Разный кофе

За три года до возвращения Пятого в наше время Небольшой уютный ресторанчик почти в центре города был в тот день забит до отказа. Это была суббота – идеальный день для свиданий. Можно выпить и расслабиться после рабочей недели не боясь за похмелье, вдоволь повеселиться и вообще может быть провести ночь не дома. А почему нет? Почему свободный человек, имеющий в своей жизни на данный момент всё, что требуется, не может позволить себе отдохнуть и хотя бы на чуть-чуть отвлечься от всех тех проблем, что преследуют день за днём? Видимо не может. Видимо это не про неё. Не про Долорес. Ведь именно она сейчас, воровато оглядываясь назад, как будто спасается бегством из этого чудесного ресторанчика. На ней красивое светло-серое платье с длинными рукавами и оголёнными плечами, которое доходит до колен, и отличные туфли («Кстати, очень удобные. В них хоть весь день пробегать можно»). Причёска, макияж и вообще весь вид говорит о том, что она не планировала сегодня вечером сбегать со свидания. Нет, она не планировала….Она надеялась, что сегодня выйдет. Выйдет перестать быть тряпкой, перестать жить нелепыми мечтами и воспоминаниями, начать вести себя как адекватный человек. «Не сегодня», - сказала память. «Как скажешь, подруга», - ответила Долорес. Девушка запрыгнула в машину и с максимально позволенной скоростью понеслась к полицейскому участку. Долорес кричала. Молотила кулаками и ногами по боксёрской груше и кричала. Это было так несправедливо, просто нечестно. Ей почти двадцать семь лет и детство с детскими влюблённостями давно прошло. Так почему образ надменного хмурого мальчишки не выходит из её памяти? Почему сердце каждый раз болезненно сжимается, если она улавливает тонкое сходство чьих-то черт с его? Почему она до сих пор не может заставить перестать оставлять раз в год письма на подушке в его комнате? Долорес правда пыталась забыть Пятого. Она пыталась встречаться с другими мужчинами. Честно старалась! Яркая в своей непосредственности, но в тоже время сильная. С годами она стала слегка стервозной и саркастичной, скрывая за этим какую-то давнюю боль, которой не хотела ни с кем делиться, становясь от этого ещё притягательнее. Один взмах почти медных волос и поклонник уже приглашает на ужин. И она давала им шанс, давала шанс в первую очередь себе. Шанс забыть его, забыть эту боль. Но в какой-то момент будто невидимый барьер останавливал её. Она чувствовала, как будто изменяет. Долорес извинялась, выходила из помещения и больше никогда не встречалась с тем, кого покинула. Вот и сейчас, как и всегда, после очередного такого свидания она приехала сюда – в тренировочный зал при участке, и лупасила с дикими криками отчаянья грушу. Долорес нанесла новый удар и обессиленная осела на пол, а затем откинулась назад и легла на пол. И тут рыдания накрыли её с головой. «Как обычно.» Она поджала колени и свернулась клубочком. «Это закончится. Это должно закончиться, должно, должно, должно закончиться», - как мантру повторяла девушка. Через какое-то время она перестанет плакать и поедет почти без сил домой. На часах будет три часа ночи, а завтра рабочий день. Наше время Долорес Маккартур 30 лет. Она помощник старшего детектива, по сути второй человек в полиции, когда дело касается расследования. Многие, кто с завистью, кто с радостью, пророчат ей место шефа через лет пять-шесть. Ведь у неё по сути идеальный послужной список. 