Ложь во спасение

– Мерлин, какой же ты отвратительный! Смотреть противно! – Гарри стукнул кулаком по своему отражению в зеркальной дверце шкафа. Ни в чем не повинное стекло жалобно звякнуло, и по нему во все стороны побежали мелкие трещины. – Хозяину не нужно так волноваться, – возникший словно из-под земли Кричер в мгновение ока восстановил поврежденное зеркало. Гарри тяжело вздохнул. Он был омерзителен самому себе: худой, с по-мальчишески торчащими ключицами, нелепым выпирающим вперед животом и четырехдневной щетиной на бледном, с каждой неделей становящемся все более изможденном лице. Ему было невыносимо стыдно обращаться к Кричеру всякий раз, когда требовалось обновить Бреющие чары. Эльф ухаживал за своим беременным хозяином не просто с удовольствием, а с каким-то раболепным, прямо-таки фанатичным восторгом, и это, как ни странно, угнетало Гарри еще сильнее. Он страшно устал от собственной беспомощности и полной зависимости от Кричера, целителя Эрикссона и Мастера Петреску. Гарри прекрасно понимал, что без этих троих не продержался бы и пары недель. Эльф обеспечивал его всем необходимым в быту, колдомедик следил за физическим (а еще больше – за душевным) здоровьем, а если бы не поистине волшебные зелья Мастера Петреску, он и вовсе наверняка бы уже давно загнулся. Правда, первая порция Укрепляющего едва не вызвала у него немедленный приступ рвоты. У зелья был противный металлический привкус крови. Зато после второго глотка Гарри почувствовал, как по его венам потекла живительная сила. Он сумел самостоятельно подняться с постели, к великой радости Кричера, съел завтрак до последней крошки и даже вышел немного подышать свежим морским бризом.  Снадобье бесперебойно работало на протяжении двадцати пяти дней, а затем Гарри опять начал ощущать слабость, дурноту и непреходящую усталость.  Заглянувший проведать своего пациента целитель Эрикссон настоятельно посоветовал вновь написать Мастеру Петреску. Гарри подчинился. Писать письма стало, наряду с чтением книг, его основным и, пожалуй, единственным развлечением. Он почти ежедневно писал Северусу. Рассказывал ему о своих однообразных, тоскливых буднях. Вспоминал счастливые моменты их жизни. Просил простить его и по возможности не забывать. Писем скопилось уже больше десятка, и Гарри тщательно прятал их от любопытных глаз вездесущего Кричера. В один из вечеров Гарри внезапно пришла в голову мысль изложить на бумаге историю своей жизни. Несмотря на оптимистичные заверения Эрикссона, он не сомневался, что не переживет родов. Его главной задачей стало выносить ребенка, а уж что случится потом – об этом Поттер боялся даже загадывать. Поэтому ему вдруг ужасно захотелось поведать своему малышу о том, какими были его собственные детство и юность. Рассказы, которые он записывал в общей тетради, порой выходили смешными, порой печальными, а иногда и откровенно страшными. Гарри точно заново ощущал радость от общения с Роном, Гермионой и Хагридом, пьянящий восторг, наполнявший его всякий раз, когда он творил волшебство, боль от многочисленных потерь. Отдельная глава мемуаров (как, посмеиваясь над самим собой, называл свою писанину Поттер) посвящалась его отношениям с Северусом. Он пытался доступным для детского восприятия языком объяснить их странную связь, начавшуюся со взаимной, граничившей с ненавистью, неприязни и окончившуюся любовью. *** С того момента, когда он впервые отправил в Лондон письма, прошло уже больше месяца. Гарри совершенно не удивляло отсутствие ответа от Северуса. В принципе, он был готов к подобному развитию событий. Он мог сколько угодно просить у Снейпа прощения, но обман оставался обманом. Северус всегда недвусмысленно давал понять, что не желает иметь ребенка. Гарри поступил по-своему и теперь лишь пожинал