Полёт феникса

      Сириус стоял под дверью кабинета Люциуса Малфоя и внимательно прислушивался к собственным ощущениям: весь день от хозяина дома исходило острое чувство тревоги, щедро сдобренное раздражением. Однако рядом с Гарри эмоции Малфоя сразу же изменились: тревога и раздражение утихли, — словно огонь залили водой, — уступив место тихому умиротворению.       Раньше Сириус никогда не задумывался о чувствах других людей. Как Наследник древнего — а главное крайне богатого, — Рода, он был крайне избалованным юнцом, которого не волновало ничего, кроме собственного удовольствия и удовлетворения сиюминутных желаний. Да, в школе он подружился с Джеймсом, Ремусом и Питером, однако, при всей своей браваде, положа руку на сердце, Сириус всё равно на первое место ставил себя любимого. Он с удовольствием поддерживал Джеймса в его бессмысленной войне со слизеринцами в общем и со Снейпом в частности, но исключительно потому, что ему самому это нравилось. То же самое касалось их ночных прогулок в полнолуние с Люпином. Нет, Сириус искренне любил своих друзей, а впоследствии и крестника, но весьма странной любовью. Когда Лили ходила беременной, Сириус часто ссорился с Джеймсом из-за того, что друг перестал уделять ему внимание, полностью сосредоточившись на семье. С появлением на свет Гарри ситуация только осложнилась: Блэк, добровольно согласившийся на обряд крестничества, оказался привязан к крестнику крепкими узами, породившими в его сердце чувство собственничества. И если Лили и Джеймса, как кровных родителей, он ещё готов был терпеть рядом с крестником, то Ремус и Питер вызывали в нём неконтролируемый гнев, вызванный ревностью. Именно этот гнев, сдобренный уязвлённой гордостью — как это он, аврор, не смог разглядеть предателя? — а не горе от потери друзей, заставил Блэка в тот роковой Хэллоуин отправиться на поимку Питера, бросив крестника, фактически, на произвол судьбы.       Тесное общение с дементорами на протяжении двенадцати лет, проведённых в Азкабане, немного прочистило Блэку мозги, поумерив его гонор, однако не смогло изменить мужчину полностью. В сущности, Сириус остался всё тем же двадцатилетним бунтарём-подростком, зацикленным на собственном «я». Которое было беспощадно подавлено ошейником Баргеста.       В первую ночь после того, как Гарри надел на крёстного ошейник, Сириус, будучи не в силах заснуть от странной пустоты, царящей в голове, словно все мысли и эмоции кто-то стёр беспощадной рукой, неподвижно лежал в своей постели, устремив невидящий взгляд в потолок.       Внезапно на его лоб легла чья-то прохладная изящная ладонь. Сириус, находясь в состоянии полной апатии, перевёл взгляд: на краю его постели сидела красивая темноволосая женщина с пронзительными ярко-зелёными глазами.       — Бедный, бедный мальчик, — ласково проговорила незваная гостья, мягко запуская тонкие пальцы в непослушные пряди на макушке мужчины. — Храбрый, но такой глупый. Недолюбленный, запутавшийся ребёнок, потерявшийся в лабиринте собственных тёмных мыслей и чужой воли. Но, ничего, Сириус, ещё не всё потеряно. Я вижу, ты хочешь исправиться, хочешь стать достойным крёстным для Гарри. Я дам тебе такой шанс. Но используй его с умом — третьего уже не будет.       Переместив руку на ошейник, плотно обхватывающий шею Сириуса, женщина широко улыбнулась… и исчезла, словно её и не было. Однако после этого Сириус почувствовал, как мысли и эмоции, точно вода сквозь прорвавшуюся плотину, заполняют его голову.       «Кто это, соплохвоста мне в штаны, был? — растеряно подумал Блэк, рывком садясь на постели и окидывая комнату испуганным взглядом. — Похоже, я окончательно спятил».       На следующее утро, несмотря на то, что собственное «я» снова вернулось к Сириусу, он всё ещё находился под действием ошейника Баргеста, и был вынужден подчиняться любому слову, которое ему скажет Гарри или Ремус. Однако теперь, бонусом, Бродяга ещё и начал ощущать эмоции окружающих его людей. И это оказалось… странно.       В их компании Мародёров Сириус сильнее всего был привязан к Джеймсу, Ремус и Питер были лишь чем-то вроде своеобразного дополнения к ним двоим. Сейчас же, находясь рядом с Люпином, Сириус ощущал щемящую нежность, исходящую от друга, щедро сдобренную тревогой с нотками сожаления. Любой приказ, который Ремус был вынужден отдать ему — а делал он это чрезвычайно редко, — отзывался в сердце Бродяги острой болью. Только боль эта принадлежала не Сириусу.       