***
Закончив метаться между ванной и комнатой, Куроо спешно собрался и попытался хоть немного пригладить волосы: гель закончился, а ничего подходящего не было даже у помятого с перепоя Ойкавы. Осторожно переступив через спящего на полу у своей комнаты Ивайзуми, которому кто-то заботливо подложил подушку и укрыл одеялом, Куроо скачками спустился в гостиную. Похмелье трепало желудок, а произошедшее с Тсукишимой — нервы. Но, очевидно, утро не задалось не только у него: желающих завтракать не наблюдалось, впрочем, как и самого завтрака. Куроо притормозил у кухни, заметив допивающих чай Акааши с Бокуто, на которого злобно косился Кётани. — Охо-хо, наш прынц объявился, — с набитым ртом проговорил Бокуто и громко сглотнул. — Ну, как оно, бро? Тебя можно поздравить с боевым крещением? — Завались, — окрысился Куроо, не решаясь смотреть на Акааши. — Какоё, к чёрту, крещение, если я ни хрена не помню! — Реально? — искренне удивился Бокуто. — Совсем-совсем ничего? — Долбаный Тсукишима со своим пивом, ванная, а дальше… — Куроо потёр виски, отчаянно помотал головой и покаялся: — Глухо, бро. — Ты это… иди в машину, — от души посоветовал ему Бокуто, заметив в глазах Акааши ад и приговор с запятой после «казнить». — Завтракать, я так понимаю, ты всё равно не будешь. — И с энтузиазмом: — Я съем твою порцию? А то мне с Кенмой весь день торчать, а он тот ещё жрун! — Бокуто выразительно подвигал бровями. — Моргнуть не успеешь — бутерброда нет. Монстр, а не Кенма. — Я уже позавтракал, — раздалось из-за спины Бокуто. — Чай налить можно? — Кенма, блядь!!! — отпрыгнул Бокуто к плите и коротко взвыл, оперевшись ладонью на не успевшую остыть конфорку. Зато махом остыл Кётани, почувствовав себя отомщённым. Он безжалостно усмехнулся, оттолкнул с прохода Куроо и кивнул Акааши, намекая, что будет ждать в машине. Куроо озадаченно уставился в спину Кётани, следуя за ним по пятам: его-то какая муха укусила? Вроде, с Яхабой у них всё… Яхаба! Память услужливо подкинула картину захмелевшего Яхабы, безостановочно намахивающего стаканчик за стаканчиком, и Тсукишиму с его предложением сыграть на одевание. Раздеваться Яхабе Кётани запретил категорически, настойчиво вырывая у него из рук очередную порцию выпивки. Остальным, как и Яхабе, это не понравилось, и когда Куроо увидел за спиной Кётани покручивающего на пальце бабину скотча Ойкаву, он без лишних слов и с помощью Хайбы скрутил этого моралиста, чью бдительность поцелуем усыпил сам Яхаба. Неудивительно, что сегодня Кётани чуть ли не ядом плюётся в его сторону, удивительно другое — почему Куроо до сих пор жив. Правда, судя по поведению забравшегося в машину Акааши, ненадолго. Акааши, Акааши… Что-то тревожное вертелось на задворках памяти, но упорно не поддавалось идентификации. В ванной он точно успел запереться без него, а вот дальше… дальше был только утренний Тсукишима. До слёз закусывающий губы Тсукишима, в чьих глазах плескалось столько отчаяния, что в нём не только Куроо, половину Токио утопить можно было. И нет, ему не показалось, хотя бы в этом Куроо уверен. Он глубоко вдохнул и, отвернувшись от сидевшего рядом Акааши, постарался осторожно выдохнуть. — Окно открой, — равнодушно предложил тот, хмурясь над телефоном с только что прочитанным сообщением. Опять что-то пошло не так? Куроо заволновался. Он переживал за Акааши даже больше него самого: тот совсем себя не щадил, выгорая до последней капли, не замечая, как морщинка между бровей с каждый днём становится глубже. А тут ещё и он, Куроо. Знал же (да только хромой, слепой и безухий таракан в их доме не знал!), что нравится Акааши. Да и сам Куроо, чего греха таить, не оставался к нему равнодушным. Если мгновенный стояк и без запала расцветающий в сердце фейерверк можно считать неравнодушием, ха-ха! Кривая усмешка в размытом отражении стекла больше походила