Полёт феникса

      Первого сентября ровно в восемь утра лорд Пруэтт аппарировал на небольшую бетонную площадку, располагающуюся в метре от главных ворот Азкабана.       Дамиан всегда был человеком слова. Да даже если бы и не был, нужно быть полным идиотом, чтобы пытаться нарушить клятву, данную самой Смерти.       Два связующих ритуала — для него с братом и для Фреда с Джорджем — прошли без сучка и задоринки. Близнецов даже не пришлось уговаривать: стоило ребятам только узнать, что отныне они будут единым целым, и даже смерть заберёт их одновременно, то сразу же охотно согласились. И Дамиан вздохнул с облегчением: меньше всего на свете ему хотелось принуждать внуков к столь серьёзному шагу. К счастью, обошлось. Теперь осталось выполнить самое последнее условие Верданди…       Начальник охраны Азкабана встретил лорда Пруэтта радушной улыбкой — ещё бы, тысяча галеонов заставит дружелюбно улыбаться даже человека с параличом лицевых мышц.       — Добро пожаловать в Азкабан, лорд Пруэтт, — мужчина низко поклонился и жестом пригласил следовать за ним.       Несмотря на то, что Азкабан официально закрыт для посещений, организовать визит оказалось до неприличия просто. Стоило только Дамиану немного напрячь свои связи и позвенеть кошельком, как для него открылись, фактически, все двери. Более того, во время предварительной встречи начальник тюрьмы весьма недвусмысленно намекнул Пруэтту, что узники умирают очень часто и если смерть одного из них «случайно» совпадёт с визитом Дамиана, ни у кого это не вызовет ни малейших подозрений. Подобная циничность вызвала у Пруэтта острый приступ дурноты: мужчина органически не переваривал людей, опускающихся до откровенной жестокости по отношению к тем, кто не может дать отпор.       Нужная камера располагалась на четвёртом этаже точно посередине коридора. На двери, ведущей в коридор, начальник тюрьмы прикрепил небольшой талисман, напоминающий маггловский «Ловец снов».       — Это артефакт, отпугивающий дементоров, — поймав вопросительный взгляд Пруэтта, объяснил мужчина. — Вам нужна камера под номером семь, — он опустил руку в карман своей серой форменной мантии и извлёк из неё небольшой предмет, напоминавший пуговицу, которую и протянул Дамиану. — Как только закончите, сожмите её в руке и произнесите моё имя, я сразу же за вами приду.       Дамиан коротко кивнул и забрал «пуговицу», для надёжности убрав её в нагрудный карман своего жилета. Уверенной поступью пройдя по коридору, Пруэтт замер перед металлической дверью с облупившейся табличкой с цифрой семь. Внутри что-то болезненно сжалось: последний раз Долохова Дамиан видел во время суда. И надеялся, что больше никогда не увидит.       Сделав глубокий вдох, точно перед прыжком в воду, мужчина отодвинул засов, открыл тяжёлую дверь и вошёл в камеру, размером напоминавшую каменный мешок.       Антонин сидел в дальнем конце камеры прямо на голом полу. Впрочем, где бы ему ещё сидеть? Никакого намёка на кровать или стул здесь не было и в помине. Длинные спутанные волосы, напоминавшие перекати-поле, спадали узнику на ссутуленные плечи. Услышав звук открывающейся двери, Долохов приподнял голову, и Дамиан увидел бледное, измождённое лицо, на котором лихорадочно блестели тёмные глаза.       — Лорд Пруэтт? — Антонин оскалился, точно бродячий пёс, почуявший опасность. — Какими судьбами?       — Здравствуйте, мистер Долохов, — Дамиан с огромным трудом вытолкал из своего горла слова приветствия.       Все эти годы он ненавидел Долохова всей своей душой. Засыпая по ночам, Пруэтт часто представлял, как он собственными руками перерезает горло этому мужчине, а затем бездыханное тело выбрасывает на каком-нибудь пустыре, чтобы его разорвали стервятники. О том, что в этом мире есть множество людей, мечтающих о том же самом по отношению к нему самому, ибо его собственные прегрешения ничуть не меньше долоховских, Дамиан старался не задумываться. Но теперь отворачиваться от неприглядной истины не получалось. Поэтому, обречённо вздохнув, лорд Пруэтт бесшумно прикрыл за собой дверь камеры и, после короткой заминки, опустился на пол возле стены, таким образом, оказавшись лицом к лицу с убийцей своих сыновей.       — Я ненавижу тебя, — после достаточно продолжительной паузы, во время которой Долохов не сводил внимательного взгляда со своего гостя, но при этом не задал ни единого вопроса, уверенно заявил Дамиан. — Ты отнял у меня обоих сыновей.       Антонин вновь промолчал.       — Однако и я был неправ, — эти слова дались Дамиану ещё труднее. — В данном конфликте… ты поступил благородно. Правильно. Гидеон и Фабиан… — имена сыновей больно резанули горло, но мужчина всё равно заставил себя продолжить: — Были сами виноваты. Они спровоцировали дуэль. И поплатились жизнями. Мне не следовало обращаться в Визенгамот — это должно было остаться только между нами. Я… — Дамиан запнулся и судорожно стиснул пальцы, больно впиваясь ногтями в собственные ладони. — Я приношу свои извинения. За то, что не смог достойно воспитать сыновей. И за то, что позволил боли затмить разум и, воспользовавшись ситуацией, поспособствовал твоему заключению.       Несколько долгих, томительных мгновений Долохов смотрел в лицо Пруэтту, словно пытался в нём что-то разглядеть. А затем, опершись рукой о стену, вдруг поднялся — при этом макушка Антонина практически коснулась потолка, — и, слегка покачнувшись, поклонился.       — Лорд Пруэтт, — твёрдо проговорил Пожиратель, наградив сидящего перед ним мужчину строгим взглядом. — Я, лорд Долохов, принимаю ваши извинения. И от лица Рода, Главой коего являюсь, приношу свои извинения: несмотря на недопустимость поведения ваших сыновей, мне необходимо было сделать скидку на их юный возраст и горячность. Конфликт можно было решить мирно, не доводя до дуэли. Я пошёл на поводу у ревности и собственной гордыни — это было недопустимо.       Дамиан ощутил, как в горле встал предательский ком, мешая даже полноценно вздохнуть, не то, что говорить. Однако мужчина, вслед за своим собеседником, поднялся на ноги и поклонился в ответ.       — Я принимаю ваши извинения, лорд Долохов, — через силу выдавил из себя Пруэтт. — Отныне между нами нет долгов.       — Отныне между нами нет долгов, — эхом повторил за ним Антонин. А затем, после короткой паузы, добавил: — Я сочувствую вашей потере. Знаю, мои слова для вас ничего не значат. И всё же мне жаль.       — Мне тоже, — кивнул на это Дамиан. — Но пролитое зелье не соберёшь. Остаётся только двигаться дальше.

***

      Вернувшись домой, Дамиан тут же оказался в крепких объятиях брата. После проведения ритуала братья начали ещё острее чувствовать друг друга, фактически разделив эмоции на двоих. Поэтому Игнатиусу не требовались слова, чтобы знать, что его брат подавлен и полностью разбит встречей с Долоховым.       — Садись, — Игнатиус утащил брата в рабочий кабинет и насильно усадил на низкий кожаный диван, в то время как сам опустился перед ним на корточки и принялся успокаивающе растирать ледяные ладони в собственных руках. — Виски?       — Не нужно, — вяло покачал головой Дамиан, нечитаемым взглядом разглядывая лицо брата, являвшееся точной копией его собственного. — Просто посиди немного со мной.       — Разумеется.       Игнатиус уселся на диван и решительно приобнял брата за плечи, прижимая его к своему боку. Тяжело вздохнув, Дамиан устало прикрыл глаза и позволил себе немного расслабиться, положив голову на плечо своего близнеца.       Не прошло и минуты, как откуда-то сверху раздался дикий грохот, словно кто-то уронил шкаф с большой высоты.       — Я не хочу знать, что они взорвали на этот раз, — бесцветным голосом проговорил Дамиан, даже не пошевелившись от столь громкого звука. — И я несказанно рад, что эти два генератора неприятностей через час отправятся в школу.       Игнатиус понимающе хмыкнул. Несмотря на то, что ребята провели в доме совсем немного времени, Пруэтты в полной мере успели осознать, какой «подарочек» представляют их внуки. Нет, к Персивалю не было никаких вопросов, он был просто образцово-показательный Наследник, которым может гордиться любой Род. А вот остальные… сущее наказание. Младшие в лице Рональда и Джиневры — капризные, чересчур вспыльчивые, постоянно требующие внимания к собственной персоне, при этом абсолютно ничего не желающие делать. Фред и Джордж и вовсе сгустки хаотичной энергии: постоянно находятся в движении, что-то выдумывают и каждую свободную минуту проводят в лаборатории, специально оборудованной в их покоях. Как итог: постоянные взрывы, пожары и даже одно затопление, с которыми, к счастью, без труда пока справляются домовики, по очереди дежурящие рядом с покоями близнецов.       — Мы знали, на что шли, принимая их в Род, — мягко заметил Игнатиус, улыбнувшись самыми уголками губ. — На протяжении многих лет этот дом напоминал могильник. А сейчас он живой. Да, немного смахивающий на отделение душевнобольных в Мунго, но всё же…       В коридоре послышались торопливые шаги, а затем в дверь кто-то негромко, но уверенно постучал.       — Войдите, — разрешил Игнатиус, слегка подобравшийся, морально готовясь услышать красочный рассказ об очередном безобразии, учинённом близнецами, однако даже не подумавший выпускать брата из своих объятий.       Дверь бесшумно открылась, и в комнату вошёл Перси, облачённый в свою рабочую мантию тёмно-синего цвета.       — Дамиан, Игнатиус, — Перси уже привычно склонил голову в знак уважения перед старшими членами семьи. — Прошу прощения, если помешал, но мне нужно с вами поговорить.       — Ты ничем нам не мешаешь, Перси, — Игнатиус наградил юношу тёплой улыбкой и жестом предложил занять кресло. — Мы тебя внимательно слушаем.       Перси занял предложенное место, затем достал из кармана сложенный вдвое лист пергамента, который и протянул Дамиану как Главе Рода.       — Это письмо пришло сегодня утром, — сообщил юноша несколько деревянным голосом. — Оно от род… — Перси запнулся и поспешно исправился, — от мистера и миссис Уизли. Они просят о встрече.       Дамиан с нечитаемым выражением лица пробежал глазами по короткому письму, написанному знакомым округлым почерком.       — Не вижу причины, по которой ты не можешь встретиться с отцом и матерью, если у тебя есть на то желание, — пожал плечами Дамиан, возвращая письмо обратно юноше. — Перси, я понимаю, что тебе сейчас тяжело, столько всего сразу свалилось на твои плечи, ты стал Наследником и теперь старательно пытаешься соответствовать новому статусу. Однако ты должен понимать: я — не твой хозяин. Ты не обязан бегать ко мне отчитываться за каждый свой шаг. Ты — взрослый, совершеннолетний маг, да ещё и весьма умный. Ты вполне в состоянии принимать решения сам.       Перси растеряно посмотрел сначала на Дамиана, затем на Игнатиуса, и внезапно как-то весь поник и ссутулился.       — Простите, Глава, что напрасно отнимаю у вас время своими глупостями, — глухо проговорил юноша, низко опустив голову.       — Это не так, — резко оборвал его Дамиан, решительно высвобождаясь из объятий брата и выпрямляясь, натягивая на лицо маску холодной отчуждённости — привычный способ отгородиться от всего мира и спрятать собственную тревогу. Однако, поймав предостерегающий взгляд Игнатиуса, сразу же поубавил свою «ауру величественности» и добавил мягких ноток в свой голос: — Перси, ты не обуза для нас. И, разумеется, ты можешь приходить и ко мне, и к Игнатиусу с любой проблемой или вопросом — мы никогда тебя не прогоним, внимательно выслушаем и постараемся помочь. Я просто хочу, чтобы ты понимал: ты мой внук и Наследник, а не бесправный домовой эльф. Я не откажусь от тебя, если ты проявишь чуть больше самостоятельности.       Перси судорожно сглотнул и крепко стиснул кулаки.       — Мистер и миссис Уизли придерживались иного мнения, — сознательно избегая слов «мать» и «отец», мрачно проговорил юноша. — Особенно в последние месяцы, когда я отказался поддерживать идеи директора Дамблдора и открыто выступал в защиту позиции Министерства. Они сказали… — Перси поджал губы, и Игнатиус с Дамианом заметили, как в голубых глазах засверкали непролитые слёзы, — сказали, что я предал семью. Променял её на карьеру.       Игнатиус длинно вздохнул, затем поднялся с дивана, подошёл к юноше и решительно обнял его, привлекая к своей груди.       — Бедный, бедный мальчик, — нежно проведя рукой по идеально зачёсанным назад рыжим волосам, проговорил мужчина. — Я могу только представить, как тяжело тебе пришлось: быть изгоем в собственной семье — такое и врагу не пожелаешь.       — Однако теперь ты не с ними, — сухо напомнил Дамиан. По природе будучи более замкнутым человеком, нежели Игнатиус, он не мог позволить себе открыто проявлять сочувствие или симпатию. Но и не поддержать расстроенного внука тоже не мог. — Ты — Пруэтт. Мой внук и Наследник. Даже если наши с тобой взгляды по каким-то вопросам разойдутся — не важно, в отношении политики или чего-то ещё, — ты всегда будешь членом семьи. Я не выставлю тебя за порог только потому, что твоё мнение отличается от моего.       — Спасибо, дедушка, — Перси с благодарностью посмотрел на Дамиана, продолжая прижиматься к груди Игнатиуса, позволяя себе ещё немного насладиться чувством поддержки и защищённости, которые он не испытывал с тех пор, как Чарли с Биллом покинули родительский дом. — С моей стороны будет очень невежливым проигнорировать письмо миссис Уизли?       — Правила хорошего тона требуют отвечать на письма, особенно если в них содержится некая просьба или приглашение, — заметил Дамиан. — Впрочем, я не стану тебя осуждать, если ты в данном случае предпочтёшь проигнорировать приличия в угоду собственному душевному равновесию. Если хочешь, я могу сам написать Молли…       — Если не трудно, — Перси смог выдавить из себя слабое подобие улыбки.       — Совершенно не трудно, — заверил его Дамиан, изящным взмахом руки призывая к себе со стола пергамент и перо с чернилами. Он не собирался откладывать это в долгий ящик. Если его внук не желает общаться с родителями, значит, он со своей стороны сделает всё возможное, чтобы те не имели ни малейшей возможности пересечься с ним даже случайно.