95% раскрытых дел, 100% успехи на допросах, ни одного пострадавшего подчинённого на заданиях. Она была готова сама подставиться под пулю или нож, чем дать кому-то из доверенных ей людей пострадать. Природное благородство, комплекс героя или банальное честолюбие были тому причиной…никто сильно не задумывался над этим, включая саму Долорес. Просто как факт. Строчка в отчёте. Девушка потянулась и спустила ноги с кровати на прохладный пол. Рядом завозился какой-то парень. «Кажется Гордон…или Грег?» Долорес потрясла головой. Она справилась с собой. Она смогла. Ну как смогла. Теперь нет свиданий, есть встречи на один раз. Так проще. Почти не думаешь о том, что это измена или что-то в этом роде. Это просто физиология, простое удовлетворение потребностей. Коллеги часто подшучивали над ней, что парни, которых она выбирает, всегда похожи друг на друга – одинаково темноволосые, серьёзные, но с очаровательной улыбкой. - И всегда молоденькие! – как-то заметила Марта – секретарша и почти-подруга Долорес, - Нет, я не говорю, что ты старая, не подумай, просто как ни посмотри, всем не больше двадцати пяти. Маккартур умылась, переоделась, накрасилась и, присев на край кровати, тихонько провела рукой по плечу парня. Он открыл глаза и улыбнулся. Долорес пробила еле ощутимая дрожь. - Я ухожу на работу. В холодильнике есть яйца и сок. Ключи я оставлю на тумбочке у входа. Закрой квартиру, когда будешь уходить, а ключи закинь в окошко для почты в двери. У меня есть второй набор. Она нагнулась и чмокнула парня в щёку и до тех пор , пока тот успел что-то сказать, ушла. Так проще. Долорес села в машину и поехала на работу. Ещё со вчерашнего дня она чувствовала, как будто что-то не так. Как будто воздух стал более насыщенным. Пытаясь отвлечься от этих странных мыслей, девушка попыталась прогнать в голове детали дела, над которым так некстати вчера задремала. В доме Харгривзов - Ты хочешь сказать, что тебе 58?, - ошарашено спросил Лютер. Хотя лица остальных Харгривзов были не лучше. - Нет, 58 это мой ментальный возраст. Моему телу видимо снова 13, - Пятый всего 10 минут в этом времени, но непонимание его семьи «очевидных» истин бесило невероятно, что сквозило в каждом слове и заносчиво вздёрнутой брови. - Не понимаю, как такое возможно… - Долорес говорила, что в уравнениях ошибка. Вот она бы сейчас посмеялась. - Долорес? Пятый, при чём тут Долорес? Она же…, - Ваня пыталась внести ясность хоть во что-то, но Пятый продолжал вещать и пререкаться с родичами. В конце концов он удалился из комнаты, кинув напоследок «Такова жизнь». Пятый стоял на пороге своей комнаты и почему-то не решался войти. То была не сентиментальность, не свойственная ему и в детские года, а с возрастом и трудностями искоренённая совсем. Скорее страх. Страх, что когда он откроет эту дверь, всё станет правдой. Он увидит свои вещи на прежних местах, вспомнит не всегда счастливо детство и ту, чьим именем назвал эту несчастную пластмасску, которая была его спутницей долгие годы в апокалипсисе. И станет правдой то, что он так отвратительно прожил эти долгие годы, и станут правдой убийства, совершённые им в рядах Комиссии, что все цели и планы на "взрослую жизнь" пошли далеко и на долго, что Она сейчас взрослая женщина, возможно даже не в этом городе (ведь её трупа Пятый не нашёл, да и не искал – это было уже слишком), и что он безвозвратно потерял всё это. Пятый выдохнул, привычным усилием воли взял себя в руки, вошёл в комнатуи огляделся. «Мама не изменяет своим алгоритмам», - подумал мальчик. Мальчик ли? Кто он сейчас? Старик? Подросток? А может что-то по середине и он может звать себя мужчиной? Плевать на то, как к нему относятся остальные и что думают, но как ему самому думать о себе? Пятый дёрнул головой. Самоидентификацию можно и на потом оставить. Сейчас важнее спасти мир. Он переоделся в школьную форму (ведь ничего другого его размера не было), осыпая её и отца с его нежеланием покупать детям нормальную одежду всеми возможными проклятиями, которые знал. Когда Пятый зашнуровывал ботинки, то сел на кровать. Та, скрипнув под ставшим непривычным за годы пустования весом, слегка прогнулась и в бедро Харгривза что-то легонько тыкнулось острым уголком. Пятый обнаружил письмо. Он взял конверт в руки и повертел его. Получаетль: Номер Пять Харгривз Отправитель: Долорес Маккартур Дата: 2007 год Пятый рвано выдохнул. Он опёрся рукой о кровать и почувствовал под ладонью бумагу. Номер Пять посмотрел туда, и его глаза расширились.