Следующей ночью, едва только Сириус остался один, в его комнате вновь появилась зеленоглазая незнакомка. На ней было надето красивое платье из ярко-алого шифона, а густые чёрные волосы уложены в сложную причёску на затылке.       — Как прошёл день, Сириус? — весело спросила она, опускаясь на шаткий стул, стоявший возле шкафа.       — Кто вы? — спросил Сириус, ощущая, как магия ошейника сходит на нет в присутствии незнакомки.       — Можешь называть меня Верданди, — представилась гостья. На мгновение комнату заполнила обжигающе-ледяная магия, и Сириус судорожно сглотнул, внезапно догадавшись, кто именно почтил его своим присутствием. Всё-таки, каким бы неучем Блэк ни был, Ориону в своё время удалось вбить в его дурную голову некоторые азы.       — Вы — Смерть, — дрогнувшим голосом проговорил Бродяга, скорее утверждая, нежели спрашивая. — Вы пришли за мной?       — Да, — Верданди мягко улыбнулась. — Но не по той причине, которую ты нафантазировал, — изящно закинув ногу на ногу, Верданди откинулась на спинку стула, который за секунду преобразился, превратившись в чёрный каменный трон. — Одного небезразличного мне человека крайне волнует твоя судьба. И поскольку ты доказал, что в твоей буйной голове всё же имеются зачатки сознания, я решила тебе помочь. Принимать мою помощь или нет — дело, конечно, твоё. Но должна тебя предупредить: жить тебе осталось всего до мая месяца. Ты можешь провести остаток своих дней бесправным рабом, от которого шарахается даже собственная семья. Или же уйти красиво.       — Я хочу уйти красиво, — не раздумывая, ответил Сириус. — Желательно, пав в бою, если это, конечно, возможно.       Губы Верданди тронула лёгкая улыбка.       — Почему же невозможно? — в зелёных глазах вспыхнули озорные искорки. — Я с удовольствием исполню твоё желание.       Сириус почувствовал удовлетворение.       — Что я должен делать? — прямо спросил он, будучи не приученным ходить вокруг да около, плетя бессмысленные словесные кружева.       — Ничего особенного, — заверила его Верданди. — Просто я хочу, чтобы ты на сутки впускал в своё тело одного из своих предков — у некоторых из них остались кое-какие незавершённые дела на этом свете. Ничего такого важного, что заставило бы остаться на этом свете в виде призраков, и всё же помощь им не помешает.       — А где в это время буду я? — Сириуса совершенно не пугала перспектива на время расстаться со своим телом. В конце концов, он был храбрым гриффиндорцем с непреодолимой тягой к приключениям.       — Ты останешься в своём теле, — ответила Верданди. — Просто станешь на время одержимым.       — Хорошо, — легко согласился Сириус. — Сделаю всё, что в моих силах.       Промелькнувшее на мгновение злорадное торжество, отразившееся на лице Верданди, не вызвало у Блэка ни малейшей тревоги. А зря! Потому что со следующего дня его жизнь превратилась в Ад.       «Гости» вели себя крайне нагло и бесцеремонно. Легко перехватывая власть над телом, они, используя какую-то странную магию, мотались по всему миру, «завершая свои дела», при этом не отказывая себе в удовольствии читать непутёвому потомку нотации. Сириус же, буквально замурованный внутри собственной головы, не мог ни уйти — как часто делал это с родителями, — ни хотя бы закрыть уши. Единственное, что ему было позволено — это огрызаться. Только вот куда ему было тягаться с бывшими Главами Рода, которые на словесных дуэлях собаку съели!       К счастью для Сириуса, вопреки словам Верданди о том, что «гости» будут занимать его тело целые сутки, состояние одержимости пока ограничивалось несколькими часами: «гость» занимал тело, делал свои дела, читал самому Сириусу нотации, и исчезал. Так что у самого Блэка оставалась уйма времени, чтобы внимательно присмотреться к людям, которые его окружают, ведь способность читать эмоции как появилась, так и никуда не делась.       