***
Спустя несколько месяцев телефон всё же пришлось достать из сумки. На самом деле, Эдвард достал его ещё в первый день приезда и положил на видное место, рядом с розеткой и там, где лучше всего ловила связь. Но разблокировать решился только сейчас. В него действительно был вбит единственный номер, подписанный как «O. C. C.». Эдвард просто нажал на кнопку вызова, не давая себе времени на раздумья. Но вскоре убрал телефон от уха: никто не ответил. Эд позвонил снова. — Привет, Освальд, — обратился он к автоответчику. — Должен сказать, что я в порядке и мне не нужна помощь. Просто… — Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Я видел новости о покушении на тебя. Ты в порядке? — Он прочистил горло. — Мотив кажется очевидным. Настолько, что у меня сложилось впечатление, будто кто-то хочет, чтобы это так выглядело. Снайпер сработал грязно: выдал себя и выстрелил уже после того, как мишень сдвинулась. На долю секунды, но позже. Обычное дилетантство или же совсем наоборот? — Может, мои догадки не подтвердятся, но я всё же хочу поговорить с тобой. Перезвони, когда будет возможность. Не слишком предусмотрительно обсуждать это по телефону, так что мы могли бы встретиться где-нибудь за пределами Готэма, — сказал Эдвард, убеждая себя, что делает это исключительно из соображений предосторожности. Он замолчал, поджав губы, но не закончил запись. Взгляд наткнулся на заголовок прошлонедельной газеты: «ШАТКИЙ ТРОН: УДЕРЖИТ ЛИ КОРОЛЬ ГОТЭМА ВЛАСТЬ?». Эд отвернулся. — Я скучаю по тебе, — негромко добавил он после длинной паузы. — Будь осторожен.***
Роберту не спалось. Он пытался уснуть, но невольно прислушивался к каждому шороху, а общее напряжение и обострëнный от природы слух лишь усугубляли ситуацию. Шаркающей походкой дойдя до столовой, он зевнул и щëлкнул выключателем. И тут же вздрогнул от неожиданности, увидев сидящего у противоположного конца стола Кобблпота. Тот задумчиво и грустно смотрел в какую-то точку перед собой. В его руке был уже пустой бокал, на столе — почти наполовину пустая бутылка виски. Роберт тяжело вздохнул. — Вам поспать бы. Пингвин никак не отреагировал и, кажется, вовсе его не услышал. — Мистер Кобблпот? Снова тишина. Роберт подошëл к нему и аккуратно тронул его напряжëнное плечо. Тот дëрнулся и поднял на подчинëнного осовелый взгляд, словно заметил его только сейчас. — Ты что-то хотел? — спросил он хриплым голосом. — Нет, просто… — протянул Роберт. — Мне неспокойно. Вы уверены, что не стоит усилить охрану? Освальд пожал плечами. Роберт тяжело вздохнул и, отодвинув стул, присел рядом. — Вас пытались убить, а вы просто сидите здесь и пьëте. Буквально кто угодно может сейчас войти и, ну, не знаю, выстрелить вам в голову. Освальд окинул его долгим взглядом и ничего не ответил. — Я вообще ничего не понимаю. Вам будто всё равно. Поведение Пингвина действительно изменилось за последний месяц-два. Импульсивность и вспышки агрессии сменились апатией и полной незаинтересованностью в происходящем вокруг. За это время он даже на него не наорал ни разу! Только смотрел уставшим тяжëлым взглядом и говорил каким-то тихим для него голосом. Даже убивал совершенно хладнокровно. Его действия стали немного заторможенными, он совершал их скорее автоматически, чем осмысленно. Автоматически давал указания, автоматически подписывал бумаги, автоматически застёгивал пуговицы рубашек, жилетов и пиджаков. Улыбался журналистам, держал спину, язвительно шутил. Он выглядел даже лучше, чем раньше, но, казалось, стоит выбиться маленькой пряди или отлететь одной пуговице — и весь его идеальный образ рассыпется к чертям. Освальд широко улыбнулся одними губами; его взгляд остался таким же грустным и отрешённым. — Мой отец говорил, что многие в моей семье страдали от глубокой меланхолии. Его отец тоже. Он боялся, что это могло передаться и мне. Может, это она и есть? — Меланхолия? — спросил Роберт звонким голосом, нарушившим мрачную тишину, но Освальд его проигнорировал. — Всю свою жизнь я пытался стать… кем-то. Кем-то, кого бы уважали, с кем бы считались. Стоило ли оно того? Роберт непонимающе нахмурился. — Мне нравилось иметь иллюзию любви и уважения. Думать, что ко мне относятся, как раньше относились к дону Фальконе. Я даже искренне в это верил. А потом меня кинули в Блэкгейт, — торжественно сказал он и рассмеялся почти истерически. — Несколько месяцев пребывания