горькие плоды собственного упрямства. Так что молчание со стороны Снейпа легко объяснялось обидой. Иное дело – Рон с Гермионой. Гарри решил во второй раз попробовать наладить переписку и отправил с Кричером еще одно послание, в котором сообщал о своем вполне удовлетворительном самочувствии, интересовался здоровьем крестницы, а в самом конце, не слишком акцентируя на этом внимание, спрашивал, как поживает Снейп. Если бы Гарри только знал, кому доверяет свою корреспонденцию! Кричер, вознамерившись целиком и полностью отдалить хозяина от «недостойного полукровки», разумеется, так и не передал письмо Уизли, попросту уничтожив его. Он не собирался повторять собственных ошибок и прятать послание у себя в каморке, рискуя, что Северус вновь проведет там обыск. Взяв за образец одну из рождественских открыток, хранившихся в личном кабинете Поттера в Блэк-хаусе, он скопировал почерк Гермионы и составил ответ, в котором значилось, что они с Роном больше не общаются с мистером Снейпом, после того как прочли в «Ежедневном пророке» уведомление о его разводе с Гарри. Выхватив у Кричера свиток пергамента, Поттер пробежал его глазами, судорожно вздохнул и, скомкав послание в кулаке, пробормотал: – Что ж, этого следовало ожидать. А затем почти на целые сутки заперся в своей комнате. Кричер понял, что, пожалуй, перегнул палку. Он сидел под дверью, не решаясь нарушить личное пространство хозяина, и раздумывал – стоит ли все же сказать правду о несуществующем разводе, о зельях, к которым не имел ни малейшего отношения Мастер Петреску, а главное, о письмах, так и не нашедших своих адресатов. «За такое предательство хозяин немедленно выдаст Кричеру одежду! Пусть все остается как есть! – твердил тоненький голосок самосохранения. – Да, но если эта ложь убьет хозяина?!» – безмолвно вопрошал сам себя Кричер, молотя кулачками по лысой голове и не находя выхода из создавшейся ситуации. К вечеру следующего дня, когда пребывавший в полном отчаянии эльф уже был почти готов признаться в обмане, замок спальни неожиданно щелкнул, и на пороге появился бледный как смерть Гарри. – Кричер, приведи, пожалуйста, целителя Эрикссона, – тихо, но твердо попросил он. *** Колдомедик Эрикссон уже привык к тому, что старый, немного неадекватный эльф его самого необычного пациента мог заявиться в любое время дня и ночи. Даже его супруга Сигни и та перестала вздрагивать от хлопков аппарации, с которыми Кричер возникал в приемном покое их небольшой клиники или в гостиной уютного домика на окраине Бергена. Домика, к огромному огорчению Сигни и Олафа, лишенному детских голосов. Возможно, именно вследствие собственного бесплодия Сигни прониклась таким безграничным уважением к молодому англичанину, готовому пожертвовать ради рождения ребенка своей жизнью. В этот раз эльф материализовался посреди кухни в разгар тихого семейного ужина. – Кричеру ужасно неловко мешать целителю и его почтенной супруге принимать пищу, но хозяин очень просил вас навестить его. Прямо сейчас. – Бедный мальчик! – вздохнула Сигни, заворачивая беременному пациенту мужа гостинцев. – Похоже, он просто умирает от одиночества. Неужели его партнер так и не объявился? Что за жестокосердный человек! – Гарри отказывается говорить о нем, – покачал головой Олаф, напоминавший в этот момент скорее добродушного Санта-Клауса, чем грозного викинга, – а расстраивать его еще больше у меня нет никакого права. – Ты действительно думаешь, что сумеешь спасти их обоих? И отца, и младенца? – жена обеспокоенно заглянула в глаза Олафу. – Постараюсь сделать все возможное, – ответил тот, косясь на Кричера. Старому эльфу совершенно не стоило знать правду, заключавшуюся в том, что в одиночку, без поддержки магически сильного партнера, шансов не умереть во время родов у его пациента