Most crippling weakness

      — Ну, как жизнь, король Готэма?       Сразу же вслед за этим вопросом Кобблпот почувствовал толчок в плечо, а только что выстиранный комплект белья оказался на полу. Освальд глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаз.       — Ой. — Услышал он неискренний голос. — Извини. Мне так жаль.       Кобблпот повернулся к нему и натянул неискреннюю улыбку.       — Не самое взвешенное решение в твоей жизни. Будь добр, сотри это неумное выражение со своего лица и подними это. — Он жестом указал на пол.       — А то что?       Освальд почти физически почувствовал повиснувшее в воздухе напряжение. Но влезать в драку не выход, тем более что он уже заранее проиграл. Синяк на скуле, полученный недели полторы назад, до сих пор не сходил. А пополнять количество синяков и ссадин ему не хотелось.       — Двести восьмой. — Освальд услышал свой номер и повернулся на источник звука, по привычке сильно крутя головой. Это делало его ещё более похожим на какую-нибудь птицу. — К тебе посетитель.       — Не думай, что мы закончили, — бросили ему в спину. Кобблпот не обернулся.       Заходя в комнату для свиданий, Освальд уже знал, кто его ждёт. На противоположном краю стола, уткнувшись в какую-то стопку бумаг и нервно теребя её краешек пальцами, сидел Джеймс Гордон. Освальд не смог сдержать самодовольной ухмылки. Да и не счёл это нужным, в общем-то.       — Здравствуй, Освальд, — наконец сказал Джим, когда Кобблпот сел за стол.       — Вряд ли ты пришёл сюда обмениваться любезностями. Давай сразу к сути.       Гордон помолчал ещё пару секунд.       — Нужно твоё… содействие.       — Всё настолько плохо, что даже мной не побрезговал? — спросил он и поднял бровь.       — Освальд, прекрати. Я отношусь к тебе так, как…       — Как к существу низшего порядка, к которому время от времени можно прибегать за услугой. Я понял, — перебил его Кобблпот. — А что если я откажусь? — Видеть Гордона, который больше не в состоянии контролировать ситуацию, было, безусловно, приятно. — Будешь пытать, пока не выдам всё? Или ты решил не отступать от старой схемы и при первой возможности надавишь на Нигму? Что же… Можешь попробовать, — процедил он холодным тоном, приподняв подбородок и смотря на Джеймса в упор.       — Твои не подкреплённые ничем угрозы начинают надоедать. — Джим сцепил руки в замок и положил их на стол. Этот жест придал ему ещё больше сходства с полицейским из какого-нибудь третьесортного романа, собравшего в себе все клише. Освальд поморщился от такой ассоциации. — В твоих же интересах сотрудничать с полицией.       — Думаешь, я буду действовать на твоих условиях. — Освальд ухмыльнулся. — Ошибаешься, Джим. Ты бы не пришёл ко мне, не попытавшись устранить проблему самостоятельно. Полагаю, ты пытался, но ничего не вышло. Будь это чем-то несерьёзным, ты бы тоже вряд ли пошёл просить о «содействии» человека, которого два месяца назад бросил гнить в тюрьме при помощи шантажа. И вот ты здесь. Так что случай серьёзный, а ты в тупике. И несмотря на это ты действительно думаешь, что я буду играть по твоим правилам?       — К чему это? Чего ты этим добиваешься? — Гордон начинал терять самообладание. Освальд сдержал ухмылку. — Тебе и так были обеспечены относительно комфортные условия.       — «Комфортные условия», — передразнил его Освальд. — Запереть меня в этой дыре ещё до начала судебного процесса, упечь Эда к чёртовым психам и шантажировать меня его смертью — это, как ты выразился, комфортные условия?       — Думаешь, мне очень приятна эта ситуация? — Джим немного повысил голос. — Признай ты свою вину, не нужно было бы никого никем шантажировать. Но скажи, если бы тебе дали выбор, ты бы успокоился? Отошёл бы от дел и стал образцовым гражданином? А Нигма? — Освальд сжал зубы. — Да, Барбаре дали выбор. Потому что было очевидно, что она отойдёт от дел и не будет представлять угрозы. Но не ты.       — Начнём с того, что нам никто не предлагал этот выбор, — негромко, но холодно ответил Кобблпот после недолгого молчания.       Конечно, Освальд слепым не был и прекрасно понимал, что Барбаре удалось избежать тюрьмы по совершенно иным причинам. Кого бы Джеймс ни пытался из себя строить, безопасность близких для него была намного приоритетнее безопасности мирных граждан. Даже если эти самые близкие могут представлять угрозу для других людей. И Освальд хорошо его понимал. Возможно, даже слишком хорошо. Но ранее восхищавшая игра Гордона в неподкупного полицейского, честного и справедливого, со временем начала только раздражать. Слишком много пафоса, лицемерия и не нужной никому принципиальности. Ведь что получила Барбара за годы преступной деятельности? Условное сроком в пару месяцев. А что получил он? Срок в Блэкгейте и угрозы убить единственного человека, которому он мог доверять. Освальд невесело усмехнулся.       — София Фальконе, — осторожно начал Джеймс. — Она… исчезла.       Пару секунд Освальд недоверчиво всматривался в лицо Гордона. Возможно, Джеймс пытался разрядить обстановку глупой неуместной шуткой, что, в общем-то, не в его стиле. Но выражение его лица оставалось неизменным, а сам комиссар не был силён в юморе. Освальд прыснул, а потом резко рассмеялся. Джим кашлянул в кулак, и его лицо стало ещё более хмурым и серьёзным, чем обычно.       — Знаешь, Джим, — сказал Освальд, всё ещё посмеиваясь и смахивая слезу с левого глаза. — Только при тебе в должности комиссара мог сбежать человек, мало чем отличающийся от овоща. Это чудо, если она на тот момент могла самостоятельно передвигаться, — сказал он, а затем снова стал серьёзным и спросил: — Когда это выяснилось?       — Три недели назад.       — Есть какие-то зацепки?       — Нет. — Гордон отрицательно покачал головой. — Допрашивали персонал, обыскивали палату — никто ничего не знает, никто ничего не видел.       Освальд, нахмурившись, помолчал несколько секунд.       — Допустим, я кое-что знаю. И могу это рассказать. Но ты же понимаешь, что у любой информации есть цена?       — Какие гарантии, что информация достоверна? — вопросом на вопрос ответил Джеймс.       — Никаких, — сказал Освальд и пожал плечами. — Либо придётся поверить мне на слово, либо потеряешь даже минимальную зацепку.       Джеймс тяжело вздохнул.       — Чего ты хочешь?       — Одна встреча.       — Исключено, — сухо ответил Гордон, вставая из-за стола.       — Браво, Джим. Превосходный выбор, — Освальд поаплодировал. — Нет, правда. Главное — правильно расставленные приоритеты, так ведь? Свести двух уже отбывающих срок преступников — огромный риск. Мало ли что может случиться. Это ведь гораздо опаснее потенциальной угрозы в виде жестокой, расчётливой и жаждущей мести социопатки. Ах да, кстати. — Он состроил наигранно-задумчивое лицо. — Её, если память меня не подводит, пристрелила твоя жена. Так что да, ты прав, риск минимальный.       Джеймс глубоко вздохнул и помассировал пальцами переносицу.       — Пять минут, не больше.       — Десять. И никаких наручников на Эде.       — Под наблюдением.       — Разумеется.       — Завтра вечером.       Освальд кивнул.       — И ещё кое-что, — бросил он в спину уходящему Гордону. Джеймс неохотно повернулся. — Заключённый под номером триста шестьдесят четыре отправляется в карцер. — Джим вопросительно поднял бровь. — Сейчас же.

***

      Первые пару недель Эдвард пытался сохранить хотя бы зачатки оптимизма. К концу второго месяца это сменилось замкнутостью и апатией.       Мало чем отличающиеся друг от друга дни сменялись неделями. Засыпать под чьи-то крики уже стало чем-то обыденным, мёрзнуть под тонким одеялом — тоже. Эд надеялся, что скоро покинет это место. Стоит хотя бы одному из них оказаться на свободе — и схема Гордона перестанет работать. Но никаких новостей ни о суде над Освальдом, ни о самом Освальде не поступало. Но ему нельзя было позволять себе отчаиваться. Не такой ценой.       Единственным его отвлечением от мыслей о собственной беспомощности были нечастые монологи на публику, если её, конечно, можно было так назвать. Эдвард любил сцену, внимание. А роль зрителей — единственное, для чего, по его мнению, годились окружающие его люди.       — Отбирать обеды — это очень, очень нехорошо, — активно жестикулируя, в наигранно-поучительной манере проговорил Эдвард кучке уставившихся на него пациентов. — Но ведь это сделала Элис, а не Гейб. Эта проказница живёт у него в голове, — он рукой указал на свою голову, — и иногда делает плохие вещи. Но Гейб очень хороший человек, он никогда бы так не поступил. — Эд отогнал мысль, что этот «хороший человек» зарубил двух своих сожителей топором. — Думаю, сам он очень об этом жалеет. Правда, Гейб?       Мужчина с полуоткрытым ртом и пустым взглядом утвердительно кивнул.       — В таком случае ты простишь его, Вайолет?       Девушка нахмурилась, опустив глаза в пол, а потом взглянула на Нигму и кивнула.       — Замечательно! — Нигма широко улыбнулся и хлопнул в ладони. — А сейчас мы…       — Считаешь себя самым умным? — Раздражённый низкий голос прервал его речь.       — Прошу прощения? — натянуто улыбнулся Эдвард, поворачиваясь к источнику звука.       — Думаешь, ты лучше остальных?       — Чт… — успел выговорить Эдвард, прежде чем чужие руки сжались на его горле.       — Думаешь, раз тебя не пичкают всякой дрянью, то ты особенный? — Мужчина сильнее сдавил шею Эда. Подбадривающие крики заключённых заглушили сиплые звуки, вырывающиеся из его горла. — Что тебе всё можно?       