Драбблы

      Холодный северный ветер колыхал степные травы, задувая колючим морозом за шиворот путников Скайрима. Шёл сто восемьдесят шестой год четвёртой эры, тирдас, двенадцатый день начала морозов. День стоял ясный и солнечный, люди вели свой нехитрый быт, дети носились по улицам. Урожай был давно собран, дрова нарублены — всё ожидало прихода зимы.       Здесь, на самой высокой горе Скайрима, царил пронизывающий холод, но плотная шкура дракона спасала даже от самого лютого мороза. Седобородые же и вовсе прятались за толстыми стенами замка, разжигая факелы, свечи и камины везде, где они только имелись.       Партурнакс гордо восседал на поломанной стене слов, размышляя над словом «гар»* — «выпускать из себя неистовые потоки ветра и разить врагов силой своего ту’ума», как вдруг заметил странности в обычно неизменном Тид-Аран. Вихрь Временного Разрыва начал неистово закручиваться, всё сильнее и сильнее набирая обороты, становясь плотным, вязким и совершенно непрозрачным. Младший брат Алдуина напрягся в ожидании и не спешил подходить к аномалии ближе, чем сейчас.

***

      Необычный феномен продолжался около недели, столп вихря уже поднимался к небесам, а диаметр его вырос настолько, что затронул даже излюбленное место медитации сына Акатоша, чем вынудил его знатно понервничать и сменить место дислокации на самую вершину Монавен. Его ученики, Седобородые старцы, не раз наведывались к своему учителю и выражали отнюдь не беспочвенные опасения о сохранности не только Скайрима, но и всего Мундуса*, ведь само время вышло из-под контроля.       Древнейший дракон беспокойно размахивал хвостом, то приподнимаясь на задние лапы, то вытягивая шею ближе к внезапной аномалии, пытаясь понять, чем же вызвано такое несвойственное Временному Разрыву поведение и нужно ли с этим что-нибудь делать?       Долго мучиться сомнениями Партурнаксу не пришлось: всё завершилось так же внезапно, как и возникло. Вихрь стал быстро уменьшаться, ветер, поначалу хлеставший так, что даже дракона с места сдувало, затих, оставив после себя воронку в вековом слое снега до самых камней, с сотворения мира не видевших солнца.       Казалось, даже мир, и всё разумное, что в нём обитало, сосредоточенно замерло, обратив всё своё внимание на Глотку Мира. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было, потому что ни Аэдра, ни Даэдра не могли оставить без внимания столь занимательное событие.       В воронке лежала девочка.       Человеческий детёныш, не больше трёх годов отроду, лежал на камнях в простецких льняных штанах и холщовой рубашке, однако вся эта незамысловатая одежда была сделана добротно и с любовью, о чём свидетельствовали вышитые на рукавах, горловине и подоле нарядные узоры.       Появление нового действующего лица на сцене удивило мудрого наставника людей даже больше, чем стремительное изменение состояния Тид-Аран. Он осторожно спланировал с вершины и навис над распластавшимся на спине тельцем, с интересом его разглядывая.       Ребёнок был худощав, темноволос и точно жив — вот и всё, что успел отметить про себя дракон, прежде чем девочка поёжилась и раскрыла свои чудны̀е фиолетовые глаза*.       Он ожидал чего угодно: тихих слёз, криков, истерик, но уж точно не того, что этот маленький храбрый человек, прищурившись, улыбнётся так ярко, почти светясь, то ли от счастья, то ли от лучика солнца, выглядывающего из-за головы Партурнакса. Она протянула руку и немного боязливо попыталась притронуться к покрытому чешуёй подбородку, однако её рука рябила и рассеивалась при любой попытке коснуться. — Гя́о и́зо мар гту́о са́лимеит? Зу мар е́кхе ная́оноз яово́ль?