на оскал. Но Куроо постарался быть честным: глупо же отрицать собственный интерес, восхищение, желание заботиться и обладать… Грёбаный Тсукишима! Ну вот откуда он вылез?! — Постарайся не светиться перед посторонними, — прервал самобичевание Куроо немного нервный, ломающийся голос Акааши. — И следи за входом в здание. Боюсь, как бы старику Вашиджо не пришло на ум добить меня в срочном порядке. — Настороженный взгляд Куроо сподвигнул поднимавшегося по ступенькам Акааши на пояснения: — Кенма не может связаться с Сугой, а это означает лишь одно — его перехватили раньше нас. Плохо. Ну-у, что плохо, Куроо понял; кто такой Суга — примерно представлял; но почему Акааши потряхивает мелкой дрожью, а его пальцы безостановочно теребят пиджак? Куроо внимательно к нему пригляделся и закатил глаза: да этого психа от адреналина колбасит! У него планы к чертям полетели, а он вместо положенной паники — кайфует. Ненормальный. Акааши — не-нор-маль-ный. Куроо вдруг до одури захотелось его поцеловать. Но от необдуманного поступка как всегда спасла интуиция, бдительно уберегая от очередного удара по яйцам. Чёрт. Надо с этим что-то делать. Например… — …позвонить Тсукишиме. — Куроо чуть не поплохело, но он вовремя сумел понять, что это не продолжение его мыслей, а приказ Акааши. — Срочно, Ямагучи! Вы нужны мне оба. Здесь. — Как всегда, когда раздавал указания, Акааши был краток и бескомпромиссен. — И договоры мне на стол. Тебя что, из космоса вызывать приходится? — Это он уже кому-то в трубку. — Мозгов хватило обналичить чек и положить деньги на счёт? — Ясно, Ойкаве. — Переводи. Да, прямо сейчас. Подписывай договор и скан мне на почту. В течение часа. Куроо привычно облюбовал место у подоконника, не забывая поглядывать на улицу и прислушиваться, как Акааши разговаривает с Бокуто. Судя по репликам, у того не всё получается, но Акааши не сдается: сокращает сроки и подключается к контролю процесса, чуть ли не носом утыкаясь в монитор старенького компьютера. — Хоть расшибитесь, но продержитесь до вечера. Двухдневных торгов мой кошелёк не потянет, — Акааши сбросил звонок и откинулся на стуле, вертя в пальцах телефон и задумчиво пялясь на дверь. — Не в этот раз, старик. Я не проиграю, — телефон с громким стуком впечатался в столешницу. И, как по заказу, в офисе объявился Тсукишима. В полной тишине он спокойно прошёл к смежному кабинету, но, столкнувшись в дверях с Ямагучи и разглядев у него в руках договоры, вернулся к Акааши. — Подписать-то мы подпишем, — первым начал Тсукишима. — Но где гарантия, что нас не привлекут к ответственности? А они могут, — по лицу Тсукишимы невозможно было прочесть: волнует его данное обстоятельство или нет. — Не станут, — твёрдости в голосе Акааши не занимать. — Это дело принципа, Тсуки. Признавать своё поражение настолько мелочным образом… — Ясно. Никогда не сомневался, что мы для вас мелочь, — Тсукишима поправил не нуждающиеся в этом очки, подписал договор, забрал экземпляр у Ямагучи и отправил вскользь по столу к Акааши. — Впрочем, сейчас меня больше волнуют принципы, — он показательно равнодушным взглядом окинул Куроо и вновь повернулся к Акааши. — Не уделите пару минут своего драгоценного внимания, Акааши-сан? Наедине, если не возражаете. Тсукишима, дождавшись, когда настороженный Акааши кивнёт Ямагучи и Куроо на дверь соседнего кабинета, подошёл к окну, сложил руки за спиной и уставился вниз на грязный асфальт и редких прохожих. Акааши его не торопил, не задавал вопросов, но Тсукишима по одному лишь дыханию мог сказать — тот прекрасно всё понял. Что ж. — Засосы и… смазку кто оставлял? — Можешь представить Бокуто в этой роли? — Сомневаетесь в богатстве моей фантазии? — Я в тебе никогда не сомневался. Ты для этого слишком умён. Акааши подошёл к Тсукишиме и осторожно тронул за плечо. Удивляться его догадливости он и не