практически не было. Эрикссон перечитал все немногочисленные научные труды на эту тему и пришел к неутешительному выводу: если Гарри выживет – значит, произошло настоящее чудо. *** – Вы неважно выглядите, Гарри, – заметил Эрикссон, внимательно осмотрев пациента. – А ведь Мастер Петреску, кажется, совсем недавно прислал вам новую порцию зелий. – Да, – бесцветным голосом отозвался Гарри, – и они отлично работают. – Тогда почему? – Плохие вести из дома, – Гарри потер виски, раздумывая, насколько можно довериться Олафу. – И в связи с этим у меня к вам будет одна очень серьезная просьба. Простите, что обременяю вас своими проблемами, просто мне больше не к кому обратиться. – Я слушаю вас! – Эрикссон подвинул кресло поближе к кровати, и то протестующе скрипнуло. – Я прошу вас в случае моей смерти связаться с мистером и миссис Малфой и отдать моего ребенка им. – Гарри, я полагаю, вам не стоит сейчас говорить о подобном. До родов еще довольно много времени, и вообще... – Олаф улыбнулся самой успокаивающей улыбкой, – все обязательно пройдет хорошо. – Да... наверное, – мысли Гарри витали явно где-то далеко, – но если все же со мной что-нибудь случится... вы сделаете это? А впрочем... вы как-то упоминали, что у вас с женой нет детей... Сердце Эрикссона забилось где-то в районе горла. Собственный ребенок! О таком развитии событий он не смел даже и мечтать! – Гарри, – он мягко накрыл руку собеседника своей, – вы справитесь. Уверяю вас, вы благополучно переживете кесарево сечение и будете сами заботиться о малыше. Моя супруга с удовольствием поможет вам в первое время, а затем... – Ладно, – глубоко вздохнул Гарри, – давайте пока оставим эту тему. *** За всю свою двадцатилетнюю карьеру целитель Эрикссон так и не привык терять пациентов. Откровенно говоря, ему не слишком часто доводилось провожать своих знакомых в иной мир: в норвежском суровом климате обычно не рождались слабаки и хлюпики, а средняя продолжительность жизни волшебника достигала порой ста пятидесяти лет. Ситуация же с Гарри была просто удручающей. Наблюдать, как этот молодой сильный мужчина постепенно, месяц за месяцем, превращается в бледное подобие собственной тени, было невыразимо горько и страшно. Если бы в Норвегии сохранился хоть один драконий заповедник, Эрикссон попытался бы, невзирая на риск, переправить его туда. Однако даже при таком раскладе отсутствие у Гарри партнера существенно осложняло дело и уменьшало шансы на выживание. Правда, после памятной беседы о судьбе ребенка Гарри как будто стал чувствовать себя гораздо лучше. Теперь Эрикссон навещал его дважды в неделю, и они вдвоем, разумеется, когда позволяла погода, совершали небольшие пешие прогулки по тропинке, ведущей вдоль моря. Изредка они обедали вместе, словно старые добрые друзья. Гарри травил аврорские байки, а Олаф рассказывал о местных традициях и преданиях. – Вы еще не видели, как у нас справляют Рождество! – Эрикссон с удовольствием отхлебнул пива из глиняной кружки, поданной ему Кричером. – Вот погодите, наступит декабрь, принесу вам елку и игрушки... – Дитя должно как раз появиться на свет под Рождество! – благоговейно заметил эльф. – В этом доме скоро произойдет настоящее чудо. Кричер переместит сюда второй портрет хозяюшки Блэк, и у нас будет пышное торжество по случаю рождения наследника... Радость и оптимизм, которые еще минуту назад светились в глазах Гарри, разом погасли, и Эрикссон понял – его молодой пациент уверен, что вряд ли переживет светлый и счастливый для всех прочих людей праздник. *** Восьмой месяц наступил как-то совсем уж внезапно, и состояние Гарри ухудшилось настолько, что Эрикссон всерьез опасался, что тот просто не доживет до родов. Чудодейственной силы зелий, которые по-прежнему регулярно присылал Мастер Петреску, в этот