там меня будто бы отре... вытрез... от... — Отрезвили? — Точно! — торжествующе воскликнул Освальд, подняв указательный палец вверх и даже как-то оживившись. Но тут же снова вернулся в прежнее состояние. — После стольких лет ничего не изменилось. Даже Эд это видел. Кобблпот выпил очередной стакан, почти не поморщившись, и продолжил говорить что-то не очень связное и внятное. — Я давно понял, что этот путь не ведёт ни к чему, кроме потерь и боли, но почему-то продолжил по нему идти. — Он замолчал, смотря в стол неосознанным взглядом. — Все, кто когда-либо были мне дороги, либо мертвы, либо в постоянной опасности. То, где я сейчас… оно стоило стольких смертей? — Я не понимаю, что с вами происходит, но вы начали давать слабину. И, поверьте, заметно это не только мне. Люди видят, наблюдают. — К чëрту людей! — Освальд отмахнулся и протянул руку к недопитой бутылке. — К чëрту? — вдруг более грубым тоном, чем обычно, сказал Бейли. Освальд застыл с вытянутой рукой и посмотрел на него. — Положение дел отвратительное. Полиция, мафия, материк — все жаждут вашей крови и только и ждут момента, когда вы ослабнете, чтобы ударить. На вас уже было совершено покушение, и я не думаю, что тот, кто за этим стоит, просто так отступит. И, кто бы это ни был, время он выбрал явно не случайно. Ваше состояние сыграет против вас. Роберт сам не ожидал от себя такого: раньше он и слово поперëк побоялся бы вставить. — Я не могу никому доверять и вынужден жить в постоянной паранойе. Просто чтобы не быть убитым. Может, я и раб своих эмоций, но я не хочу, чтобы так продолжалось всю мою жизнь. — Он начал нервно отстукивать пальцами по стакану. — Я понимаю, что не протяну долго. И впервые не знаю, что мне с этим делать, — сказал Освальд как-то обречëнно. — Каждый раз, когда я держал на руках очередной труп, я чувствовал, как часть меня вырывают. С тех пор как я понял, что Эду не место рядом со мной, я не знаю, осталось ли от меня хоть что-то. Роберт почти физически ощутил на плечах тяжесть повиснувшей в воздухе тишины. Кобблпот и в трезвом состоянии любил впадать в драму и сильно преувеличивать, но он выглядел настолько загнанным, что Роберту стало жутко. — Вечером журналисты планировали наведаться в Айсберг. Опять, — уже более спокойно и мягко добавил он. — Вам нужно быть в лучшем виде, я полагаю. Хотя бы для общей массы. Он ещё какое-то время неловко помялся у стула, ожидая хоть какой-то реакции, но еë не последовало. — Спокойной вам ночи.***
Этой частной школе было больше двухсот лет. Двести семнадцать, если точнее. Когда-то и сам Эдвард мечтал учиться в подобном месте. Месте, где его бы окружали единомышленники; где преподавательский состав действительно был сильным и заинтересованным в работе с учащимися, а не с познаниями на уровне первого курса университета; где в классах химии и физики стояло бы новейшее оборудование; где в его проектах и идеях действительно были бы заинтересованы. Но мечты Эда Нэштона остались мечтами. Эдвард был единственным, кто знал о местонахождении Мартина. Даже Освальду оно не было известно: сам попросил не говорить ему ради безопасности ребëнка. И хоть такое решение действительно имело смысл, оно вовсе не застраховывало от действий самого Эдварда, и было непонятно, доверие это или недальновидность. Мартин что-то записывал в своëм блокноте и выглядел крайне сосредоточенным. В изгибе его бровей и глазах узнавался взгляд Освальда. Его детские щëки почти исчезли, лицо вытянулось и теперь было обрамлено оправой очков, нос чуть заострился, а на его лоб спадали тëмные кудри. Он даже чем-то напоминал… — Прошу прощения, сэр, — обратился к нему женский голос. Эд резко обернулся и увидел рядом с собой молодую женщину с грубоватыми чертами лица. Он даже не заметил, что кто-то подошёл к нему так близко. — Не могли бы вы представиться? — Я новый гувернёр Мартина, — сказал Эдвард и вежливо улыбнулся. — И поэтому стоите за деревом и наблюдаете за детьми? — спросила женщина, подняв бровь. Эд только сейчас осознал, насколько по-идиотски он выглядит. — Обычно администрацию уведомляют о подобном. Предъявите, пожалуйста, свои документы. Попасться вот таким образом было бы совсем глупо. К документам, которыми его снабдил Освальд, было невозможно придраться, но идти на риск всё равно не хотелось. — Да. Я вам солгал. Понимаете… — начал Эд в своё оправдание. — Мой муж… Я… Мы