Он, кажется, говорил что-то ещё, но Эдвард уже не слушал, пытаясь оторвать его руки от шеи. Хватка только усилилась. Воздуха начинало катастрофически не хватать, и Эд уже не мог контролировать свои движения — поднялось давление в области мозжечка. А примерно через минуту он потеряет сознание. Это плохо.       Конечно, это отнюдь не первый раз, когда Эдвард был готов расстаться с жизнью. Но всё же быть задушенным психически неуравновешенным пациентом Аркхэма — не совсем то, на что он рассчитывал. Хотелось бы чего-нибудь более… театрального. Яркого. Трагичного.       Эд увидел чёрно-белое пятно, подошедшее к душителю сзади, и сквозь шум расслышал чей-то голос. Через пару секунд хватка разжалась — и Нигма почти рухнул на пол, успев ухватиться рукой за край стола.       — Держите его от меня подальше. — Первое, что услышал Эдвард после того, как сделал глубокий судорожный вздох и закашлялся.       Всё ещё придерживаясь за край стола и пошатываясь, Нигма медленно встал, стараясь отдышаться.       — Эй. — Он услышал тот же голос, что и минуту назад. — Ты в порядке?       Сквозь дымку выступивших от кашля слёз Эд увидел молодого мужчину, протягивающего ему очки. Видимо, слетели во время инцидента.       Эдвард почти вырвал очки из чужих рук, осматривая их на предмет повреждений. Благо, стёкла были целыми.       — Это Оливер, — зачем-то вставил мужчина. — На самом деле он неплохой и очень начитанный, просто немного… неуравновешенный. — Помолчав пару мгновений и не дождавшись ответной реакции, он продолжил: — Меня, кстати, Марк зовут. — Мужчина неловко улыбнулся. — Марк Джефферсон.       Он протянул Эду правую руку.       Проигнорировав жест и всё ещё держась за горло, Нигма отошёл от него. Марк только пожал плечами, уже без улыбки проводив Эдварда взглядом.       За восемь недель, что Эд пробыл здесь, сбежало пятеро заключённых. Поймать и вернуть удалось лишь двоих. Видимо, план Гордона по превращению увязшего в грязи Готэма в образцово-показательный город шёл не совсем так, как ему хотелось бы. Никто из беглецов не обладал особыми интеллектуальными навыками, и уж тем более никто из них не отличался гениальностью. Но они смогли сбежать. А Эд не мог даже попытаться. Жалкий Эд.       Нигма кое-как дошёл до душевой, где над раковиной висело небольшое зеркало. Подняв голову, он внимательно присмотрелся к своему отражению, слегка касаясь шеи кончиками пальцев. Никаких осложнений быть не должно. Максимум — синяки и сиплый голос. Не самый худший исход.       Эдвард набрал в ладони воды и плеснул себе в лицо. Устало вздохнул, зарываясь рукой в волосы.       — И как долго ты собираешься здесь гнить?       Эд замер, услышав знакомый тон. Чёрт.       — Что тебе нужно? — прохрипел Эдвард, поднимая голову.       — Начнём с того, что нужно тебе. — Отражение улыбнулось.       Нигма устало выдохнул.       — Я не хочу подвергать Освальда опасности.       — Может, ты, конечно, не в курсе, но я проекция твоего мозга. Я говорю и делаю только то, чего в глубине души хочешь ты. То, на что ты сам не способен решиться. Потому что ты жалок, Эд, — презрительно выплюнуло отражение. — Ты глупый и предсказуемый, а Гордон этим пользуется.       — В прошлый раз ты хотел убить Ли. Теперь планируешь избавиться и от Освальда. И кто из нас глупый и предсказуемый?       Галлюцинация закатила глаза.       — Брось. У Гордона духа не хватит прикончить Пингвина. Но что если самому Освальду надоест? Если снова захочет власти и денег? Разве ему хоть чего-то стоит подкупить пару охранников?       — Освальд не стал бы… — Эд запнулся, осознав, насколько тихо и жалко звучит его голос.       — Думаешь, Гордон с тобой будет так же церемониться?! — почти прокричала галлюцинация.       Эдвард опустил голову и замолчал. Отражение усмехнулось.       — Пока Пингвин будет отстраивать свой бизнес, ты будешь подыхать в агонии от инъекции какого-нибудь криворукого врача. Или, может, тебя просто пристрелят. Или сымитируют несчастный случай. В любом случае, покинешь это место ты только в чёрном мешке, — сказала галлюцинация абсолютно будничным тоном. — Ставлю на то, что просто пристрелят. А ты?       Эдвард поднял голову.       — Я буду ждать суда над Освальдом. Если меня пригласят в качестве свидетеля…       Отражение засмеялось. Эдвард нахмурился и поджал губы.       — Ты не только глупый и предсказуемый, ты ещё и наивный. Скорее всего, Гордон сам вызовется в свидетели. Пока ты здесь, ты не можешь ничего сделать ни для себя, ни для него.       Нигма снова ненадолго замолчал.       — Возможно. Но если я буду слушать тебя, до суда Освальд вряд ли доживёт.       Эдвард отвернулся от зеркала, боясь снова в него посмотреть.