***

Пятый сидел на своей кровати и читал Её письма одно за другим. Он просто не могу поверить в то, что все эти годы она ждала его. Вместе со словами, которые он так жадно вбирал, Пятый как будто видел, как Она взрослеет, как становится безразличной ко всему бунтаркой, как уезжает в Вашингтон, как меняется, становится старше, мудрее, учится заново жить. Полная безнадёга и отчаянье сменялись в письмах гордостью за успехи, надеждой на будущее. Он со слабой улыбкой замечал, как менялись её подчерк и манера письма. В каких-то посланиях она его проклинала, в каких-то сомневалась, что он вообще существовал, но неизменно заканчивала одной и той же фразой «Всегда твоя Долорес». С каждым новым распечатанным конвертом у Номера Пять в груди тянуло всё сильнее, а горло как будто что-то сжимало. Вся выдержка, закалённый годами сражений и одиночества, характер, невозмутимость, которой он так гордился, всё это сейчас изменило ему. На последнем, семнадцатом письме, у него начали трястись руки. Не дочитав Пятый вскочил и переместился вниз. Кто-то в этом доме точно должен был знать, где Её найти. Первым на глаза попался Пого. - Где она? Где Долорес? - Пятый не говорил, а цедил каждое слово через зубы. - Я не совсем понимаю, мистер Пятый… - Не строй из себя дурака, Пого. Ты прекрасно понимаешь, о ком я, - Номер Пять угрожающе шагнул на допрашиваемого. Казалось верный помощник их отца удивился, но затем снова надел маску непроницаемой мудрости. - Я не знаю, но, возможно, вы сможете найти её в участке полиции. Я слышал, что она там работает. - Отлично. Пятый переместился туда, где по его воспоминаниям должен был быть участок. Он оказался ровно через дорогу от входа в него. Харгривз и не заметил, что всё ещё сжимает в руке последнее письмо. Из участка выходили люди – сотрудники, потерпевшие и отпущенные, женщины и мужчины, но Она не появлялась. Пятый силился заставить себя переместиться туда, найти любого сотрудника и выпытать у него Её местонахождения, но он почему-то не мог заставить себя сдвинуться хоть на миллиметр. И тут, как гром среди ясного неба, из здания вышла девушка. Она на ходу завязывала пояс на сером пальто и, взяв по удобнее сумку пошла вниз по улице. Пятый сразу узнал Долорес Маккартур. Только она могла так уверенно идти, не замечая ничего вокруг, только она могла заставить его двигаться. И он двинулся. Секунда и он уже стоит в паре метрах за ней, но людей было слишком много и перемещаться между ними почти невозможно. Она становилась всё дальше от него, а продраться сквозь толпу было похоже на одно из невыполнимых заданий отца. Пятый собрался с духом и на всю улицу крикнул: - Долорес! Рыжая макушка, видневшаяся ему в толпе, замерла. И тут как будто людей стало резко меньше. Пятый чётко увидел Долорес, её выпрямившуюся в струнку спину и расправленные плечи. Девушка медленно повернулась, и Пятому открылось её растерянное лицо. Сумка выпала из её руки и, как в замедленной съёмке, Долорес подошла к нему. Пятый про себя усмехнулся – прошло столько лет, а они одного роста. В серых глазах Маккартур сейчас было столько надежды и желания, чтобы всё это было правдой, что у Пятого очередной раз перехватило дыхание. Девушка подняла руку и, желая удостовериться в происходящем, дотронулась до его груди. Как только её пальцы коснулись формы Академии, оба рвано вздохнули. Девушка подняла увлажнившиеся глаза, вглядываясь в знакомы черты. - Привет, - только и смог срывающимся голосом сказать Пятый. Долорес прижала его к себе, заключая в самые крепкие объятья в его жизни. Выдержка Пятого отказалась сейчас функционировать окончательно, и он прижался к Маккартур, отчаянно желая остаться в этом моменте навсегда. Харгривз уткнулся лицом ей в шею и вздохнул полной грудью, впервые в этом времени. Долорес била мелкая дрожь. Похоже, она плакала и что-то шептала себе под нос. Пятому не надо было прислушиваться, чтобы понять, что это «вернулся». Наконец, Долорес ослабила хватку и снова взглянула на него, на этот раз заплаканная и такая счастливая. Она опёрлась о его лоб своим, и оба блаженно прикрыли глаза.