***
Жизнь Ямагучи никогда не баловала, скромно отделавшись от него единственным «подарком» в лице лучшего друга, навсегда привязав к нему чувством долга и благодарности. Но он никогда не жаловался, да и последнее время обходилось без нервных потрясений и неожиданностей. И скажи ему кто, что уже сегодня утром он будет копать под моросящим дождём могилу неизвестному, подменяя уставших Бокуто с Кётани, посчитал бы того типа с богатым воображением больным на всю голову. Но сейчас происходило именно это. Ямагучи вытянул вверх руку и с помощью Кётани вылез из ямы, нервно отскакивая от смачно сплюнувшего на землю Бокуто, который без церемоний ногой спихнул труп вниз и активно принялся махать лопатой. Непонятно зачем закидав могилу обломанными с кустов ветками, троица изрядно потрёпанных, мокрых и грязных «преступников» устало поплелась к гаражу. — Слышь, Кётани, — нахмурился Бокуто. — Ты ничего странного не заметил? — С позиции того типа отличный обзор на площадку, — такого очевидного обстоятельства Кётани уж никак пропустить не мог. — Он знал, где караулить. — Не хочется признавать, но в наших рядах завелась «крыса», — согласился Бокуто, получив подтверждение логичным выводам. — Будем говорить Акааши с Куроо? — Зачем? — подал голос Ямагучи, внутренне обмирая от собственной смелости. — Акааши-сан и так нервный, а Куроо-сан со своей гиперопекой скоро совсем рехнётся. Вы же профессионалы, сами найдёте. Если я, конечно, правильно ситуацию понимаю. — Ты откуда такой умный и наблюдательный взялся-то? — хмыкнул Бокуто. — Юрист, — скривил губы Кётани и, отряхнувшись, шагнул в относительное тепло гаража.***
Акааши тупо пялился на Тсукишиму и молча жевал странную кашу. На Тсукишиму — потому что больше не на кого, странную — потому что гречку в виде каши он раньше не пробовал, довольствуясь традиционной сóбой. Но сегодня готовил Хайба, прикрывая, как он выразился, «недужного Яхабу» и вовсю экспериментируя с русской кухней. Яку составил ему компанию, контролируя процесс; Ойкава с Куроо из комнат не показывались, допуская к себе лишь иронично посмеивающегося Ивайзуми с лекарствами; куда запропастились остальные домочадцы, оставалось только гадать. — Может, всё-таки займётесь делами фирмы, Акааши-сан? — первым сподобился разрядить обстановку Тсукишима, заканчивая с кашей и настороженно поглядывая на предложенные к чаю блины со сгущёнкой. — Может, всё-таки перестанем друг другу «выкать» и попытаемся наладить нормальные отношения? — сделал ответный ход Акааши. — А что вас не устраивает? — не желая идти навстречу, продолжил гнуть своё Тсукишима. — Или вам приближённых не хватает, господин? — Какой ты, однако, принципиальный, Тсуки, — не менее упрямый Акааши отступать не собирался. — Нам предстоит плотное и доверительное сотрудничество, а ты не похож на человека, который не умеет верно оценивать обстановку. — Прошу обойтись без панибратства, Акааши-сан, — вновь захлопнулся в своём высокомерии Тсукишима. — Я вам не Куроо. — Ты слишком много чувств вложил в это «я вам не Куроо», кхм-кхм, — Акааши с милой улыбочкой обмакнул блинчик в сгущёнку и с удовольствием откусил. — Завидуешь? Или… о-о, только не говори, что сам на него запал! Знаешь, я категорически против, — развеселился Акааши, подмигивая горящему ярким румянцем Тсукишиме. — Хотя, может, и не категорически, но отказываюсь делить первенство брачной ночи. И потом, куда ты денешь своего Ямагучи? — Он не мой Ямагучи, — справившись с эмоциями, холодно закончил разговор Тсукишима, поднимаясь с места. — И хватит из себя великого соблазнителя строить, не ваш образ, знаете ли. — Тсуки?.. Развернувшись в сторону неуверенно прозвучавшего