подумал, но понимал, что придётся извиниться за розыгрыш. Так почему бы не сейчас? Тсукишима повернулся, заставив Акааши невольно отшатнуться от полыхающей, с трудом сдерживаемой ярости. Никогда ещё он не видел Тсукишиму таким. Вот это страсть! М-да. И рука у Тсукишимы тяжёлая. Акааши потёр щёку и сморщился, зализывая проступившую с обратной стороны кровь. Ладно. Заслужил. Согласен. Хорошо хоть не кулаком врезал. А ведь хотел, по глазам видно. — Я не твоя подстилка. И не твоя игрушка, — из Тсукишимы как воздух выпустили: он сразу обмяк, ссутулился и прикрыл глаза. — Знал бы, что для этого потребуется всего лишь пара засосов… — Акааши слабо улыбнулся всё ещё искрившему ненавистью Тсукишиме. — Мы наконец-то на «ты». — Эту ошибку легко поправить, Акааши-сан, — не растерялся тот, направляясь к смежном кабинету. — Прощения просить не буду. — Я и не ждал, — парировал Акааши, внезапно скатываясь в весёлость. — Хочешь расскажу, за что был наказан Куроо? Уверен, ты будешь в восторге. Как от ситуации в целом, так и от возможности немного развлечься. Тсукишима не хотел. Ни знать, ни слушать, ни развлекаться… Чтоб тебе на месте провалиться, демон-искуситель! Он развернулся, подошёл к столу, сложил руки на груди и заинтересованно приподнял брови.***
К вечеру в офис приехал хмурый как туча и недовольный Бокуто. — Всё, Акааши, — подтвердил он то, что и так уже известно. — Они нас вычислили. Мощные программеры у твоего папаши, куда нам против них, — Бокуто вздохнул и завалился в кресло. — Но вирус мы подсадить успели, — он разулыбался и подмигнул Куроо, почему-то глупо хихикнув. — Через пару часов жахнет так, что у тебя телефон разорвётся. — Не разорвётся. Я номер давно сменил, — Акааши покрутился на стуле и кивнул. — А вот остальным отвечать на вызовы не рекомендую. Тсуки, слышишь? И Ямагучи проконтролируй. — С Ойкавой не получится, — усмехнулся Бокуто, потягиваясь и вскакивая с кресла. — Доброе-вечное он уже успел выслушать. — И с внезапным восхищением: — Зато как он их послал! Я таких оборотов в жизни не слышал. Гений! А Хаджиме дурак, раз от такого экземпляра нос воротит, — Бокуто открыл дверь и придержал ногой. — Поехали, тут оставаться нельзя, сам понимаешь. Акааши вышел последним и закрыл офис. Что ж, остаётся только ждать. Опять жда-а-ать! Надоело. Придётся себя чем-то занять. Хотя почему «чем-то»? С Куроо на сегодня он ещё не закончил.***
— Мне закукарекать? — скривился Тсукишима, разглядывая ужин: не было ни одного блюда без курицы. — Жри что дают, Тсуки, — уплетая за обе щёки мясной салат, Бокуто одобрительно показал большой палец Яхабе. Яхаба сидел за столом, низко опустив голову и закусив нижнюю губу. На Кётани он вообще дышать боялся, чувствуя за собой вину. Знал же, что пить ему противопоказано, так почему… Яхаба вздрогнул и вскинулся, получив под столом пинок от Ойкавы. — Тебе какие цветы, кроме кактусов, нравятся? — Ойкава несколько снисходительно посмотрел на Яхабу. — Буду на могилку приносить: у тебя такой вид, будто заживо себя хоронишь, — он ловко подцепил кусочек курицы и отправил в рот, прожевал, а потом склонился к уху Яхабы: — Никогда не сдавайся, Шигеру. А ещё лучше, переложи вину на другого. Вот какого хрена он тебе развлекаться запрещал? — заметив прояснившийся взгляд и согласие в неуверенной улыбке, Ойкава довольно кивнул и показал Кётани язык. Внешне играя на публику, внутренне Ойкава на самом деле сгорал, медленно тлея под грузом отчаяния. Нет, он не сдался, но как можно бороться, если тебя игнорируют? Ойкава украдкой вздохнул и едва заметно нахмурился. За столом Ивайзуми не было, он опять закрылся у себя в комнате. Но тревожило не это. По словам Яку, Ивайзуми забрал с собой остатки вчерашней водки. — Чего хмуришься? — щёлкнул его по темечку Куроо, присаживаясь рядом. — Ну не всем же так с любовью повезло, — не