Андромеда и Тедд не представляли для Сириуса особого интереса. Оба были простые, как медный кнат, и даже не пытались скрывать свои эмоции, без тени сомнения транслируя их окружающим. Чего не скажешь об их дочери. Бывшая Нимфадора, ныне гордо носившая имя Сарин, была постоянно чем-то взволнована и даже немного расстроена, несмотря на то, что внешне оставалась весёлой и беззаботной. Впрочем, причину её тревог Сириус вычислил довольно быстро: оказалось, девушка влюбилась. В Ремуса. Но никак не могла найти в себе силы признаться ему в этом. Сам Люпин, полностью поглощённый заботами о друге, совершенно не замечал романтического интереса новоиспечённой мисс Блэк к своей персоне.       Переезд в Малфой-мэнор предоставил Сириусу новую почву для размышлений. Ещё со времени обучения в Хогвартсе он считал Малфоев высокомерными, бесчувственными засранцами, пекущимися исключительно о собственном благосостоянии. Однако сейчас, имея возможность отслеживать эмоциональное состояние Люциуса, Сириус понял, насколько сильно ошибался.       Внутри Малфоя бушевали страсти. Он постоянно то злился, то беспокоился, то внезапно начинал тосковать, а затем вновь злился, но уже на самого себя. Блэки, наводнившие дом, Люциуса откровенно раздражали, хотя и старались лишний раз его не тревожить. Зато к Нарциссе он явно питал тёплые чувства: не любовь, но уважение и нежность — нечто, сродни братским чувствам.       Дверь кабинета резко открылась, и Сириус вздрогнул, встретившись взглядом с настороженными изумрудными глазами своего крестника и ощутив волну нервозной тревоги по отношению к себе.       — Сириус, тебе не обязательно тут стоять, — спокойно проговорил Гарри. — Мы с Люциусом собираемся заняться делами Рода, так что в ближайшее время я буду занят.       Сириус ощущал лёгкую неловкость, испытываемую крестником: видимо, тому было некомфортно находиться рядом с ним. Или он стеснялся того, что крёстный стоит под дверью в то время как он сам предаётся страсти на диване со своим возлюбленным.       Стоит отметить, что Люциус в качестве избранника Гарри Сириусу совершенно не нравился. И раньше Блэк приложил бы максимум усилий, чтобы держать этих двоих как можно дальше друг от друга. Однако сейчас, ощущая очевидную нежность Малфоя по отношению к Гарри, и видя не менее очевидную влюблённость самого Гарри, Сириус не находил в себе сил сказать хоть слово против.       Решив не смущать больше крестника своим присутствием, Сириус отправился в свою комнату — ужин уже прошёл, и основная масса обитателей Малфой-мэнора уже разошлась по своим комнатам. Так что и ему не было никакого смысла шататься по пустым коридорам мэнорам.       — Люциус будет хорошим мужем Гарри, — раздался голос Вальбурги из медальона, который Сириус носил на шее вместе с ошейником Баргеста. — Они прекрасно дополняют друг друга.       Сириусу нечего было на это возразить. Однако на душе по-прежнему было неспокойно.       Открыв дверь своей комнаты, Бродяга замер, как вкопанный: вместо собственной спальни он попал в до боли знакомый каменный мешок без окон, именуемый камерой в Азкабане. На голом полу, прислонившись плечом к стене и сжавшись в крохотный костлявый комочек, сидела женщина в арестантской робе. При скудном освещении масляного фонаря, висевшего на противоположной стене, отделённой от заключённой решёткой, Сириус с содроганием узнал знакомые хищные черты в бледном, измождённом лице.       — Белла, — задушено проговорил Сириус, не в силах оторвать взгляда от некогда красивой, сильной женщины, с которой в юности он так часто ссорился и даже несколько раз дрался на волшебных палочках. Сейчас Белла напоминала лишь жалкую тень себя прежней, а от волны боли и отчаяния, исходившей от женщины, Сириусу и самому хотелось взвыть.       — Она тебя не слышит, — раздался рядом с Блэком знакомый вкрадчивый голос.       Вздрогнув, Сириус обернулся и увидел Верданди, стоявшую в шаге от него и с каким-то научным интересом разглядывающую Беллатрису Лестрейндж.       — Почему мы здесь? — Сириус пытливо взглянул на Воплощение Сущего.       Ответа не последовало. Верданди медленно приблизилась к Беллатрисе и осторожно провела раскрытой ладонью по её волосам. Судя по тому, что Белла даже не шелохнулась, она это прикосновение не почувствовала.       — Ещё чуть-чуть, и она сойдёт с ума, — констатировала Верданди, отходя от узницы на шаг в сторону. — Белла неплохой окклюмент, и это помогло ей продержаться целых четырнадцать лет. Однако её силы на исходе. Мышиная возня Люциуса и Совета Лордов продлится до зимы. Визенгамот вынесет оправдательный приговор накануне Рождества. Однако за месяц до этого последние силы покинут Беллатрису, её ментальная защита падёт, и под воздействием дементоров твоя кузина окончательно и бесповоротно превратится в монстра.       