голоса, Акааши с Тсукишимой, шокированные внешним видом Ямагучи, растерянно переглянулись и вновь уставились… на абсолютно одинаково грязную троицу, топтавшуюся на выходе из коридора, ведущего к кухне и гаражу. — Жратва, — разбил молчание Бокуто, рванув к столу и схватив последний блинчик. — Ижжвини, — ни малейшего раскаяния в ответ на явное недовольство Акааши. — Вы… Что вы с ним сделали, уроды?! — экспрессивность, прозвучавшая в голосе Тсукишимы, да и вся его напряжённая поза буквально кричали, что сейчас будет драка; от такого несоответствия с предполагаемыми поведенческими реакциями Акааши выпал в осадок, в срочном порядке пересматривая свои выводы относительно характеристики личности Тсукишимы. — Тадаши! — Тсуки, всё нормально, нормально, — зачастил подбежавший к нему Ямагучи. — Я… гулял… мы… — он сгорбился и, не в силах врать другу, уставился в пол, продолжая нести околесицу: — В саду… закапывали… Нет! — вскинулся Ямагучи, получив «незаметный» пинок от Бокуто. — Я хотел сказать — выкапывали. Тазики. — Какие тазики, Тадаши? — сухо поинтересовался Тсукишима, понимая, что теряет нить разговора. — Которые Бокуто закопал, — окончательно растерялся Ямагучи, стараясь смотреть куда угодно, только не на Тсукишиму. Бокуто, сообразив, что наивный когда не надо Ямагучи сейчас конкретно спалит контору, подхватил его под локоть и поволок на второй этаж, сердито огрызаясь на попытавшегося их задержать Тсукишиму. Акааши, проводив отрешённым взглядом рванувшего следом и не пожелавшего объясниться Кётани, равнодушно пожал плечами и отправился на кухню: выпрашивать у Хайбы так понравившиеся ему блинчики.***
— Иногда мне кажется, что ты навсегда застрял в детстве, — Ивайзуми методично разматывал результаты самодеятельности Ойкавы, не обращая внимания на скулёж, когда особо неосторожные рывки скотча прихватывали с собой слипшиеся волоски. — Додумался же до такого, да ещё и вечернюю перевязку пропустил. Дуракава, — тихо добавил Ивайзуми, ласково улыбнувшись в ответ на слабый румянец смутившегося Ойкавы. — Всё-всё, болезный, сейчас закончу. Лекарство выпил? Вот и молодец. Отдыхай, а я к Куроо с Яхабой загляну. — Ива-чан, — окликнул Ойкава не успевшего закрыть за собой дверь Ивайзуми. — Спасибо. За всё, — растянувшись на кровати, он уставился в потолок. — И ещё. Если вдруг… когда-нибудь… ты во мне разочаруешься… Пожалуйста, не говори мне этого, — Ойкава дёрнулся от неожиданно нависшим над ним Ивайзуми. — Думаешь, в моём отношении к тебе что-то изменится? — О боги! Как же Ойкава обожал такого вот Ивайзуми: бескомпромиссного, уверенного, до одури родного и способного одним махом решить все проблемы, вплоть до глобального потепления. — Ты настолько низкого обо мне мнения? Не смей отворачиваться! — он дёрнул Ойкаву за подбородок и заглянул в глаза. — Я никогда не смогу тебя разлюбить. Никогда, — прикосновение губ и мучительно долгие секунды единения. — И твои заскоки не помешают мне добиться цели. Ойкава не стал ничего отвечать, объясняться, клясться или признаваться в ответных чувствах. Он просто смотрел на своего Ива-чана, довольствуясь тем малым, что ещё мог себе позволить — присутствием Ивайзуми в своей жизни. Но рано или поздно, Ойкава прекрасно это понимал, Ивайзуми всё узнает и предательства не простит. И никакая любовь не поможет.***