растерялся Ойкава, заметив, как напрягся Тсукишима и усмехнулся устраивающийся напротив Акааши. — Не совсем, правда, понимаю твой выбор, но… А ты что скажешь, Тсуки? — Бесполезен, — отрезал тот, не желая вступать в диалог, но вопросительный взгляд Ойкавы продолжал давить. — Ни опыта, ни выносливости. Знал бы, что он после первого раза отрубится, даже пробовать не стал, — Тсукишима аккуратно промокнул уголки рта салфеткой и притянул к себе тарелку с котлетами. За столом повисла гробовая тишина. Куроо слился цветом со своей красной футболкой и с громким треском переломил хаси. Бокуто в срочном порядке забил рот курицей — так он точно ржать не сможет: ему очень хотелось досмотреть это представление до конца. — Значит, ты считаешь, мне не стоит и пытаться? — с сожалением протянул Акааши, осторожно дуя на суп в ложке. — А смысл? Трудишься над ним, трудишься, а отдачи никакой, — продолжал сокрушаться Тсукишима, похрустывая листиком салата. — Только и может что засосы оставлять, а вот с отсосом совсем беда, — мстительно добил он забывшего как дышать и моргать Куроо. Ойкава не выдержал и сполз под стол, где уже загибался Яхаба, утирая немые слёзы, глядя на зажимающего уши Хайбы Яку. — М-да, печально, — Акааши доел суп и задумчиво оглядел стол, выбирая, что повкуснее. — А я уж размечтался. Член-то у него классный. — А зачем вам член? — дёрнул бровью Тсукишима и пнул под столом Ойкаву: просто так, потому что смог дотянуться. — Задница у него тоже ничего, но я до неё не успел добраться. Может, с этого и стоило начать? Так сказать, усложнить процесс. Куроо вспыхнул, рыкнул, подскочил и… замер с раскрытым ртом. «Усложним процесс… Заставляешь себя ждать… Нам понравилось… Хорошо, правда…» — обрывки фраз мешаниной образов и ощущений хороводили в голове, постепенно выстраиваясь в логичную цепочку событий. — Ты-ы-ы!!! — взбешённый Куроо развернулся к Акааши, обвинительно тыча в него пальцем. — О-о, вижу, воспоминания прорезались, — и глазом не моргнул тот, продолжая спокойно жевать рис. — Ко мне какие-то претензии? Куроо затрясло — у него накопилась масса претензий! — но тут память вспыхнула финальным аккордом. Он растерянно посмотрел на Тсукишиму, на Акааши, на таки загнувшегося в приступе хохота Бокуто и как подкошенный рухнул на стул, закрывая лицо руками. Но жалеть его явно никто не собирался. Как и приходить на помощь или оказывать моральную поддержку. И, похоже, все были в курсе случившегося. В этом доме вообще хоть что-то можно сохранить в тайне?! Куроо внезапно успокоился, встал, выбрал тарелку побольше и заполнил едой. Прихватив кружку с чаем, он вышел из-за стола. — Я к Ивайзуми, — в полном раздрае чувств Куроо остановился за спиной Акааши и тихо сказал: — Извини. — Ну вот, — донеслось вслед ехидное от Тсукишимы. — Опять весь кайф обломал, ха-ха!***
В комнате Ивайзуми спёртый воздух фонил спиртом, но сам Ивайзуми на удивление оказался трезв. Ну-у, почти. На лице застыла маска упрямства и решимости, но с насиженного места он подниматься не спешил, грея в руках стаканчик с водкой. Куроо поставил на табурет тарелку с едой, придвинул к Ивайзуми и, наплевав на безопасность, распахнул окно, присел на подоконник и уткнулся в кружку с чаем. Сколько они так промолчали, Куроо не знал. Прислушиваясь к работающему на первом этаже телевизору, он решал проблему века — что делать с собственным позором и как загладить вину перед Акааши. — Отплати той же монетой, в чём проблема-то, — просипел Ивайзуми, наконец-то переходя к закуске. — Чего уставился? Нечего вслух каяться. И я не про розыгрыш с Тсукишимой. Что опять? А-а. Бокуто разболтал, — Ивайзуми говорил монотонно, не давая Куроо вставить ни слова. — Уверен, Акааши оценит. Ты только пить не вздумай. Второго раза он такой подлянки точно не простит. Я бы не простил. Не прости-и-ил, — Ивайзуми замер, а