Сириус шумно вздохнул. Они с Беллой никогда не ладили. Но, видит Мерлин, Сириус не желал ей такой участи.       — Неужели ей никак нельзя помочь? — Сириус с надеждой взглянул на Верданди. Мужчина не сомневался: Великая не просто так привела его сюда.       — Ну, почему же… — Верданди криво усмехнулась. — Ты можешь остаться с ней и помочь ей продержаться оставшееся время.       Сириус вздрогнул: слишком свежи ещё были воспоминания о его собственном заключении. Однако он не мог оторвать взгляда от кузины, дрожащей от холода, отчаянно цепляющейся за жизнь и остатки рассудка.       С самого детства Сириус мечтал стать героем, совершать подвиги, уничтожать зло и спасать «принцесс». Ради этого он поступил на службу в Аврорат и встал под знамёна Альбуса. Однако жизнь разрушила его радужные мечты: из героя Сириус против своей воли превратился даже не в злодея, нет. Всего лишь в безвольную пешку, марионетку, умело управляемую чужими руками. Так быть может, настало время оборвать нити кукловода и хотя бы раз принять решение самостоятельно? Стать тем самым героем, каким он себя видел в детстве.       Тяжело вздохнув, Сириус принял свою анимагическую форму — в этом виде сопротивляться влиянию дементоров было намного проще, — и подошёл к Белле. Та внезапно вздрогнула и подняла на него тусклые, лишённые всяческого выражения глаза.       — Пёсик… — каким-то странным, безжизненным голосом проговорила она. — Какая милая галлюцинация…       Сириус перевёл вопросительный взгляд на Верданди, стоявшую чуть поодаль и внимательно следившую за всем происходящим.       — Я сделала так, что теперь она может тебя видеть, — объяснила та. — И чувствовать тоже. Однако для всех остальных обитателей тюрьмы, — кроме дементоров, разумеется, — ты останешься невидимым.       Сириус тряхнул головой, показывая, что всё понял, после чего решительно подошёл к Белле и ткнулся холодным носом ей в плечо.       Беллатриса растеряно моргнула и, после короткого замешательства, подняла руку и запустила дрожащие пальцы в густую чёрную шерсть пса на загривке.       — Настоящий, — тихо-тихо, на грани слышимости выдохнула она, и взгляд тёмных глаз на мгновение прояснился. — Откуда ты тут взялся, дружок?       Сириус в ответ лишь игриво мазнул языком по щеке кузины, заставив ту коротко рассмеяться. Проведя рукой по его шкуре, Белла обнаружила ошейник.       — Должно быть, ты принадлежишь кому-то из охраны, — предположила она. — Но почему ты оказался здесь, в моей камере? — Белла перевела взгляд на решётку, отделяющую её камеру от коридора. — Расстояние между прутьями недостаточно большое, чтобы ты сумел протиснуться.       Сириус мысленно фыркнул: на самом деле, именно это он и сделал тогда, два года назад, когда совершил свой знаменитый побег. Задорно вильнув хвостом, пёс подошёл к решётке и, пусть и с трудом, но протиснулся между её прутьями, выбравшись в коридор — после недавней комы, вызванной магическим откатом, Сириус так и не успел до конца восстановиться, так что всё ещё оставался достаточно худым, чтобы проделать этот нехитрый трюк.       — Всё-таки можешь, — заключила Белла, после того как пёс вернулся к ней обратно тем же путём, что и вышел. Тонкие руки с тёмными синяками от цепей потянулись к животному: Сириус позволил себя обнять и даже подошёл ближе, чтобы Белле было удобнее его тискать.       — Останься со мной ненадолго, — блёклым голосом проговорила она, уткнувшись носом в густую шерсть на макушке Сириуса. — Совсем чуть-чуть.       Сириус и не собирался уходить. Здесь от него явно будет больше пользы, нежели в Малфой-мэноре.       Верданди дождалась, пока эти двое заснут в объятиях друг друга, после чего подошла к решётке и провела над ней рукою — теперь ни один дементор даже близко не подойдёт к этой камере.       — Ты молодец, Сириус, — одобрительно проговорила Верданди вполголоса, глядя на огромного пса, свернувшегося вокруг кузины, словно пытаясь оградить её от всего мира. Наклонившись, Верданди лёгким движением пальцев сняла с Блэка ошейник Баргеста. — Это тебе больше не понадобится. Своё прощение ты уже заслужил.