Проверив Яхабу и обнадёжив того скорейшим выздоровлением, Ивайзуми прогнал подпиравшего у дверей стену Кётани, строго-настрого запретив посещения: «Яхаба отдыхает, свали в гараж». Кётани попытался просверлить взглядом дыру во лбу Ивайзуми, но тут же привычно отступил, раздражаясь от собственной неспособности продавить ауру невозмутимости и силы, исходившей от Ивайзуми. Тот усмехнулся и в шутку посоветовал Кётани съездить в город — купить Яхабе цветы или подарок. Отделавшись от Кётани, Ивайзуми, заканчивая обход, направился к Куроо, тут же сталкиваясь с ним у лестницы. — Куда? — зарычал Ивайзуми, которого больше всего на свете бесили пациенты, пускающие насмарку все его усилия. — Ты себя в зеркале видел, охранничек? Ничего с твоим Акааши не случится. С ним Бокуто возится, учит с грушей обращаться. На улицу сегодня не выйти, так что кончай дурью маяться и возвращайся в постель отсыпаться. Давай-давай, — подтолкнул его в спину Ивайзуми. — В кроватку и ба-а-аиньки. К вечеру ваша компашка дебилов непременно очухается, если будете выполнять мои указания, — монотонно излагал очевидное Ивайзуми, не забывая придавать Куроо верное направление. Бдительно выждав контрольное время под дверью и убедившись, что саботаж Куроо устраивать не собирается, Ивайзуми, широко зевая, решил присоединиться к Бокуто с Акааши. Всё равно делать нечего. Хотя… можно забрать у Акааши книжку с идиотскими советами и почитать: просто так, ради интереса — вдруг чего стóящего попадётся.***
Прыгать вокруг бедной груши, которую Бокуто молотил так, что с неё песок сыпался, Акааши быстро наскучило. Но из дома выходить запретили, помочь на кухне он не мог, Яку с Кётани свалили в город, а третировать Куроо ему не позволяли остатки совести. Ивайзуми тоже не горел желанием бешеным клопом уворачиваться от пудовых кулаков Бокуто: «Жутко крутого и непобедимого!» — заверил всех Хайба, возвращаясь на кухню. Плюнув на уговоры, Ивайзуми технично свалил из-под раздачи, закрывшись у себя в комнате. Но Акааши оказался настойчивее Бокуто, в конце концов добиваясь своего и заваливаясь с памятной книжицей к Ивайзуми. — «…Хвалить избранника, смеяться над его шутками…» — зачитал вслух Акааши. — Ты шутки юмора в исполнении Куроо слышал? — он проигнорировал недовольное сопение Ивайзуми, расположившись на его кровати и барским взмахом руки позволив тому примоститься в ногах. — Тут не смеяться, тут впору в психушку обращаться, — и перелистнул страницу: — «…Вам необходимо узнать, что любит мужчина, попытаться разделить его интересы и постараться показать ему это». — Согласен. Важное дополнение, но для соблазнения не подойдёт, — Ивайзуми задумчиво почесал затылок. — У нас с Ойкавой много общего, нам нравится проводить время вместе, — он запнулся и поправил сам себя: — Нравилось. По крайней мере, когда-то. И столько в голосе Ивайзуми просквозило тоски и отчаяния, что Акааши чуть было не сорвался в признаниях по поводу Ойкавы. Нет-нет, он не будет вмешиваться. Не сейчас. Чуть-чуть подождёт и, если выгорит его очередная авантюра, обязательно им поможет — такие чувства имеют право на вечность. Акааши стало немного грустно: он никогда не любил, и на него тоже никто не смотрел с таким восторгом, как Ойкава, или безграничной нежностью, как Ивайзуми. А хотелось. Неужели он так много просит? Акааши мысленно отвесил себе затрещину и вернулся в реальность, прояснившимся взглядом встречаясь с бесяче-понимающим взглядом Ивайзуми. «То же мне, купидон нашёлся! Засунь свой опыт, знаешь, куда? Сам разберусь», — подвёл итог размышлениям Акааши, продолжив чтение: — «…После знакомства, флирта, первых встреч и свиданий рекомендуется устроить встряску. Это может быть что угодно: эмоциональные жалобы, совместные прыжки с парашютом или просмотр фильма ужасов», — Акааши замолчал и задумался. — И на что мне жаловаться? Куроо в курсе всех моих затруднений, — он невесело усмехнулся. — Но прыжок с парашютом стóит предложить хотя бы ради того, чтоб полюбоваться его отвисшей челюстью. — И многозначительным