с ним в разводе. Мы разошлись на плохой ноте, и он запретил мне видеться с сыном. — Даже если предположить, что я вам поверила, ваше появление на территории школы всё равно незаконно. Суд постановил, что видеться с ребёнком вам нельзя, значит, на то была причина, — сказала женщина холодным тоном, а затем нахмурилась и осмотрела Нигму внимательным взглядом. Эд так привык к своему внешнему виду, что успел забыть, что выглядит так, будто имеет минимум две зависимости. — У вас знакомое лицо… Можете всё-таки предъявить свои документы? Иначе я буду вынуждена вызвать охрану. Эдвард замялся на мгновение, а потом вдруг опустил голову и шмыгнул носом. — Не нужно полиции, — сказал он дрогнувшим голосом. — Мой бывший муж очень влиятельный человек, он подкупил суд, и… и если он узнает, что я приходил… Женщина немного опешила, но еë взгляд остался таким же жëстким и подозрительным. — Давайте спросим самого Мартина, — наконец ответила она. — Мартин, — позвала она. — Подойди сюда, пожалуйста. Эдвард застыл с выражением изумления и замешательства, которое не сумел скрыть: вот этого он совсем не планировал! Что он ему скажет? Но ещë до того как Эд успел придумать хоть какой-то вразумительный сценарий развития событий, мальчик обернулся, нашёл преподавательницу взглядом и пошёл, а потом, увидев стоящего рядом с ней Эдварда, побежал к ним. — Ты знаешь этого… — начала женщина, но не закончила предложение: Мартин буквально влетел Эдварду в грудь и обхватил его обеими руками. — Это твой отец? — тем не менее требовательно спросила она. Эдвард незаметно для неë сложил свободную руку в кулак, выпрямил и потом наклонил: «да» на языке жестов. Мальчик заметил это и часто закивал, не отрываясь от Эда. — Хорошо. Я войду в положение и сделаю исключение. Под свою ответственность. Даю вам десять минут под моим наблюдением. Но вы уйдëте, как только эти десять минут закончатся, и вернëтесь только с подписанным судьëй разрешением. — Спасибо вам. Я у вас в долгу, — сказал Нигма, сложив руки в молитвенном жесте, и изобразил благодарную улыбку. Которая сошла тут же, как только женщина отошла на пару метров. Они с Мартином присели на стоящую под деревом скамью. Эдварду стало не по себе. Мальчик выглядел радостно взволнованным. Он достал какой-то блокнот и очень быстро вывел в нëм: «Освальд с тобой? Он тоже здесь?» По необъяснимой причине Эд почувствовал себя так, будто сидел перед своим собственным ребëнком и готовился к серьëзному разговору. Сам визит был очень глупой и рискованной затеей, не имевшей никакой конкретной цели. Он ведь даже не планировал напоминать Мартину о своём существовании… Просто хотел убедиться, что с ним всё в порядке. Но это всë равно ничего не объясняло: обоснованной причины для беспокойства не было, он видел этого ребëнка один раз в жизни. Да и в целом никогда не питал к детям особой симпатии. Они были очень шумными, постоянно устраивали хаос и зачастую не отличались умом или хотя бы элементарной логикой. Но этот мальчик был дорог Освальду. — Нет, он… — протянул Эдвард, прочистив горло. — На самом деле… Мартин снова схватился за блокнот. «Ты здесь для того, чтобы забрать меня в Готэм?» Эд поджал губы и отрицательно покачал головой, не смотря Мартину в глаза. Лицо мальчика погрустнело, взгляд потух. Эд в очередной раз задал себе вопрос, зачем вообще приехал. Что он мог сказать ребëнку? Спросить, как дела в школе? Рассказать, как там в Готэме? «Кстати, не волнуйся, с дядей Пингвином всë хорошо, сначала ему в мясо раздробило глаз осколком гранаты, а потом его посадили в Блэкгейт, откуда он чудом вышел живым»? Эдвард давно понял, что педагогика — это не его. Он и со взрослыми людьми зачастую ладил с трудом, не говоря уже о детях. Эдвард прочистил горло. — Как тебе живëтся здесь? Тебя не обижают? «Нет. Большинству просто плевать на факт моего существования, но меня не трогают. Меня усыновили пару месяцев назад. Живу здесь, приëмные родители забирают меня на выходные. Они хорошие люди, но скучные. Очень правильные». Мальчик хотел написать что-то ещё и занëс ручку над блокнотом, но почему-то остановился. Они снова замолчали. Эдвард вдруг обнаружил, что перед ним вновь появился блокнот: «Значит, ты здесь по той же причине, что и я?» — Я не совсем понимаю. — Эдвард помотал головой в недоумении. «Освальд сказал, что в Готэме опасно. Рядом с ним опасно. И что только