потом с силой пнул табурет и швырнул бутылку водки об стену; встал, мрачно посмотрел на офонаревшего Куроо и не попросил — приказал: — Врежь мне. Глупых вопросов Куроо задавать не стал: соскочил с подоконника, подошёл к Ивайзуми и вмазал по челюсти. Ивайзуми отшатнулся, с хрипом сплюнул на пол кровь, потряс головой и злобно прорычал: — Чего бьёшь как баба?! В скулу прилетел кулак, а в следующее мгновение Ивайзуми согнулся от удара в живот и рухнул на колени. А рядом с ним приземлился и Куроо, словив шикарную подачу стаканом с водой в голову. Благо череп оказался крепче, чего не скажешь о рассечённой брови. — Убью урода! — с порога зашипел Ойкава на Куроо, подбегая к Ивайзуми и подхватывая того подмышки. — Ива-чан! Что он с тобой сделал?! — Ойкава помог ему подняться. — Ива-чан, не молчи! Ива-ч… Не заваливайся на меня, ты тяжёлый! — А ещё пьяный, красивый и несчастный, — пробубнил куда-то в шею Ойкаве тот и крепко его обнял. — Самый красивый… самый любимый… мой. Только мой! — переходящий в стон выкрик. — Твой-твой, — зашептал Ойкава, усаживая Ивайзуми на кровать и нежно поглаживая ссадины и припухлости на месте будущих синяков. — И навсегда, и даже только, и обязательно твой, — Ойкава поцелуями обласкал лицо Ивайзуми и заглянул ему в глаза, печально и неуверенно-счастливо улыбаясь. — Действительно, красивый. Рука, Ива-чан! — вздрогнул Ойкава от боли под натиском неосторожных объятий и попыток завалить его на кровать. — Удачи помириться, психи калечные, — Куроо, закончив рыться в столе, сбросил добычу к подушке и поспешил свалить из этого гнезда любви; почему-то стало завидно. Чёртов Ойкава со своим стаканом! Это ж надо было так метко попасть. И где сейчас аптечку взять? Да и хрен с ней, и полотенце сойдёт. Куроо поплёлся на кухню. Проходя мимо Яку с Хайбой — единственных зрителей какого-то вечернего теле-шоу, — он обратил внимание на подозрительно красные уши Хайбы и невольно подумал, что, кажется, и у этих двоих своя драма намечается. Достали, честное слово. — …И не смей ограничивать мою свободу! — сердитые вопли Яхабы перемежались бренчанием посуды и скрипом ножек сдвигаемых столов. — Если я позволяю себе немного расслабиться, значит, контролирую ситуацию! — Контролируешь?! — орал Кётани, пытаясь обогнуть стол быстрее Яхабы. — Ты себя, коматозник, в зеркале видел?! Расслабиться? Да ты голым перед кучей мужиков членом тряс! — И что? — ловко уворачивался от загребущих лап Яхаба. — В этом доме один Ямагучи натурал, и тот уже с девушкой ночует. Остальные давно по парочкам разбежались, сдался им мой член! — Яхаба грохнулся на пол, запнувшись о кастрюлю. — Мне сдался! — не упустил Кётани шанса, придавливая сверху сопротивляющееся тело. — И не хрен остальным на тебя пялиться, понял?! — он жёстко впился пальцами в бёдра Яхабы, коленом развёл ноги и прижал того к себе, склоняясь к лицу в попытках затянуть Яхабу в поцелуй. — Я не… м-м… Кё… тани, м-м-м… Да пиздец! И тут мирятся. Другого места не нашли? Куроо пару минут полюбовался творящимся на полу кухни безобразием, мысленно сплюнул и окончательно пришёл к выводу, что сегодня не его день. Психанув и содрав с себя футболку, он прижал скомканную ткань ко лбу и направился в ванную, надеясь, что хотя бы там тихо и свободно. Проходя мимо комнаты Ивайзуми, Куроо отчётливо расслышал стон Ойкавы и скрип кровати. Они что, не собираются о приличиях и соседях задумываться? Совсем обнаглели! Куроо со всей силы хлопнул дверью в ванную. Дверь ожидаемо хлопнулась, открылась, впечаталась в стену и отвалилась. Блядь.***