взглядом а-ля дебил! — подхватил воображаемую картину Ивайзуми. — Нет, ну ты только представь: я, Куроо и небо, — мечтательно прикрыл глаза Акааши. — Мы в одной связке, самолет гудит, ветер воет и… — …и парашют не раскрывается, — с умным видом покивал Ивайзуми. — Забыл? У тебя киллеры под окнами шатаются. — Хм, это я как-то упустил из виду. Обидно, — но Акааши недолго расстраивался. — Тогда остаются ужасы. — У нас телевизора нет, — вновь обломал искренние порывы Ивайзуми. — Есть, — в комнату зашёл Кётани. — Яку у предков старый ящик тиснул и пару футонов прихватил. Сейчас в гостиной кинозал обустраивает. — Круто! — оживились Ивайзуми с Акааши, вздрогнув от оглушающих колебаний громовых раскатов и сверкнувших за окном молний, чьи всполохи показались ярчайшими взрывами даже сквозь шторы. — Охо-хо, — на волне бесшабашной весёлости, не сговариваясь и одновременно. — Спелись, — хмыкнул Кётани. — Чего-нибудь умного нарыли? — кивнул он на раскрытую книжку. — А то, — скривил губы Акааши; Кётани мгновенно понял, что эта сволочь сейчас будет стебаться. — Вот, как раз для тебя: «Нужно просто не выглядеть любителем „кислой мины“, дарить улыбки, привязывать его эмоциями. Может, вам потребуется и больше времени, но, зная правила флирта, вполне реально стать объектом влюблённости мужчины…» — Акааши вознамерился было зачитать список рекомендуемых для флирта «случайностей», но его сбил с мысли засмеявшийся Ивайзуми. — Чего ржёшь? Тут и для тебя план действий подготовлен: «Не говорите, что любите его, что вы от него без ума. Используйте метод амплитудного воздействия: сначала проявите к нему внимание, а потом сделайте вид, что он вам безразличен». — Чтоб тебе насмерть втрескаться, чурбан бесчувственный, — выразил за двоих всё доброе-вечное Ивайзуми, отвесив Акааши подзатыльник и пихнув локтем в бок. — Пошли, поможем внизу. — Рано ещё, — Кётани уселся на полу у кровати. — Яку сказал, что сначала обед. — Какой, к чёрту, обед? Дело к вечеру близится. И, кстати, — Ивайзуми поджал губы, когда в животе заурчало, — почему нас не кормили? — Проблемы с плитой, — счёл возможным пояснить Кётани. — Но уже всё починили. Там сейчас Хайба колдует… — он замолчал, почесал бровь и резко поднялся. — Я подарок Яхабе купил. И цветы. Надо отдать. В полном охренении пялясь на закрывшуюся дверь, Ивайзуми с Акааши пытались понять, каким образом Кётани — Кётани! — умудрился их переплюнуть. Кажется, Ивайзуми крупно просчитался, позволив себя обскакать на собственном же совете.***
Привередничать по поводу раннего ужина или запоздалого обеда Акааши не стал, приветливо кивнув всем собравшимся. Лишь Тсукишима с Ямагучи остались ночевать в офисе, обоснованно не рискнув в такую погоду добираться домой на байке — единственном средстве передвижения, имевшемся в их распоряжении. — Что это? — закончил философствовать Акааши, указывая на стоявшую посреди стола большую кастрюлю. — Борщ, — несмело улыбнулся Хайба, двигая ближе к Акааши мисочку с майонезом. — Сметаны не достал, но и так тоже неплохо. Налить? — Я не про борщ: ты нам все уши с этой экзотикой прожужжал, — согласно кивнул Акааши на тарелку, как обычно первым рискуя с пробой. — Я про кастрюлю. — Кётани купил, — прокашлялся Яхаба и покраснел. — В подарок, — совсем тихо закончил он, вжимая голову в плечи и ещё больше краснея. — Нормальный подарок, — буркнул насупившийся Кётани, не обращая внимания на участившийся со всех сторон кашель. — Там только простой набор продавался. Вот я и заказал принт. Красиво же. Акааши, тыльной стороной ладони утирая заслезившиеся глаза, вновь посмотрел на подарок. Здоровая ёмкость, до краёв наполненная свекольно-красной субстанцией, «радовала» будущих едоков каёмкой шикарного принта в чёрно-бордовых тонах: агрессивно скалящиеся черепа вперемешку с костлявыми обрубками рук, до кровавых капель сжимающих давленые-передавленные сердцá. Определённо, красиво. Рискуя захлебнуться в ложке супа, Акааши решительно отмёл фантастические предположения относительно букета для Яхабы и вернулся к ужину, отмечая, что борщ — это не смертельно и вполне себе ничего.***