так он сможет защитить меня. Я не хотел оставлять его, но он ответил, что я всë пойму, когда подрасту. И я понимаю». Он остановился и на несколько секунд замер. «Меня использовали против него. Как больную точку. Угрожали убить. Поэтому…» Карандаш застыл над бумагой. «Поэтому теперь я понимаю, почему ему нельзя было оставлять меня рядом с собой». Мартин оторвался от блокнота и выжидающе посмотрел на Эда, но тот, сильно побледнев, не проговорил ни слова. Тогда мальчик вернулся к блокноту и подчеркнул первое предложение: «Значит, ты здесь по той же причине, что и я?» — Это не так. В Готэме сейчас не очень спокойно, поэтому мы с Освальдом рассудили, что будет лучше, если я какое-то время буду находиться за его пределами. Эд не понимал, зачем соврал. И кому именно. «Не возвращайся в Готэм» — последнее, что он услышал от Освальда — отразилось неприятным уколом в груди. «Ты тоже скучаешь по нему?» Эд слабо кивнул. «Как думаешь, он помнит обо мне?» — написал Мартин и посмотрел на Эдварда грустными, но полными надежды глазами. — Конечно, помнит, — заверил его Эд. — И я уверен, что скучает. «Почему он тогда ни разу не навестил меня?» — Он бы очень хотел тебя увидеть, — ответил Нигма и посмотрел на Мартина. — Просто… Были не очень благоприятные обстоятельства. Мартин погрустнел и достал что-то из внутреннего кармана пиджака. На его ладошке оказалась миниатюрная чëрно-белая брошь в виде пингвина. «Это всë, что у меня осталось». Эдвард поджал губы и взял один из вырванных Мартином листков. Тот проследил за его движением внимательным взглядом. — Я могу вызвать слëзы или улыбку, воскресить мертвеца, повернуть время вспять. Я возникаю в одно мгновение, но остаюсь на всю жизнь. Что я? «Воспоминание». Когда Мартин оторвался от блокнота, то увидел перед собой бумажную фигурку в форме пингвина. Он аккуратно взял еë в руки и впервые за всë это время улыбнулся. — Верно. И теперь у тебя есть ещë одно. «Ты ведь здесь временно? Планируешь вернуться в Готэм?» Эд кивнул. Мартин прищурился и осмотрел его очень подозрительным взглядом. «Я не был уверен, можно ли тебе доверять. Освальд говорил, что сотрудничество лучше дружбы и что лучшие друзья могут стать злейшими врагами. Но я видел, как ты защищал его в суде. Поэтому решил, что доверять всë же можно». Он достал из своего рюкзака ещë один блокнот, полистал его и вырвал один лист. Потом глазами пробежался по нему, аккуратно, почти бережно сложил несколько раз и отдал Эдварду. «Пожалуйста, передай ему это». — Я передам, — пообещал Эд. Он посмотрел на циферблат часов на одной из башен здания и сказал: — Мне уже пора. Мартин посмотрел на него большими грустными глазами и подался вперëд для объятия. Эд застыл, а потом неловким движением слегка взъерошил его кудри. Или как там обычно проявляют заботу с помощью тактильного контакта по отношению к детям?***
Вернулся домой Эдвард уже затемно и в очередной раз проверил свой телефон. Ничего. Хотелось рассказать Освальду о Мартине. Что с мальчиком всё хорошо, что он помнит и скучает. Хотя и было понятно, что так рисковать нельзя и что рассказать об этом он сможет только при личной встрече. Эд тяжело выдохнул через нос и помассировал виски: организму всë ещё не нравились длительные поездки, после Аркхэма прошло всего несколько месяцев. Принять горсть препаратов, включить готэмский новостной канал, заварить чай — для него это стало каждодневной рутиной, своеобразным ритуалом. — А теперь к главным событиям недели, — донеслось со стороны телевизора, пока Эдвард с крайне сосредоточенным видом выбирал между ромашкой и мятой. — Вчера, ночью со среды на четверг, на Айсберг Лаундж — бывший клуб «Сирены» — было совершено нападение. — Нигма повернул голову к телевизору и застыл с чашкой в руке. — На месте происшествия были найдены следы борьбы, в том числе кровь. Экспертиза установила, что кровь, как и предполагалось, принадлежит владельцу заведения, мистеру Кобблпоту, больше известному как Пингвин. — Массивная кружка выскользнула из разжавшихся пальцев Эда и с грохотом разбилась. — Местонахождение жертвы до сих пор неизвестно, по официальным данным он считается пропавшим без вести, сообщений о выкупе также не поступало. Следствие продолжается, однако департамент полиции сообщает, что найти Кобблпота живым не представляется возможным, так как настолько массивная кровопотеря несовместима с жизнью.