с чашкой чая. Да, чай... Надо бы его заварить. Мятно-имбирное комбо не оказывает до́лжного эффекта, и парень откидывает чашку со стола подальше, желательно в стену. Только спустя долгих несколько секунд Канада замечает осколки на полу и коричневые разводы на обоях, криво усмехается — всё в лучших традициях его отца. Туман тупой безвыходности затягивал его. Да, он ведь просто не нужен никому. Точно. В последнюю неделю даже его дорогой брат перестал пытаться вытягивать его из этого обманчиво-безмятежного болота уединения. В его шкафу танцуют скелеты, пытаясь вырваться наружу, но Канада старается, реально старается их сдерживать. Однако... Ему просто необходимо, жизненно важно наведаться к старшему брату, от которого уже с прошлого вечера не было ни весточки. До Штатов пешком шагать недалеко — они с ним соседи, всё-таки. Канада застаёт своего брата в его квартире, полной грудой акций, договоров и прочей мишуры. В этом царстве хаоса восседает Аме, вооружившись ручкой и, словно мечом, расправляясь со своими бумажными врагами. Подписи, подписи, росписи... Американец лениво поднял голову, сонно потирая глаза и вставая с насиженного места, и младший так не вовремя заметил, что солнцезащитные очки спали, и что синяки под глазами у Аме внушительные. Ох, неужели, всё это время, пока канадец не мог до него дозвониться, он в одиночку пытался справиться вот со всей этой кипой? Америка неловко чешет нос, хрипит какое-то приветствие, опираясь на стенку и едва по ней не сползая снова на пол. И при виде него, такого беспомощного, нуждающегося в поддержке, Канада просто не может остановиться, излучая ярое желание помочь старшему. — Братец, давай пообедаем вместе, — жалобно скулит Канада и, не контролируя себя, кидается на шею брата. Сгибается в три погибели (братик слишком низкий), но с напором тычется в его макушку, сгребая американца в охапку железных объятий. Тело старшего обмякает, и он устало виснет на высоченном Канаде, тихо ржет ему в шею и яростно кивает головой. — Ok, только не отпускай меня, иначе я очень громко грохнусь. На поздний обед у них были холодные бургеры. Канада не жаловался, да и как он мог быть недоволен тем, что его брат, который всего несколько часов назад не мог и шагу ступить без болезненного стона, теперь мягко светился счастьем. И, знаете, танцующие скелеты в шкафу прекратили его тревожить.