Гроза не утихала. Дом скрипел и шатался, задыхаясь от сырости, но стойко держался, обнадёживая своих жильцов и молча соглашаясь с беспечным «авось пронесёт»: Хайба иногда выдавал настолько загадочные перлы, что ставил в тупик даже Яку. И если «авось» категорически не поддавалось всеобщему пониманию, то после «пронесёт» со всех сторон ещё долго раздавались ехидные смешки и слышалось возмущённое сопение. Отодвинув стол и раскидав по футонам захваченные из комнат подушки, разомлевшая компания, сыто переругиваясь, укладывалась-рассаживалась по принципу «кто не успел, его проблемы». Акааши, беззастенчиво пользуясь своим положением, определился с лучшим местом и покосился на Куроо, погрязшего в муках выбора: остаться в задних рядах или расположиться рядом с ним. Победило чувство долга, в которое Акааши не особо-то и поверил, мечтательно прикрывая глаза. Но окончательно размечтаться не получилось. Как только небеса особо мощно громыхнули и полыхнули росчерками молний, телевизор зашипел и выдал на экран картинку серой ряби помех. — Всё, кина не будет, — вздохнул Хайба, выдав очередное-непонятное. — Ерунда, — поднялся с места загоревшийся энтузиазмом Акааши. — Надо просто поправить антенну. — Куда?! — схватил его за штанину Куроо и благодарно посмотрел на Ивайзуми, вцепившегося с другой стороны. Акааши демонстративно вздохнул, наклонился к Ивайзуми и, отпихнув его в сторону, сердито, не допуская возражений, прошипел: — Экстри-и-им! — и уже громко для Куроо: — Либо с тобой, либо без тебя, — и устремился к выходу, не сомневаясь в правильном решении Куроо. Кётани, которому кардинально не повезло с местом, тут же воспользовался шансом и, прихватив свою подушку, пересел на место Куроо. Ивайзуми, поёжившись от порыва ветра, ворвавшегося в открытую-закрытую входную дверь, тоже не растерялся — освободившееся место давало прекрасную возможность оказаться ближе к Ойкаве. Удивительно, но тот не возразил. Правда, как-то подозрительно улыбнулся. И через секунду Ивайзуми понял, почему. — Твою мать!!! — взвыл он во всю силу лёгких, заставив невольно пригнуться ошалевших парней и недоумённо на него посмотреть. Схватившись за задницу, Ивайзуми, продолжая душевно и разнообразно материться, пнул слегка помятый кактус и вновь завыл — тонкий носок и не подумал препятствовать длинным колючкам колоть-царапать беспечную ногу. Ойкава валялся в истерике, Кётани матерился не хуже Ивайзуми, подбирая кактус и запихивая комочки земли обратно в маленький горшочек, осторожно поправляя мятые жёсткие лепестки единственного цветка. Остальные молчали, гипнотизируя отрешённо-пустыми взглядами скакавшего на одной ноге Ивайзуми и ворковавшего над непонятно откуда взявшимся кактусом Кётани. Первым не выдержал Бокуто: на особо высокой ноте подвывающего в голос Ойкавы его чувство юмора пересилило солидарность и жалость, вырвавшись наружу безудержным и громогласным хохотом. Это оказалось последней каплей. Дом вздрогнул, заставив стоявших на крыльце Куроо с Акааши шарахнуться в едином прыжке под ливень. — Ч-что это было?! — прокричал Куроо, отплёвываясь от попавших в рот косых струй дождя. — А я знаю? — обхватил себя руками Акааши, начиная подозревать, что выходить на улицу в домашних