раз едва хватило на пару недель. Гарри мучили бессонница, изжога и боли в спине. Он практически забросил свою книгу и теперь подолгу лежал, повернувшись лицом к стене и уговаривая активно пинавшегося малыша подождать еще немного. Хотя бы до конца ноября. О том, что произойдет потом, Гарри старался не загадывать. Ему было страшно и одиноко, а еще он корил себя за безрассудство и эгоизм. Эрикссон – добрая душа! – уделял ему все больше времени, порой забывая про жену и остальных пациентов, а Гарри хотел видеть на пороге абсолютно другого человека. Он закрывал глаза и представлял Северуса. Тот, привалившись спиной к дверному косяку и скрестив на груди руки, словно безмолвно спрашивал: – Что вы еще натворили, мистер Поттер? Десять баллов с Гриффиндора за упадническое настроение и еще двадцать – за мысли о смерти. – А я теперь совершенно о ней не думаю, – тянулся к нему Гарри. – Только, пожалуйста, не уходи! Не оставляй меня одного. – Мой глупый, любимый мальчишка! – Снейп стремительно пересекал комнату, присаживался на постель и гладил Поттера по волосам, в которых недавно появилась первая седина. – Я никуда от тебя не уйду!.. *** – И чего ты так разволновался? – Гарри погладил свой огромный живот, надеясь, что в ладонь толкнется крохотная пяточка. – Хорошо, я постараюсь не думать о... нем, раз это причиняет тебе такой дискомфорт. Малыш в животе послушался и слегка успокоился. Гарри попробовал принять более удобную позу в кресле и глухо застонал от навязчивой, не утихающей вот уже пару недель боли в пояснице. Возле него тут же с негромким хлопком материализовался Кричер. – Хозяину нужна подушка, – тоном заправской сиделки заявил он, подпихивая Поттеру под спину туго свернутый валик. – И ноги повыше, а не то снова будут отеки, вот так, – он призвал невысокую скамеечку, подсунул ее под ноги Гарри и прикрыл его пледом. – Хозяин должен гордиться собой! Еще никто в славном роду Блэк не отваживался на подобное, а хозяин Гарри уже почти у цели. Остался всего-навсего месяц и... – Кричер, уйди, пожалуйста, – с убитым видом попросил Гарри. У него раскалывалась голова, противно тянуло внизу живота, а к глазам подступали непрошеные слезы от жалости к самому себе. – Я хочу немного поспать. – Дневной сон полезен как для хозяина, так и для ребенка, – с готовностью закивал эльф. – Если хозяину что-нибудь понадобится – верный Кричер будет рядом. – Лучше бы рядом был Северус, – прошептал Гарри, кусая губы, чтобы не расплакаться. Стараясь не прислушиваться ко все усиливающейся боли, разливающейся внутри, Поттер закрыл глаза. Он действительно очень устал. За окном по-прежнему хлопьями валил снег. Белый, как песок на прибрежном пляже, на котором они с Северусом целовались, кажется, уже тысячу лет назад. *** Гарри спал уже несколько часов подряд. Кричер караулил под дверью, прислушиваясь к неровному дыханию. – Хозяину совсем плохо, – покачал головой старый эльф, – надо будет написать этому мерзкому полукровке, чтобы сварил еще Укрепляющего... Хотя и оно в последнее время не помогает. Может, зря Кричер послушался хозяина и перенес его сюда? Сколько Кричер ни старается, хозяин все равно твердит во сне имя своего недостойного супруга. А вдруг с хозяином случится беда, что тогда станет делать Кричер? Как сможет посмотреть в глаза хозяюшке Блэк? Эльф приложил огромное ухо к двери – воцарившаяся за ней абсолютная тишина оглушила домовика. Ступая совершенно бесшумно, он приблизился к креслу, в котором полулежал Гарри, и дотронулся до его свесившейся из-под пледа руки. Она была холодна как лед. Замирая от страшных предчувствий, Кричер обошел кресло, чтобы взглянуть в лицо Гарри, и едва не заплакал от ужаса и беспомощности. Разум Кричера отказывался поверить в это, но, кажется, его несчастный хозяин умер.