* — с восхищением спросила она. — Ди кросис*, извини, дитя, но я не понимаю тебя, — с неподдельным сожалением пророкотал Партурнакс. Он действительно очень хотел бы знать, что говорила эта маленькая девочка. — Мари́ гту яйо́ паракхо́аль… И́зо у́льмальм те́тчи фи́о мари? Ва́рсали фио мари?* — грустно спросила она его, но тут же широко улыбнулась, озарённая пришедшей в голову идеей. Она потыкала в себя пальчиком и громко сказала: — И́льмар А́льмте! — а потом с намёком перевела руку на дракона. — Гм-м, — одобрительно хмыкнул младший брат Алдуина, оценив её задумку и представившись в ответ, — Партурнакс. — Пор-тур-накхз? — с трудом проговорила она и вопросительно уставилась на дракона, который не сдержал смешка от коверканья своего имени.       Он покачал головой и чётко по слогам проговорил своё имя: — Пар-тур-накс, — на что Ильмар с энтузиазмом отреагировала и снова попыталась повторить. — Пар-тур-нагз? — она сморщила нос на последнем слове. Один из старейших жителей мира фыркнул — его забавлял иноземный акцент — и снова попытался исправить. — К-с, — отрывисто проговорил он. Альмте долго молчала, наморщившись, но потом снова попыталась произнести его имя по слогам. — Пар-тур-на-к-с, — всё же смогла повторить она. В тот же момент вышеназванный дракон почувствовал, что произнесённые ею слова несли в себе силу ту’ума. Будто кто-то призывал его из далёких-далёких земель.       «Она владеет силой голоса в таком юном возрасте? Какое… необычное дитя. Она сделала это осознанно или не ведает о своём даре? И откуда идёт зов? Настало время пророчества? Может ли тогда этот человеческий детёныш быть Довакином? Тогда почему же она нематериальна?»       Окунувшись в тяжёлые думы, он не переставал отмечать её несвойственное детям поведение. Она совсем не боялась ни его, ни астрального путешествия в незнакомое место, что было совсем не похоже на людей Нирна*. Они бы скорее ударились в слёзы и крики — причём и мужчины, и женщины, и дети, — по пробуждению внезапно увидев над собой морду дракона. И было бы непонятно, чего они испугались больше: перемещения или его, Партурнакса.       В это же время ребёнок спокойно поднялся и уже во всю изучал окружение, пытаясь заглянуть за образовавшуюся воронку и особенное внимание уделяя небезызвестному сыну Акатоша.       «Не была бы духом, точно бы пощупала, понюхала да на зуб попробовала», — со смешком подумалось дракону. Человеческое дитя порождало в нём огромнейший интерес и какое-то странное нетерпеливое ожидание встречи, что ещё больше вызывало его недоумение, ведь она была здесь, прямо перед его носом, пускай и лишь в форме эфемерной субстанции.       Маленькая егоза оббегала всё доступное пространство и теперь с повышенным любопытством рассматривала младшего брата Алдуина, чуть ли не под хвост ему заглядывая. — Фира́н жа? Аль альмуви́р яйо рыхельдде́ анса́ли, дюральда́ пок ра́под? — Она попрыгала на месте, опять пытаясь разузнать, что же находится за пределами воронки. — Карме́тча? Ква́рани гекхтча́ль нав о́льма яйор ма́аль. Жа фио цви́рмо на́ву? Ту́о мари мао тча́льмо вильква́ран? О ю́лите? — Пускай дракон и не понимал ни слова, девочку это не особо волновало, и она всё болтала что-то на своём языке, засыпая его вопросами. — Ео, мари фио яйо паракхоаль гту мааль… — Ильмар состроила жалобное личико. — А а́нсали, аль эльги́ма тче о́бхильде на́азаль, жельмари́ль ва́раниква́разу екхе зильде́риж ма́ту ал́ькхе. Кхаба́льди! Ольхельдде ́ двар е нарга́ль, — её лицо снова светилось от счастья, но быстро потухло, как будто она вспомнила что-то не очень приятное. — Ео! Нарга́льи! Кхибари́жде фио га алькы́-ыр… Бу́льи е гту яйо ка́мар е парса́т. — Всё это время Партурнакс стоял молча и пытался анализировать ситуацию.       «Маленькая человеческая девочка, говорящая на неизвестном мне языке, появилась из временного разрыва и явно не была напугана. Здесь напрашиваются только два вывода: либо она слишком мала и не понимает, что происходит, либо прекрасно понимает, а это перемещение было запланированным».       Более правдивым он считал второй вариант, ведь тогда он подтверждал и ещё одну его теорию о том, что Ильмар Альмте — иномирянка, попавшая на Нирн из-за слияния временных потоков её мира и Мундуса. Пускай в это было сложно поверить, но другого объяснения тому, что она не владела ни драконьим, ни тамриэликом, у него не было.       «Впрочем, возможно, она пришла из какого-нибудь плана Обливиона? * Но тогда всеобщий был бы доступен ей. Или, может, она… из расы двемеров?» — А ансали, мари яйо сали́б хе́льги, аль ма́рун рапа́ль, те́фиа турижде́ яйо инькхо́аль! Ео, ра́мана, о а́льмитг ма́рсали зар? — Ильмар наивно хлопала глазами, вновь позабыв, что собеседник её не понимает. — Им фи́ма хельги ульмква́ри, ду мари екхе, сари́н, зиква́ран… О гекхэ́ль мари натч и́о гну яйо юльква́ран? Дюральбаква́ран? — тут она прервалась и посмотрела на своё особенно зарябившее тело. — Екхе тчатчео́ль? Жаже́о ма́рго… — она отстранилась от дракона и резко подняла голову, заглядывая в серые глаза. — Цвиргальква́ра ульмде́ мари га па…? — её речь оборвалась на полуслове, и девочка окончательно исчезла.       Партурнакс был немного оглушён столь стремительно развивающимися событиями и некоторое время просто смотрел на место, где совсем недавно стоял странный человеческий детёныш.       Крупная пушистая снежинка, сбив оцепенение, упала ему на нос. Дракон поднял голову, всматриваясь в начавшее затягиваться тучами небо. Эта встреча была такой же стремительной, как вулд*, и… будто смахнула пыль с древнего фолианта, позволила младшему сыну Акатоша встряхнуться и забыть о скуке. Он знал, что они ещё встретятся. Может, эта девочка и не Довакин, но точно сыграет большую роль в судьбе всего мира однажды.       «И всё же, что она мне сказала?» ___________________________________________________________________________________________________ В комментарии опять не поместилось. Гар — выпускать. Крик из даконоборна, одно из слов силы ту’ума «циклон». Мундус — план бытия, охватывающий планету Нирн. Фиолетовый цвет глаз имеют люди, которые подверглись генетической мутации, носящей название «происхождение Александрии». Это происходит вследствие появления двойного ряда генов. На само зрение такой цвет никак не влияет. Зато он может повлиять на сердечные заболевания, но в категорию подверженных этим болезням попадает всего 7% людей. Ди кросис — моё извинение/прости. Нирн — планета, на которой всё и происходит. Обливион — пространство, окружающее Мундус и все остальные планы бытия. Вулд — вихрь. Слово силы из стремительного рывка. Ильмар Альмте — иномирянка, не принадлежащая не одному из планов Обливиона, потому и и говорит на неизвестном Партурнаксу языке. Также, отмечу, что в языке её народа нет некоторых букв, потому «соулмейт» звучит как «салимеит», а имя Партурнакса произносится с трудом. Перевод её реплик: — Так это ты мой соулмейт? И ты уже настоящий дракон? — Ты меня не понимаешь… это странно, где же ты? Кто же ты? — Где мы? Я отсюда не вижу ничего, что за местность? Карметча? Но высоких гор там нет совсем. Мы же на горе? Или ты себе просто норку вырыл? А зачем? Ой, ты же не понимаешь меня совсем… Ну ничего, я ещё раз приду, попозже, надеюсь тогда уже понимать тебя буду. Точно! Попрошу артефакт у дедушки. Ой! Дедушка! Ругать же опять будет… Всё у меня не как у людей. — Но ничего, ты не скучай только, я быстро вернусь, даже оглянуться не успеешь! Ой, точно, а сколько тебе лет? Мне пять только исполнилось, но ты уже, наверное, понял… А почему ты сам ко мне не приходил? Стеснялся? Уже пора? Слишком рано… Тогда получается ты из дру…?