штанах и лёгкой футболке — плохая идея, но от реализации задуманного всё равно не отказался. — Пошли. — Куда? — мокрый Куроо, смахнув набок прилипшую ко лбу мокрую чёлку, засунул мокрые руки в мокрые карманы и невинными глазами уставился на не менее мокрого Акааши. Сообразив, что помощи от Куроо он не дождётся, Акааши поджал губы и упрямо зашагал куда-то налево, время от времени задирая голову вверх и посматривая на крышу. Дважды обойдя дом и прилагающие к нему постройки, Акааши лестницы так и не нашёл. В очередной раз запнувшись и остановившись, он зло посмотрел на Куроо, на крышу и некультурно сплюнул под ноги: всполохи далёких молний обозначили чей-то силуэт в дождевике, закончивший поправлять антенну и ловко соскользнувший по мокрому скату вниз. — Домой? — широко улыбнулся Куроо, слизывая с губ воду. Акааши, окончательно смирившись с неудачей, гордо выпрямился и с независимым видом зашлёпал по лужам. Куроо, отфыркиваясь и посмеиваясь, догнал его и заскочил под навес крыльца, чуть не грохнувшись на ступеньках. Обтекая и чихая, они потоптались в прихожей и, на ходу стягивая прилипшие к телу футболки, отправились переодеваться. Насмешливо комментируя шикарный вид парочки «экстремалов», Бокуто, заметив, что у него стащили пульт, затеял «драку», утверждая, что только он способен подобрать подходящий погоде и их настроению фильм. Ойкава сопротивлялся, отпихивался ногами и умолял Хайбу, которому перекинул пульт, «хоть проглотить, но предотвратить катастрофу». «Дурные, Акааши всё равно отберёт», — Куроо подмигнул снимавшему дождевик Яку, подкрепляя благодарность выставленным вверх большим пальцем. — «Молодец, сообразил!» Пропустив мимо себя прихрамывающего Ивайзуми, Куроо, под предостерегающим взглядом разом проглотив все вопросы, быстро метнулся в комнату и стянул мокрую одежду. Растеревшись полотенцем и не озадачившись поиском нижнего белья, он надел спортивные штаны и тонкую майку, плюнув на носки. Вприпрыжку преодолев ступени скрипучей лестницы, Куроо внезапно обнаружил, что его место занято и, судя по виду Кётани, уговаривать того пересесть бесполезно. Оставалось единственное пространство между согнутых в коленях и приглашающе раздвинутых ног Акааши, который удобно обложился подушками и выжидающе уставился на Куроо. — Да ни в жизнь! — мотнул он головой, занимая «трон» Акааши и устраивая того уже между своих ног. «Ты как всегда не просчитываешь последствия», — разомлел от кайфа Акааши, притираясь задом к паху поздно осознавшего собственную глупость Куроо.***
Получасовая ругань и бесконечные переключения по каналам окончились компромиссом, недовольным пыхтением Ойкавы и выбором атмосферно-напряжённого фильма. Но экранные ужасы мало интересовали Куроо, потому что его личный ужас, приятно пахнущий дождём, всё никак не мог найти удобную позу, немного успокоившись только тогда, когда добился своего — вставшего по стойке смирно члена Куроо. Как Акааши умудрялся незаметно для окружающих буквально жить каждой клеточкой тела, дразнясь и потираясь, Куроо не понимал, с каждым его вздохом всё глубже скатываясь в трясину бездонного омута вожделения. — Сядь ты уже нормально! — не вытерпел он, плотно прижимая к себе Акааши и «замкóм» сцепляя руки у него на животе. О своей очередной ошибке он успел догадаться, но Акааши оказался быстрее, накрыв его руки своими. Пальцы переплелись, а ладони Куроо неожиданно оказались под футболкой Акааши, прижимаясь к подрагивающему животу. Прохладная и немного влажная кожа мгновенно заполыхала под вспотевшими ладонями; пальцы Акааши напряглись, дрогнули и потянули сцепленные руки вниз, давая понять, что предельно возбуждён не только Куроо. Вырваться — без шанса, поддаться искушению — стыдно, позволить зайти дальше — не приемлемо. Ну почему Акааши не хочет понять? Не может Куроо дать ему то, на что он наверняка рассчитывает. Так зачем… Зачем этот жар возбуждения, тихое, на пределах слышимости сорванное дыхание, дрожь бёдер и мышц живота, напряжённый член, натянувший ткань штанов и мокрым пятном в районе головки уткнувшийся ему в руку? Зачем вообще эта раздражающая помеха — одежда? К черту бы её… Наплевав на всё и всех, Куроо, сгорая от мук перевозбуждения и диссонанса в мыслях, отпихнул Акааши, раскидал подушки, не реагируя на возмущённые вопли, с трудом поднялся и рванул наверх. Закрыв за собой дверь в ванную, Куроо прорычал-выдохнул пожелания долгой жизни Акааши и запустил руку под резинку штанов. — Спорим, у меня получится лучше? — без проблем выбив хлипкую щеколду, в ванную зашёл Акааши, плотно прижимаясь к Куроо и «связывая» их тела руками. — Не дёргайся, я не кусаюсь. Если только сам не попросишь, — сжав в кулак волосы у него на затылке, Акааши наконец дорвался до бесплатного, целуя Куроо и без лишних прелюдий принимаясь за дрочку. Каким образом рука Куроо оказалась на члене Акааши, голос разума сообщить отказался, помахав на прощание белым флагом и убедительно посоветовав ответить на поцелуй по-нормальному и не позориться. Кто это тут позорится?! Куроо, перехватив инициативу — ему это и правда позволили? — полноценно отдался сладкому процессу петтинга, отбрасывая глупые страхи и опасения. На хрен всё! Да и целовался Акааши потрясающе: страстно и в то же время мягко, завлекающе, в своей истиной манере убаюкивая бдительность и добивая контрольным выстрелом — до стука зубов вжимаясь в рот Куроо и коротко выстанывая облегчение от прошившего его тела оргазма. Охренеть! Куроо этого хватило, чтобы следом за Акааши излиться тому в руку, неосознанно подавшись вперёд и чуть не уронив их обоих. Тяжело выдыхая кусками застревавший в горле воздух, Куроо прислонился к стене и закрыл глаза, не в силах смотреть на лениво целующего его горло и подбородок Акааши. Он просто не знал, что ещё взбредёт в голову этой ходячей сексуальности, и не хотел провоцировать, даря ложные надежды. Да, именно так. И дело вовсе не в том, что было охуительно классно, а в глубине сознания мерцало любопытство и желание… повторить? продолжить? сдаться? Твою ж мать. — Ну почему ты такой несговорчивый, — прошептал Акааши, отрываясь от Куроо. — Мне что, брачный танец перед тобой сплясать? — Серенаду спеть, — не своим голосом просипел тот первое, что пришло на ум. — Зря ты так. — Язвительный смешок ошпарил и без того натянутые нервы Куроо. — Я ведь спою. — А вот теперь полыхнуло угрозой. — И попробуй тогда отказаться от своих слов, недотрога, — Акааши пальцами погладил Куроо по щеке, с абсолютной серьёзностью глядя в распахнувшиеся глаза и любуясь их необычным цветом. — Лучше беги сейчас, Куроо. Беги… — шёпот прямо в губы, а в следующее мгновение — холод одиночества и потянувший по полу сквозняк от не закрытой двери. Бежать? Бежать?! Этот избалованный пацан, за которым охотятся наёмные головорезы его дражайшего папочки, предлагает ему сбежать? И от чего! От… от… от члена в заднице. Куроо схватился за голову и упёрся лбом в стену. «Кто-нибудь, пристрелите меня!» — и нет, он не передумает этого хотеть. «Акааши, падла, чтоб тебе в аду гореть… И стонать только в моих объятиях», — пробилось на поверхность любопытство, почувствовав слабину в желаниях хозяина. Беспощадно запинав неправильные мысли куда подальше, Куроо взял себя в руки и встряхнулся, отметая горечь поражения. Предполагаемого поражения. «Хрен тебе, а не капитуляция. Коты не сдаются!»