Ойкава с Ивайзуми, раскидывая по полу одежду, целовались. Забыв о Куроо, о разногласиях, о саднящем лице и ноющей руке, даже о том, что стены в этом доме — фанера, они целовались и боялись остановиться. Казалось, прервись они хоть на секунду, и небо рухнет, похоронит в мягкой вате облаков и навсегда скроет друг от друга. А сейчас существование одного без второго обоим представлялось невозможным. Ойкава молил о прощении всей душой, всем телом, малейшим выдохом и стоном, всё ещё не веря, что Ивайзуми больше не отталкивает, отвечает и согревает своим теплом. И настойчиво трётся членом о ягодицы, нетерпеливо вскрывая квадратик с презервативом и выдавливая смазку. Ойкава не возражал, понимая, что сейчас не до прелюдий: собственническая натура Ивайзуми требовала окончательно зафиксировать момент, оставив метку (засосы на шее обновились), след (синяки на бёдрах точно назавтра проявятся) и память (щадить практически не растянутый анус он явно не собирался). Да и плевать на всё, кроме Ивайзуми. Никогда ещё Ойкава не отдавался с такой страстью, сливаясь с родственной душой в единое целое и на чистых инстинктах двигаясь в унисон с плавными, но мощными толчками. Губы и руки Ивайзуми пленили тело, разум затуманило от силы чувств в потемневших зеленью глазах, сердце затопило душившее сладостью счастье. — Пожалуйста, Ива-ча-а-ан, — протяжно, умоляюще, выплёскивая в каждом звуке запертую долгие годы любовь; и тихое: — Позволь мне… Почувствовав, как окончательно сорвалось дыхание Ивайзуми и участились толчки, ещё не отошедший от всплеска оргазма Ойкава отстранился, быстро развернулся, стянул ненужный больше презерватив и накрыл ртом горячий и влажный член. Лаская головку нёбом, жадно облизывая ствол мягким языком, Ойкава поймал ритм и до предела впустил в себя содрогнувшегося от наслаждения Ивайзуми, принимая всё до последней капли. — Люблю…***
Комната Ивайзуми находилась через комнату напротив, но Ойкава, скотина, громкость сбавлять явно не собирался. Акааши даже подушкой закрыться пытался, но ни хрена не помогало. Немного отвлёк какой-то хлопок, грохот и мат Куроо. Интересненько. Акааши поднялся с кровати, мельком подумав о Кенме, который остался ночевать у Бокуто, но тут же выбросил всё постороннее из головы. Едва приоткрыв дверь и сдвинувшись к стене, расширяя себе обзор, Акааши уткнулся взглядом в голого Куроо, принимавшего душ и почему-то забывшего закрыться. А-а, понятно: сорванная с петель «закрывашка» одиноко валялась на полу в коридоре. Акааши горящим взором проследил, как стекает пена по узким бёдрам и длинным ногам, заманчивыми дорожками воды очерчивая каждую мышцу. Во рту пересохло, а протяжное: «Пожалуйста, Ива-чан!», — окончательно сорвало тормоза. На подгибающихся коленях Акааши доковылял до стола, где лежали возвращённые Тсукишимой смазка (куда полтюбика делось?) и презервативы (только пачка, заначку кто-то стащил ещё до розыгрыша), деревянными пальцами дотянулся до тюбика и сорвал крышку. Спал он всегда голым, так что раздеваться не пришлось. Сейчас главное — накрыть скользкими пальцами крепкий стояк и вернуться на пост наблюдения. Куроо почти закончил мыться, резко проводя по коже мочалкой и стряхивая остатки пены. Усилив напор воды, он встал под душ, упираясь руками в кафель и замирая. У Акааши всё внутри перевернулось от этого хищного совершенства. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт! Настолько сильно Акааши ещё никогда и никого не хотел. Накрыв ладонью мошонку, он подтянул её к члену и прижал руку к животу, попытавшись хоть на миг успокоиться и выровнять дыхание. Но тут Куроо выключил воду, встряхнулся, пятернёй зачесал мокрые волосы назад и потянулся за полотенцем. Акааши не сдержался и, выгнувшись, завёл руку за спину, раздвигая ягодицы и нетерпеливо толкаясь пальцами в рефлекторно сжимающийся от жажды проникновения сфинктер. Но и этого оказалось мало. Перед глазами всё плыло, а образ голого Куроо молотил по вискам участившимся пульсом. Не те. Не те, мать вашу, пальцы сейчас гладят упругие стенки. И вообще, туда бы по-хорошему член вставить и отдаться движению. Терпение Акааши лопнуло.